- Умелый воин Мстислав Изяславич, что и говорить, - соглашался с Бренком Георгий, - на хитрости военные горазд. Как он хана Иллелуку в ловушку заманил!
- Я его в бою видел, - вставил Олег. - Ох и страшен Мстислав в сече! Головы половецкие так и летели с плеч долой, а одного степняка Мстислав наполы рассёк мечом!
- Не приведи господи с таким витязем один на один сойтись, - заметил кто-то за столом. - Вы руки у Мстислава видели? Такими руками волков душить!
- Сказывают, лук у Мстислава столь тугой, что никому не под силу его натянуть, - добавил кто-то из бояр.
И снова наполняли чаши и братины хмельным мёдом, пили за успешный поход, за храброго князя Мстислава Изяславича. Долгие лета такому витязю!
...Как только задули осенние ветры, в хоромах Олега объявился гонец из Чернигова.
Сообщение гонца было коротким:
- Встречай невесту для брата Игоря.
Как выяснилось, посольство из Галича, передохнув в Чернигове, уже на пути в Новгород-Северский.
Олег отправил навстречу галичанам отряд дружинников во главе с Георгием.
Игорь, узнав, что дочь Ярослава Осмомысла завтра будет в Новгороде-Северском, пришёл в смятение. Он знал, что день этот рано или поздно наступит, но всё произошло так неожиданно.
Старший брат ободряюще похлопал Игоря по плечу:
- Не робей, невесте твоей всего-то четырнадцать лет. Она небось робеет больше твоего.
Но Игорю было стыдно взглянуть Олегу в глаза: если бы тот знал истинную причину его волнения! Не скорая женитьба пугала Игоря, а то, что Ефросинья может встать между ним и Агафьей.
У Игоря теплилась надежда, что, быть может, дочь галицкого князя блистает неземной красотой, тогда он сразу потеряет голову от любви к ней. И это новое чувство переборет в нём любовь к Агафье, очистит от греховной связи.
Ночью, лёжа в постели, Игорь по-разному представлял свою встречу с Ефросиньей.
На деле вышло всё иначе.
Рано поутру Олег со своими ловчими отправился на охоту. Игорь увязался за ним.
В светлом осеннем лесу, роняющем жёлтые и бурые листья, далеко разносился вой охотничьих рогов и тяжёлый топот бегущих зубров.
Придесненские дубово-кленовые леса гигантской подковой охватывали подступающую к Новгороду-Северскому равнину. Весь правый берег реки Десны утопал в дремучих лесах. Густые дебри тянулись и по берегам реки Сновь, впадающей в Десну.
В Новгород-Северский охотники вернулись поздно вечером.
Игорь едва сбросил с плеч намокший плащ - на обратном пути охотников застал дождь, - как вошла мать с улыбкой на устах.
- Пойдём, сын мой, - сказала Манефа, поцеловав сына. - Я познакомлю тебя с твоей невестой.
- Разве галичане приехали? - удивился Игорь.
Он не увидел на теремном дворе ни лошадей, ни повозок, как бывало, если прибывали гости издалека.
- Слава богу, приехали, - ответила Манефа. - До дождя успели. Идём же!..
Видя хорошее настроение матери, Игорь приободрился, - значит, невеста ей приглянулась. Стало быть, недурна собой его суженая!
В покоях княгини витал незнакомый Игорю аромат греческих благовоний. Стояли большие сундуки с приданым.
Служанки Манефы убирали со стола остатки обильной трапезы.
Стоявшая у окна незнакомая девушка в длинном платье из розовой парчи обернулась, когда Манефа окликнула её по имени.
- Вот твой наречённый жених, - сказала княгиня, подтолкнув сына вперёд.
Игорь и Ефросинья застыли на месте, глядя друг на друга. Оба были смущены и хранили молчание.
При виде Ярославовой дочери Игорь почувствовал разочарование.
Перед ним стояла широкая в плечах и бёдрах высокая отроковица.
На вид Ефросинье смело можно было дать лет шестнадцать. Лицо её имело правильные черты, хотя и несколько крупные. У неё были большие, широко поставленные глаза, полные наивной простоты. Она была бледна, и эта бледность необычайно подходила к её красиво очерченным алым губам. Крупный прямой нос и густые брови заметно огрубляли девичий лик.
У Ефросиньи были тёмно-русые, слегка вьющиеся волосы, заплетённые в толстую длинную косу.
Игорь, познавший запретный плод, невольно задержал взгляд на девичьей груди, которой было явно тесно под платьем.
Агафья была гораздо милее и обворожительнее этой застенчивой нескладной девочки. И оттого в душе Игоря расползлось чувство какой-то безысходности, словно он потерял своё счастье навсегда.
