VI
Ветер благоприятствовал смелой ватаге приильменских варягов, направлявшейся к холодным берегам Скандинавии.
Ладьи у них были легкие, ветер попутный, так что и на вёсла редко приходилось садиться…
Еще не оправившийся от раны Избор находился на ладье Стемида.
Старый Рулав, как самая заботливая нянька, ухаживал за юношей. Полюбил он Избора, души в нем просто не чаял, словно сын родной стал юноша старику…
Одинок был старый норманн - никого у него не было на белом свете, а может ли сердце человека без привязанности? Вспомнил Рулав себя в юности и невольно подумал:
"Вот ведь и я такой же когда-то был! Не хочется умирать, когда жизнь только еще расцветает. Жаль его!"
И теперь старый норманн ревниво поглядывал на Стемида, когда юноша, грустно улыбаясь, разговаривал с тем. Но ревность сейчас же проходила, как только Рулав вспоминал о всем происшедшем в заветной роще. Раскаты его хохота гулко разносились по пустынным берегам Волхова, когда он представлял Велемира, когда тот узнает, что его жертва ускользнула от него…
Когда Избор несколько оправился, страшную клятву произнес он, обращаясь к своей оставленной родине.
- Всего ты меня лишила! - воскликнул он. - Не матерью ты мне была, а злою мачехой… Сама прогоняешь ты меня от себя… Так клянусь я вернуться, если только жив останусь. Клянусь из края в край пройти по тебе с огнем и мечом, и вспомнишь ты тогда отвергнутого сына. Отомщу я тебе, и будут плач и мольбы, да поздно! Пока не натешусь вдоволь, не опущу меча своего… Не изгнанником вернусь к тебе, а господином…
- Мсти! Месть - сладкий дар богов, - поддержал Рулав.
- Да, я отомщу! - произнес в ответ Избор и угрюмо замолчал.
Отъехав уже довольно далеко от Новгорода, ватага выходцев из Приильменья сделала привал. Ладьи были причалены к берегу, люди сошли с них и прежде всего решили выбрать себе предводителя.
Спору и крику было немного. Вождь у славянских выходцев был давно уже намечен. Почти в один голос все пожелали, чтобы "верховодил" общий любимец Избор.
Избор долго отказывался от этой чести, но просьбы были так упорны, что в конце концов он согласился…
На самой маленькой ладье идет он по Волхову во главе своих товарищей. Далеко впереди белеют паруса драхов, на которых были скандинавы. Только Рулав остался с Избором, решив никогда более не разлучаться с ним. Весел старый норманн. Скоро-скоро и дорогая родина и милые фиорды - весел так, что даже запел сагу про героя фиордов Олофа Тригвасана:
Войне от колыбели
Я жизнь обрек свою,
Мне стрелы в детстве пели,
Когда я спал, "баю!".
Веселость Рулава заразительно действовала на всех. Не было на славянских ладьях грустных, задумчивых лиц, несмотря на то, что эти люди шли в далекую чужую страну искать неведомого счастья.
Даже Избор, чем ближе подходил к Нево, становился все менее и менее мрачным.
Он с большим интересом слушал рассказы Рулава о тех местах, мимо которых проходили ладьи.
- А вот тут в земле славянской был посланец христианского Бога. - Показал Избору Рулав на правый берег Волхова.
- Христианский Бог, - вспомнил свою мольбу юноша, - он всемогущ!
Драхи скандинавов давно уже скрылись из виду, когда ладьи славянских выходцев только еще подходили к волховским порогам.
Издалека еще донесся до их слуха неясный гул; течение становилось все быстрее и быстрее; идти по реке стало опасно.
В то время волховские пороги были совершенно непроходимы. Даже скандинавы, искусные в мореплавании, не рисковали пускаться через них на своих судах.
Ладьи пристали к берегу; на совете решено было пройти пороги "волоком", то есть перетащить легкие суда по берегу. Начать "волок", однако, не пришлось. Наступала ночь. Волей-неволей приходилось заночевать на берегу.
Запылали костры.
