Долговязый снова охнул, скривился, ломаясь пополам, и упал на колени. Мелин не удержался и замахнулся, чтоб ударить еще раз, и в голову, и очень больно, но в последний момент остановился: неожиданно увидел слезы в глазах противника.
- Вот же пакость какая! - выдохнул с обидой парень, когда отдышался. - Всегда, как получаю на орехи, в глаза слезы набегают! Вот же пакость! Спасибо мамке - любила реветь, чуть что. Это от нее, родимой…
Мелин, опустив кулаки, с недоумением смотрел на недавнего врага. Тот поднимался с земли, отряхивал с мокрых зеленых штанов налипший песок и не обнаруживал в голосе прежней враждебности. Только косился на своего победителя исподлобья, но скорее с опаской, чем со злобой.
- А ты здорово махаешься, - сказал, вытирая глаза и потекший от невольных слез нос, и протянул принцу руку. - Я Ларик, прозваньем Плакса. Тебя как звать?
Мелин довольно выразительно посмотрел на эту руку, которой новый знакомец только что вытер нос.
- Ишь ты какой. Без церемоний нельзя, да? - хмыкнул Ларик и старательно потер руку о свою заплатанную во многих местах куртку. - Ну, теперь давай дружиться. Меня можно просто звать - Ларь. А тебя как?
'Почему бы и нет? - подумал принц. - Если я буду с этим парнем, меня сложнее будет найти. Искать-то станут меня одного, а не двух мальчиков-бродяг… Только какое мне имя подобрать?
- Пек, - выдал первое, что пришло в голову, и пожал руку Ларику.
Пеком звали одного из садовников в Кленовой усадьбе. Это был столетний, высушенный временем старичок, который и в работники-то уже не годился. В поместье его держали скорее не прислугой, а одним из жильцов. Но он каждый день исправно обходил все розовые кусты и, хотя он мало что уже видел, а мог дать полезный совет молодым садовникам, делился с ними разными тайнами своего дела…
- Вот что, дружище Пек, - заговорил после знакомства Ларик-Плакса. - Ты так славно дерешься, что буду я тебя просить поучить меня мордобойскому делу. Оно мне очень нужно. А пока, - и он стал снимать с себя мокрую одежду, - надо бы мне высохнуть… Или у тебя какие другие дела имеются?
- Вроде нет, - пожал плечами Мелин-Пек.
- Никуда не торопишься?
- Тороплюсь, - улыбнулся мальчик, - мир посмотреть.
- А, так ты, как и я, в бродягах, - закивал Ларик, раскладывая на берегу штаны, рубаху, куртку и сапоги, - все было сильно поношенное, латанное, а обувка - еще и протертая до дыр на сгибах. - Ну, вместе - оно веселее будет по миру шататься. Согласен?
- Согласен, - кивнул Мелин, присаживаясь на ближайший камень. - А зачем тебе мордобойское дело?
- Понимаешь, я иногда в потешных боях деньгу добываю, - Ларик вновь вытер нос и сел на песок - погреться на солнышке - вытянул к воде свои тощие длинные ноги с опухшими коленями. - На палках умею, на кулаках. Правда, плохо умею - все больше в битых хожу. Но за синяки и нос разбитый тоже неплохо платят. А мне бы хотелось побеждать чаще. За победу ведь монетка побольше и самому приятней, да и от людей уважение.
- За синяки платят? - изумился мальчик.
- Конечно. Неужто ты не слыхал про потешные бои да про то, как об заклад бьются? Э… Да ты совсем зеленый стручок - в самом деле, жизни не знаешь. Хотя, оно и видно: ишь, ручки-то у тебя какие холеные. Да и репа - не на скудных харчах, видать, росла. Из богатой семьи? - и подмигнул Мелину.
Тот нахмурился и спрятал руки за спину.
- Ладно, не дуйся, - усмехнулся Ларик и взялся за объемный мешок, что лежал под кустами в тени. - Мне, в общем-то, все равно, откуда ты и куда бежишь - я сам такой. Садись - пшеничной лепешкой угощу.
- А я тебя - яблоками! - Мелин с готовностью схватился за свои запасы.
