Ему все было интересно: до сего дня не видел он ни деревни, ни крестьян за их обычными делами. И голова его поэтому крутилась туда-сюда, а глаза жадно ловили все новое и интересное.
Там босоногая девушка бежала с коромыслом и ведрами к колодцу, там мальчишки - его ровесники - гоняли в пыли мяч и махали руками, кричали друг на друга, там ехала повозка с корзинами, полными румяных пирогов, там спешила кудато толстая тетка в ярком платье и белом платке, с гусем под мышкой. И людей, было много людей. Много новых звуков и запахов…
Ларик внезапно протянул Мелину мягкий, еще теплый бублик:
- На-ка, лопай.
- Откуда? - удивился мальчик.
Он помнил, что кроме черствых лепешек да фляжки с водой у Ларика в мешке ничего не было.
- Откуда, откуда, - усмехнулся парень, хитро щурясь. - С неба свалилось.
Тут Мелин увидел проходящего недалеко толстого румяного торговца с большим деревянным подносом, и на подносе этом - точно такие же бублики.
- А, купил…
- Точно - купил, - кивнул Ларик, ухмыляясь.
И Мелин, улыбнувшись заботливому приятелю в ответ, вонзил зубы в душистый и теплый бок выпечки.
Улица, как и говорил Ларик, привела ребят к лысому месту.
Вот тут уж глаза Мелина округлились еще больше. Чего только он ни увидел на показавшейся широченной деревенской площади: прилавки с пирогами, хлебами, сладостями, яркими платками и лентами, всевозможными украшениями для красавиц, палатки торговцев обувью, одеждой, кухонной утварью и прочими нужными в крестьянском хозяйстве вещами. А народу сколько было!
- Весь мир, что ль, сюда съехался? - не сдержал удивления мальчик.
- Весь не весь, но половинка - точно, - в который раз посмеялся над его словами Ларик. - Ты, братишка Пек, еще города не видел. Вот уж там рот у тебя, может быть, даже порвется… Теперь же смотри - не зевай, и ворон не лови, а то последнего добра лишишься. Воров на таких праздниках - хоть отбавляй.
- А зачем мне ворон ловить?
И снова Ларик покатился со смеху:
- Ты уморишь меня, братишка!
Мимо них протопал дивный человек на высоких раскрашенных в красные спирали палках-ходулях, за ним шагал другой ловкач, весело подбрасывая три разноцветных полосатых кольца. Оба были в пестрых, лоскутных нарядах, смешных остроконечных шапках и с потешно размалеванными лицами. Они то напевали веселые и бестолковые песенки, то задорно кричали:
- Балаганчик папаши Пуха! Заходите в балаганчик папаши Пуха! Только там едят огонь и льют воду из ушей! Только там ходят по канату и прыгают выше головы!
- Эй, парни, здорово! - окликнул их Ларик. - А где тут бои потешные?
- Вон туда иди, - махнул рукой жонглер. - Там, откуда больше ругани и воплей несется, там и арена. Папаша Влоб там всем заведует.
- Спасибо, братец, - юноша кивнул размалеванному и пихнул Мелина. - Слышь, подмечай все.
- Влоб? Имя такое странное, - сказал мальчик, когда они отошли от жонглеров.
- Почему ж странное? - пожал плечами Ларик. - У каждого делового - у того, то есть, кто дело свое имеет - есть какое-нибудь прозвище. Слыхал, как клоуны эти своего папашу называли? Папаша Пух. Может он пухлый. А того, к которому мы идем наниматься, прозвали Влоб. Это наверно потому, что любит он по лбу бить неслухов всяких. Ну, без битья при обучении - никак. По-другому наука в тыкву не лезет.
- Ага, - мотал на ус Мелин. - А твое прозвание? Плакса? Ты разве тоже деловой?
