- Страшные дела на Ильмене творятся… Стыдно молвить: при варягах куда лучше да и спокойнее жилось…
- Да, если так пойдет, - слышалось другое мнение, - снова придут к нам варяги или какие-нибудь другие чужеземцы; верьте слову, голыми руками нас перехватают…
Никого, кроме своих, на беспредельных пространствах земли славянской не было, не с кем было силой помериться, и вот, за недостатком чужих, роды бились друг с другом.
Наконец, мало показалось им приильменья. Стали нападать на соседних кривичей, весь, мерю да чудь. Те, как могли, отражали эти нападения… Кровь лилась рекой.
Но так не могло долго продолжаться…
После долгих советов между собой отправились в Новгород старейшины от кривичей, веси, мери. К ним присоединились и дреговичи.
Не суда, не управы отправились искать они; знали все, что и Новгород бессилен. Если не ратной силы, так совета ждали они от новгородцев.
Издавна так уже повелось. Так и теперь, в последний раз, решили поступить соседние племена.
Узнав, за каким делом пришли в Новгород послы кривичей, веси и мери, явились туда и старейшины приильменских родов.
Почти все они были почтенные старцы, явно видевшие, к каким печальным последствиям ведут постоянные раздоры родичей. Но что они могли поделать с буйной, вышедшей из повиновения молодежью?..
Новгород, несмотря на свое бессилие, в их глазах пользовался прежним влиянием, да, кроме того, в нем жил еще тот, кого уважали все без исключения приильменские и соседние с ними славяне - старец Гостомысл.
Недовольны были новгородцы своим посадником и давно уже зрело среди них недовольство. Им казалось, что умный посадник слишком много забрал себе воли, когда еще не был так дряхл, соединил власть в одних своих руках. Не в их обычаях было лишиться каких бы то ни было своих прав. Мужи новгородские отлично сознавали значение Новгорода в северном славянском союзе, знали, что Новгород всегда служил центром торговым для всех окрестных племен, знали, наконец, что далеко-далеко за морями все представление о славянстве заключалось в одном только Новгороде…
А тут вдруг один человек, поставленный ими, как им казалось, замышлял захватить власть, присвоить себе одному славу, которая составляла их гордость.
- Нет! не бывать этому! Пусть лучше Гостомысл погибнет, чем вся вольность новгородская! - кричали на вечах.
Пока были варяги, за Гостомысла держались крепко, но как только прогнали пришельцев, Гостомысла ссадили с посадничества якобы "за ветхостью"…
Но он не потерял прежнего уважения и прежней любви. Он был единственным человеком, от кого собравшиеся на вече представители племен могли ждать мудрого совета.
Вечевой колокол в Новгороде громко и мерно звонил, созывая всех новгородцев на площадь в Детинце.
Уже в то время Новгород отличался от других городов и селений славянских. В нем были улицы, и он был разделен на пять "концов".
Управлялся Новгород посадником, выбиравшимся на вечевом собрании из наиболее почетных и уважаемых граждан.
После посадника самыми важными людьми в городе были управлявшие "концами" "старосты городового конца", из которых каждый имел своих помощников - под старост, или "уличных старост", наблюдавших за порядком.
К каждому из новгородских концов была приписана еще пятина - часть окрестной земли. Пятина управлялась своими старостами, но они были подчинены старостам городовых концов, отдававшими отчет в своих действиях только посаднику да вечу.
При посаднике, старосте конца и старосте пятины были советы из наиболее уважаемых мужей. Все дела в этих советах решались после всестороннего рассмотрения большинством голосов. Пятинный совет, обсудив дело, представлял его на решение "малому вечу", или сходке, после этого дело переходило к старосте городового конца, а если оно касалось общих выгод, то через посадника шло на "большое вече", право участия в котором имели все свободные новгородцы.
Мир, война, казнь свободного гражданина, его изгнание, новые налоги, обязанности службы - все это решалось вечем.
Высшим сословием в народе были "мужи степенные", занимавшие обыкновенно важные должности. Посадник избирался вечем из числа мужей. Кто хотя раз был посадником Новгорода, тот уже на всю свою жизнь получал титул старшего посадника, тогда как находившийся в должности посадник назывался степенным.
На всех славянских вечах устраивалось посредине площади возвышение. На первой ступени помещались старосты, на следующей, выше старосты, совет посадника, состоявший из степенных бояр, и, наконец, на самой высшей ступени, или степени, сидел сам посадник, управляя порядком собрания.
Степенные бояре, уже удалившиеся от дел правления, назывались старшими боярами.
Богатые земледельцы, купцы и вообще все те, что теперь носят название зажиточных, в те времена назывались "житыми людьми", а народ разделялся на мужей и людей, или "людинов".
