– Да нет же! Она в тот момент дремала и ничего не поняла. А потом встала, как огурчик. И тут же давай меня шпынять за посуду!
Красильников продолжал хихикать. Не знаю, что в этом было смешного?
* * *
Еще через несколько дней я полностью убедился, что наши с Антоном предположения оказались верными. То ли я раньше не замечал, то ли и впрямь на нас в последнее время стали сваливаться всякие напасти, только мой отец подхватил сильную простуду. Я, как любящий сын, не мог равнодушно смотреть, как папа лежит на диване, беспрерывно чихая и кашляя и глотает таблетки пригоршнями. Он жаловался на боль в горле и головокружения. Участковый врач измерил ему давление, оно оказалось очень низким.
Вечером, дождавшись, пока отец останется один (мама выселила его в гостиную, чтобы не заразиться), я вошел к нему. Папа спал, дыхание у него было тяжелое, с хрипами.
В темной комнате я хорошо видел, что биополе отца явно было не в порядке. Мало того, что оно было тусклым, в области поясницы проглядывалось множество серых пятен. Я вспомнил, что он уже давно жалуется на боли в спине. Но к врачу не идет – все некогда.
Вот я и избавил его сразу и от простуды, и от проблем с позвоночником. Трудно описать, каких трудов мне это стоило.
Я доплелся до своей комнаты и свалился на кровать, даже не расстелив постель – сил не было. Теперь мое собственное дыхание стало тяжелым и хриплым. Утешало только одно: то-то папа удивится, когда проснется утром здоровым и бодрым.
Жаль, что родители так и не узнают, кому они обязаны избавлением от своих недугов. Представляю, что с ними было бы, если бы я им об этом сказал!
* * *
Мне снова приснилась та девушка. Теперь я знал, что ее зовут Мануэлла. Она собиралась выйти за муж за парня, которого любила, и была очень счастлива.
Естественно, я проспал. Мама еле меня растолкала. Отец ходил по квартире и напевал – от болезни и следа не осталось. Он думал, что это таблетки ему помогли.
– Теперь я буду верить в современную медицину, – довольным тоном сказал он, забыв, что эти же самые таблетки не приносили никакой пользы в прошлые дни.
Я с трудом разлепил веки, да и то благодаря маме, которая немилосердно трясла меня за плечо. Есть совсем не хотелось.
Поковырявшись в тарелке, я кое-как оделся и пошел в школу, чувствуя себя столетним стариком. Опоздал на двадцать минут.
Антон сразу понял, чем я занимался накануне.
– Кого на этот раз спасал? – спросил он на перемене.
– Отца, – промямлил я.
– Сильно он разболелся?
– А по мне не видно?
– Еще как видно. Не пойму, зачем ты школу пришел в таком состоянии.
– А что бы я родителям сказал?
Меня взяла досада. Неужели он сам не понимает, задает такие идиотские вопросы. Я тогда не думал, что в последнее время все чаще стал злиться и раздражаться по пустякам. Антон не стал больше ни о чем меня спрашивать. Наверное, понял, что я не в том настроении.
За последнюю неделю мой "рейтинг" среди одноклассников резко понизился. Только Красильников и Журавлева меня терпели, с остальными я уже по нескольку раз переругался. То же самое было и с учителями. Математичка влепила мне уже две "пары" и больше не говорила, что поездка в Испанию благотворно на меня подействовала.
Еще хуже, что и на тренировках я стал показывать ужасные результаты. Леонидов посоветовал мне принимать витамины. Он обеспокоенно поглядывал на меня – приближались соревнования на городской кубок. А я был в очень плохой форме.
Я решил, что до соревнований не стану лечить больше никого, чего бы мне это не стоило. Мне совсем не хотелось оказаться слабаком и опозорить команду, а все к этому шло.
В этот день я получил еще одну "пару", на этот раз по физике. Лидия Васильевна – наша химичка – тоже чуть не поставила мне "двойку", но потом передумала и сказала:
– На следующем уроке ты мне ответишь по обеим темам, сегодняшней и следующей. Ясно?
Я безразлично кивнул и пошел на свое место. Лидия Васильевна проследила за мной тревожным взглядом. Наверное, тоже подумала, что я переутомился.
А на меня такая апатия нашла, что мне было все равно, кто что подумает. Мысль о тренировке, которая как обычно, была после уроков, нагоняла на меня зеленую тоску. А тут еще и урок физкультуры! Он был последним.
Бульдозер объявил, что сегодня у нас прыжки через коня.
Девчонки недовольно зажужжали, а ребята ничего против не имели. Я тоже нормально отношусь к прыжкам через коня, с этим у меня проблем никогда не было. Но только не в этот день.
Сначала отпрыгали девчонки. Потом они тесной стайкой собрались у стены и приготовились наблюдать за нашими достижениями. Так как я самый высокий в нашем классе и стою в начале шеренги, а Бульдозер обычно начинает с конца, я должен был прыгать самым последним.
