После известия о Трафальгаре Сенявин решил задержаться в Портсмуте ровно настолько, чтобы успеть долечить больных да завершить крепеж расшатавшихся на штормовой волне корабельных корпусов. Новокуплен-ные "Феникс" и "Аргус" доукомплектовали офицерами и матросами с линейных кораблей, опробовали пушки и погрузили боезапас с провиантом. Теперь оставалось лишь залиться свежей водой, и можно продолжать плавание. Англичане сработали споро. Сразу несколько водовозных барж разом подходили к бросившим якоря кораблям. В полные речной воды трюмы бросали полотняные шланги и начали качать помпами. Только успевай бочки таскать! Больных в портовом госпитале отпоили парным молоком, откормили свежими овощами. В помощь корабельным плотникам пришли портовые мастера, седые и многоопытные. Уже перед самым выходом к Сенявину на "Ярослав" прибыл командир порта адмирал Монтегю. Поприветствовав гостя, вице-адмирал пригласил его к себе в салон. Первый тост подняли среди флагманов всех государств традиционный: – За наши корабли!
После нескольких рюмок водки Монтегю раскатал на столе карту Ла-Манша.
– Вот здесь и здесь вас уже поджидают французы! Наши купцы видели их на траверзе Кадиса, так что будьте осторожны! – сказал он, тыча в карту пальцем. – Бонапарт велел любой ценой поймать вас и уничтожить! Кажется, последний урок Нельсона не пошел Бони впрок, и он решил отыграться на вас!
То была французская Рошфорская эскадра, чудом уцелевшая от Трафальгара, в составе пяти кораблей и четырех фрегатов. Теперь, покинув Порто-Фероль, эскадра вышла в море, чтобы, перехватив русских, взять реванш за недавний погром, учиненный Нельсоном.
***
Российская эскадра покидала английские берега не только в канун Трафальгара, она покидала его в канун Аустерлица!
Обогнув остров Вайт, наши корабли вскоре шли уже мимо берегов Гамшира. На другой день у Плимута подошел "Кильдюин" и доложился, что оторвавшиеся от эскадры корабли туда не заходили, а прошли мимо Плимута на зюйд. На траверзе мыса Лизард с наших кораблей отпустили английских лоцманов, по пеленгам утвердили место эскадры и, построясь в походный строй, пустились в открытый океан. Скрипели мачты, трещал корпус, беспрестанно хлопали над головами паруса. Все было, как всегда.
Выйдя в море, велел Сенявин выставить на кораблях "огневых". Такая команда – верный признак возможной скорой битвы. "Огневыми" в российском флоте именовали особо доверенных матросов, которые в ночное время содержали готовые к немедленному употреблению тлеющие фитили в специальных медных фонарях – ночниках.
В орудийных деках артиллеристы регулировали откаты. Откат пушки после выстрела – далеко не мелочь! При сильном откате, удерживаемая тросами – брюками – пушка только что не встает на дыбы. Если откат сильный, да еще стрельба идет долгая и залповая, то брюки, случается, вырывают куски борта. Зависит же сила отката от причин многих: от угла возвышения, от качества и количества пороха, туго входят в ствол пыжи или свободно, легко ли вращаются колеса станка или с усилием. Кроме этого, примечено давно и то, что разгоряченное от выстрелов орудие откатывается куда сильней, чем холодное. И это только откат, а сколько иных забот!
В следующую ночь к эскадре приблизился британский фрегат "Пегас". Долгое время фрегат шел в отдалении от нашей эскадры, определяя ее национальность и только удостоверившись, что перед ним действительно русские, осмелился сблизиться. Капитан "Пегаса", сойдясь с "Москвой", уведомил, что французская Рош-форская эскадра, увеличившись до семи кораблей и десятка фрегатов, бродит где-то неподалеку, чтобы не допустить русских в Средиземное море. Не далее как вчера французы покинули порт, а потому "Пегас" был послан адмиралом лордом Корнвалисом, дабы предупредить союзников.
