- Кто вы и что вам нужно? - спросил Рюрик.
- Мы посланники родов, живущих на Ильмене, а с нами вместе старейшины кривичей, веси, мери, чуди и дреговичей, - заговорил старший из послов. - С великим важным делом присланы мы к тебе и твоим братьям, всем народом славянским; пришли мы и не уйдем, пока не согласишься ты исполнить нашей просьбы; хочешь, на коленях будем молить тебя?
- В чем ваша просьба? - спросил Рюрик.
- Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет… Восстал на Ильмене род на род, и не стало между нами правды… Придите вы, братья, к нам княжить и владеть нами!..
- Как, что вы говорите? - удивился Рюрик.
- Мы говорим то, что приказал нам сказать тебе весь народ славянский… Отец наш Гостомысл перед смертью взял с нас клятву, что призовем мы тебя и твоих братьев, отдадим тебе и власть и суд, добровольно покоримся тебе, только дай нам правду, прекрати зло и междоусобия между нами. Будь нам всем единым правителем и согласись княжить у нас… Молим тебя!
Послы опустились на колени.
Все бывшие около Рюрика и сам он поражены были их предложением -.так оно было неожиданно.
- Действительно, с важным делом явились вы, мужи славянские, - сказал наконец Рюрик. - Сразу такие дела не решаются… Пойдите в дом мой, отдохните с пути, утолите свой голод и жажду, а потом мы поговорим еще об этом.
Он отпустил послов.
- Привет тебе, конунг славянский! - радостно воскликнул Олоф, обнимая своего названого брата. - Я радуюсь за тебя! Никто из скандинавов не удостаивался подобной чести, все дрожали при одном имени норманнов, а тут нашлись люди, которые сами зовут нас к себе княжить и владеть ими. Еще раз приветствую тебя, славный конунг!
- Погоди, Олоф, я никак не могу собраться с мыслями, не могу прийти в себя, - отвечал Рюрик. - Прежде всего я должен уведомить Биорна.
Старому конунгу было известно, зачем явились к Рюрику послы славян.
Доброй, ласковой улыбкой встретил Он супруга своей любимой дочери.
- Скажу тебе прямо, о мой Рюрик, - заговорил старик, когда вождь варягов попросил его совета, - жаль мне расстаться с тобой и Эфандой, но ты должен принять предложение послов… Как ты ни храбр, как ни славно твое имя, а среди скандинавов ты все-таки чужой, пришелец, вспомни это… Никогда не стать тебе конунгом на суше, а жизнь на море вовсе не благоприятствует семейной жизни. Да и тесно стало в Скандинавии. Все чаще и чаще приходят неурожайные годы, и Ассы не принимают наших жертв… И теперь уже с большим неудовольствием поглядывают на пришельцев. Кто поручится, что не возьмутся они за оружие и не прогонят варяго-россов? Еще вот что. Второй поход готовился на Ильмень для того, чтобы завладеть началом и концом пути в Византию. То, что готовились взять мы мечом, через тебя возьмем мирно, имя твое дважды будет славно и как имя воина, и как имя правителя…
С волнением слушал Рюрик слова старого Биорна.
Он понимал, что они справедливы… Он решил принять предложение славянских послов…
V
С большим нетерпением ожидал весь Ильмень возвращения своих послов из далекой Скандинавии. Что они скажут, какой ответ принесут они. Спасение от неурядиц или еще более ожесточенные междоусобия? Родовые старейшины не выходили из Новгорода, ожидая там возвращения послов.
Новгород тоже волновался, но чувства, вызывавшие в нем эти волнения, были совсем не те, что в родах.
Понимал народ новгородский, что с прибытием единого правителя всех родов приильменских - конец его вольности. Должен будет он подчиниться иной воле, придется каждому в Новгороде склонять свою гордую голову пред властью пришельца…
Однако новгородцы видели, что не смогут они идти против всех, не охладить необычайное воодушевление, охватившее весь народ приильменский.