Мужами назывались люди свободные, имевшие свою недвижимую собственность, участки земли. Людины были тоже свободные, но недвижимой собственности у них не было, и они, платя подать или оброк, а иногда, выполняя при мужах ту или другую работу, жили на землях последних.
По древним законам, славянин не мог быть рабом славянина. Однако славянские племена редко жили между собой дружно. Между ними происходили постоянные распри. Племя нападало на племя, победители уводили с собой побежденных, заставляя их обрабатывать землю, выполнять тяжелые работы. Но все-таки эти пленные не были рабами. По истечении какого-то времени им давали свободу, во время же плена они пользовались правом с односемейными своего хозяина. Эти пленники получали название "черных" людей, которых впоследствии стали называть смердами.
Смерды были вполне свободное сословие. Они имели право переходить от одного хозяина к другому, однако права участия в общественных делах не имели, точно так же, как не имели права занимать какие-либо общественные должности.
Наконец, было еще одно свободное сословие - огнищане. К нему относились все свободные граждане, жившие в своих хижинах на чужой земле.
Под звуки вечевого колокола сошлись старейшины и весь народ новгородский на площадь.
Раздался обычный перед началом каждого веча крик глашатая:
- Слушайте вы, мужи новгородские, и вы, людины, сюда собравшиеся! Слушайте - и распри свои забудьте… Посадник со степенными боярами идут сюда дела решать вместе с вами…
Действительно, среди толпы со стороны хором, стоявших за стенам Детинца, произошло движение. Толпа разом сдвинулась, расступаясь перед рослыми воинами, открывавшими шествие посадника на вече.
Дружина, сопровождавшая важнейших людей союза, была невелика. Не более шести-семи пар хорошо вооруженных воинов шло впереди, молодцевато опираясь на высокие копья.
За дружинниками шли старосты всех концов Новгорода. Они были разодеты по-праздничному. На каждом из них поверх легкой тканой рубашки накинуты были богатые парчовые кафтаны, привезенные из далекой Византии. Концевые старосты имели важный вид и свысока оглядывали расступавшуюся перед ними толпу.
Далее в толпе старшин и степенных бояр шел сменивший Гостомысла посадник, казавшийся растерянным.
Все поглядывали в молчании на шествие, словно ожидая увидать еще кого-то…
Но не вышел на тоскливый звон вечевого колокола тот, кого давно уже привык видеть Новгород. Совсем одряхлел Гостомысл, тлеет еще искра жизни в его разрушившемся теле, но силы уже оставили его…
Теперь его не было видно на вечевом помосте, и вече без него было не вече.
Прежде речью мудрой, советом разумным помогал посадник своим согражданам, а теперь кто их из беды вызволит, кто доброе слово им скажет?..
При всеобщем смущении началось вече.
- Мужи новгородские и людины, - начал старейшина одного из сильнейших соседних племен - кривичей, - от лица всех родов наших держу я речь к вам: нельзя жить так, как живем мы!.. Посмотрите, что творится на Ильмене!.. Восстал род на род, не стало правды!..
- Верно! - раздались крики, - пропала правда с Ильменя!
- Совсем житья не стало… При варягах куда лучше жилось… Все управу знали у кого искать…
- Так вот, вы и рассудите, как быть нам? - продолжал кривич, - пока вы там у себя на Ильмене спорили да ссорились, да кровью родною землю свою поливали, ничего не говорили мы, а вот теперь и нам от вас терпеть приходится… Не дают нам покойной жизни ваши буяны… Приходят с мечом и огнем в нашу землю, терпения не стало совсем…
- И мы также, и мы! - подхватили старейшины веси, мери и дреговичей. - К вам управы пришли искать… Уймите вы своих на Ильмене.
Мужи новгородские смущенно молчали, не зная, что отвечать на эти вполне справедливые укоры.
- Почтенные старейшины, что и сказать вам, не ведаем мы, - потупив глаза, заговорил заменивший Гостомысла посадник из степенных бояр… - Стыдно нам, ой как стыдно, а что поделать с нашей вольницей - не знаем. Слабы мы после варяжского нашествия, сами видите; когда гнали мы варягов, полегли наши силы ратные на поле бранном, вот теперь никто и знать не хочет господина великого Новгорода.
- Большое спасибо вам за слово это, за признание честное! - сказал старейшина кривичей. - Не потаили вы от нас правды, хотя и горька она, вот и мы теперь вам тоже скажем, что решено у нас на нашем вече… Тоже правдиво скажем. Хотите ли выслушать нас?
- Говори! говори! слушаем!.. - раздалось со всех сторон.
- Решили мы сами от вашей вольницы обороняться, решили разорить гнезда разбойничьи на Ильмене и прямо говорю: идем на вас войною.