Ветер дул самый попутный. Сомкнув кильватерную колонну сколько было возможно, Сенявин рассчитывал проскочить мимо сторожившей его французской эскадры. Несмотря на то, что корабли вовсю валяла океанская волна, верхние орудийные порты вице-адмирал велел держать открытыми. Прислуга неотлучно сидела подле заряженных пушек. Было ветрено и стыло. Поздним вечером, когда штурманы, кутаясь в дождевики, клали пеленги на черневшие на горизонте скалы Эль-Ферроль-ского мыса, с салингов сразу несколько голосов просту-женно прокричало: – Слева по крамболу борта правого паруса! – Считай!- запросили снизу. – Много! Никак флот целый!
– Это французы! – разнеслось по кают-компаниям и матросским палубам.
Капитаны, бросая недопитый чай, выбегали на шканцы:
– Ну что ж, господа, никак и наш черед накрутить хвоста французскому пуделю!
Командир "Ярослава" каперанг Митьков послал рассыльного за командующим. Сенявин поднялся немедленно.
– Сколько их там? – спросил, поеживаясь на холодном ветру.
– Десяток добрый будет! Корабли линейные, двух-дечные!
– Да, это явно битые, но недобитые французы! – поглядев в зрительную трубу, буркнул адмирал себе поднос.- Нас они, видимо, тоже заприметили и теперь ворочают на пересечку курса.
– Эти драться будут до соплей кровавых, – вздохнул невесело Митьков. – Французам после Трафальгарской бани уже смерть не страшна. Им победа нужна, по тому и спешат, что на ярмарку!
– Чего же им не спешить, когда противу каждого нашего корабля у них по два! – хмыкнул Сенявин.- Ан ладно, рано радуются.
Был день святого Николы Чудотворца, а потому матросы желали непременно сразиться с французами.
– Святой Микола нам сегодня непременно подможет, чего ж еще ждать! – горячились одни.
– Чем мы хуже английцев, пусть и у нас своя Трафальгарка будет! – вторили другие.
– Главное, чтоб до абордажа дошло, там мы уж хранцузу ухи-то яооткручиваем! – радовались в пред дверье боя третьи, самые отчаянные.
– Дмитрий Николаевич! Команды рвутся в драку! – доложили Сенявину.
Тот только хмыкнул. Затем велел собрать подле себя офицеров "ярославских". К ним и обратился:
– Рвение ваше к бою понимаю и разделяю всецело! Но встреча сегодняшняя нам ни к чему, ибо ежели даже и отобьемся, то до Корфу с разбитыми кораблями нам уже не доплыть! А потому станем уклоняться. Мой сигнал по эскадре – ворочать к зюйду, да плавно по три румба, чтоб не сразу заприметили! А с темнотой чтоб огня никто не зажигал! Матросов же, от вахт свободных, займите каким делом, чтоб кулаки поменьше чесались.
Повинуясь натруженным матросским рукам, "Ярослав" начал склоняться на юг, постепенно подворачивая. Остальные, держа в кильватер флагману, следовали за ним.
– Сколько до сумерек?- спросил штурмана Сеня-вин.
– Не более получасу осталось! – ответил тот, глянув в расчеты.
– Кажется, нам сегодня везет! – кивнул Сенявин. – В темноте-то уже точно оторвемся!
Спустившаяся ночь надежно скрыла русскую эскадру от преследователей. С наступлением темноты на кораблях разом потушили не только отличительные фонари, но даже огонь на камбузах. В восемь часов вечера все разом без сигнала поворотили на вест, а в полночь, еще раз изменив курс, пошли на зюйд. Утром сколь ни вглядывались впередсмотрящие в морскую даль до боли в глазах – горизонт был девственно чист.
– Слава Богу, избавились от настырных! – с облегчением вздохнули на шканцах флагмана. – Подраться мы всегда и сами горазды, но ныне оно нам ни к чему!
Чтобы занять и развлечь матросов, капитаны заставили их петь и плясать, а для поощрения выдали за здоровье государя по лишней чарке вина. Штурманские ученики, юнги, фельдшера (те, кто пограмотней) соорудили из сигнальных флагов кулисы и начали представлять любимую всеми оперу "Мельник". По сюжету оперы хитрый мельник и деньги сумел заработать и жену У соседа увести. Матросам нравилось.