Глава четвертая
Кто хоть раз сидел на теплом песчаном берегу реки, под лучами солнца, в безветренную погоду и ел пшеничный хлеб с яблоком и вдыхал запахи осоки, тот знает, какое это наслаждение. Наверное, даже короли и лорды не поспорят с тем, что это здорово.
Именно так думал юный принц Мелин. Он уписывал за обе щеки чуть подсохшую и поэтому хрустящую лепешку и откусывал, брызгая соком, большие куски от желтых крутых боков кисловатого яблока. То же самое, но намного быстрее, проделывал Ларик. Потому что он был голоднее, а еще - он привык есть быстро, чтоб другие не обогнали.
- Семья у нас хорошая была, - рассказывал юноша, не отрываясь от еды. - Все, как положено: папа, мама, нас, детей, пятеро. Пока папа жив был - беды не знали: всем всего хватало, и еды, и одежи, и тепла, простора в доме. Отец у меня рыбачил знатно. А потом в одну из зим провалился он на реке под лед и утоп. Мда, вот так бывает, - Ларик вздохнул, вспомнив то горестное время. - Осталась мама наша одна да с пятью желторотами. Я старший был - сам ходил рыбачить. Но что мои уловы по сравнению в папиными? Вот тогда-то и научился быстро жевать, - хмыкнул, глядя на реку. - Потом еще хуже стало - напала на нашу деревню хворь нехорошая: горло у людей опухало, и сгорал человек от жара за три дня, а то и быстрее. Страшная хворь. Унесла она и мамку мою, и сестричек, и братиков. Я только и остался, самый старший - мне тогда лет тринадцать было. Пока всех схоронил, ни кола, ни двора не осталось - все распродал, раздарил. А как по-другому то? И отцу святому дай, чтоб службу справил, как положено, и носильщикам, чтоб гроб до кладбища донесли, и могильщикам, чтоб яму раскопали да закопали, и поминки ж надо делать, чтоб о покойнике никто плохого не сказал. Все я сделал, что мог, последний долг родным своим отдал. И не думаю, что попрекнут они меня на том свете… Ну, с мертвыми распрощался - надо дальше жить. А жить и нечем. В нахлебники я пошел. Ой, несладко в нахлебниках. Работы столько было, что кони тягловые наверно меньше работают. Позеленевшей коркой, кружкой воды - всем попрекали, словно дармоед я какой. Потому собрал все, что мог, своё, и пошел в бродяги…
Мелин слушал, широко раскрыв глаза, и в них поблескивали невольные слезы. Рассказ Ларика был короток и прост, без оханий и жалоб, но те несчастия, про которые он говорил, вдруг перевесили все горести принца. Но все-таки Мелин ни на минуту не пожалел, что покинул Кленовую усадьбу. Наоборот, посчитал, что все вышло так, как и нужно было. Если бы он не встретил Ларика-Плаксу, то не узнал бы о том, что есть на свете беды страшней и горше.
- Уже два года хожу-брожу по Лагаро, - говорил, меж тем, Ларик, рисуя большим пальцем ноги какие-то цветы на песке. - И много повидал, много узнал. Как только на хлеб ни зарабатывал. И в трактире прислуживал - плошки, чашки мыл, и в кузне мехи раздувал, да тяжело это мне далось, и у скорняка кожи мял. Бывало, каюсь, приворовывал, - тут парень покраснел и опустил глаза в коленки, - да только с голодухи это было. Потом вот открыл еще способ деньги добывать, - и пару раз ударил кулаком в воздух, иллюстрируя найденный способ. - Связался в свое время с одним таким бойцом - прислуживал ему. Он мне и показал кое-что из мордобойного дела, разъяснил, что и как в нем. Попробовал я раз, попробовал два. Дело нехитрое - бейся, пока ноги держат. Даже побитому заплатят - за то, что побои терпел, с арены не уходил. А если большие ставки на боях, так и побитому больше перепадает. Правда, и драка тогда бывает жесткой - для красоты картины, - последнее сказал важно, слегка растягивая слова. - Это мне так один хозяин бойцовского дома объяснил. Чем красивше драка, тем больше зрителей, тем больше ставок…
- А не страшно? - спросил Мелин.
