Северный крест. Миллер - Валерий Поволяев 8 стр.


Снова рявкнула пушка. Снаряд со знакомым шипением разрезал плотный, наполненный медовыми запахами летний воздух; будто лопатой шваркнув, срыл небольшой бугор, поросший густой зелёной травой, в воздух полетели тяжёлые чёрные комья земли, толстые, спутавшиеся друг с другом коренья деревьев и кустов. Пулемёт вновь достал до миноноски, полоснул по орудию, по щитку, выбил густое сеево искр, от резкого грохота люди, стоявшие в рубке, невольно зажмурились, корабль, приподнявшийся было на волне, соскользнул с неё, и пули ушли в воздух.

- Орудие - огонь! - прокричал в жестяный рупор Лебедев.

Пушка рявкнула в третий раз. Сейчас пушкари сработали точно, снаряд лёг в пулемётное гнездо. В воздух взлетел искорёженный, с раскоряченными колёсами "максим", рядом взметнулось несколько скомканных бесформенных тряпок - всё, что осталось от расчёта - двух угрюмых поморов, несколько дней назад оставленных здесь в засаде красным партизанским командиром.

- Молодцы, канониры! - похвалил артиллеристов Лебедев, щёлкнул перчаточными кнопками, будто ударил дуплетом по невидимой цели.

Монитор, шедший последним, начал подворачивать к берегу, плицы огромного гребного колеса с шумом всаживались в воду, отпихивали её от себя, пароход разворачивался медленно, неохотно. Лебедев прижал к губам раструб рупора. Поскольку на мониторе не было сигнальщика, общаться с мониторов приходилось с помощью рупора.

- Второй монитор, вы куда?

Через полминуты послышался жестяный, переданный в такой же рупор ответ:

- Необходимо проверить берег и навести на нём порядок.

- Чьё это приказание?

- Командира десанта капитана Слепцова.

- Даю на проверку тридцать минут, - недовольно прокричал в рупор Лебедев, - больше дать не могу. - Отложил рупор в сторону и выглянул из рубки. - Канониры! Носовая пушка!

Двое матросов, стоявших у носовой пушки, вытянули головы, глянули вверх, на уменьшившуюся, ставшую похожей на птичью, фигурку лейтенанта.

- Орудие - зарядить! - скомандовал Лебедев. - Держите его готовым к стрельбе.

Монитор с десантом, погромыхивая плицами, пуская из трубы густой вонючий дым, подгрёб к берегу, подработал кормой, потом снова подработал - сильное течение волокло судно назад, - раздражённо рявкнул гудком и в конце концов ткнулся носом в сырой земляной срез.

Первым с борта монитора спрыгнул Слепцов, держа в руках стек, следом - плечистый малый, наряженный, несмотря на летнюю жару, в длиннополую кавалерийскую шинель. Перед собой десантник грозно выставил, будто полено, пулемёт "шоша".

Следом с борта монитора на землю скатилось ещё несколько десантников.

- Ур-ра-а-а! - голосисто завыл один из них, но никто этого "соловья" не поддержал.

Арсюха с завистью поглядел на десантников и смело шагнул в рубку. Остановился перед Лебедевым.

- Господин командир, разрешите обратиться! - Арсюха вскинул руку к околышу бескозырки.

- Разрешаю.

- Дозвольте участвовать в высадке десанта на берег.

- Не разрешаю, - зычно проговорил в ответ Лебедев. - Десант обойдётся без участия посторонних лиц.

По лицу Арсюхи проползла недовольная тень, лейтенант её заметил, полюбопытствовал:

- А что, собственно, вы хотите там делать? В чём заключалась бы ваша помощь?

- Я умею хорошо стрелять из винтовки.

С берега это время донеслось несколько выстрелов, они всколыхнули застойный медовый воздух.

- Как вы поняли, там есть мастера популять из винтовки и без вас. Слышите, как лупят?

- Слышу, - недовольно отозвался Арсюха.

- Никаких других причин сойти на берег у вас нет? - спросил лейтенант.

