Искренно было это приветствие, неподделен был восторг народа. От всей души называл он своего нового вождя "надежей", справедливо ожидая от него незыблемой правды.
Рюрик милостиво кивал головой в ответ на радостные крики народа, заполнившего волховские берега.
Около самого Новгорода ладью Рюрика окружили ладьи со старейшинами всех приильменских родов.
- Бьем тебе челом, князь наш, свободным вечем избранный! - начал старейший по летам. - Пусть хранит тебя Перун на многие лета! От лица всего народа славянского приветствуем мы и тебя, и жену твою! Сделай нам милость: явись на вече, покажи лицо народу твоему и прими от нас смиренные дары наши!..
- Благодарю тебя, старик, - громко проговорил Рюрик, - принимаю за истину я речь твою и верю, что через тебя говорит со мной весь народ… Буду я сейчас на вече вашем и приму дары, вами приготовленные!
Тем временем несколько ладей с вооруженными дружинниками обогнали ладью Рюрика и пристали к пологому берегу Волхова, откуда можно было войти прямо в Новгород. Легко поднялись они в гору, расталкивая толпившийся народ. Сначала это не понравилось новгородцам, но вид закованных в железо варягов успокоил чересчур вспыльчивых…
Наконец наступил самый торжественный миг…
Первый русский князь сошел на ставшую ему снова родную землю.
- Родная страна, - воскликнул он, - приветствую тебя! Снова вступаю я на родимую землю… Не прежним изгнанником прихожу я к тебе, а полновластным властелином твоего народа и верным твоим сыном… О, всемогущие боги! Примите мою клятву, как некогда принимали вы другую… Клянусь возвысить ее на славу векам… и служить буду ей насколько сил моих хватит… Не будет неправды при мне в родах славянских, и засияет в них правда ярче солнца… Горе тем, кто осмелится обидеть тебя, - есть отныне у тебя защитник… - А теперь на вече! - громко сказал Рюрик.
А вокруг, как гул морских волн, неслись восторженные крики:
- Привет тебе, надежа наша, князь наш великий!..
Прибытие князя, его первое появление пред народом, его обращение к вечу - обращение гордое, надменное, какого вечевики и вообразить себе не могли, - произвели сильное впечатление на народ приильменский и в особенности на новгородцев.
Они до последней минуты думали, что князь будет для Новгорода тем же, чем были до тех пор его посадники.
- Да он на вече-то и внимания не обращает, как будто и нет его совсем, - толковали и в самом Новгороде, и в родах.
- Верно, что знать его не хочет!
Но и это вскоре обратилось в пользу Рюрика.
- Одно слово - князь, самодержавный, кого призывали мы и кого нужно было нам. С ним много шутить не будешь! - стали отвечать на замечания о надменности князя пред вечем.
- А на вече-то? Ведь он один на помосте стоял.
- Верно, что один, у самого колокола!
- Наши старейшины на самой нижней ступени сбились и голосу подать не смели…
- Где тут подать! Головой кивнул бы на виновного, и как не бывало его на свете белом!
- На то он и князь самодержавный! Никто ему перечить не смеет!
Этим заканчивались обыкновенно все разговоры о новом князе. Новгородцы, а за ними и остальные ильменские славяне прониклись мыслью о неизбежной покорности единоличной власти, а так как это, по мнению большинства, могло вести только к общему благу, то особого неудовольствия в народе не было…
Но наибольшее впечатление произвел поклон Рюрика собравшимся, а затем и то, что произошло после этого поклона…
В пояс поклонился князь своему народу.
- Роды приильменские, - сказал он, - к вам обращаюсь я со своей речью… Добровольно, без всякого понуждения избрали вы меня своим князем, обещаю я послужить на пользу вам, но знать вы должны, что ни с кем никогда отныне, ни я, ни преемники мои не разделят данной вами же власти… Только единой властью силен будет народ славянский, только в ней одной его могущество, поколебать которое ничто не может… Да исчезнет с приходом моим рознь между вами, и да будете вы все, как один, а один - как все… Сплоченные, будете вы расти и усиливаться на свою славу, во веки веков…
- Что он говорит-то такое, как это все что один?