Около одного из них расположился Избор, безучастно смотревший, как хлопотал над приготовлением ужина его друг Рулав.
- Знаешь что? - сказал Избору старый Рулав. - Здесь в лесу есть избушка, пойдем туда!
- Зачем?
- Там живет прорицательница, и никто из проходящих здесь не минует ее. Все заходят узнать свое будущее…
Избор, уступая просьбам Рулава, пошел.
Действительно, как и говорил старик, у опушки леса приютилась ветхая хижина.
- Зачем пожаловали? - встретила их вопросом ее обитательница, - Или будущее свое узнать хотите?
- Именно, грядущее узнать, - и за себя, и за Избора отвечал норманн.
- Многих молодцов я видала здесь, и все туда, за Нево, идут… Мало только кто возвращается, - сказала старуха, - и тебя я видела, - обратилась она к Рулаву, - что же, исполнилось то, что я тебе предсказала?
- А ты помнишь, что предсказала?
- Стара и слаба я стала, да и многим из вас я уже ворожила, где же все запомнить!
- Так я тебе напомню! Ты, матушка, предсказала мне, что я умру от дружеской руки, хотя и на поле брани, но не в битве… ты говорила, что меня поразит ближайший и любимейший мой друг!
- Так, так, - закивала головой старуха, - теперь вспоминаю я… Еще отговаривала я тебя ходить в земли славянские.
- Да. Ты предсказала мне, что умру я от руки друга славянина… А видишь, я жив и невредим возвращаюсь обратно… Там же, - кивнул в сторону Ильменя Рулав, - друзей славян не было… Были и остались одни враги. Видишь, не всегда ты верно гадаешь. Целым и невредимым стою я пред тобою. Не сбылось твое предсказание!
Старуха взглянула на Рулава и покачала своей головой.
- Не сбылось мое предсказание, стало быть, сбудется…
- Ты вот товарищу моему погадай! - попросил Рулав.
- Хорошо, - согласилась старуха..
Она подошла к Избору, взяла его за руку и устремила на него свой проницательный взгляд.
Юноше стало жутко под этим пристальным взглядом, он чувствовал, что какая-то непостижимая сила не дает ему опустить глаз.
Наконец старуха отошла от него и, взяв углей, кинула их в костер, разложенный на земляном полу.
Костер разом вспыхнул, яркое пламя озарило хижину. Багровый сноп взвился к отверстию в потолке, и вслед за тем все окутал густой дым.
Пламя озаряло фигуру прорицательницы, застывшей над костром. Она смотрела на пламя, лицо ее принимало то страдальческое, то радостное выражение…
Наконец дым рассеялся.
- Видела, все видела! - прошептала она и подошла к Избору. Старуха опустила свои костлявые руки ему на плечи, и он стал прислушиваться к ее отрывистому шепоту: - Видела я в дыму будущего страну великую. Много городов в ней крепких и сильных. Богата и могуча эта страна, славнее всех она, сильнее всех она между остальными странами мира… и все населяющие ее города и веси довольны и счастливы!..
Старуха сняла свои руки с плеч Избора и, выпрямившись, громко воскликнула:
- Великое будущее у тебя, юноша! Такого никогда еще ни у кого не было и не будет! Слава, почести, власть ждут. Ты будешь повелителем той огромной страны, которую я видела… Солнце никогда не будет заходить в твоих владениях, и из рода в род будет увеличиваться твоя страна. Сотни лет будут править ею твои потомки, а имя твое перейдет в память всех во веки веков!.. - И она низко-низко поклонилась Избору.
- Когда же это будет, матушка? - спросил юноша.
- Когда ты будешь соколом! - ответила старуха.