- Беда нам всем будет! - шушукались в Новгороде притихшие вечевики. - Ведь князь единый не то, что посадник выборный.
- Известное дело не то! Его, коли не люб, не ссадишь…
- Нажили мы на свою голову!
- Да, теперь уже ничего не поделаешь, призвали, так терпи…
Но недовольных все-таки было меньшинство.
Устали и новгородцы от постоянных кровопролитных распрей, да и у всех еще живы были в памяти слова Гостомысла. Он жил в сердцах народа, все наизусть знали его пророческие слова, помнили клятву, произнесенную у одра умирающего и не решались преступить ее…
В томительном ожидании прошло много дней. Неизвестность томила и новгородцев, и старейшин, и даже родичей, то и дело наведывавших в Новгород, ждавших вестей из далекой Скандинавии.
Наконец пришли эти желанные вести.
Громко звонил в Новгороде вечевой колокол, собирая на этот раз не одну новгородскую вольницу, а весь народ приильменский на совет о делах важных, касающихся избрания правителя над своей обширной страной.
Молчаливые, мрачные сошлись вокруг помоста вечевики. Всем казалось, что даже сам колокол звучал каким-то грусть наводящим заунывным звоном, а не прежним веселым, радостным…
После Гостомысла никого не хотели иметь новгородцы своим посадником, по крайней мере до тех пор, пока жива еще память об усопшем мудреце. Поэтому вечевой помост заняли находившиеся в Новгороде старшие и степенные бояре, посланные соседних племен - старейшины родов и концевые и пятинные старосты.
- О чем речь-то пойдет на вече? - послышались вопросы из толпы.
- Если послы вернулись, пусть рассказывают!
- Да, верно, пусть рассказывают, как на самом деле было.
- Мужи и люди новгородские, - громко заговорил старший из бояр. - действительно, пришел посланец от старейшин наших и будет вести речь к вам от имени тех, кого послали вы к варяго-россам.
- Слушаем! Слушаем! - раздалось со всех сторон.
Бояре и старейшины расступились, пропуская вперед величавого старика, одного из бывших в посольстве славян к варяго-росским князьям.
- Слушайте, мужи новгородские и людины, слушайте и запоминайте слова мои, - заговорил он зычным, твердым голосом: - По указанию мудрого посадника Гостомысла и по воле вече, пошли мы за Нево к племени варяго-росскому, к трем князьям, Рюрику, Синеусу и Трувору. Труден наш путь был по бурному Нево и опасным фиордам, но Перун хранил нас от всех бед в пути и напастей. Невредимыми достигли мы стран, откуда не раз приходили к нам "гости", и везде принимали нас с великою честью. Зла не видали мы ни на пути, ни в городах прибрежных, волос не упал с нашей головы!
Вече замерло в ожидании, что скажут дальше послы.
- И нашли мы по слову Гостомысла трех князей варяго-росских. Знаете вы их всех, были они здесь в наших местах, когда войною на нас шли. Нашли мы их и низко-низко поклонились им.
- Ну, зачем же низко! - крикнул один из вечевиков.
- Так повелело нам вече, - возразил ему посланец и продолжал: - Чувства, которые испытали мы тогда, словами нельзя передать. Грозным, могучим, но и милостивым показался нам этот великий воин. Нет у нас на Ильмене таких. Высок он ростом и строен станом. Белы, как первый снег, его одежды и, как солнечный луч, блестит рукоять его меча. Осанка Рюрика величественна, высоко он носит свою голову, и твердая воля видна в его взгляде. Счастлив будет народ приильменский под его рукой, получит он правду свою, и в правах сокрушены будут все виновники бед наших.
- Так говори же, согласились ли братья княжить и владеть нами! - загремело вече.
- Послы умолили Рюрика, он стал нашим князем и скоро будет среди нас со своими дружинами. Готовьтесь, роды ильменские, встретить своего повелителя - князя, носителя правды, защитника угнетенных и грозного судью всех.
