Аскольд и Дир - Василий Седугин 8 стр.


Вернувшись в Любеч, Аскольд приступил к выполнению своих обязанностей по охране крепости. Но дело не ладилось, разрыв с Есеней и предательство названого брата выбили его из колеи. Он никак не мог заставить себя по-настоящему вникнуть во все мелочи текущей жизни и переложил заботы на плечи десятских. Среди них выделялся Радим. Невысокий, широкоплечий, с мощным телом и короткими кривыми ногами, ходил он как-то скособочившись, одно плечо выше другого, бросая вокруг себя короткие, внимательные взгляды. Сначала Радим показался ему ничем не приметной личностью, но однажды поневоле обратил на себя внимание. Сидел Аскольд на берегу Днепра, смотрел, как на водной глади возникают в неожиданном месте водовороты, как из глубины вырываются мощные потоки, растекаясь в разные стороны и порой споря с могучим течением реки, и думал о том, что и у человека происходит нечто подобное: спокойно проходит жизнь, ничто вроде не предвещает серьёзных изменений, и думаешь, что всё устроилось как нельзя добротно и благополучно. А потом вдруг врываются неожиданные события, непредвиденные обстоятельства, и всё идёт кувырком, словно в этих днепровских водоворотах.

Так и у него, Аскольда. Был он сотским, ничем не отличался от других викингов, побродил по морским просторам и пограбил немало городов и селений в богатенькой Европе. А потом встретился с Диром, и вся жизнь понеслась стремительным потоком, вращая в жизненных круговертях. Сначала ни с того ни с сего стал князем киевским, хотя никогда к таким высотам не стремился. Потом влюбился в чистую, светлую девушку, с которой намерен был связать свою судьбу, но отнял её у него не кто-нибудь, а названый брат. Как теперь относиться к нему? Порой у Аскольда возникало желание убить соперника, но, поразмыслив, отказался от этого замысла, понимая, что это ничего не изменит в его жизни: Есеня не любила его, она сама ему об этом сказала. Но и извинить Дира он не мог: викинги никогда не прощают предательства, они мстят за него самым жестоким образом. Так он был воспитан с детства, по-иному он не должен был поступать. Но и рука не поднималась на Дира, потому что до конца он не был уверен в своей правоте.

Вот как раз во время такого мучительного раздумья и застал его Радим. Подсел рядом, долго молча смотрел на реку, потом сказал густым басом:

- Шёл я как-то по улице, смотрю, новая мастерская по ремонту обуви.

- Драный башмак над крыльцом висит?

- Ну да. Тоже заметил?

- Пришлось.

- У меня как раз у сапога подмётка в одном месте отошла. Так, пустяковая работа требовалась. Дай, думаю, зайду, пусть починят, заодно познакомлюсь с новым умельцем. Захожу. Сидит за столом сорокалетний мужчина, на скамейке пара башмаков и пара сапог стоят, на столе сапожный инструмент лежит. Спрашиваю: "Ты ремонтом обуви занимаешься?" Мужчина сразу смутился, ответил неуверенно: "Ну я…" "Почини, говорю, вот в этом месте", - и снимаю с ноги сапог. Он сапог-то взял как-то неумело, не как настоящие сапожники берут. Покрутил в руках, потом отвечает: "Срочно не могу, зайди потом. Или к соседу обратись". Я ему обещаю уплатить хорошо, за срочность и прочее. А он ни в какую! А потом чуть ли не вытолкал меня из избы…

- Может, любовницу ждал, а ты ему помешал, - улыбнулся Аскольд.

- Может! Всё может! - подтвердил Радим. - Но вот другое настораживает: почему он врёт? Ведь не сапожник, я могу голову на отрез дать, потому что много повидал ихнего брата на своём веку!

- И что же?

- Хочу задать такой вопрос: с какой целью прибыл он в Любеч? Что ему надо? И что надо другим людям, которые, как я знаю, тоже заявились в город в последний месяц?

- И много таких?

- Думаю, с десяток наберётся. Покупают домики, строят новые и живут тихой сапой.

- Пусть живут. Тем более что порядка заведённого не нарушают, вреда не приносят.

- Подозрительно это. Не люди ли это черниговского князя? Не замышляют ли северяне какой-нибудь каверзы?