- Ну, не только деловые прозвания имеют. Могут и простого человека как-нибудь обозвать. Это если у него черта какая особенная есть. Я вот Плакса. Ну а ты вот еще не дорос до прозвища. Кто знает, может каким Костоломом обзовут. Да и прозвание меняться может, как и человек - раз и станет из толстого худым, а из злого добрым… Хотя последнее - вряд ли, - хмыкнул Ларик. - Ну, пошли-ка быстрей. А то мало ли - у папаши Влоба места для нас уже не будет…
Папашу Влоба они нашли именно там, куда махнул рукой жонглер. И оттуда, в самом деле, неслись брань и звуки драки: на небольшом пространстве, огороженном веревкой, натянутой на четыре расставленных квадратом колышка, бились кулаками два парня, по виду - одногодки Ларика. Влоб - невысокий, но широкий и плотный мужичок с красным лицом и обширной лысиной - стоял у одного из колышков и рявкал раскатистым басом на дерущихся:
- Давай, вали его, Брик! Он уже пыхтит!
Собравшиеся вокруг такой арены зрители злобно кричали 'Слабак! Размазня! проигрывающему парню и размахивали деревянными бирками, на которых мелками были написаны их заклады. Видно, они проигрывали.
- Папаша, - тронул хозяина (а тот отличался от игроков отсутствием бирки и наличием объемного кошелька у пояса) за плечо Ларик. - Вам еще бойцы не надобны?
- Погоди, не мешай, - отмахнулся от него Влоб. - Видишь, мне удача валится.
Ларик понимающе кивнул и ступил чуть назад, дернул и Мелина за собой.
Тот, раскрывши рот, смотрел на драку. Это было жестоко: лица юношей, голых по пояс, уже совершенно покрылись кровью. Она обильно брызгала при каждом ударе из их разбитых губ, бровей и носов, оставалась на их кулаках, замотанных какими-то тряпицами. Но кое-что Мелина не испугало, а удивило: дрались парни совершенно не так, как учил его мастер Герман. Они почти не использовали ноги - стояли на одном месте, и поэтому слабо маневрировали, редко уходили от ударов.
- По-деревенски, - пробормотал мальчик.
- Чего? - переспросил Ларик. - По-моему, очень даже неплохо. Вон у того, что повыше, удар левой сильный. А это в бою - большое дело.
- Да, - отозвался папаша Влоб, - Брик левой хорошо бьет. Он сегодня мне много деньжат заработает. Хе-хе…
- Левой он криво бьет, - сказал вдруг Мелин. - Я бы такому кривуле навешал знатные люли, - зарифмовал он фразу, которую ранее слышал от Ларика.
- Чевоо?! - Влоб даже от боя отвернулся, чтоб посмотреть на молокососа, который заявил такое, да еще стихами. - Что за рифмач завелся?
- Это братец мой младший, Пек, - Ларик поспешил закрыть собою Мелина от глаз папаши. - Не вырос еще, глуповат, вот и болтает всякое, - а сам наступил при этом приятелю на ногу.
- А ну, в сторону, - Влоб отодвинул парня, - дай посмотреть на чудо.
Мелин сам выступил вперед, смело глядя в глаза папаше. Тот усмехнулся, показал крупные желтоватые зубы:
- Не так уж и мал. Хотя… Вот уж потеха будет. Так что? Берешься в следующем бою Брику люлей навешать?
Брик тем временем довольно сильным ударом в висок сшиб на землю противника и победно заорал 'ха-ха! , подняв окровавленные кулаки к небу. Многие из зрителей - те, что проиграли - заплевали в землю и пошли отдавать бирки папаше Влобу. А выигравших было не так много.
- Зачем Брику? - пожал плечами Мелин. - Он после боя устал - с ним я легко справлюсь. Ты свежего бойца позови.
- Ну, наглость, а?! - громко захохотал папаша. - Эй, мужики, слыхали? Это дитя свежего бойца требует!
Тут даже проигравшие заклад развеселились.
Мелин сделал еще хуже (по мнению Ларика). Он, словно какой-нибудь вельможа, выставил вперед правую ногу, а руки надменно сложил на груди, выпрямил спину и развернул плечи.
- Этот оголец мне нравится, ей Богу! - утирая выступившие от смеха слезы, проговорил папаша Влоб. - И все-таки, мой тебе совет, крошка: соглашайся на Брика… Ы, не могу - живот порву!.. Ладно, обещаю: если Брика будет мало, выставлю против тебя еще одного бойца!
- Подбрось деньжат - я буду рад, - Мелин еще раз стихосплетнул.
- Хорошо, рифмач, хорошо, - опять загоготал Влоб. - За то, что посмешил, бери, - и сыпанул в ладонь мальчика пару монет. - Ну, иди готовься к бою… Брик! Водички попей да лицо умой - тебе еще повоевать придется. Недолго, потерпи!