- Что же, и в родах наших старшего не будет?
- Вот это совсем непорядок! - загалдело вече.
- Хотим жить по-старому, как отцы и деды наши жили!
- Князь над старейшинами только! Пусть их судит, а мы по-прежнему… К нему только на суд идти будем.
- Пусть нас на войну водит да от врагов со своей дружиной обороняет, вот его дело…
- А в роды мы его не пустим!
- Не по нашему - так и ссадим… Не таких выпроваживали.
- Сам Гостомысл нас уважал!..
Вече забурлило… Может быть, это была просто попытка крикунов заявить о себе, как это бывало раньше при посадниках, может быть, и на самом деле вечевикам захотелось показать, что и они не последние спицы в колеснице, что они заставят князя разделить свою власть с вечем.
Рюрик, заслышав угрожающий гул голосов, выпрямился во весь рост, чело его нахмурилось, в глазах засверкал гнев.
Он властно протянул перед собой руку и указал на толпу…
В тот же миг сотня вооруженных дружинников бросились туда, куда указал им вождь. Бряцая оружием, врезались они в толпу. Натиск их был совершенно неожиданным. Вечевики растерялись и пропустили их к тем, кто громче других выкрикивал угрозы князю. В одно мгновение крикуны были перевязаны и подведены к помосту, где их ожидал Рюрик.
Их было около десяти.
- Чего вы хотите? Чего вам надо? - возвысив голос, спросил Рюрик. - Или вы не желаете подчиняться моей власти?
- Ничего, батюшка князь, так мы это, спроста, - нашел в себе силы наконец проговорить один из них.
- Чего им! Известно чего! - загудело вече. - Думают они, что как прежде горланить можно… Теперь ведь князь, а не посадник…
- Так слушайте же вы все! - крикнул Рюрик. Прошлому более нет возврата… Не будет своевольства в земле славянской - не допущу я до этого; сами вы меня выбрали, сами пожелали иметь меня своим князем, так и знайте теперь, что нет в народе славянском другой воли, кроме моей.
- Истинно так, батюшка князь, - снова загудело вече, - и нам всем эти буяны надоели… Они-то всегда и смуту затевали, благо горло у них широкое… Накажи их в пример другим.
- Ишь, сразу смуту затевать начали, - неслось со всех сторон, - поучи их, батюшка князь, поучи, чтобы и вперед не поваживались.
Рюрик снова сделал величественный жест рукой, и вече разом смолкло.
- Слушайте вы!.. Должен наказать я примерно этих людей, но хочу я с милости начать свое правление, чтобы знали прежде всего, что милостив князь ваш. На этот раз отпускаю я этих людей, дарую им жизнь, хотя они заслуживают смерти! Пусть идут они в роды свои и возвестят там о новом князе своем, пусть скажут они, что отныне всякий, осмеливающийся с осуждением выступить против князя своего, лютой смерти будет предан, - а теперь я докончу то, что говорить вам начал… Нет и не будет отныне на Ильмене родов, каждый и все должны одним законом управляться, одной воле покорными быть, а поэтому приказываю я называть все роды, что окрест по ильменским берегам живут, одним именем - Русью… Нет более родов приильменских, есть одна на Ильмене Русь, как есть на Руси одна только правда и милость - моя великокняжеская… Так помните это навсегда…
Вече смущенно молчало. Старики хмуро переглядывались друг с другом. Приказание князя произвело на них удручающее впечатление.
- Что же, Русь так Русь, это все едино, - раздались сперва робкие, неуверенные восклицания.
- А и в самом деле, будем Русью, если так князь наш батюшка хочет!
- Только бы правда одна на Руси была!
- Вестимо, так!