- И что ты предлагаешь?

- Проследить бы за ними! Легко за хорошую плату найти людей, которые смогут проделать это незаметно. Боюсь, как бы они бед больших не натворили!

- Вот и возьмись за организацию слежки. Средства на это я выделю.

- Думаю, одному не справиться.

- Подбери помощников.

- Твоя, князь, поддержка нужна, а может, где-то и участие в организации всего дела.

- Нет уж, уволь. Не хочется что-то… Да и без меня справитесь.

Радим помолчал, спросил осторожно:

- Аль случилось что-то? Как-то ты всё в сторону норовишь, ходишь пасмурный такой…

От этих слов внутри у Аскольда прошёлся холодок, Радим вмиг стал ему неприятен.

- У меня всё в порядке. Шёл бы ты по своим делам…

- Слушаюсь, князь.

"Ишь, какой заботливый нашёлся, - раздражённо думал Аскольд после его ухода. - Так в душу и норовит залезть. Только этого не хватало, чтобы ему рассказать, как меня девушка бросила…"

А Радим пошёл в харчевню, где торговали медовухой, вином и пивом. Хозяин подобострастно преподнёс ему бокал с вином:

- За мой счёт, десятник…

- Спасибо, Дагуз. Как жена, поправляется?

- Понемногу. Сегодня угром еды попросила.

- Значит, поднимется…

Краем глаза увидел: из тёмного угла сверлит его жадный взгляд, прямо-таки насквозь пронизывает. Дохленький мужичишка. С утра не похмелённый. Радим поманил его одним пальцем. Тот подскочил, стал жадно глядеть в лицо блестящими от голода глазами.

- Бокал пива налью, отработаешь?

- Мигом!

- Налей ему, Дагуз. Вроде бы хороший человек.

Дагуз ответил ворчливо:

- Лучше некуда. Который год ошивается около меня. Надоел хуже горькой редьки!

Мужичонка жадно выхлебал бокал, блаженно закрыл глаза, потянулся. Радим протянул ему кусок хлеба с луковицей и солью.

Мужичок схватил еду грязными руками, отошёл в сторонку, стал жадно жевать.

Радим неторопливо потягивал вино, задумчиво смотрел прямо перед собой, явно чего-то ожидая. Когда хозяин отошёл в другое помещение, поманил пьянчужку:

- Сделаешь как скажу, накормлю и напою.

- Сделаю, господин, как прикажешь.

Они вышли на улицу. Радим подвёл его к дому, где жил сапожник, сказал:

- До вечера стой здесь в сторонке, прохаживайся вдоль улицы и наблюдай, кто заходит в этот дом. Но издали наблюдай. Притворяйся, будто пьяный или делать нечего. Может, приляжешь, вроде как спишь… Если хозяин куда пойдёт, проследи, к кому. Но следи осторожно! В общем, сам соображай, если умеешь.

- Справлюсь, господин!

- А вечером в харчевню приходи. Получишь хорошее угощение!

Угощение Радим купил заранее, отвёл мужичонку в сторону от любопытных глаз. Тот выпивал, закусывал и рассказывал:

- Полдня никто к нему не приходил и из дома он не появлялся…

- Может, уснул нечаянно?

- Ни-ни! Выпить хотелось очень, не до сна было! А после обеда явился к сапожнику в дом купец Драган.

- И долго пробыл?

- Ну как сказать… Думаю, долгий разговор у них был. Я сидел в тенёчке. Так вот солнышко на меня надвинулось, пришлось менять место.

- Так. Купец ушёл один?

- Один. Сапожник проводил его до крыльца, низко кланялся. Да! Совсем запамятовал: к вечеру приезжала телега, закрытая рогожей. Её завели в сарай, а потом она уехала пустая.

- Понятно. Значит, так. Завтра с утра пойдёшь к дому купца Драгана, выведаешь, кто к нему приходил, куда он за день мотался.

- А утром насчёт еды и выпивки?

- Вот мешочек. В нём всё припасено.

Назавтра направился к князю. Тот лежал в кровати, вещи разбросаны по горнице, беспорядок был во всем. "Как и в душе", - подумал Радим.

Князь нехотя поднялся, пригласив десятского к столу.

- По делу?