Мелин отдал деньги изумленному Ларику, который так и стоял изваянием, открыв рот.
- Ты что задумал? Может бублик несвежий был? - пересилив столбняк, он схватил мальчика за плечи. - Ты скажи - я тебя отобью, сам под кулаки подставлюсь. Ты ж это не взаправду? Я тебя хоронить не хочу…
- Взаправду, - серьезно кивнул Мелин. - И хоронить тебе никого не придется. Я выиграю. Смотри внимательно.
Он не стал снимать куртку и рубашку. Только шляпу. Повесил ее на один из колышков, откинул капюшон куртки за спину и, легко перепрыгнув веревку-ограждение, оказался на арене.
- Привет, - сказал ухмыляющемуся противнику и приготовился к бою, подняв кулаки к лицу так, как учил мастер Герман.
Брик, блистая потным торсом, вытер тряпичной рукой под носом и, согнув спину колесом, сделал что-то похожее.
- Парни! Внимание! Начали! - и папаша Влоб, уже став серьезнее, махнул рукой.
Мелин отпрыгнул назад, хитро и неожиданно. Это было вовремя, потому что Брик, спешно сорвавшись в атаку, хотел ударить мальчика в нос. От того, что его кулак врезался в воздух, а не в голову противника, Брик не удержался на ногах и рухнул лицом в землю. Зрители, Ларик и папаша Влоб ахнули от неожиданности.
- Раз! - весело открыл счет Мелин.
Брик, покраснев всем голым телом, поспешил встать, отряхнулся и, зарычав, кинулся дубасить прыткого мальчишку. Не так это было легко.
Мелин ловко присел под его кулаком, что целил опять в нос, и ударил правой под дых, точно так, как недавно бил Ларика. Но этим уже не ограничился - добавил коленом в пах, а когда Брик, сперва - захрипев, потом - завыв, упал на колени, локтем ударил сверху вниз промеж лопаток, укладывая противника животом на песок арены.
- Два, три, четыре! - досчитал он и выпрямился, расслабил руки. - Ха!
Над полем боя повисла тишина. Но через минуту папаша Влоб ее нарушил:
- Чтоб мне лопнуть!
Ларик, тоже пришедший в себя, кинулся на арену, споткнулся о кряхтящего Брика и подхватил Мелина на руки:
- Ура! Ура Пеку! Победил! Победил! - и в порыве восхищения подкинул братишку в воздух.
- Победил, победил - даже носа не разбил! - хохоча, отозвался стишком кронпринц Лагаро.
- У нас новый герой! - подхватил их восторги папаша Влоб. - Пек-Рифмач!..
Глава шестая
Утро отразилось солнечными лучами в золоченых шпилях и флюгерах илидольской ратуши и пустило зайчики в окна соседних домов.
За одним из них - на Звонкой улице, в спальне на втором этаже - здоровяк Ларик погрузил свои большие руки в таз и умыл лицо. Фыркнул, подождал, пока вода успокоится, и в который раз полюбовался на отражение, точнее - на свежий фонарь у себя под глазом.
- Шикааарно, - протянул он с досадой. - Злате понравится - точно.
- Не ной, братишка, - отозвался со своей кровати Пек. - Это тебя только украсило. Был блин блинцом, стал - с вареньицом.
В самом деле, широкое лицо Ларика, его соломенные волосы, светлые брови и ресницы, - такое сочетание делало личину парня похожей на недопеченный блин. А сочный синяк и впрямь напоминал подтек от черничного варенья.
- Тебе бы все стишки мудрить, - махнул рукой в сторону приятеля Ларик.
- Разве это стишки? - отмахнулся Пек, выполз из-под одеяла и попрыгал на цыпочках к своему табурету с тазом. - Бр-р-р, что-то нынче холодно, - громко фыркая, принялся умываться.
Для своих неполных двадцати лет он вырос и возмужал достаточно. Хотя сейчас, когда лишь тонкая ночная рубашка скрывала его стройное тело (и то лишь до колен), было заметно, что плечам и груди юноши все еще не хватает той широты, что отличает сложившегося, расцветшего мужчину, а бедрам и икрам - мощности. Зато Ларик представлял собой вполне оформленного 'быка': кроме роста природа одарила его широкими плечами, могучей грудью и большими сильными руками. А кулаки Плаксы (он до сих пор носил это детское прозвище) были хорошо известны в бойцовском доме папаши Влоба - 'Тумачино'.