- Первое время было страшно. Потом привык. К тому же мои противники такие же, как я - недоросли были. Наши бои так и называются - цыплячьи. Есть еще заячьи драки - там парни постарше махаются, лет им по двадцать. А есть бои бычьи - вот уж там и убить могут. Ударил в висок или в печень слишком сильно - и выноси ногами вперед. Зато победитель много монеты звонкой забирает… Вот вырасту, поднаторею в заячьих драках и тогда уж стану метелить быков! Предлагаю и тебе этим делом заняться, если, конечно, других планов нет. Способности к мордобою у тебя - то, что надо. Тут уж ты мне поверь.
- Я подумаю, - пообещал мальчик. - А сейчас ты куда?
- В село Оброти. Там через пару дней праздник Веселых снопов. Гуляния, угощение. Конечно, и потешные бои будут. Думаю неплохо там заработать. Справлю себе новую куртку, башмаки, - Ларик говорил мечтательно. - Зима не за горами - надо бы похлопотать.
Мелин покивал головой, внезапно сообразив, что, в самом деле, еще два месяца, и ударят декабрьские морозы. А зимы в Лагаро были снежными и холодными, многие реки, даже такие большие как Вирка, замерзали.
- Ну, на зиму мы в город подадимся, - продолжал Ларик, проверяя, не высохла ль рубаха. - Найдем там работу в каком-нибудь кабаке или богатом доме: печи топить, воду носить, на кухне прислуживать, - это дело мне знакомое, и тебя научу. Если хорошую одежонку заимею, легче будет пристроиться. Господа не любят оборванцев всяких нанимать. Ну, что? Ты со мной?
- Конечно! - с готовностью согласился мальчик.
Мелин уже твердо решил, что Ларик-Плакса будет его проводником в том новом мире, в который он попал. Одному, чувствовал он, никак не справиться.
- Тогда собираемся, братишка, и - в путь дорогу. Надо до темноты хоть ночлег какой найти. А то в лесу опасно ночью.
Говорить Мелину 'собирайся' было лишним. Поскольку больше времени для сборов понадобилось самому Ларику. Он довольно долго возился с ветхой курткой, которая не до конца высохла: завязывал какие-то там шнурочки, сцеплял крючочки. Наконец, облачившись и забросив на плечо мешок, он махнул рукой куда-то на запад:
- Оброти там. Вперед!
Мелин, терпеливо ждавший окончания сборов, точно так же поступил со своей поклажей, и оба мальчика, балагуря о том, о сем, потопали по берегу реки. Туда, куда текла вода. Идти по упругому песку было легко и приятно.
- Что за речка? - спрашивал принц.
- Речка Резвая, - отвечал Ларик. - Красиво ее назвали, да?
Мелин согласился.
- Она сама красивая, - продолжал юноша. - И большая. В нее впадает Вирка. А сама Резвая течет на запад, к Тусклому морю. Это очень далеко - все Лагаро надо пройти, а за Лагаро - графство Жунн и ничейные Пустые земли. Вот уж за ними - Тусклое море. Берега его - все сплошь неприступные скалы. Нет там ни одной бухты, чтоб кораблям приставать удобно было. Потому-то те земли никому не нужны. Ни торговать, ни хлеб растить, ни садов разбивать там невозможно…
- Тебя учили географии? - спросил Мелин, дивясь познаниям крестьянского сына.
- Гра-графия? - в свою очередь подивился непонятному слову Ларик. - Это что такое?
- Наука о том, какие моря, реки, горы, долины и страны есть на белом свете.
- А, - протянул Ларик. - Неа, не учился я такой науке… Хы, гра-графия… Просто в одну из зим я прислуживал в южном Тэльграде старичку интересному. К нему всякие важные господа сыновей своих в учебу водили. Вот про эти самые горы да реки он им и рассказывал. А я, бывало, дров в комнаты наношу, камин да грубку растоплю, приберу щепки да мусор, а сам сяду за сундук дубовый и слушаю, как мой хозяин лентяям шелковым всякое интересное про страны дальние рассказывает. Он вроде и замечал, что я ухо приклеиваю, а не гонял - добрый был старичок… Думаю вот: может и эту зиму у него переждать? Побалуемся в Обротях и можем на юг двинуть - в Тэльград.
- Твой хозяин, наверно, был учителем этой самой географии, - засмеялся Мелин.