- Мы к кривичам пристанем! - выступил посланец мери. - Скажи своим: и меря вместе с кривичами на Ильмень идет!
Выступил старшина дреговичей.
- Правду сказал посланец кривичей, - заговорил он, - и нам, дреговичам, не остается ничего другого делать, как взяться за меч и всем вместе идти на вас войною! Знайте же это…
- Война так война! Бой так бой! - закричали более молодые и горячие из собравшихся на вече. - Ишь чем пугать вздумали. Не таких видали… Варягов - и тех прогнали! А варяги не чета вам! Суньтесь только - всех повырежем…
- Не без нас вы и с варягами справились! - возразил кривич, - а вот что я скажу вам, если отвернется от нас ратное счастье, порешили мы обратиться за помощью к ханам хозарским…
Как громом поразила эта весть новгородцев…
- Опять польется кровь славянская! - с горем воскликнули бояре. - Прогневали, видно, Перуна мы, ослепляет он нас! Брат на брата смертным боем идет и чужаков на брата ведет… Страшное дело!
Вдруг в толпе произошло какое-то движение, раздался ропот, многие обнажили головы.
- Что случилось, кто там? - послышалось с вечевого помоста.
- Гостомысл! Гостомысл! - пробежало по вечу.
Действительно, Гостомысл захотел присутствовать на этом последнем в его жизни вече… Дряхлый старец не мог уже идти сам. Ноги давно уже не держали его ветхого тела, он приказал принести его на носилках…
Длинные седые волосы его развевались, руки беспомощно повисли, лицо приняло землистый оттенок, только глаза по-прежнему сияли юношеским блеском.
Окружавшая вечевой помост толпа с почтением расступилась, пропуская носилки.
Носилки с Гостомысл ом поставили на площадку вечевого помоста у самого колокола.
Сразу затихло все кругом.
- Знаю я, что собрались вы толковать о важных делах, - заговорил Гостомысл, - как степенный муж новгородский и посадник старший, пришел и я принять участие в вече… Поведайте мне, о чем говорите…
Гостомыслу передали слова кривичей, передали также и о желании соседних племен примкнуть к ним и вместе идти войною на приильменцев и Новгород.
- Не страшны нам они. Что кривичи? Что меря и остальные? - говорили Гостомыслу. - Они грозят нам хозарскими ханами; не бывать этого… Мы истребим их до единого, не оставим даже и на племя.
Гостомысл в ответ на эти слова покачал головой.
- Слушайте, мужи новгородские, скажу вам правдивое слово. Слушайте вы, старейшины кривичей, и мери, и веси, и дреговичей, всех вас касается это дело. Побьете вы, мужи новгородские и старейшины ильменские, всех их, - кивнул Гостомысл в сторону старейшин соседних племен, - что же из этого? Вспомните, какую кровь вы прольете? Свою же. И кривичи, и другие те же славяне. А разве мало в Новгороде семей, где матери, жены у соседей взяты, разве мало дев приильменских к соседям ушло? Вспомните вы и подумайте, что вы затеяли.
Гробовая тишина стояла кругом.
- Напитается братской кровью славянская земля, - продолжал Гостомысл, - так легче ли будет? Всякий чужеземец, как вот варяги, придет и захватит нас, в рабов обратит.
- Так что же делать? - раздались голоса. - Как поступить, как? Не стало меж нами правды!
- И не будет ее во век, если сами вы не образумитесь. Знаю я, восстал на Ильмене род на род. Не виню я старейшин ни в чем, каждый из них себе и своему роду добра и правды ищет, да в том-то и дело, что у каждого из нас правда своя. Один думает так, а другой - по-другому. И никогда на Ильмене кровь и раздоры не прекратятся, если только во всей земле славянской не будет одной только правды, правды, равной для всех.
- Где же нам искать ее, скажи, Гостомысл? Справедливо ты говоришь, что нужно нам одну только правду, только где она? - заговорили кругом.
- Где? Слушайте, скажу я вам сейчас. Между кем идут раздоры у нас? Между родами. А родича если родич обидит, у кого он правды и суда ищет? У старейшины. И знаю я, что находит он свою правду! Родич на родича смертным боем не идет, а род на род чуть что с мечом поднимается. Отчего так? Оттого все, что не у кого родам в их несогласиях между собой правды искать. Не к кому за судом скорым и милостивым обратиться. Что с семьею бывает без хозяина? Брат с братом враждовать начинает, если старшего не остается, так и у нас на Ильмене. Вот подумайте над моими словами да догадайтесь сами, что мы должны делать.
- Старейшину над старейшинами надо поставить, чтобы суд творил и обидчиков наказывал! - закричало несколько голосов.