- Нет, - соврал Арсюха, засек во взгляде лейтенанта недоверие и отвёл глаза в сторону. Операции по продаже дефицитного товара Арсюхе хотелось начать сейчас же, сию же минуту, под прикрытием ружейной стрельбы... Хотя он прекрасно понимал, что это опасно, но в нём словно бы проснулся некий нетерпеливый бес, который подталкивал его, требовал, чтобы Арсюха сейчас же спрыгнул с борта на берег. Сели не удастся сбыть по выгодному тарифу тушёнку, то удастся сделать другое - например, выгрести из-за икон в какой-нибудь избе, на время покинутой хозяевами, денежную заначку. Здешние мужики - не бедные, деньги копят упрямо, копейка к копейке, рубль к рублю, и накапливают приличные суммы, это Арсюха знал хорошо.

Лебедев, считая разговор законченным, отвернулся от Арсюхи, всмотрелся в берег, который штурмовали десантники Слепцова.

Послышалась короткая пулемётная очередь, потом ещё одна; отзываясь на этот железный стук, грохнуло несколько винтовок, воздух сделался рябым, дырявым, и Арсюха поспешно спрятался за железный короб воздуховода. На носу миноноски гулко пальнула пушка. Снаряд унёсся за нарядные белые дома.

Интересно, почему здесь дома белые? Во всех северных деревнях дома бывают тёмно-пепельные, зольного колера - это цвет натурального дерева, выгоревших, выхолощенных ветром, дождями, снегом, солнцем брёвен, а в распадке, выходящем к реке, дома белого цвета... Интересно, кто тут живёт? Какие такие богатые люди?

Очень хотелось бы это знать Арсюхе. Может, тут обитают какие-нибудь помещики из Южной Хохландии либо из Крыма? Среди северных жителей, поморов и чуди белоглазой, такой моды нет, есть только в Хохландии.

Пушка пальнула ещё раз - видимо, события на берегу развивались не так, как хотелось бы капитану Слепцову, из-за кустов послышался задавленный протяжный крик "Ура-а-а!", и пушка рявкнула в третий раз. Корпус миноноски от каждого выстрела напряжённо вздрагивал, грохот стоял такой, что в уши хотелось сунуть по деревянной затычке, иначе могли разорваться барабанные перепонки.

С берега в воду свалился солдатик без фуражки, без винтовки, взбил фонтан брызг, зачерпнул обеими руками воды, выхлебал пригоршню и проговорил жалобно:

- Винтовку у меня вышибло из рук пулей... - солдатик был похож на небольшого сморщенного ёжика. - Там такое творится, такое...

Солдатик махнул рукой и, зачерпнув голенищами воды, хлюпая сапогами, полез назад на берег. При каждом малом движении из голенищ у него с поросячьим чавканьем выплёскивались тёмные радужные брызги, струйками ныряли в землю. Через полминуты солдатик исчез.

На берегу громыхнуло несколько гранат, чёрные плоские взрывы метнулись в воздух.

- Иван Иванович, занесите в журнал время начала боевых действий. - Лейтенант призывно щёлкнул кнопками перчаток и глянул на Рунге.

- Уже занёс, - ответил тот.

- Хорошо. - Лейтенант выглянул из рубки. - Носовое орудие, прекратить стрельбу!

Орудие замолчало.

Лейтенант поднёс к глазам бинокль.

* * *

Самым партизанским уездом в Северной области был Шенкурский. Жители этого уезда испокон веков были охотниками и рыбаками, брали добычи столько, сколько могли взять, начальство, какое бы оно ни было, особо не признавали, больше симпатизировали разбойникам, сбегавшим с северных каторг, как гимназисты сбегают с занятий перед Рождеством, - с завидным проворством и регулярностью. Но и разбойники жителям тоже не были указом - могли свернуть голову самому лютому из них, и когда на Севере появились белые, красные, англичане, чехословаки, французы, голландцы, финны, всплыли даже наглые, горластые американцы, шенкурцы отнеслись одинаково плохо и к одним, и к другим, и к третьим.

- Вы сами по себе, а мы сами по себе, - говорили они, - нам не по дороге.

Удержать нейтралитет не удалось. Как только на северных реках появились английские мониторы, жители Шенкурского уезда взялись за винтовки. Этих лихих людей стали звать партизанами, ещё - шенкурятами. Следом за оружие схватились так называемые тарасовцы. И пошло, и поехало, и понеслось... Не остановить.