Часть вторая
Варяги
I
Приильменских славян постигла беда: точно волны морские по песчаной отмели разлились дружины скандинавские по земле славянской. Запылали ярким полымем селения. Где проходили скандинавы, там уже и следа жизни не оставалось - все стирали они с лица земли… Много было среди скандинавских дружин славянских варягов, шедших теперь с огнем и мечем на родину свою. Знали они ее леса и дубравы и по таким дебрям, где, казалось, не было проходу ни конному, ни пешему, теперь проходили целые отряды. Напрасно прятались в леса жители выжженных селений, напрасно закапывали они в землю все свои богатства - все находили скандинавы. Гневу богов приписывали славяне успехи чужеземцев, не подозревая, что главная причина этих успехов заключалась в тех славянских выходцах, прекрасно знавших Приильменье, которые шли вместе со скандинавами, да еще в розни, что царила на Ильмене, не только между отдельными племенами, но даже и родами.
Ни один старшина с берегов Ильменя не хотел покориться другому, каждый хотел быть старшим; не было и тени согласия, и последствием этого были постоянные поражения. Норманнские дружины были хорошо организованы, да и вооружение у скандинавов было гораздо лучше славянского.
Было и еще одно обстоятельство, которое способствовало успеху набега варягов: вел их не кто иной, как Избор.
На берегу Ильменя никто и не вспоминал о нем… Да и кто бы мог подумать, что во главе варяжских дружин стоит изгнанник, отвергнутый родиной…
Избор не терял в Скандинавии даром времени. В Упсале он радушно был принят королем Биорком и скоро сумел показать себя таким храбрецом, что его имя с уважением стало произноситься в фиордах. Мало того, выходцы из славянщины, поселившиеся на полуострове Рослангене и называвшиеся варяго-россами, признали его своим вождем. Избор стал по положению своему равным всем конунгам Скандинавии, а когда престарелый Биорк выдал за него дочь свою Эфанду, многие думали, что он будет наследником конунга.
Но не того жаждал Избор.
Он не забыл своей клятвы и лишь только упрочил свое положение, поднял норманнов и варягов в поход на Приильменье.
Быстро достигли победоносные варяжские дружины Ильменя. Пал под их натиском Новгород. Овладев им, рассыпались варяги по берегам великого озера, грабя прибрежные селения и выжигая их.
Вадим, ставший после смерти отца старейшиной, храбро защищался, но не смог долго держаться под натиском северных дружин.
День быстро близился к вечеру. Красные облака стояли на небе. Густой дым столбом поднимался над тем местом, где еще так недавно было цветущее селение наследника Володислава… С горстью последних защитников бьется против варягов Вадим. Отчаянная храбрость его вызывает удивление врагов. Спасения нет и быть не может - нечего и дорожить собою. Но силы оставляют Вадима… Смутно, словно сквозь дымку тумана, видит Вадим, как взмахнул тяжелой палицей над его головой гигант варяг… Тупая боль разлилась от головы по всему телу… Вадим зашатался и с глухим стоном рухнул на груду мертвых тел.
И в этот последний свой миг он услышал победный клич врагов и как один из них говорит:
- Здесь, конунг, лежит последний из сопротивлявшихся нам славян… Вот он!
Вадим приоткрывает, на мгновение глаза и видит, что варяг наклоняется, чтобы взглянуть на него, и узнает Набора..
- Мал, ты был прав! - чуть слышно шепчет Вадим.
Избор тоже узнал Вадима… Грустный, печальный возвратился он в свой шатер…
- Вот и исполнил я клятву! - произносит он. - Ужасна месть отвергнувшей меня родине, но отчего так тяжело на сердце?..
Имя его прославляется скальдами. У него новое отечество, у него в Скандинавии семья. С ним вместе в походе брат его жены Олоф, конунг Урманский, один из храбрейших викингов Скандинавии, здесь его братья Сигур и Триар, которых послал к нему Гостомысл, как только они подросли.
Он видит свою родную страну в море огня, родная кровь - кровь его братьев - льется рекой… Он привел сюда толпы свирепых чужеземцев, он пролил потоки родной крови… все это он, он…
Угрызения совести жестоко мучили Избора…
А кругом гремели победные кличи норманнов, торжествовавших свою победу над Приильменьем…
Вдруг под сень шатра с веселым смехом вбежал Олоф Урманский.