Впрочем, кулаки Пека-Рифмача пользовались не меньшей, а даже большей славой. Живчик (так еще называл Пека Влоб) славился тем, что за семь лет работы бойца не проиграл ни одного поединка - ни цыплячьего, ни заячьего (на бычьи ему, по мнению Влоба, было рано являться). К тому же у Пека были хорошие привычки - из схватки он почти всегда выходил без царапин и синяков, и почти всегда выдавал какой-нибудь насмешливый стишок в адрес побежденного противника. Все это приносило папаше Влобу хорошие деньги: на дивные бои Пека чуть ли не весь город вламывался в 'Тумачино'. И папаша души не чаял в Рифмаче. Он платил ему вдвое больше за бой, чем остальным 'зайцам', и разрешал выходить на арену лишь по пятницам. Остальные же кулачники - Ларик был в их числе - дрались по два-три раза в неделю.
- Это же надо - сегодня свидание, - продолжал ныть Ларик, натягивая штаны, форсистые - в красно-черную полоску. - А ведь просил Стива - бей куда хошь, только не в репу. Гад, специально он, что ли?
Пек лишь плечами пожал, скинул ночную сорочку на кровать и поспешил одеться: зеленая полотняная рубашка, простые черные штаны, а сверху - любимая куртка с капюшоном, вязанная из толстой бурой шерсти. Подпоясавшись широким кожаным поясом, он натянул носки, затем - невысокие сапоги и привычно, быстро разобрался со шнурками. Он обожал уютную теплую одежду и обувь, пледы, огонь очага и ненавидел зиму, осень и всякое ненастье и связанные с ним неудобства. За это Ларик часто обзывал приятеля неженкой. В общем, прозвищ у Пека было предостаточно.
В самом деле, казалось странным: такой стальной боец, мастер мордобойного дела, а выносить не может холод и сырость…
- Может сбегать к Нине - попросить какой-нибудь пудры? - бормотал тем временем Ларик, осторожно щупая синяк.
Нина - так звали одну из горничных, что прислуживала жильцам дома на Звонкой улице. У нее при себе, на поясе, всегда болталась дамская сумочка из зеленого бархата, полная всяких дамских притираний: белилами, румянами, помадами и, конечно, пудрой. И как раз пудра казалась 'украшенному' Ларику подходящим средством для маскировки следа геройской профессии…
Уже два года Ларик и Пек снимали на Звонкой улице - в сравнительно богатом квартале Илидола - небольшую, но чистую и приличную комнату на втором этаже длинного и узкого дома. Раньше, только приехав вместе с папашей Влобом и остальными его парнями в Илидол, мальчики жили на окраине города, в трущобах - на лучшие 'апартаменты' не хватало денег. Тогда и папаша Влоб не особо преуспевал. В Илидоле - самом восточном городе королевства Лагаро, жившем торговлей с соседним княжеством - он решил начать дело с бойцовым домом с нуля, а для этого требовались значительные денежные вложения. Поэтому даже Влоб первое время ютился в тех же хижинах, что и его бойцы, и экономил на всем.
Прошло время, и дела папаши задвигались в гору. Благодаря такому умельцу мордобойного дела, каким оказался юный Пек, бойцовский дом Влоба стал самым посещаемым в Илидоле. Сюда за развлечениями заглядывали даже дворяне, чиновники и весьма состоятельные купцы. Благодаря их щедрости папаша Влоб скоро обзавелся пусть небольшим, но собственным домиком в Зеленом квартале, прилично его обставил, нанял хорошего повара, слугу и симпатичную пухлую горничную Агату. Та, женщина ловкая и хитрая, к тому же вдова, довольно быстро превратилась в полноправную хозяйку папашиного дома. Иногда даже покрикивала на парней-бойцов, заходивших ко Влобу обсуждать дела:
- Эй вы! Ноги опять не вытерли! Наследили! Вот я вас метлой!
Только Пека-Рифмача она встречала благосклонно, улыбками и ласковым 'день добрый, сынок'. А все потому, что однажды ловкий юноша преподнес ей ромашку и сказал певуче:
Милая дама Агата,
Вас увидать - мне отрада.