Если из тарасовцев состоял один из лучших полков миллеровской армии - Седьмой - и эти люди дрались только на стороне Миллера, то с шенкурятами дело обстояло сложнее. Во-первых, часть их оказалась на стороне белых, другая часть, меньшая - красных, во-вторых, они били всех, кто появлялся на их земле, - всех, с кем были в чём-то несогласны, расходились во мнениях.

Поэтому, кто знает, может, отряд капитана Слепцова сцепился именно с шенкурятами - красного, естественно, цвета. А может, и нет - это дано узнать, только взяв кого-нибудь из них в плен.

Цепь, ведомая Слепцовым, достигла домов, обошла их с обеих сторон и углубилась в тайгу.

Связи со Слепцовым не было никакой, и это раздражало лейтенанта.

- Я не привык так воевать, - пожаловался он Рунге.

- Я тоже, - ответил тот.

Над водой носились крупные тяжёлые птицы, вспарывали крыльями воздух, вызывали ощущение некой нереальности, словно они прибыли из другого мира. Это были чайки, которым надлежало жить на море и морские просторы не покидать, но они начали осваивать реки, забираться в глубь материка, будто и не чайки это были, а птицы менее романтичные - беспардонные наглые вороны.

Время меняло не только людей - меняло птиц.

До миноноски донеслось несколько взрывов, затем - длинная пулемётная очередь. Лебедев поднёс к глазам бинокль, вгляделся в берег. Пожаловался:

- Ничего не видно. Не то можно было бы подсобить огнём из наших стволов.

В лесу снова раздалось несколько разрывов.

Надо было ждать. Лебедев вспомнил о матросе, который просился на берег, повёл в сторону леса подбородком:

- Может, нам послать туда пару наблюдателей? А, Иван Иванович? Если понадобится огневая поддержка, наблюдатели подскажут.

Рунге согласно кивнул:

- Можно послать.

На берег пошли Арсюха и Андрюха. Оба с винтовками. Пригнувшись, они побежали до домов. Арсюха нырнул за поленницу, хорошо прикрывавшую от пуль, сказал напарнику:

- Ты дуй в лес, погляди, что там, а я пока в домах проверю, нет ли тут... красных диверсантов. - Арсюха решительно передёрнул затвор винтовки и толкнул дверь крайней хаты.

Дома на Севере, особенно в деревнях, запирать на замок не было принято, все двери, если хозяева куда-то уходили, затыкали обычным сучком - всовывали его в замочные ушки, тем и ограничивались. Либо просто подпирали дверь лопатой.

Этого было достаточно - воровства в здешних деревнях не наблюдалось.

Если же кто-то неожиданно приезжал в гости, то мог выдернуть сучок из петель и войти в дом, чтобы не ждать хозяина на улице. Арсюха даже выдёргивать сучок не стал, просто сшиб его, толкнул дверь и очутился в доме.

Изба была чистая, просторная, изнутри также тщательно побелённая, как и снаружи, с образами, висящими в углу.

Над аккуратно застеленной "коньевым" одеялом кроватью висела зыбка, завешенная плотной тканью. Арсюха первым делом потянулся к зыбке - знал, что хитрые хозяева прячут свои сбережения в самых неожиданных местах - в кастрюлях, в перевёрнутых махотках - литровых глиняных крынках - ив зыбках, ассигнации заворачивали в брезент, чтобы "хрусты" не подмокли, засовывали в подстилки, на которых лежали детишки, - и в то же мгновение остановил себя: хозяева этого дома принадлежали к другой породе людей. Арсюха ухмыльнулся и полез за иконы.

Улыбка на его лице сделалась ещё шире - деньги находились там. Завёрнутые в белый платок, перевязанные бечёвкой, они лежали плотным комком, и, судя по тугости и толщине спрессованного комка, денег в платке было немало.

- Вот так экземпляр, - проговорил Арсюха довольно, улыбнулся и стремительным движением сунул деньги за пазуху. Неожиданно за его спиной послышался шорох. Арсюха стремительно обернулся. В проёме двери, на пороге, стоял бородатый стареющий мужик в просторной неподпоясанной рубахе, со светлым немигающим взглядом.