Крики эти были прерваны появлением около помоста нескольких старейшин. Это были почтенные старики, убеленные сединами. Они смотрели на князя гордо и смело.
Рюрик величавым взором глядел на них в ожидании того, какую они речь поведут.
- Как сказал ты, батюшка князь, - заговорил, поклонившись князю в пояс, самый старый из них, - так пусть и будет… Видим мы, что ты действительно пользы желаешь народу славянскому и положишь конец неурядицам нашим. Ты один сумеешь сдержать нашу вольницу, верим мы этому, верим и надеемся, что хорошее будущее ждет народ приильменский, чувствуем и верим мы, что и защитишь ты беззащитных от напастей вражеских, и правого оправишь, и виновного покараешь… А потому и кланяемся мы тебе, клятву даем быть тебе верными, беспрекословными слугами, идти за тобой всюду, куда поведешь ты нас… Сами, своей волей, своим выбором свободным призвали мы тебя, так теперь не от добра же нам добра искать… Что здесь мы говорим, то и в родах наших думают; итак, прими ты привет наш, князь великий, бьем тебе челом; княжи и владей нами со всем родом твоим во веки веков.
Лицо Рюрика прояснилось при этих словах.
- Добро говорите вы, старейшины, - сказал он, - и речь ваша мне приятна, вижу я, что искренни речи ваши, а потому пусть и от меня примет народ мой поклон приветливый…
Князь низко поклонился вечу.
- А теперь пойдем принесем жертвы. Перуну и веселым пиром отпразднуем прибытие мое, - заключил Рюрик.
VI
Сразу же почувствовал народ славянский, что стало легче дышать на Ильмене…
Точно другое солнце взошло над великим озером славянским… Взошло - и озарило все своим благодатным живительным светом…
Князь с супругой своей и ближайшими людьми поселился на старом городище. Здесь быстро срубили крепостцу, обвели весь небольшой остров стенами, а для княжьей семьи и близких людей возвели хоромы.
Всякий, имевший нужду, - будь то простой родич, старейшина или боярин, - свободно допускался к князю, и каждый уходил удовлетворенный, довольный… Для всех находилось у Рюрика и слово ласковое, и взор приветливый.
Были, конечно, на Ильмене и недовольные. Рюрик старался быть по возможности справедливым ко всем; но в споре, в тяжбе одна из сторон даже и вполне справедливым решением оставалась недовольна. Так уже всегда бывает…
Вздумал было какой-то род не подчиниться княжьему приговору по тяжбе, не в его пользу кончившейся. Вздумал и отказался выдать обидчика из числа своих же родичей.
- Что с нами поделает! Мы сами за себя постоять сумеем. Пусть-ка попробует заставить нас! - говорили в непокорном роду.
Посланцы князя были оскорблены, а тут обиженный снова ударил князю челом.
- Коли ты не справишься, за меня не заступишься, так мой род сам управу найдет, - говорил челобитчик.
Положение было затруднительное. Не удовлетворить обиженного - значило снова дать возникнуть на Ильмене разным неурядицам, но Рюрик быстро нашел выход.
Он решил пожертвовать одним непокорным родом, чтобы спасти остальные от ужасов нового междоусобия.
Послан был князем сильный отряд, отданы были приказания наказать, как можно строже, непокорных.
Во главе отряда послан был брат великого князя - Трувор.
Трувор медлить не любил. Как снег на голову явился отряд в непокорное селение; прежде чем родичи успели вооружиться и дать отпор, их хижины уже запылали…
Кое-кто из мужчин кинулся было на дружинников, но тех было много, вооружены они были прекрасно, - и они подавили сопротивление…
Не удалось спастись и тем, кто попытался укрыться в окрестных лесах. Трувор послал за ними погоню. Всех настигли; всех истребили княжеские дружинники, никому они пощады не дали.
Так был приведен в исполнение княжеский приговор.
Этот пример подействовал.