- Поздравляю, поздравляю тебя, наш славный вождь! - громко воскликнул он. - Теперь, когда наши храбрецы сломили отчаянное сопротивление последних славянских дружин, славу твою скальды разнесут по всему миру…
Тревожные думы не мучили Олофа. Ведь он чужеземец в этой несчастной стране. Ее беды ему совершенно чужды. Победа доставила ему только славу… Чего же более желать удалому викингу!..
- Перестань грустить, вождь, - говорил он, обнимая Избора, - я сообщу тебе весть, которая наполнит радостью твое сердце…
- Весть? Какую? - спросил Избор, грустно улыбаясь.
- Ты не раз говорил в фиордах, что хочешь переменить свое имя. Так вот теперь и это твое желание исполнилось!
- Нет, Олоф, не говори так, не терзай моего сердца… Если я и приобрел новое имя, то это имя полно позора, это имя предателя…
Олоф с изумлением смотрел на своего друга.
- Не могу понять, почему ты считаешь себя предателем… - пробормотал он.
- Разве не я привел вас на ту землю, которая была моей родиной?
- Ах, вот что! Ну, забудь об этом… Кто знает, может быть, для блага этой страны привели нас сюда светлые Ассы… Храбр твой народ, но дик он… Но хватит об этом.
Хочешь знать, как зовут тебя побежденные, как произносится среди них твое имя? Рюрик!
- Что? - воскликнул Избор, - Рюрик… Не может быть!
- Да, да, - подтвердил Олоф. - "Ваш вождь хищным соколом налетел на Ильмень", - говорят пленные. Вот тебе и новое имя! Доволен ли ты, вождь?
- Рюрик… сокол… ведунья… - словно в забытье шептал Избор. - Неужели исполняется предсказание? Я стал соколом…
- Ты непременно должен принять это имя! - сказал Олоф, - помни, что ты добыл его на полях битв, что сами побеждённые так называют тебя…
- Так и будет! - пылко воскликнул предводитель варягов, - все кончено! Велика и всесильна воля богов!.. Нет более на белом свете Избора! Я Рюрик! Так и зови меня, Олоф, так пусть отныне зовут меня всё мои храбрые товарищи.
Преобразившийся, с пылающим лицом вышел он, сопровождаемый Олофом, из шатра…
- Да здравствует наш храбрый Рюрик! - пронесся вокруг восторженный крик.
Не за одной добычей пришли варяги на Ильмень. Они смотрели на приильменские земли как на начало своего великого пути "из варяг в греки" и полагали, что если начало этого пути будет в их руках, то и выход в Понт Эвксинский, Черное или Русское море будет также свободен для них, а стало быть, Византия со всеми ее сказочными богатствами также будет для них всегда доступна.
Таким образом, пришельцы старались укрепиться на Волхове и на Ильмене.
Но и между варягами, в особенности между варягами славянского происхождения, царила рознь, такая же, как и между славянами. Все Приильменье было во власти варяжских дружин, но варяги не заботились об упрочении власти, а спешили пойти скорее на далекую Византию. Но многих тянуло и домой, в дорогие сердцу шхеры и фиорды Скандинавии…
Только Рюрик если и не был против этого, то все-таки думал иначе.
- Нельзя нам выпустить из рук то, что мы приобрели мечом, - говорил он, посоветовавшись с другими начальниками, дружин. - Подумайте сами: из Нево по Волхову идут наши ладьи в далекую Византию, а если мы оставим эту страну, не удержав ее в руках своих, то окрепнут роды славянские и не будут пропускать наших дружин за Ильмень…
- Правда, правда, - послышались голоса.
- Пусть некоторые из нас с дружинами останутся в землях приильменских, одни в Новгороде, другие по Ильменю, а третьи пусть сбирают дань с племен окрестных. Обложим мы племена и роды славянские данью тяжелой, чтобы знали, что есть над ними власть и не осмеливались бы выйти у нас из повиновения…
Так и было решено.
Впрочем, Рюрик поступил так по совету новгородского посадника Гостомысла.