Ещё Арсюха увидел, что справа от двери, на стене, зацепленное ремнём за крюк, висит охотничье ружьё. Если мужик доберётся до ружья прежде, чем Арсюха вскинет винтовку, экспроприатору с миноноски каюк.

Но экспроприатор был опытным воякой, знал, какие неожиданности могут подстерегать его в таких операциях, винтовка Арсюхина находилась под рукой, стояла на боевом взводе... Ко всему прочему ещё не факт, что ружьё, висящее на стене, заряжено, оно вполне может оказаться пустым. Арсюха ухмыльнулся и качнул стволом винтовки: - Тебе чего, мужик?

- Что ты тут делаешь, лихоимец? - тихо и очень спокойно спросил мужик.

- В вашей деревне проводится операция по наведению порядка, - с достоинством произнёс Арсюха. - У нас есть данные, что в этом доме скрывается красный партизан.

Лицо мужика тронула горькая улыбка.

- Двенадцать лет живу в этих местах, а ни разу не видел красного партизана, - произнёс он задрожавшим, каким-то севшим голосом.

Арсюха это опасное дрожание уловил, очень хорошо понял, что может произойти дальше, и ткнул в мужика стволом винтовки.

- А стрельба тогда откуда? С кудыкиной горы? Ты это... давай собирайся! Пойдёшь со мной на монитор.

Мужик неожиданно усмехнулся и отрицательно помотал головой:

- Никуда я не пойду. Зачем мне идти на монитор?

Арсюха сказал жёстко, раздельно печатая слова, будто собирался отлить их в металл:

- На мониторе с тобой будет разговаривать следователь. Если ты связан с красными партизанами, тебя расстреляют. Понял, дед?

Мужик усмехнулся и, неловко качнувшись, опёрся рукой о стену и сделал крохотный шажок к ружью. Затем сделал второй шажок. Арсюха оценивающе посмотрел на него - фиксировал каждое движение этого человека, и когда мужик сделал очередной шаг, выстрелил.

Пуля вошла мужику в грудь, прибила его, будто гвоздём, к стене... Из-под тела мужика выбрызнула струя крови, окрасила известковую стенку в страшноватый красный цвет. Мужик застонал. Он был жив, продолжал держаться на ногах.

Арсюха нажал на спусковой крючок вторично. Вновь гулко бабахнула винтовка. Вторая пуля всадилась мужику в голову, и кровью оказалась забрызгана половина стены, мужик уронил руки и тихо сполз на пол.

- Ну вот, гад, - Арсюха подмигнул пространству подбитым глазом, - а то задёргался, к ружью потянулся... А зачем, спрашивается, тебе ружьё-то? - Арсюха передёрнул затвор винтовки, загнал в ствол новый патрон и, шагнув к стене, сорвал с крюка ружьё.

Переломил его. Стволы были пусты. Арсюха швырнул ружьё на пол и вышел из избы.

Направился ко второй хате.

Дверь её также была заперта деревяшкой - специально выструганной рогулькой. Арсюха мощным ударом ноги вышиб рогульку из петелек. Очень для этого подходили английские ботинки, в которые он был обут, - удар получился точным, ловким, сильным - кр-расота. Арсюха ворвался в избу.

Здесь он также нашёл тугой денежный свёрток, спрятанный за иконами. Этот свёрток был даже больше того, что он взял в первой избе. Значит, и люди здесь жили побогаче. Наверняка в этом доме есть не только бумажные ассигнации - есть настоящие деньги - золотые червонцы. Арсюхино лицо преобразилось, глаза заполыхали жадно. Где может находиться золото - в этом доме, где? Он бросил оценивающий взгляд в одну сторону, потом в другую, в третью.

Обстановка в доме была обычная, без признаков зажиточности. Стол, под окнами, вдоль стен, - лавки, два старых венских стула с облезшим лаком стоят рядом с лавкой, два таких же стула, только новеньких, тёмных, изящных, прислонены к лавке с другой стороны. Печь с широкой чёрной загнеткой. Зев прикрыт железной заслонкой, к которой приклёпана жёлтая латунная ручка.