- Что же вы как воды в рот набрали? - шутливо промолвила княгиня. - Вы теперь суженые перед Богом и людьми. - Манефа легонько толкнула Игоря: - Поцелуй же невесту свою, стоишь, как медведь!
Игорь шагнул к Ефросинье и осторожно коснулся губами её нежной щеки.
Вместе с Ефросиньей приехал её брат Владимир, которому, как и Игорю, было семнадцать лет. При первой же встрече Игорь и Владимир почувствовали взаимную симпатию.
Владимир очень походил на сестру. У него был такой же крупный нос, густые низкие брови и широко поставленные глаза. Только у Ефросиньи очи были светло-карие, а у Владимира - серые.
Игорь показал гостю стены и башни детинца, белокаменную Михайловскую церковь, новгородский торг...
Владимир нисколько не задавался перед Игорем, когда, сравнивая увиденное, говорил, что у них в Галиче и стены выше, и торжище обширнее, и каменных храмов больше десятка.
- Недаром Галич соперник самого Киева, - сказал Игорь. - Куда до него Новгороду-Северскому! Отец твой могучий князь, держит в страхе и венгров, и ляхов, и половцев.
Владимир вдруг помрачнел:
- Отец мой ныне охладел к ратным делам. Он увлечён наложницей своей, женщиной низкого происхождения. И тем позорит мою мать! Сказал я ему как-то в глаза слово нелестное, так он меня с глаз долой спровадил. Велел Ефросинью в пути охранять. Останься, говорит, до самой свадьбы и проследи, чтобы всё было по чести. Понимаешь теперь, отчего я тут? - с невесёлой усмешкой спросил Владимир.
Игорь кивнул...
Свадьбу Игоря и Ефросиньи сыграли в Покров день. С этого дня и до первого снега на Руси было в обычае проводить свадебные торжества.
За шумным свадебным столом в княжеской гриднице было полно гостей. Тут были и старшие Олеговы дружинники с жёнами, и боярские сыновья, Игоревы ровесники, и приближённые княжеские люди: тиуны, огнищане, мечники... Приехал из Сновска Ярослав Всеволодович, родной брат черниговского князя. Из Смоленска приехала Премислава, родная сестра Олега. Премислава была замужем за смоленским князем, Романом Ростиславичем. Тот, в свою очередь, доводился родным братом Агафье, жене Олега.
Княгиня Манефа восседала на почётном месте среди самых именитых гостей. Сегодня она была улыбчива и приветлива со всеми. С таким тестем, как Ярослав Осмомысл, её любимый Игорь непременно станет властителем, с которым будут считаться другие князья, если, конечно, он не унаследует нрав старшего брата.
"Не унаследует, - думала счастливая Манефа, - я не допущу такого!"
Среди этого веселья лишь двоим в гриднице было невесело: Игорю и Агафье.
Сидевший во главе стола Игорь не всегда слышал, что говорит ему робким голоском сидевшая рядом Ефросинья. Он часто ловил на себе печальный взгляд Агафьи, почти незаметной среди боярских жён, и отвечал ей таким же обречённо-печальным взором. Нелегко в семнадцать лет таить в себе печаль-кручину да ещё при этом улыбаться. И Игорь опрокидывал в рот одну полную чашу за другой. Хмель ударял в голову, навевая странное безразличие и желание горланить во всё горло срамные песни, какие поют скоморохи.
В опочивальню жениха притащили совсем пьянёшенького. Челядинцы уложили Игоря на ложе, не снимая с него ни заляпанной мёдом атласной рубахи, ни сафьяновых сапог. И удалились, притворив за собой дверь.
Ефросинью, смущённую таким поведением Игоря, Манефа привела в свою спальню, помогла раздеться и уложила спать на своей кровати. Перед тем как уйти, княгиня по-матерински утешила свою юную невестку.
- Младень взрослым желает казаться, вот и напился без меры, - улыбаясь, молвила Манефа. - Игорь небось полагает, что коль мечом неплохо владеет, так и в питье хмельном никому не уступит. Ничего, проспится, поймёт, что и в таком деле сноровка нужна.
Княгиня с искренней лаской погладила Ефросинью по волосам и запечатлела у неё на устах столь нежный поцелуй, что юная невеста скоро забылась сном, счастливая и умиротворённая.
Пиршество продолжалось уже без жениха и невесты до полуночи.
Затем гости стали расходиться. Опьяневших, сверх всякой меры, челядь укладывала на полатях, примыкавших к гриднице.
Ярослав Всеволодович, спровадив супругу почивать, сам засиделся при свечах с Манефой в небольшой светёлке на женской половине терема.