Вы - как роскошный букет,
Право, прекрасней Вас нет!
Хозяйка тогда покраснела и поцеловала улыбающегося льстеца в щеку. И после всегда угощала приходивших вместе Пека и Ларика домашними пирожками…
- Эх, - все маялся Ларик, привязывая черные рукава к красной выходной куртке, - боюсь, не даст мне Нина своих сокровищ.
- Если тебе очень нужно, я выпрошу, - подмигнул другу Пек.
- Ну да. У меня впечатление, что у девчонок ты можешь добиться не только их пудры, - ухмыльнулся Ларик, берясь за башмаки с пряжками. - Куда сегодня пойдешь? Опять к новой?
- Точно, - кивнул Пек, все наблюдая, как наряжается приятель. - Как же ты долго возишься - словно девчонка…
- Мне не наплевать, в каком виде я явлюсь пред очи любимой девушки. В отличие от тебя, - заметил Ларик.
Пек снова пожал плечами, выудил из-под подушки свой кошелек, в котором серебро весело перезвякивалось с медью, взял со стола у окна свой длинный кинжал в простых ножнах, сунул его за пояс и прыгнул к выходу:
- Прощай, друг, мне уже некогда.
- Давай-давай, - буркнул Ларик уже хлопнувшей двери. - Наш пострел везде поспел, - а сам бережно, словно что-то хрупкое, вынул из сундука, стоявшего меж кроватями, огромный алый берет с белыми перышками при серебряном шнуре, и водрузил сие произведение шляпного искусства на свою голову. - Подумаешь, синяк, зато берет - все беретам берет! Злате не устоять, - и в который раз заглянул в таз с водой - на любимое отражение.
Пек, тем временем, пронесся по галерее к лестнице, оттуда - вниз, в общую залу, где худенькая горничная Нина расставляла посуду на столах для жильцов к завтраку.
- Привет, старушка? Дай горбушку! - юноша весело поприветствовал девушку и схватил с широкого деревянного блюда пару кусков хлеба.
- Привет, Рифмач, - краснея и улыбаясь, спросила Нина. - Ты опять раньше всех поднялся. Как спалось?
- Отлично, - юноша подмигнул девушке, уже хватаясь за ручку входной двери. - А, кстати, - чуть притормозил, - передай хозяину, чтоб начинал грубки топить - сентябрь наступает - по утрам холодно. Хорошего дня, старушка! - и резво выскочил из дома.
- Счастливо, - вздохнув, отозвалась Нина. - Как всегда, неугомонный.
Она не зря вздыхала. Пек-Рифмач был красивым парнем: сероглазым, с пушистыми русыми волосами, белозубой улыбкой и лицом, в котором не обнаруживалось ничего грубого и глупого. Именно этим, по мнению Нины, отличались лица других парней. Впрочем, именно такие, простые, парни обращали на нее внимание, а Пек, с обликом, больше подходящим юному дворянину, а не простолюдину, не видел в Нине девушки, только - прислугу.
- Хотя, у такого красавчика, наверняка, уже есть, к кому поспешать по утрам, - буркнула себе под нос Нина.
Опять вздохнув, она дернула с плеча полотенце и взялась протирать стаканы…
А юный Пек все так же резво бежал по узкой илидольской улочке. Он, в самом деле, спешил. Но не на свидание, как думали друг Ларик и горничная Нина.
Пробежав пару богатых кварталов, безлюдных в раннюю пору, он свернул на Сытую улицу. Там было чуть оживленней - уже открывалась торговля.
В хлебной лавке юноша взял два белых каравая, в овощной - помидоры и салат, румяные яблоки и желтые вишни, у винодела - пару бутылок молодого белого вина. Потом заскочил в кулинарную лавку.
- Привет тебе, Рифмач! - кивнул юноше необъятный и румяный хозяин. - Все готово - забирай! Как обычно - с гречкой, - и выставил на прилавок большую корзину, в которой покоился горячий глиняный горшок, завернутый в белое полотенце.
Пек поблагодарил, оставил на столе пару серебряных монет, подхватил довольно тяжелую корзину и все то, что купил ранее, и побежал дальше, напевая под нос что-то бодрое, утреннее.