Посланец замолчал, молчало и вече. Все были готовы выслушать это известие, все чувствовали, что так и должно быть, но вместе с тем каждому вдруг стало жалко утрачиваемой вольности. До этой минуты каждый и на Ильмене, и в соседних племенах, был сам себе господин и другой воли, кроме своей, и знать не хотел.
Теперь, с призванием князя, все это рушилось. Вечевики понимали, что воля, которой они так гордились, так дорожили, уходит от них. Князь ведь не то, что старейшина, выборный староста или посадник. Он шутить с собой, прекословить себе не позволит, чуть что, прикажет дружине своей расправиться с ослушником. Не послушались добром, силой заставят.
Но это продолжалось недолго. Помянули былую волю, пожалели ее, да поздно уже.
- Слушайте, люди новгородские и приильменские! - зычно закричал посланец, заглушая своим голосом гомон толпы. - Слушайте, что приказывает вам князь ваш, готовьтесь исполнить волю его. Будет отныне защита у вас надежная, если враг нападет на дома ваши, прогонит его княжеская дружина; да только вот что: нужно князю дружину свою, кровь за вас и за пожитки ваши пролить готовую, и поить, и кормить, и оружие давать ей, а потому должны вы от избытков ваших, от мехов, от улова рыбного, от сбора с полей, отделить десятую часть и принести князю вашему. Слушайте и исполняйте это.
- Что же, можно десятую часть отдать, только пусть защищает нас, творит нам суд и милость! - загремело вече.
- Это первый приказ князя вами избранного, а второй таков будет. Приказывает вам Рюрик: его в отличие от всех других князей родовых именовать великим князем, отдавать ему всегда почет и зла на него не мыслить, а кто ослушается, того постигнет гнев его. Пусть на вечные времена будет для вас великий князь наш, что солнце на небе. Как на солнце, глаза не щуря, смотреть вы не можете, так и на князя вашего взоров злых не подымайте. А теперь разойдитесь по домам и весям вашим, расскажите обо всем, что здесь слышали, в родах ваших, готовьтесь встретить великого князя своего с молодой княгиней и на поклон к ним с дарами явиться.
Посланец поклонился вечу и спустился с помоста.
- Что же, это ничего! Не тяжело, если десятую часть только, - говорили вечевики, расходясь в разные стороны.
- Вестимо, ничего! Вот как варяги были, так все целиком отбирали да еще сверх того требовали.
- А насчет того, как величать его, так нам все едино.
- Еще бы! Только бы справедлив да милостив был?
Томительное ожидание закончилось. Все знали теперь, что их ждет впереди, знали и были вполне спокойны за будущее. Да и побаивались они уже теперь этого избранного ими же великого князя. Известно им было, что не один он идет в земли приильменские, что сопровождает его отважная дружина, которая не даст в обиду своего вождя. Тяжел меч норманнский - по опыту знали это на Ильмене, а потому и решили в родах встретить своего избранника с великими почестями.
Весь Ильмень заговорил о Рюрике, об его жене молодой, о братьях его Синеусе и Труворе, но никто, никто не вспоминал, что он когда-то оставил эти места, гонимый и презираемый всеми.
Родовые старейшины только и толковали со своими родичами, что про нового князя; они восхваляли его доблести, его мужество, его красоту…
- Только бы богов он наших не трогал, Перуна не обижал, - толковали в родах.
- Не тронет! Сам ему поклоняться будет!
- То-то! А нет, так мы за своих богов вступимся и опять за море прогоним!
Вспоминали, что, пока он был в земле славянской, не смели обижать народ норманны, и тяготы начались только после того, как ушел Рюрик со своими дружинами за море.
С нетерпением ждали своего владыку ильменские славяне.
Тяжело было покидать Рюрику свою вторую родину.
Эти угрюмые скалы, вечно бушующее море, низко повисшие тучи стали дороги его сердцу.
Все кругом, и Биорн, и его старые соратники, и ярлы, радовались внезапному обороту дела и предсказывали Рюрику блестящее будущее. Для них важно было, что Ильменем будет теперь править свой.
Больше всех восторгался впечатлительный Олоф.