- Должно быть, - кивнул Ларик. - А ты что ж? Учился, раз слова такие мудреные знаешь?
Принц кивнул.
- Что ж. Стало быть, ты, в самом деле, не из простой семейки, - хитро ухмыльнулся парень.
Тут он заметил, как потемнело лицо у мальчика, и поспешил его успокоить:
- Ладно, не надувайся снова. А то мало ли, навешаешь мне еще люлей. А мне того тычка в живот хватило - ей-ей… Ну, любопытный я, так это ж простить легко. У меня, может, давно компании поболтать не было. Так что, не дуйся.
- Я просто из дома убежал, - вдруг признался, вздохнув, Мелин. - Мама моя умерла, давно-давно. А отец меня не любит, даже видеть не хочет…
- Это еще почему? Ты ж вроде парень боевой!
- У моего отца новая жена и новые дети. Вот так. А я - лишний, - последнее принц процедил сквозь зубы и в сторону.
Ларик пожал плечами. Он был не особо силен в разборе проблем такого рода, поэтому, чуть поразмыслив, сказал следующее, вполне подходящее крестьянскому сыну:
- Ну, оно в жизни всякое бывает. Может, это дело временное. Отец родной все-таки… Может, тебе стоит возвратиться? Я б тебя провел…
- Да ни за что! - внезапно выкрикнул Мелин: слишком живо вспыхнули в его памяти и объявление герольдом воли короля, и маки на полотне, над которыми он трудился, прикусив в порыве старательности язык, и пожираемый огнем свиток со стихами, что писал для отца, и еще кое-что. - Никогда! Потому что… потому что… Да! Знаешь? Ведь мой отец убил мою мать! Вот почему! Он мне враг навечно!
Наконец-то сказал то, что его давно мучило и просилось стать высказанным. Пусть даже вот так - первому встречному, совершенно незнакомому парню, заплатанному бродяге, лохматой деревенщине. Ах, как стало легко, с каким наслаждением вздохнул он - словно какие-то обручи с груди упали и позволили полнее дышать. И слезы вдруг брызнули из глаз. Слезы уже не детские, а слезы человека, который вдруг осознал свою беспомощность и безысходность своего положения. И слезы тоже принесли облегчение.
- Э, братишка, - сокрушенно покачал головой Ларик. - Да ты плакса - не хуже меня.
И притянул Мелина к себе, и обнял, крепко-крепко, как старший брат младшего, потом заговорил:
- Судьба нам быть вместе. Раз уж мы оба на слезы так поспешны. И не бойся - я тебя не обижу и в обиду не дам. Вместе яблоки ели - вместе и по свету пойдем.
- Пойдем, пойдем, - хлюпнул носом принц.
Тут Ларик встрепенулся:
- Ого! Да ты смотри - темнеет уже! А ну, давай, пока светло, нору какую поищем, чтоб схорониться.
Он был прав - солнце огромным красным диском уже коснулось края леса на том берегу реки. Стоило подумать о ночлеге.
'Нора' на их счастье нашлась быстро: ребята попросту заползли в огромное прогнившее внутри дерево, что упало в мох, а возле входа в такое убежище Ларик, ловко и быстро чиркая огнивом, разложил костерок.
- Садись ближе, - сказал приятелю. - Так теплее. Ужинать не будем - еду надо беречь. Так что, спи давай, а я покараулю. Потом я тебя разбужу, и ты сторожить станешь, а спать уже я буду.
Мелин послушно сел ближе к Ларику, а тот набросил на его и свои плечи выуженный из мешка драный, шерстяной плащ, и через пару минут уставший принц заснул, как убитый. Даже агрессивно сновавшие комары не могли потревожить мальчика: слишком много необычных событий обрушилось на него за один этот день.
Ларик одной рукой поддерживал мальчика, а другой то и дело бросал в мирно горевшее пламя хворост. Его ребята много насобирали и сложили про запас у кострища, чтоб было чем ночью поддерживать огонь.
Солнце уже совершенно спряталось где-то на далеком западе, и в лесу зашелестел листвою прохладный ветер. Он поднимал сырые запахи из мха и заставлял пламя костра тревожно дрожать. Заухал среди мрачных и сонных деревьев проснувшийся филин - пришла его охотничья пора. То и дело трескали где-то в глубине бора ветки под лапами каких-то зверей-полуночников.