"Пусть узнают, каково ярмо иноплеменника, - думал посадник, - прижмут их варяги, поймут тогда, что сила в крепкой власти, которая все в порядке держала бы, от врагов защищала и суд правый творила".
- Я знаю своих удальцов, - предупредил Гостомысла Рюрик, - не утерпят они, будут двойную да тройную дань собирать, затяготят они роды славянские…
Гостомысл в ответ хитро улыбался.
- К их же пользе это будет, - говорил он.
Лишь только главные силы скандинавов ушли с Ильменя, оставшиеся вожди дружин почувствовали себя полными хозяевами покоренной страны.
- Гостомысл! Ты раскаиваешься теперь в том, что просил меня наложить дань на славян? - спрашивал Рюрик.
- Нет, раскаиваться не в чем… Каждая беда хорошая наука для будущего. Пусть усилится еще более ярмо рабства над ними и тогда… тогда я, может быть, умру, достигнув для своего народа того, о чем мечтал всю жизнь…
Тяжело и постыдно было для не знавших над собой ничьего господства славян иго чужеземцев…
Гнет варягов становился все тяжелее и тяжелее… Изнывали под ним славяне… Все больше и больше выбирали с них дани пришельцы, били смертным боем непокорных, не разбирая при этом ни правых, ни виноватых.
И вот зашумела, заволновалась, наконец, вся страна приильменская. Поднялась, как один человек, зазвенели мечи, огласили ее стоны раненых и умирающих, осветило зарево пожаров…
Горе врагам…
Как ни отчаянно храбры были пришельцы, но мало их было, не по силам им было противиться пробудившемуся народу славянскому…
Гонят пришельцев славяне из всех мест и местечек, где осели они, жгут их крепостцы, в полон никого не берут - всем чужеземцам одно наказание - лютая смерть…
Недолго продолжался неравный бой. Варяги толпами побежали за Нево.
А оттуда им помощи никакой не могли дать.
Рюрик, возвратившись к своей Эфанде, недолго оставался под родной кровлей…
Не любили засиживаться дома скандинавские мужи. Сладки чары любви, отрадна прелесть домашнего очага, но едва прозвучал по фиордам призывный рог, со всех сторон стали собираться люди…
Конунг Старвард созывал дружины для набега на страну пиктов, где царствовал Этельред, его давнишний противник.
Как ни хотелось Рюрику побыть с молодой женой, не мог он отказаться от участия в набеге.
Поднял он свои варяго-росские дружины, покинул Эфанду и во главе своих воинов явился к Старварду…
Ни слезинки не проронила Эфанда, провожая супруга в поход, но если бы кто мог заглянуть в ее сердце, то увидел бы, что оно разрывалось на части от горя… Скандинавские женщины умели владеть собою, и Эфанда ничем не выдала своей печали.
Только когда скрылись на горизонте белые паруса отплывших драхов, тяжело вздохнула она и на ее голубых, как весеннее небо, глазах, заблестели слезинки…
II
Освободился народ славянский от чужеземного ига, но горький опыт не научил его ничему, и лишь только на Ильмене не осталось ни одного варяга, все там пошло по-старому.
Снова начались раздоры… Даже Новгорода перестали бояться роды славянские.
- Что нам Новгород! - толковали на Ильмене, - засел на истоке и важничает…
- Не таких видали! На что уж грозны варяги, и тех не испугались, а то - Новгород!
- Эх, сложил Вадим буйную голову… Будь он с нами, показали бы мы себя Новгороду!..
Когда более благоразумные спрашивали крикунов, чем им так досадил Новгород, те с важностью отвечали:
- Не по старине живет! Больно богатеет… Это он на Ильмень и варягов-то приманил!
С удивлением смотрели на приильменцев наезжавшие по торговым делам в Новгород кривичи и люди из веси и мери. Они, стряхнув с себя чужеземное иго, не ссорились между собой и жили тихо и покойно.
- Из-за чего у вас на Ильмене такие пошли раздоры? - спрашивали они у новгородских мужей.
- Побыли с варягами, - отвечали те, - посмотрели на них да от них озорству и научились… Что теперь и делать - не знаем…