- О мой конунг, - восклицал он, - ты должен торопиться со своим отправлением! Твой народ ждет тебя.
- Мой народ! - грустно улыбался в ответ Рюрик. - Ты не знаешь, Олоф, этого народа… Правда, он добр и храбр, но и свободолюбив… Всякая власть для него то же, что путы никогда не знавшему седока коню…
- Ну, мы сумеем оседлать его, - смеялся Олоф. - Посмотри на своих варягов! Они тебе преданы, каждый готов отдать за тебя жизнь… А ты боишься этих дикарей?
- Я никого не боюсь!
- Верю этому! Знаю, что сердце твое не знает страха, но ты должен спешить туда, на берега Ильменя.
Вместе с Рюриком отправлялся на Ильмень и Олоф, решившийся также покинуть свою угрюмую родину. Синеус и Трувор, как назвали братьев избранника славян послы, шли вместе с ним. Много ярлов, которым тесно было среди гранитных скал своей родины, также примкнули к Рюрику. Освальд и Деар, ставшие после похода на франков неразлучными, были в числе сопровождавших Рюрика ярлов.
Рюрик понимал всю трудность задачи, выполнение которой он на себя принял. Понимал он также, что только страх пред вооруженной силой может содержать в повиновении народ, не знавший ничьей воли, кроме собственной. Поэтому он медлил с отправлением на берега Ильменя, собирая надежную дружину. На варяго-россов, большинство которых составляли выходцы из земель славянских, он вполне мог надеяться. Кровных норманнов Рюрик старался не допускать в свою дружину, понимая, что их постоянно будет тянуть в родимые фиорды, и на Ильмене они всегда будут чувствовать себя чужими…
Были у Рюрика и другие замыслы.
Пусть кругом говорят, что при его посредстве Ильмень войдет в состав Скандинавии, что земли славянские сольются с землями суровых норманнов. Нет, не бывать этому! Если угодно богам было поставить Рюрика во главе могущественного народа, то вовсе не для того, чтобы подчинить этот народ угрюмому северу. Когда удастся Рюрику соединить племена славянские, сплотить их между собой единой властью, единой правдой, тоща этот народ еще поспорит с севером.
Подобные мысли о самостоятельности, о независимости от Скандинавии все больше и больше овладевали Рюриком, и Эфанда с тревогой замечала печать грусти на его лице.
Подолгу беседовал перед отправлением Рюрик со старым Биорном.
- Будь справедлив прежде всего, - говорил тот своему любимцу, - помни: ничто так, как справедливость, не привлекает сердца народа к правителю. Все должны быть равны перед судом твоим: и сильный, и слабый, и богатый, и бедный, и могучий старейшина, и ничтожный родич. Будешь поступать так, приобретешь себе любовь народную… Укрощай гнев свой, вспомни, что поют саги о герое Гарольде Гарфагере, который прежде чем принимать решение, давал всегда успокоиться своему сердцу, - так поступай и ты, но больше всего старайся, чтобы исполнялось каждое твое слово, чтобы каждый твой приговор приводился в исполнение; дай почувствовать подвластным тебе, что есть над ними высшая воля, которой нельзя противиться. Береги свою дружину и, пока не укрепишься в землях славянских, никуда не ходи в походы. Постоянно принимай в дружину свою славянских юношей; пусть они братаются с варягами, чем больше их будет около тебя, тем прочнее укрепишься ты в земле своей!
Рюрик внимательно слушал своего названого отца.
Наконец назначено было отбытие варяго-россов на Ильмень.
Горько было расставаться Эфанде со старым отцом, с родимой страной, где прошло ее детство, где впервые познала она сладкое чувство любви, но тягость разлуки с родиной скрашивалась для Эфанды сознанием того, что не расстанется она больше со своим Рюриком, не уйдет он от нее в опасный поход.
С великими почестями отправил старый Биорн варяго-россов на Ильмень.