Увидали в родах, как тяжко карает князь непокорных, и никто уже более не осмеливался противиться его приговорам. Поняли родичи, что и в самом деле единая правда воцарилась на Руси, и волей-неволей приходилось ей подчиняться…
Впрочем, все этим были довольны… Ясно увидали все, что и слабому есть на кого надеяться, есть у кого на сильного защиты искать…
Сила на Ильмене перестала быть правом…
Знал обо всех толках и Рюрик, знал и радовался. Понимал он, что доволен им и его правдой народ славянский.
Но, однако, нашлись и недовольные.
Однажды Рюрику сообщили, что к нему идет большое посольство от кривичей, веси, мери и дреговичей.
Слух оказался верным: посольство явилось и принесло князю обильные дары. Рюрик встретил его ласково и милостиво.
- Бьем тебе челом, княже великий! - повели свою речь послы, когда Рюрик допустил их к себе.
- Буду вас слушать, - ответил князь, - смело говорите все, чего ищете, и уверены будьте, что поступлю с вами по справедливости… Неправды ищете - вас покараю, за правдой пришли - за вас заступлюсь.
- Правды ищем мы, княже, твоей правды, за ней и пришли к тебе…
- В чем же ваше дело?
- Слушай нас, князь! От лица племен наших говорим мы с тобой… Забыл ты нас, все с одними ильменцами занят… а не одни они на Руси твоей…
- Знаю, что не одни они… Знаю и о вас… Только чего вы от меня хотите?..
- Когда уговорил новгородцев Гостомысл послать послов к тебе, и наши старейшины вместе с ильменцами клятву тебе давали… и наши старейшины вместе с их старейшинами на поклон к тебе ходили, стало быть, и нам ты князь, а нет у нас твоей единой правды… Прежние смуты творятся в родах наших, а ты далеко от нас, некому виновных покарать, некому и суда между нами творить… Бьем тебе челом, - дай и нам твою правду!..
Рюрик на несколько минут задумался. Не удовлетворить посланцев четырех могучих племен, оставить их без "княжеской правды" было опасно. Если бы эти племена возмутились, они легко увлекли бы за собой еще не вполне успокоившихся ильменцев.
- Вижу теперь, в чем у вас дело, - заговорил наконец князь, - вижу, что и на самом деле вы правды ищете, только вот как быть с вами, не знаю…
- Думай за нас, надежа наша… слезно молим тебя! - кланялись послы.
- Вот я и думаю… Сам бы я к вам пошел, да не могу я жить среди вас… лучше вы ко мне приходите…
- Далеко к тебе, княже, и не посмеем мы беспокоить тебя из-за всякой малости…
- И это верно вы говорите! Согласен с вами… Чувствую я, что должен дать вам правду, но как я вам дам ее, об этом узнаете после… А теперь покуда подите отдохните с дороги и ждите моего решения…
Князь приказал радушно принять и угостить послов, что и было исполнено… Старого меду для послов не жалели. Они опоражнивали кубок за кубком, славя при этом князя.
А пока пировали послы, в советной княжеской собрались вокруг Рюрика: его названый брат Олоф, Синеус, Трувор, Аскольд, Дир и другие ближние советники. Думали они глубокую думу, как им быть с делом посланцев, какую им правду дать…
- Вот что я тебе скажу, мой Рюрик, - говорил Олоф, - и знаю я, что ты примешь совет мой… Одни ли кривичи, одни ли весь, меря, дреговичи под твоей властью? Вспомни ты, что есть, кроме них, еще и другие племена…
- Я - понимаю, что хочешь сказать ты, мой Олоф, знаю, есть еще поляне, дулебы, древляне, но те не клялись мне в верности - и не ищут моей правды…
- Так надо заставить их искать ее, - пылко воскликнул норманн, - пусть наши ярлы Аскольд и Дир идут к ним и покорят их под власть твою…
- Но лучше ты сам, Олоф! - воскликнул Дир.