В свои двадцать девять лет Ярослав Всеволодович боле интересовался женщинами, нежели ратными делами иль сменой княжеских столов в родовом древе Рюриковичей. Излишним честолюбием не страдал. Да и не мог он перескочить через голову своего старшего брата Святослава Всеволодовича, который по возрасту и по характеру первенствовал среди Ольговичей. Святослав был старше Ярослава на четырнадцать лет, и, по слухам, матери у них были разные, так как отец их Всеволод Ольгович был падок на женскую красу. Покуда он княжил в Киеве, во дворце у него перебывала не одна, сотня наложниц.
Если Святослав Всеволодович унаследовал воинственный нрав своего знаменитого деда Олега Святославича, внука Ярослава Мудрого, то брат его Ярослав весь пошёл в отца.
Знала о слабостях своего племянника и Манефа.
Она сразу догадалась, какие желания одолевают Ярослава, когда он будто ненароком коснулся pyкой её бедра ещё во время пира. Княгиня милостиво улыбалась Ярославу, как бы поощряя его действовать смелее. Тот, видя её внимание к нему, даже поцеловал свою тётку, приобняв за плечи. Впрочем, среди подвыпивших гостей обнимались и лобзались многие. Кто-то по-родственному, а иные так выражал свою симпатию какой-нибудь приглянувшейся соседке, во хмелю перейдя меру дозволенного. Благо, по русскому обычаю, мужчины сидели за столами вперемежку с женщинами.
После пира Манефа сама предложила Ярославу закончить разговор, начатый во время застолья. Ярослав без колебаний согласился. Они пришли в укромную светёлку, принеся с собой зажжённые свечи, и Манефа демонстративно закрыла дверь на засов.
- Чтобы нам не мешали, - с обворожительной улыбкой пояснила она.
Разговор не клеился с самого начала, поскольку Ярослав утерял его суть, одолеваемый похотью. Он ёрзал на стуле и шумно вздыхал, пожирая тётку нетерпеливым взглядом. Чего она медлит?
Наконец Ярослав решил действовать сам и, став на колени перед сидящей на стуле Манефой, заголил ей ноги. Вид полных, красивых ног, белизна которых казалась ещё более соблазнительной при свете свечей, распалил Ярослава настолько, что он тут же принялся сбрасывать с себя одежды, возбуждённо дыша.
- Так ты не ответил на мой вопрос, Ярослав. Пытался ли твой брат Святослав отнять невесту у моего Игоря для своего сына?
- Пытался, да только без толку, - махнул рукой Ярослав и принялся стаскивать с Манефы платье.
Манефа не сопротивлялась: в конце концов, она знала, на что шла.
- Что же ответил Ярослав Осмомысл твоему брату? - допытывалась Манефа в то время, как Ярослав, завалив её на стол, пытался раздвинуть ей ноги.
- Что ответил?.. То и ответил, что он крест целовал твоему покойному супругу при видоках, а посему... - Ярослав не договорил, соединившись наконец своим мужским естеством с распростёртой на столе тёткой.
Манефа едва не вскрикнула от боли:
- Полегче, медведь неуклюжий!
- Почаще занимайся этим, белокожая моя, тогда и больно не будет, - усмехнулся Ярослав.
- А ты наезжай время от времени ко мне, так и я привыкну к ласкам твоим, - отозвалась Манефа.
- Ловлю тебя на слове, сладкая моя, - промолвил Ярослав, делая ритмичные движения большим сильным телом.
Манефа давно хотела заловить сластолюбивого Ярослава в свои сети, поскольку знала, что, по родовому обычаю, он преемник своего брата на столе черниговском. Иметь возможность влиять на податливого Ярослава при распределении уделов для своих сыновей - вот к чему втайне стремилась хитрая Манефа. Изображая перед захмелевшим Ярославом сильную страсть, княгиня глядела в будущее своих сыновей, рано оставшихся без отца, не наделившего их волостями. На пасынка Олега Манефа не надеялась, как, впрочем, и на Бога, рассчитывая лишь на свой ум и женские чары.
Глава шестая
ПОХОД НА КИЕВ
Вскоре галичане уехали.
Ефросинья, хоть и всплакнула при прощании на плече у брата, не выглядела огорчённой, оставаясь в Новгороде-Северском, вдали от родителей. Заботливая свекровь с первого же дня стала для неё второй матерью.
Игорь очень скоро обвыкся с тем, что женат, благо в жизни у него не случилось в связи с этим никаких перемен. Он так же жил в своей светёлке на мужской половине терема, а его юная жена разместилась в покоях Манефы, которая запретила сыну даже помышлять о наготе Ефросиньи, не говоря уже о том, чтобы тащить её в постель.
- Не доросла ещё Ефросинья до этого, - выговаривала княгиня сыну и грозила пальцем, - да и ты тоже. Супружество супружеством, но и о теле Ефросиньи подумать надо. Коль станет она детей рожать в столь младые годы, то может зачахнуть раньше срока. И дети у юных матерей рождаются слабые.
Игорь не прекословил матери, лишь усмехался в душе. Знала бы про его забавы с Агафьей, небось не усердствовала бы в поучениях.