– Ну и бестия, ну и ухарь! – хохотали, животы надрывая. – Ни дать ни взять хранцуз окоянный, что Напо-ливон всем вокруг себя пакостит!
Затем играли в рожок и били в бубны, да пели хорами, кто лучше: матросы, артиллеристы или солдаты. Все старались, как могли, чтоб друг друга перекричать. В кают-компаниях накрыли ужин, которому бы и московский винный откупщик позавидовал. Офицеры промеж себя тоже танцевали и веселились. Когда все напелись и наплясались, желание драться с французами пропало само собой. Когда о том доложили командующему, тот кивнул удовлетворенно:
– Нагулялись, теперь пусть отсыпаются! А воевать нам еще успеется!
Сам он переживал за судьбу отделившихся от эскадры "Селафиила" с "Уриилом". Не дай бог, на французов напороться!
Еще целую неделю металась по Атлантике Рошфор-ская эскадра в тщетных потугах отыскать исчезнувшего Сенявина. Желание поймать и истребить русских было велико. Иного и не могло быть, ведь приказ об уничтожении был подписан самолично императором, который к тому же постоянно интересовался ходом перехвата. Но все же настал момент, когда последнему французскому матросу стало абсолютно ясно: русских упустили окончательно.
– Если их адмирал шел с попутным ветром, да еще одним генеральным курсом, мы давно безнадежно отстали! – вынужден был признать вице-адмирал Гриен. – Ворочаем на Кадис! Нам следует ждать выговора от императора, а нашим ребятам в Адриатике большой головной боли!
Тем временем корабли Сенявина со свежим фордевиндом летели вперед на всех парусах.
Несмотря на ненастную погоду, свободные от вахты офицеры и матросы часами простаивали на палубе. Вид несущихся под всеми парусами кораблей всегда греет моряцкие души!
На широте Лиссабона хорошо качнуло. На этот раз попали в сильную океанскую зыбь. Укачавшиеся жевали вымоченные в квасе и уксусе ржаные сухари да сосали лимоны. Немного помогало.
Шли под гротом, фоком и марселями в два рифа, делая узлов восемь. Корабли слегка кренило, взбираясь на очередной крутой гребень, они вздрагивали всем корпусом, а катясь вниз, с грохотом рушили своими дубовыми форштевнями пенные верхушки волн.
Каждый день ровно в двенадцать пополудни на палубы выбиралась штурманская братия, чтобы сделать полуденный замер. Пока штурманские помощники отсчитывали хронометрами точное время, сами штурманы сосредоточенно "ловили" секстантами едва различимое в разводьях туч солнышко. Затем, поколдовав над астрономическими таблицами и рассчитав линии положения, докладывали капитанам счислимое место.
Что касается Сенявина, то он время от времени поднимался из своей каюты наверх, чтобы оглядеть походный ордер эскадры и передать капитанам необходимые сигналы. Обедал вице-адмирал обычно в шесть часов вечера. Сам не слишком жаловавший спиртное, всегда имел на столе несколько бутылок хорошего вина. С адмиралом всегда обедал и командир флагманского "Ярослава" Митьков. Кроме него, Сенявин приглашал к своему столу свободного от службы вахтенного начальника и кого-нибудь из мичманов. А потому обед имел, помимо всего прочего, и значение воспитательное. По воскресеньям уже офицеры приглашали отобедать к себе в кают-компанию своего командующего. От приглашения этого Сенявин никогда не отказывался, придавая большое значение общению с подчиненными в неслужебной непринужденной обстановке, каковая обычно складывалась за обеденным столом.
Когда зыбь несколько улеглась, с салингов усмотрен был вдалеке мыс Сан-Висенти. Немедленно взяли обсер-вованное место. К удовольствию штурманов невязка оказалась весьма нечувственной и произошла только от волнения океана. Ночью от эскадры отстал купленный в Англии бриг "Аргус". За него не слишком переживали. Капитан-лейтенант Ераков слыл моряком опытным. Французская эскадра позади, а от местных корсаров бриг всегда отобьется, да и место встречи на случай разлучения оговорено заранее. Догонит!