- Кабаны, что ли? - зевнул Ларик.
Он не боялся - привык ночевать в лесах и полях. Потому кинул очередную порцию хвороста в костер, и огонь пыхнул веселее, разгоняя ночные тени.
Ларик довольно улыбнулся, скосив взгляд на громко сопящего Мелина. С раннего детства привыкнув жить в большой семье, Ларик теперь постоянно страдал от того, что остался один. Хоть и прошло несколько лет с того времени, как похоронил паренек братьев, сестер и матушку, лишился дома и родины, а не мог он привыкнуть к этому. Может, и слезы его частые, пусть и от болезненных ударов во время драк, были выходом этой горечи и обиды на несправедливую судьбу.
И теперь эта самая несправедливая злодейка преподнесла ему что-то вроде подарка - младшего братца Пека (так он уже про себя звал Мелина). Пек, судя по всему, был плохо знаком с самостоятельной жизнью. Поэтому юноша, глядя в огонь, уже строил планы о том, как будет заботиться о младшем братце и станет обучать его хитрой науке 'уметь выживать'.
- Мы с тобой еще всем покажем, - бормотал Ларик, позевывая и потирая чесавшиеся глаза. - И будут у нас с тобой сапоги крепкие и рубахи шелковые. И даже дом свой собственный…
Глава пятая
Ночевка в лесу прошла спокойно, погода обещала быть хорошей, в дороге ребята ели все те же пшеничные лепешки, яблоки Мелина, много разговаривали и часто смеялись: Ларик рассказывал про всякие забавные случаи из своей бродяжной жизни.
В село Оброти мальчики благополучно добрались к полудню.
Уже у самой околицы стало ясно, что праздник Веселых снопов будет веселым и разгульным. На главных воротах развевались гирлянды разноцветных флажков, частоколы были украшены пышными венками, по улицам ходили улыбчивые люди, одетые нарядно и ярко, и отовсюду слышалась задорная игра музыкантов на дудочках, свирелях и барабанах.
- Здорово! - не сдержал восхищения Мелин.
- Это только начало, - подмигнул ему Ларик. - Пошли на лысое место - там всякие лавки да палатки потешные. Там и бойцовская арена должна быть. Найдем ее хозяина, потолкуем о найме.
- Лысое место? - не понял мальчик.
- Эх, Пек, да ты как вчера родился, - засмеялся юноша. - Лысое место - это что-то вроде главной площади на селе. Площадью его называть - перебор значительный. А вот лысое место - самое то. Там ярмарки устраиваются, гуляния. И оттого, что люди там постоянно толкутся, не растет там трава. Оттого и место лысым прозывается. Понял?
- Все понял, - тряхнул головой Мелин. - Спасибо.
- Это за что же? - теперь Ларик удивился.
- Ну, за то, что все разъяснил.
- Ха! Ну, ты прям вельможа какой-то - за такие пустяковины и спасибо! - еще пуще расхохотался парень. - Ты это брось. Я тебе еще не раз что-нибудь объяснять стану - спасибов не напасешься!
- Хорошо, - опять кивнул принц.
- Пошли уж, младший брат, - все смеясь, похлопал Мелина по плечу Ларик. - Ищем лысое место. А это просто: все улицы в деревне к нему ведут. Вот тебе еще объяснение…
Деревенская улица понравилась бывшему затворнику. Ровная и чистая (ее прибрали к празднику), с рядами аккуратных, хоть и разных, заборов, за которыми виднелись щедрые на урожай кроны плодовых деревьев. Каждая калитка была особой - с какими-нибудь забавными украшениями или рисунками. Домики тоже радовали глаз - все разноцветные, крепкие и широкие в подошве, с высокими крышами. И вот крыши в Обротях (это Мелин заметил) все были зеленого цвета.
- Это почему так? - спросил он Ларика.
- Может потому, что крыши красил какой-нибудь маляр-наймит. Крышу красить сложней, чем стены дома. Вот, думаю, жители Обротей и наняли какого-нибудь мазилу, дали ему краски на все крыши сразу, и он им все и покрасил.
Мелин чуть было вновь не сказал приятелю 'спасибо', но вовремя спохватился и просто улыбнулся.