При первом же тайном свидании вскоре после свадьбы Игорь пылкими признаниями и крепкими объятиями легко доказал Агафье, как ему безразлична Ефросинья и насколько небезразлична ему она. Любовники продолжали свои встречи в укромных уголках терема под покровом ночи либо в предрассветные часы, когда сон одолевает даже чутких собак.
Олег ни о чём не догадывался, поскольку с женой жил недружно и привык к её постоянной холодности. Служанки Манефы не имели доступа в покои Агафьи. Своих же служанок Агафья меняла столь часто, что, по существу, при ней постоянно находились девушки, не успевшие толком обжиться в княжеских хоромах.
Агафья с такой же лёгкостью обманывала свою прислугу, как и нелюбимого мужа.
Но однажды в начале зимы случилось непредвиденное...
Олег был в отлучке, объезжая свои владения по санному пути, творя суд и расправу на местах. Ефросинья лежала с простудой, и Манефа не отходила от неё. Ключница Пелагея отпросилась на несколько дней к родне в Трубчевск.
Игорь и Агафья, решив, что случай им благоприятствует, утратили обычную осторожность.
Изнывающие от страсти любовники проникли в комнатушку Пелагеи, хотя знали, что спальня княгини находится за стенкой. Всё происходило при свете дня. Игорь и Агафья поначалу хотели лишь поласкать друг друга без опаски и разойтись до ночи. Однако единение рук и губ пробудило в них столь неудержимое желание вкусить более сильное наслаждение, что они и не заметили, как оказались без одежд на чужой постели.
Привыкшие всё делать быстро, на этот раз Игорь и Агафья захотели продлить удовольствие, полагая, что запертая на крючок дверь убережёт их от внезапного вторжения. К тому же перед этим у них был вынужденный большой перерыв в ласках.
Два нагих тела пребывали в недвусмысленной позе, когда на пороге светлицы возникла Манефа с ножом в руке, которым она сняла крючок с петли, просунув его в узкую щель между дверью и косяком. Из-за плеча Манефы выглядывало любопытное веснушчатое лицо одной из её рабынь.
- А мне Боженка молвит, что из светёлки Пелагеиной стоны какие-то доносятся, - громко сказала княгиня. - Так вот кто тут стонет! Не обессудьте, голубки, что нарушаю ваше уединение.
Увидев княгиню, Агафья испуганно вскрикнула, в ужасе закрыла лицо руками.
Игорь, тяжело дыша, уселся на край постели, не смея взглянуть на мать. Торопливым движением он прикрыл одеялом свою наготу.
- Ступай прочь, Боженка, - бросила Манефа служанке. - Гляди, никому ни слова, коль не хочешь битой быть!
Рабыня мигом исчезла.
- Нехорошо, сыне, - осуждающе произнесла княгиня. - Супруга твоя почти в беспамятстве лежит, а ты в это время прелюбодействуешь. И с кем?! С женой брата! Видел бы такое отец твой!
Манефа тяжело вздохнула и вышла, затворив за собой дверь.
Олегу княгиня ничего не сказала и внешне была всё так же приветлива с Агафьей. Однако в настроении Манефы случилась резкая перемена. Если до этого ей нравилось опекать Игоря, то теперь она в разговорах с Олегом и его думными боярами постоянно настаивала на том, что пора дать Игорю стол княжеский.
- В волости твоей, Олег, городов хватает помимо Новгорода-Северского, - говорила княгиня. - Вот и дай ему в удел Курск иль Трубчевск либо городок Рыльск. Пора Игорю в княжескую багряницу рядиться, засиделся он под боком у брата.
- Не к лицу Игорю в Рыльске князем сидеть, шибко мал сей городок, - размышляя вслух, ответил Олег. - И Трубчевск не многим больше Рыльска. Курск славный город, но стоит на самой степной границе, чтоб сидеть там князем, нужно опытным воителем быть: половцы враг опасный. Дам-ка я Игорю Путивль, где сам княжил когда-то.
Манефа одобрила такое решение. Путивль город не маленький и укреплён хорошо. И от Новгорода-Северского недалече.
Когда Ефросинья оправилась от болезни, Игорь с супругой перебрались в Путивль. Олег выделил брату из своей младшей дружины тридцать молодых воинов, каждый из которых имел коня и полное вооружение.
Стояли трескучие рождественские морозы. Над Путивлем плыл торжественный колокольный звон, возвещающий о том, что в далёком-далёком прошлом в этот день сын Божий пришёл на землю.
Из высокого окна княжеского терема были видны крыши домов, укрытые снегом, деревянные маковки церквей с православными крестами. Хоромы бояр теснились ближе к детинцу, жилища людей небогатых расползлись по склонам холма и вдоль оврага до самых крепостных стен.