Спустя сутки слева на траверзе российской эскадры из туманного далека медленно выплыла мрачная Гибралтарская скала.
– Ну, кажется, Атлантика позади! – перекрестились на кораблях.
И вот, наконец, знаменитые Геркулесовы столпы, которыми некогда означался предел Древнего мира. Высоченная утесистая скала, кажется, готовая вот-вот обрушиться на проходящие мимо корабли. На вершине ее среди облаков телеграф, то англичане зорко следят за возможной опасностью. Зеленый берег Андалузии касается узким песчаным перешейком гранитной глыбы Гибралтара. На севере синели горы Андалузские, на юге за проливом – африканские.
Пока корабли входили в местную бухту, мичман Броневский, верный привычке, помечал в своей записной тетрадке все увиденное.
– К чему тебе это, Володька! – окликнул его державший младшую вахту Ртищев. – Все равно академиком не станешь! Не по той дорожке пошел!
– А я для себя помечаю, чтобы на старости хладных лет было что вспомнить! – ответил тот, не отрываясь от карандаша.
– До хладных лет еще добраться надо, что с нашим делом моряцким весьма сумнительно! – вздохнул Ртищев философски, но более уже с расспросами не приставал.
Сгрудившись на палубе, рассматривали российские мореходы главную английскую цитадель на торговых путях. Скала гибралтарская со стороны берега неприступна, а поэтому, чтобы исключить возможность нападения и со стороны моря, англичане выстроили дополнительно несколько фортов. Теперь, для тог, чтобы овладеть Гибралтаром, надобно было положить под ним несколько армий и флотов!
Русские корабли бросили становые якоря под берегом и защитой британских фортов. К всеобщему облегчению, на рейде стояли разминувшиеся с эскадрой ранее "Селафиил" с "Уриилом". Обменялись визитами вежливости с местным начальством. Главный командир Гибралтара вице-адмирал Кейт был вежлив и предельно предупредителен.
– Всем, чем только могу, помогу непременно! – говорил, почесывая тяжелый подбородок.
Кейт уже имел инструкцию всемерно способствовать русским, которых надо было как можно крепче втянуть в войну на Средиземноморье. Для этого велено было не жалеть ничего!
Моряки осмотрелись, дух перевели. Открыли верхние порты и прочистили пушки холостыми выстрелами на тот случай, если у французов еще раз появится желание испытать судьбу. Но ничего не появилось. Несколько маячивших под африканским берегом фрегатов предпочли удалиться под защиту своих фортов.
Просушили трюмы. Несмотря на парусиновые виндзейли, пропущенные сверху в открытые люки для притока свежего воздуха в нижние палубы, в трюме все равно стоит тяжелый запах сырости, смолы, человеческих тел, затхлой воды и крысиного помета. Немного ослабить тяжкий дух – уже радость! Сырость сушили горящими угольями в закрытых жаровнях, курили благовонные травы и древесную смолу. Затем отправили шлюпки за свежей водой и зеленью.
Пользуясь возможностью, свободные от вахты офицеры запросились на берег. Сенявин разрешил. Гулять в Гибралтаре особенно негде, да и не по карману. А то, что по горам полазят да укрепления осмотрят, то только на пользу пойдет.
Броневский с друзьями залез на гору и там, к несказанному удивлению, узрел следующую надпись: "Здесь был Василий сын Иванов, родом из города Костромы и плевал я с сей скалы на всея, а в кого не попал, тому мое почтение". Слова эти душевные мичманов российских столь порадовали, что плюнули они все разом со скалы в волны далекие и тут же дружно взялись за кортики, чтобы и свои автографы на местных камнях запечатлеть.
Пополнив припасы, Сенявин, не задерживаясь ни дня, дал команду выбирать якоря. Заскрипели шпили, выхаживая канаты, матросы натужно наваливались грудью на отполированные лодонями вымбовки.