- Мне нужны продукты и хмельное. Прикажи выдать со склада.

- Что-то наклёвывается?

- Думаю, серьёзное. Не может просто так знатный купец являться к какому-то малоизвестному, только что приехавшему сапожнику и вести долгий разговор.

- Ишь ты!

- Собираюсь раскрутить это дело.

- Всё что надо, прикажу выделить. А сейчас выпей со мной. Что-то на душе скребёт, одному не пьётся.

На столе стоял кувшин вина, кое-что из еды.

Выпили, закусили.

Радим сказал:

- Несколько лет назад жил я со своей семьёй в Вышгороде, в селенье Ольжичи, что на Днепре. Поженились мы по любви, двое детишек народилось. А тут болезнь пришла, поветрие какое-то. Много народу поумирало. И моих старуха с костлявыми руками забрала. Когда похоронил, думал, не выживу, с ума сойду…

- Как удалось побороть свою немочь?

- Люди добрые помогли. Община христианская рядом оказалась, пригрела меня, силы и веру вдохнула…

- Слышал о христианах. Что это за верование?

- Разве в двух словах расскажешь? Мне долго и многие люди растолковывали.

- А ты главную суть скажи.

- Вот чего захотел - главную суть! Длинно и долго говорить легче, чем коротко и главную суть разъяснить.

- А ты попробуй.

Радим задумался, потом медленно произнёс:

- Приглядись к жизни, князь, и увидишь, что люди на добро почему-то всё больше отвечают злом. А вот Спаситель учит поступать нас иначе, то есть за добро надо платить добром. И ещё: прощать людям их ошибки и отвечать на них тоже добром. Только так можно переделать мир.

Князь вдруг встал и зашагал по горнице. Он напряжённо о чём-то думал. Радим молча следил за ним.

Наконец остановился, уставился невидящими глазами куда-то в угол и проговорил, как видно, больше для себя:

- Ошибки надо прощать и отвечать на них добром. Да, только добром!

Порывисто сел за стол, выдохнул в лицо Радима:

- Вот, сотник, ты в один миг распутал мой узел! Спасибо тебе! Давай выпьем за это!

Целый день просидели они вдвоём, переговорили обо всем. А вечером Радим пошёл на встречу с мужичонкой. Тот был на месте.

- К купцу Драгану дважды приходил тот сапожник. Потом они вместе ходили к купцу Белояру. И знаешь, что я услышал, когда они проходили мимо меня?

- Ну-ну?

- Я, значит, притворился, будто сплю с перепоя. А купец Драган и говорит тому самому сапожнику: "Верно мыслишь, воевода". Так и сказал: "Верно мыслишь!"

- Не ослышался? Воеводой купец назвал сапожника?

- Воеводой, господин! Давай мне мешок, внутри горит все!

- Держи. Тут тебе еды припасено на сегодня и на весь завтрашний день.

- Вижу. Не поскупился, господин! А вино?

- Вино только на сегодня. Завтра приду, будет вино. Теперь слушай внимательно: утром ноги востри к дому купца Белояра. А к сапожнику и Драгану ни шагу! Слышишь, даже на мгновенье не показывайся!

- Больно они мне нужны! Как скажешь, так и сделаю.

Целых десять дней мужичонка следил за тремя домами, а потом Радим ему приказал:

- Сегодня наблюдаешь за домом сапожника до полудня, не дольше. И сразу уходи. Понятно говорю?

- Я всё разумею, господин. Чарочку не поднесёшь? Нутро горит.

- Пей, если горит. Но чтобы только до обеда крутился вокруг сапожника, не дольше. Потом уходи куда хочешь.

- Вечером встретимся?

- Обязательно. На прежнем месте.