Быстро плывут ладьи знакомой уже дорогой через Нево. Сами грозные боги, казалось, покровительствуют избраннику славян. Тихо бурное озеро. Едва заметная рябь покрывает его поверхность, а между тем паруса ладей полны попутного ветра.
Вот темной массой чернеет слева мрачный скалистый остров, покрытый густым лесом. Это Валамо-мо, приют жрецов жестокого крови жаждущего Велеса. Никого не видать на острове, только над прибрежным лесом высоким столбом клубится черный дым - приносят, верно, жрецы мрачному божеству свои жертвы.
Рюриком овладело было желание пристать к этим угрюмым скалам и узнать от жрецов, занимавшихся гаданиями и предсказыванием будущего, что ждет его впереди.
- Милый, зачем нам знать грядущее! - нежно склоняя свою русую голову на плечо супруга, сказала Эфанда, когда Рюрик поделился с ней своим намерением. - Зачем нам пытать богов? Разве наше грядущее не в наших руках? Разве сама судьба не избрала тебе путь, по которому ты должен идти, уверенный в благоволении к тебе небожителей?
- Ты права, Эфанда! - воскликнул Рюрик. - Мы сами властелины своего будущего!
Еще несколько дней пути, и Рюрик со своей дружиной вступил в пределы своей страны - той страны, которую он за много лет тому назад оставил изгнанником.
Не доходя: до ильменских порогов, Рюрик отдал приказание причалить к берегу.
Он понимал важность этого места. Отсюда начинался тяжелый волок. Никто из проходящих со стороны Новгорода или с Нево, не мог миновать его, и Рюрик решил воспользоваться этим. В несколько дней срубил он здесь город, который назвал в честь веселого славянского божества, Ладогой.
Оставив в Ладоге небольшую дружину, Рюрик с остальными пошел к Новгороду.
Волнуется приильменский край, ожидая своего избранника. Пришла наконец весть, о том, когда прибудет великий князь Рюрик в Новгород.
Еще надеялись на Ильмене, что все, может быть, пойдет по-старому, что разговоры все эти так, пустые, поговорят-поговорят да и бросят - не будет никакого князя, не узнает народ приильменский чужой воли…
В пределах земли славянской уже он, плывут ладьи по старому, седому Волхову.
В тот день, когда должен был прибыть Рюрик, Новгород был необыкновенно оживлен. Со всего Ильменя собрались сюда славяне вслед за своими родовыми старейшинами. Кипят концы новгородские; все в праздничных одеждах.
За три дня до прибытия в Новгород Рюрика пришла сюда часть его дружины. Пришла и прежде всего заняла укрепленную часть города. Одни в Новгороде и остались, другие же отправились на островок, где старый город был. Согнали туда людей великое множество, и тотчас же закипела там работа. Быстро "рубили город". Со всех сторон ограда крепкая появилась, внутри ее великолепный шатер был раскинут, и узнал тогда народ приильменский, что будет жить его избранник не в Новгороде, а на старом городище. Здесь он будет править суд свой, отсюда будет и дружины посылать для наказания непокорных.
- И зачем ему на старое городище, когда и в Новгороде хорошо? - удивлялись в народе.
Когда показались паруса ладей, в великое волнение пришел весь народ. Никто не знал, как встречать князя, как величать его. Впрочем, старейшины придумали.
Они на своих ладьях выехали навстречу Рюрику и остановились верстах в двух от Новгорода, вниз по течению Волхова.
Разубранная драгоценными тканями ладья Рюрика тихо скользила по Волхову. Паруса были спущены, шли на веслах. На корме, на самом возвышенном месте ладьи, на троне, разукрашенном причудливой резьбой, одетый в блестящие доспехи, восседал князь рядом со своей супругой.
Взгляд его был строг и добр в то же время, осанка величественна. Позади трона правителя стояли, опершись на копья и секиры, названый брат Рюрика, Олоф, рядом с ним видны были Синеус и Трувор, Аскольд и Дир.
- Привет тебе, князь наш великий! - пронеслось над низкими берегами Волхова. - Привет тебе, здравствуй на многие, многие лета, надежа наша…