Все показали неплохие результаты. Даже невысокий пухлый Сашка Давыдов, и тот прыгнул нормально. Настала моя очередь.
Я встал к стене и начал разбег. Мне казалось, что я бегу не по деревянному полу спортзала, а по рыхлому снегу или даже по зыбучим пескам, которые норовят утянуть меня. Ноги с трудом отрывались от пола. До коня я все-таки добежал (если так можно назвать мое передвижение, занявшее раза в два больше времени, чем у самой хилой девчонки), а вот снаряд так и не сумел одолеть. Запрыгнуть-то я запрыгнул, да так и уселся на коня верхом, как джигит какой-нибудь. Сел так плотно, что и вперед продвинуться не мог.
Все покатывались от хохота. Только Красильников и Журавлева смотрели на меня с сочувствием, но от этого мне было еще тяжелее.
Бульдозер обрадовался возможности поиздеваться надо мной – у нас с ним отношения неважные из-за его сыночка.
– Что же ты так, Гислер? – злорадно спросил он меня. – Наверное, так увлекся баскетболом, что ничего другого уже не можешь.
Я слез наконец с этого дурацкого коня и поплелся к раздевалке – не мог больше оставаться там, хотя до конца урока было еще далеко.
– Ты куда! – разъярился Бульдозер.
– Разрешите ему уйти, – вступился за меня Антон, – он в последнее время слишком устает.
Видно, в Бульдозере осталось что-то человеческое – он не стал приставать ко мне больше. Пробурчал только, что "некоторые мнят себя "звездами", а сами элементарного не могут".
Эх, до чего же мне было тошно! Понятно, на тренировку идти я сегодня не собирался – хватит с меня одного позора.
Одевшись, я вышел на улицу. Домой идти не хотелось. Я побрел куда глаза глядят, и ноги сами принесли меня к речке.
Стоял конец октября. Снега еще не было, но уже чувствовалось приближение зимы. Вода в реке была темной и мутной. Рядом с ней было еще холоднее, поэтому берег был пустынным.
Мысли у меня были такие же мрачные, как и вода в реке. Очень трудно примиряться с неудачами поле того, как привык быть везде первым. К хорошему-то быстро привыкаешь. А вот к плохому – не очень. Кто-то из моих друзей сказал: "За все надо платить". Кажется, это была Ева. Теперь я понимал, что это на самом деле так.
Я был, как говорится, на гребне славы. Конечно, в масштабах нашей школы, но это тоже немало. Исполнялись все мои желания. Все меня хвалили, я был доволен жизнью. А когда у меня обнаружилась способность лечить, я не мог не применить ее, хотя с самого начала понял, что это мне дорого обходится. Так что же? Нужно выбирать? Успехи или избавление от болезней моих близких?
От всех этих мыслей я совсем запутался. Вынул из кармана монету. Она тускло блестела на моей ладони. Сначала я думал, что она принесет мне счастье, а теперь получается, что я благодаря ей зарабатываю себе неприятности.
Мне снова припомнились все события последних недель. Ссоры с родителями. Испорченные отношения с учителями. "Двойки".
Замечания Леонидова. Бульдозер! Я вспомнил, какое было у него выражение лица, когда я застрял на этом проклятущем коне. Он издевался надо мной. Тут же припомнился хохот одноклассников.
"Как я теперь появлюсь в классе после такого позора!".
Я разозлился. Еще никогда в жизни я не впадал в такое бешенство. Я с неприязнью посмотрел на монету, которая словно жгла мою ладонь. Ну чего мне не хватало раньше! Учился прилично. В баскетболе итак был один из лучших, если не самым лучшим. Все было нормально. Неужели я не мог бы добиться успехов без этой штуковины? Так уж ли она мне нужна?
В голове помутнело от ярости. Все эти вопросы казались мне неразрешимыми. Я понял, что не могу сделать выбор: что мне важнее, успех или благополучие близких?
И, решив, что ничего, кроме неприятностей, она мне не приносит, я размахнулся и швырнул ее в реку.
В следующую секунду в голове прояснилось.
"Что я натворил!" – меня охватил такой страх, никогда больше не увидеть своей драгоценной монеты, что я готов был без раздумий броситься в реку, чтобы достать ее оттуда.
Но вода была холодная. Я все-таки еще не псих.
"Может, это судьбой так предопределено", – сказал я себе, вспомнив слова Красильникова.
Не сумел я справиться со своей находкой. Видно, она не мне предназначена. Мне хотелось плакать. Я круто развернулся и пошел домой. Но, пройдя несколько шагов, остановился и замер на одном месте.
"Какое право я имел выбросить монету! Она ведь не моя. Эту монету ищут музеи всего мира. От нее зависит разгадка секрета тамплиеров! Если уж у меня не хватило сил обладать ею, я обязан был вернуть ее на законное место – в музей, откуда ее украли. А я что сделал? Это называется "собака на сене" – ни себе, ни другим".
Я понял, что поступил подло и малодушно.