Дождавшись темноты, Радим взял факел, огниво и пошёл к дому сапожника. Прокрадываясь возле забора, наткнулся на человека. Это был тот самый мужичишка. Голова свёрнута набок, в спине торчит нож, открытые глаза невидяще смотрят в небо, тело ещё тёплое. Ах, мужичок, мужичок, я же говорил тебе, что не следует задерживаться здесь долг о, а ты не послушал. Или он, Радим, виноват в этом? Зачем надо было давать ещё вина? Выпил, разморило, уснул. А тут как раз и убийца… Но ничего, никуда он не уйдёт, скоро до него доберусь…

Радим обошёл дом, вплотную приблизился к сараю, ища калитку. Вот она. Осторожно стал приоткрывать. Чуть-чуть скрипнула. Затаился, прислушался. Вроде бы тихо. Шагнул вовнутрь, шваркнул кресалом в кремень, зажёг трут, потом вспыхнул факел. Радим оглядел сарай и ахнул: весь он был заложен оружием. Тут были и мечи, и пики, и щиты. Уложены один к одному, старательно и аккуратно. Сотню можно вооружить, не меньше. Так вот чем занимался сапожник!

В этот момент над ним что-то зашуршало, и сверху кинулась тень. Радим тотчас метнулся в сторону, почувствовал, как по плечу полоснуло острым. Бросив перед собой факел, ловким движением руки выхватил из сапога нож и ткнул в нападавшего. Тот коротко взвыл и замолчал. Для верности он ещё два раза пырнул неизвестного под бок. Разогнулся, огляделся. Вроде никого в сарае, кроме их двоих, больше не было. Начала саднить рука, напоминая о ране. Рана пустяковая, нож прошёл вскользь, кость, как видно, не задета. "Была бы кость, мясо нарастёт", - пришла на ум поговорка, и он тотчас забыл о ней.

В лицо ударило пламя, он отшатнулся. Факел, брошенный им в пылу борьбы, угодил в солому, она вспыхнула, огонь рванулся вверх, захватывая сено, положенное на помосте. Пламя зашумело, загудело. Пожар мгновенно охватил почти половину сарая, потушить одному было невозможно. Радим кинулся в калитку и побежал по улице. Надо было срочно предупредить Аскольда, поднять отряд и арестовать заговорщиков.

Аскольд стоял на крыльце своего дома, смотрел на пожар. Спросил запыхавшегося Радим а:

- Кто там горит?

- Сапожник, - с трудом выговорил тот. - Собирай воинов, пойдём по домам, будем брать его сообщников.

Аскольд усмехнулся, ответил:

- Ищи ветра в поле! Ты думаешь, они дураки? Стоят сейчас и любуются пожаром? Нет, брат! Их давно и след простыл. Увидели пожар, поняли, что их дело раскрыто, и бросились кто куда!

- Всё равно, по домам следует пройтись. Может, найдём что-то из оружия.

- Сделаем. Сейчас отдам приказ. Заберёшь воинов и поступай как хочешь. А что у тебя с рукой? - наконец разглядел он в темноте.

- Так, царапнуло немного. На охранника нарвался.

- Могли и укокошить. Как же ты неосторожно?

Радим хотел рассказать про мужичонка, но не стал.

Зачем зря беспокоить. Погиб и погиб человек, а он, Радим, даже имени его не узнал. Мужичок, пьянчужка - и все…

Облава ничего не дала. Действительно, все заговорщики успели скрыться. Только ещё в одном доме нашли оружие да стол с едой и хмельным на десяток человек. Видно, пожар застал их за пиршеством по какому-то поводу, и они бросили все, спасаясь от ареста.

- Не намного мы их опередили, - сказал озабоченно Радим. - Малость проморгай, перерезали бы нас, как слепых котят.

- Удалось только разогнать, а не уничтожить, - подвёл итог Аскольд. - Так что следует уши держать на макушке.

X

Есеня родила мальчика. Она думала, что Дир обрадуется наследнику княжеского престола, прибежит и будет нянчиться с сыном, но он заглянул как-то разок и больше не показывался. Тогда она поняла, почему он не появлялся у неё с самого окончания войны с мадьярами: он её разлюбил. Это было страшным ударом. Она замкнулась в себе и вся отдалась заботам о сыне.

Однажды к ней зашла Чаруша. Увидев её, Есеня непроизвольно закрыла ребёнка своим телом, отчуждённо и в то же время испуганно глядя на нежданную посетительницу. Но Чаруша улыбнулась своей милой, обезоруживающей улыбкой, сказала ласково:

- Не бойся меня, милая. Я не причиню зла ни тебе, ни твоему дитя.

- Зачем ты пришла?

- Тоска заела. Я ведь здесь, в Киеве, одна живу. Мои родные остались в Новгороде, словом не с кем перемолвиться. Думала, может, от тебя тёплое слово услышу.