- Верно, верно, Гостомысл прав! - раздалось со всех сторон.
- Выберем сейчас же старейшину над старейшинами, пусть он судит нас! - крикнули с нижней ступени.
- Постойте, - остановил их Гостомысл. - Дослушайте, мужи и старейшины. Выберем мы старейшину над старейшинами, и думаете вы, что прекратятся раздоры? Нет, никогда этого не будет, все по-прежнему пойдет. Будет ли кто слушаться выбранного вами же мужа, будет ли кто исполнять его решения? В споре всегда одна сторона недовольна, а кто ее принудит выполнить, что старейшина верховный присудит? Никто… вот и будет недовольных уже две стороны. Одна за то, что ее принудили, а другая за то, что принужденного не исполнили; опять раздоры, опять несогласия… опять кровь польется.
- Так как же нам быть, Гостомысл? Вразуми, научи нас… Мы верим твоей мудрости, скажи, как быть?
Гостомысл приподнялся на носилках.
- Не старейшину надо нам, а князя, слышите, - князя, который бы правил нами, не спрашивая, чего мы хотим и что по-нашему правда, который бы силой заставлял виновников выполнять присужденное, который бы со своей дружиной нас от врагов оборонял, в обиду не давал. Вот что нам надо.
Гостомысл замолчал. Несколько минут и вече хранило гробовое молчание.
- Что же, мужи, прав наш посадник, - заговорили некоторые, - нужен нам всем один князь.
- Вспомним варягов, и не князья они были, а хорошо при них жилось нам! - воскликнул старейшина кривичей. - Знали, где на злого человека управу найти.
- Верно, справедливо! Князя, выберем князя! - заволновалось вече. - Пусть он нами правит, только кого вот?
Все с надеждой обратились к Гостомыслу.
- Кого выбрать? - заговорил он. - Да кого же? Родовые старейшины все здесь равные… выберете одного, другой обидится, не захочет повиноваться ему, да и еще нельзя нам своего выбрать… сейчас же он свой род на первое место поставит и другие роды угнетать начнет. Стерпят ли они? Опять несогласия да раздоры пойдут. Так?
- Так, так! Кто же своему не друг!
- Вот если нельзя своего выбрать, выберите чужого.
- Как чужого? Что ты говоришь, старик, ты из ума выжил! - послышались крики.
- Долго вы меня слушали, дослушайте до конца, - не обращая внимания на шум, продолжал Гостомысл. - Добра вы ищете, добра себе хотите, так слушайте же, где оно! Сами вы решили, что нужен нам князь, только при его единой воле прекратятся раздоры… Сами же вы сознались, что своего князя нельзя выбрать потому, что не будет к нему от родов славянских должного почтения и уважения… Сказал я вам, что нужно избрать чужого… Так вот, есть у меня такой чужой, который в то же время и свой, для всех нас…
- Слушайте, слушайте, что говорит Гостомысл, - послышалось кругом.
Народ столпился еще теснее около помоста, воцарилась тишина.
- Есть за морем, в той стране, откуда приходили не раз к нам гости норманнские, племя россов; оно состоит из выходцев с нашего родного Ильменя, и есть в этом племени три брата витязя, Рюрик, Сигур и Триар; подите к ним, умоляйте их, чтобы пришли они княжить и владеть землями славянскими, творить в них суд милостивый и правый, виновных наказывать, от врагов защищать… Согласятся они, придут к вам - благо всему народу славянскому… - Старик на мгновение остановился и затем продолжал: - Пусть и людей своих возьмут они с собой, не чужие нам россы, Ильмень им родиной был. Вот где добро для всех славянских родов, вот где и правда великая… Послушайте меня, приведите к себе братьев, мир и согласие воцарятся между вами…
Гостомысл умолк и, тяжко дыша, в изнеможении опустился на носилки.
Невообразимый шум поднялся на вече.
- Как, призвать россов, варягов? Давно ли мы сами их прогнали? - кричали одни.
- С варягами лучше жилось, порядок был, - отвечали другие, - что же, что тогда прогнали? Теперь сами зовем…
Вече шумело, но многим, очень многим пришелся по сердцу совет Гостомысла.
- Князя нужно, а призвать чужого - своим не обидно, да и какие нам варяги чужие? Сами от нас счастья искать ушли!..
Такое мнение преобладало…
Наконец, после долгого горячего спора, едва не дошедшего до рукопашной, решение было принято…
Вече согласилась с Гостомыслом… Призвание князей из-за моря, от варягов-россов, решено было окончательно…
- Гостомысл, Гостомысл, - наклонились к нему старейшины, - слышишь ли: народ славянский последует твоему совету!
Гостомысл открыл глаза, радостная улыбка озарила его лицо.