Несмотря на слабый ветер, попутное течение под африканским берегом само влекло российские корабли в Средиземное море, только успевай у штурвала управляться! Воды Атлантики, вторгаясь в Средиземное море, еще долго сохраняли свой черный цвет. По атлантической воде курс и держали.
Многоопытный Сенявин был весьма озабочен здоровьем людей. Переход из северных широт в южные всегда грозит массовыми болезнями: скорбутом и простудами. Чтоб этого не допустить, велел командующий чаще, чем обычно, проветривать корабельные трюмы, окуривать ежедневно палубы уксусом и порохом, строжайше соблюдать чистоту и опрятность как кораблей, так и экипажей. По верхней палубе денно и нощно ходил унтер-офицер, смотрящий, чтобы никто в мокром платье и с непокрытой головой не ложился спать. Цедильные камни и машины для очищения воды работали безостановочно, очищая портящуюся воду. Благодаря всему этому массовых болезней пока удавалось избегать.
Спустя несколько дней, 20 декабря при тихом остовом ветре на траверзе острова Альбаран эскадра встретилась с английским Средиземноморским флотом лорда Коллингвуда. К англичанам на переговоры был отправлен надворный советник Сивере. Затем встретились и оба командующих.
– Рад приветствовать героя Трафальгара! – искренне и крепко пожал руку английскому командующему Секявин.
– Рад приветствовать героя будущих побед в Среди земноморье! – в тон улыбнулся Коллингвуд, отвечая на рукопожатие.
Бывает, что взаимные симпатии рождаются уже с первого взгляда. Так случилось и в этот раз. Отныне и навсегда оба адмирала будут симпатизировать друг другу.
– Прошу отведать хорошего кипрского вина! – пригласил широким жестом Коллингвуд Сенявина к себе в салон.
– Благодарю! – кивнул тот и, подозвав к себе адъютанта, принял сверток:
– Думаю, хорошая русская водка нам тоже не помешает!
Первый тост командующие подняли за короля Англии и императора России, затем выпили за Англию и Россию раздельно, затем за их союз совместно, после чего набили трубки табаком и от души закурили. Сенявин в общих чертах поделился своими планами.
– Все очень разумно. Вы можете хорошенько обтрусить французский сад, пока их сторожа утирают сопли после Трафальгара!
По рассказу Коллингвуда, он только что оставил блокаду Карфагена, где пряталась испанская эскадра. Английский командующий был уверен, что перепуганные последними событиями испанцы ни за что не отважатся сунуть нос в море. Сам же он намеревался рвануть на всех парусах к Вест-Индии, чтобы попытаться перехватить там Брестскую эскадру, на которой, по слухам, находился брат Наполеона Иероним.
– Мы очень рассчитываем на вашу помощь. Я выгреб из Средиземноморья все, что имел. Вам придется остаться с французами один на один! В Карфагене у Бонапарта стоит восемь кораблей, из которых три 100-пушечных. Пока они еще не вооружены. Но это вопрос времени. Я оставляю против них лишь небольшую блокирующую эскадру своего младшего флагмана Дукворта, однако сами понимаете, что может случиться всякое…
– Нам не привыкать! – поднял Сенявин наполненный бокал. – За удачу!
Расстались если не друзьями, то уж приятелями точно. На отходе англичане салютовали российским морякам ПЕРВЫМИ! Такого еще не было нигде и никогда!
Приняв все меры предосторожности, со свежим попутным ветром прошли мимо Карфагена. В предметном стекле зрительных труб виднелись белые паруса кораблей Дукворта. С ним у Сенявина еще будет встреча, увы, не столь радостная, как с Коллингвудом.
По расставании с англичанами Сенявин велел перестроить эскадру из кильватера в строй фронта. По левому борту от флагманского "Ярослава" на пределе видимости разместился "Святой Пётр" и далее "Уриил". Справа от "Ярослава" – "Селафиил" и "Москва". Впереди флагмана в качестве передового дозора – "Кильдюин", а по корме концевым – бриг "Феникс". Теперь российская эскадра, словно гигантская гребенка, прочесывала Средиземноморские воды, разыскивая своих и чужих.