Как-то Арсюха слышал от одного бывалого человека, что деревенские старухи любят прятать золото в печках. Облюбует себе бабка стеклянный медицинский пузырь с притёртой пробкой и широким горлышком либо обыкновенную пол-литровую банку, сунет в неё монеты и - в печку, за загнетку. Ни один вор не догадается, что клад там. Кроме, конечно, хитрованов, королей воровского мира, которые просчитывают действия таких старух на полтора десятка ходов вперёд.

Себя Арсюха считал хитрованом с хорошо устроенными мозгами. Он поспешно ухватил заслонку за латунную ручку, отбросил в сторону.

Заглянул в тёмное, пахнущее золой и хлебом нутро печи. Глубоко заглянул, даже страшно сделалось; ожидая, когда глаза привыкнут к темноте, вдохнул в себя тёплый воздух, ткнул рукой в одно место - пусто, в другое - тоже пусто, в третье - пусто. Никакой тут кубышки с золотом нет.

Но золото в этой хате имелось, точно имелось, Арсюха чувствовал его своим нутром, "жабрами", кожей... Он отошёл от печи, огляделся. На кровати была пышно взбита перина, в перину вдавлены тяжёлые перьевые подушки, этакой крепостной башенкой, одна подушка на другую.

Арсюха метнулся к кровати, отшвырнул в сторону одну подушку, помял её руками - не прощупается ли где под наволочкой, в мягком курином пухе что-нибудь твёрдое, кубышка, банка либо просто сверок, набитый дорогим металлом. Нет, ничего твёрдого...

Он подтащил к себе вторую подушку, тщательно ощупал её - тоже ничего нет. Была пуста и третья подушка. Арсюха озадаченно выматерился.

Неужели чутьё подводит его? Такого раньше не случалось. Он залез в посудную полку, заглянул в фаянсовую сахарницу, накрытую крышкой, - там только крепкий, порыжевший от времени сахар, наколотый мелкими кусочками. Ничего не оказалось и в берёзовом туеске, и в большой стеклянной банке с солью. Арсюха перевернул банку на один бок, потом - на другой, посмотрел, нет ли внутри чего подозрительного...

Ничего, кроме соли, в банке не было. Арсюха застонал от возбуждения, огляделся вновь. Ну где же золото, где? Он ощущал его ноздрями, корнями волос, кончиками пальцев, ногтями - оно было в этой избе, может быть, даже глядело сейчас на Арсюху, хлопало глазами, стараясь привлечь его внимание, но Арсюха золота не видел. Лишь ощущал его.

Он вновь зашарил глазами по хате, перепрыгивая с одного предмета на другой, задержал взгляд на тяжёлой, отлитой из тёмного стекла лампаде, висевшей перед иконами.

А ведь в лампаде этой можно запросто спрятать три десятка золотых червонцев. И не только червонцев, но и пятнадцатирублёвых монет, желанных, ярких, крупных. У Арсюхи даже губы посвежели, сделались красными, как у девицы, от предчувствия удачи.

Он сдёрнул с цепочки лампаду, выплеснул масло на пол, разочарованно поездил ртом из стороны в сторону: золотых монет в лампаде не было. Отшвырнул пустую лампаду в сторону и вновь заскользил взглядом по пространству. Ну где это золото? Им так здорово пахнет... Оно должно находиться на поверхности... Где оно? Арсюха почувствовал, как в нём всё напряглось, голова налилась чугунным ошпаривающим жаром, на лбу появился пот.

Взгляд его вновь заскользил вокруг. Остановился на тяжёлом, обитом медными обручами сундуке, стоявшем недалеко от кровати. Явно изделие древнее, лет двести ему, не менее. На сундуке висел небольшой, нарядный, с цветными заклёпками замок. Арсюха подскочил к сундуку и что было силы саданул прикладом винтовки по замку, выбил его вместе с петелькой и накинутой на неё плоской медной шлёвкой.

Замок с тихим звоном покатился по полу - он, оказывается, даже не был закрыт, дужка отвалилась, отпрыгнула в сторону. В сундуке лежало праздничное бабье тряпье - платье с вышивками и кружевами, несколько сарафанов. Арсюха стволом винтовки поддел один из сарафанов, откинул его в сторону, потом поддел второй. Также откинул в сторону.

Назад Дальше