Есеня поверила её словам, смягчилась.

- Проходи, будь гостьей.

- Спасибо, милая. Ну и как твой богатырь? Растёт полегоньку?

Есеня расплылась в улыбке.

- Грудь сосёт жадно. Ночами часто не беспокоит…

- А мне досталось. Я троих вырастила. Беспокойные были в младенчестве. До года глаз по ночам, почитай, не смыкала. Как ты его назвала?

- Боилом. Славным воином будет.

- А я своему первенцу имя своего отца дала. Виновата перед ним, покинула Новгород против его воли. Но что делать, прошлого не вернёшь…

- Как же ты решилась в другой город уехать?

- Не только в другой город, но и в чужую страну готова была последовать за Диром! Так любила его.

- А сейчас?

- Перегорело, перестрадалось. Ничего не осталось, ни любви, ни ненависти. Опустошение и холод на душе.

- Я тоже не знаю куда деваться. И меня разлюбил Дир, - неожиданно для себя призналась Есеня и заплакала.

- А он никого никогда не любил, кроме самого себя, - отчуждённым голосом произнесла Чаруша. - Он не любит, а играет в любовь. Чтобы быть в центре внимания, чтобы казаться привлекательным, чтобы все им восхищались, чтобы все перед ним преклонялись. Ради этого он готов пойти на всё - и на самоотверженный поступок, и на унижение. Готов затоптать любого на своём пути. Я прошла через всё это.

- Что же мне делать? - слабым голосом спросила Есеня.

- Решай сама. Чтобы потом на других вину не сваливать, если не все в жизни ладно сложится.

Через месяц после разговора с Чарушей Есеня тихонько собралась и ушла с ребёнком к своим родителям. Дир этого будто не заметил.

Миновал год.

Как-то она пошла на рынок. Спускаясь к Подолу, повстречала знакомого мужчину, но не могла вспомнить, где его видела. Он прошёл мимо, потом остановился, спросил удивлённо:

- Есеня? Неужели это ты?

Она оглянулась и только тут признала в нём боярина Вяхоря. Этого двадцатипятилетнего сухонького мужчину она несколько раз видела в княжеском дворце, он не произвёл на неё особого впечатления и потому смотрела на него спокойно, не выражая никаких чувств. Зато в его глазах плескался непритворный восторг.

- Как ты изменилась за последнее время! - продолжал он. - Ты стала такой очаровательной!

И действительно, с приходом материнства она просто расцвела. Не обладая ослепительной красотой, Есеня пленяла нежностью, мягкостью и приветливостью лица. Её глаза излучали лучезарный свет, который покорял, завораживал и приковывал к себе, и Вяхорь невольно потянулся к ней.

- Ты на рынок? - спросил он её. - Можно я провожу тебя?

Она оценивающе оглядела его. Умное, сосредоточенное лицо, цепкий взгляд серых глаз. Лицом не красавец, но и не дурен. К тому же за последнее время это был первый мужчина, который так откровенно восхищался ею, и это ей льстило.

Она затаённо улыбнулась и молча пошла по тропинке. Он следом за ней.

Рынок на Подоле шумел. Здесь собрались купцы чуть ли не со всего света. Главное место среди них занимали славяне. Перед ними стояли бочки с мёдом и воском, пивом и медовухой, вороха дорогих мехов. Далее шли мясные ряды с бараниной, говядиной, свининой; мясо тут же варилось, жарилось, острые запахи снеди щекотали ноздри. Продавцы из Хазарии, Шемахи и Персии предлагали ковры пёстрой расцветки и затейливого орнамента, торговцы из Скандинавии, Сирии и Европы раскинули перед собой различные виды оружия и военного снаряжения; византийцы нахваливали вино, благовония и специи, а также дорогие ткани, искусной работы драгоценности. Вот возле него и остановился Вяхорь, стал брать одно за другим хрупкие изделия и предлагать Есене. Она смущалась, для приличия отказывалась, но было видно, что они её заворожили, она не могла оторвать взгляда. Вяхорь был настойчив, и они остановились на ожерелье, которое шло к её синим глазам и подчёркивало прелесть нежного лица.

Назад Дальше