- Я - нет! Я останусь с Рюриком, так как дал клятву никогда не разлучаться с ним… А вы, ярлы, такой клятвы не давали… Идите и исполните это важное дело…
Долго говорили о предложении Олофа, и наконец решено было, что пойдут к полянам Аскольд и Дир, займут Киев и объявят все приднепровские славянские племена во власти великого князя русского Рюрика.
Подумали, как дать правду и кривичам с весью, мерью и дреговичами.
На другой день призвал послов к себе Рюрик.
- Исполню я желание ваше, - сказал он им, - дам я вам свою правду! Сами понимаете, нельзя мне самому постоянно быть среди вас, так вот и посылаю я к вам братьев своих Синеуса и Трувора… Синеус пусть сядет в Изборске, а Трувор в Белоозере… И будут они править вами именем моим. Если же ими в чем будете недовольны, тогда мне на них челом ударите…
Послы остались довольны таким ответом князя.
И вскоре с Ильменя отправились две сильных варяжских дружины. Одна из них сопровождала Синеуса и Трувора к кривичам, другая же с Аскольдом и Диром пошла на берега Днепра покорять под власть великого русского князя новые славянские племена.
Однако не все испытания закончились для Приильменья…
Вадим, сын Володислава не умер на поде битвы. Он, обессилев от ран, лишь лишился чувств. Обморок был так силен, что подошедшие к нему варяги приняли его за мертвого.
Когда Вадим очнулся, то увидел себя в хижине болгарского кудесника Мала… Словно малого ребенка, нес он Вадима до берега Ильменя, где у него спрятан был легкий челнок.
Мал, легко управляя веслом, гнал челнок через озеро к дремучему лесу, где ютилась его хижина.
- Зачем я спасаю его? - тихо бормотал старик, - какая сила заставляет меня делать то, что я теперь делаю? На что еще нужна его жизнь высшим существам, управляющим всем в этом мире? Судьба бережет его… Для чего?
Долго был Вадим между жизнью и смертью. Но крепкая натура наконец взяла свое и одолела недуг. Мало-помалу Вадим стал приходить в себя.
Мал без устали ухаживал за ним.
- Вставай, вставай! - говорил он, когда Вадим немного окреп, - собери свои силы, тебе предстоит далекий путь!
- Путь, но куда? Я хочу остаться здесь, старик, я хочу умереть на родимых берегах…
- Нельзя! Здесь жизнь твоя подвергается опасности!
- Какой? Разве не все еще миновало для меня! Разве еще новые удары готовит для меня судьба? Умоляю тебя, скажи мне еще раз, что ждет меня в грядущем? Молю тебя…
Мал усмехнулся и загадочно покачал головой.
- Пожалуй, я могу сказать тебе это! - отвечал он.
- О, скорее, не томи меня!
- Мне не надо даже спрашивать судьбу, чтобы ответить тебе на этот вопрос. Все ясно и так… В грядущем ждет тебя то же самое, что ждет и всех других…
- Но что?
- Смерть!
Ответ был прост, но на Вадима он произвел ужасное впечатление. Со стоном опрокинулся он на свое ложе, бешенство отразилось, на его лице.
- Или ты хочешь-быть вечным? - спросил, заметив его волнение, Мал, - напрасно: на земле все смертно!
- Но скажи мне, неужели я погибну от руки заклятого моего врага?
Старик снова покачал головой.
- Нет, высшие существа не судили тебе этого! Твой враг будет неповинен в твоей смерти!
Вздох облегчения вырвался из груди Вадима.
- О, тогда я не страшусь умереть! - произнес он, - тогда я уверен, что найду случай отплатить врагу за все и насладиться его предсмертными мучениями.
- Не надейся на это! Не забывай, что я уже сказал тебе. Твой враг - любимец судьбы, и судьба свято будет хранить его от всех несчастий. Но хватит говорить об этом… Помни, ты должен уйти отсюда, потому что жизнь твоя здесь не в безопасности…