"Может, в мире живет кто-то, кто лучше сумеет распорядиться монетой! Я должен вернуть ее!".
Я решительно возвратился к реке. Попробовал ее рукой – вода была ледяная, градусов пять, а то и меньше. Но это не останавливало меня. "Сам напортил, сам и исправлять должен", – сказал я себе.
Я посмотрел по сторонам. Вокруг не было ни души. Да и кому придет охота шататься по берегу реки в такую погоду? Я скинул куртку. Тут же меня обдало холодной сырой волной осеннего ветра. Поеживаясь, я продолжал снимать одежду.
Когда очередь дошла до брюк, мне послышался чей-то громкий крик.
Обернувшись, я увидел Красильникова, который со всех ног несся ко мне.
– Ты чего? – спросил он меня, задыхаясь от быстрого бега.
– Ничего, – спокойно ответил я.
– В моржи, что ли, записался?
Антон сказал это с улыбкой, но при этом на меня смотрели его испуганные глаза. Я догадался, почему он такой.
Красильников, видно, решил, что я собираюсь утопиться. От этой мысли я даже повеселел.
– Просто хочу окунуться, – сказал я.
– Ты с ума сошел – вода ледяная!
– А я недолго!
– Гислер! Не дури! Ты не проплывешь и трех метров.
– Это почему?
– Тебе ноги судорогой сведет. И потом, ты посмотри на себя – ну какой из тебя пловец, если ты через коня не смог перепрыгнуть!
Красильников нажал на больное место. Я разорался:
– Не твое дело, доплыву я или нет! Иди, откуда пришел, понял?!
И продолжал раздеваться.
– Ну ладно, – сказал Красильников с такой решительностью, что я удивленно посмотрел на него, – раз ты полезешь, то и я с тобой. Может, смогу тебя вытащить, когда ты тонуть начнешь.
Так поступают настоящие друзья. Я никогда и не сомневался, что Антон – мой лучший друг. По крайней мере, этого монета не смогла изменить.
– Тебя это не касается, я сам справлюсь, – ответил я.
– С чем?
– Ни с чем, – я понял, что чуть не проболтался.
– Ты что, натворил что-нибудь?
Красильников всегда отличался умом и сообразительностью.
Отпираться не имело смысла.
– Я монету бросил в реку.
– Ага! Теперь все ясно. И что же, ты думаешь, что сумеешь ее найти?
– Я должен! Не могу я так все оставить. Выбросил со злости, а потом одумался. Я ведь ее вернуть должен, а не бросать куда ни поподя.
– Это все правильно, – согласился Антон, – но ты пойми, Гислер, мы ее не достанем сейчас. На это надо много времени.
Тем более, здесь и дно глубоко. Придется нырять.
– А что ты предлагаешь?
– Подождем.
– Чего подождем? – не понимал я.
– Весны, – Красильников говорил со мной, словно с малым ребенком, – подождем, пока вода снова прогреется.
– А вдруг за это время она пропадет!
– Ну куда она пропадет? – уговаривал меня Антон. – Никто ее отсюда не вытащит, и течением ее не унесет. Полежит себе спокойненько до лета, а потом мы ее достанем, и тогда можешь делать с ней, что хочешь.
Я призадумался. В том, что предлагал Красильников, был прок.
За эти несколько месяцев у меня будет время, чтобы как следует все обдумать и решать, что делать дальше. А сейчас, когда ее у меня нет, я начну жить своей обычной жизнью. И посмотрю, какая жизнь мне больше по душе.
Антон поеживался на ветру. Тут только я вспомнил, что стою, почти раздетый, да еще и друга заставляю мерзнуть – он ведь тоже уже успел скинуть верхнюю одежду. Представляю, как мы замечательно выглядели, хорошо, что у реки никого не было.
– Да, та прав, наверное, – произнес я.
– Конечно, прав, – подтвердил Красильников, – ну что, одеваемся?
Я кивнул и поднял с земли свои вещи. Все-таки хорошо иметь такого друга – никакая магия его не заменит.
И все же я очень расстроился. Никак не мог смириться с мыслью, что монета для меня потеряна. В глубине души роились подозрения, что Антон может ошибаться, и до лета ее унесет течением.
– Нужно хорошенько запомнить это место, – сказал он.
– Я его и так никогда не забуду.
Красильников по дороге пытался развеселить меня всякими разговорами, но это у него плохо получалось. Я готов был все на свете отдать, чтобы вернуть свою монету. Мне было так плохо, точно я потерял самое дорогое, что у меня есть. Антон понимал меня.
– Может, ко мне пойдем? – предложил он. – В игру сыграем?
Я молча покачал головой. Не до игр мне сейчас было.
* * *
Я вернулся домой. На душе у меня было черным-черно. Есть не хотелось, и я пошел к себе, чтобы лечь на кровать и погрузиться в свои мрачные мысли.
Вдруг мне почудилось, что на подушке что-то блестит. В комнате был полумрак. Я включил свет и подошел к кровати. На подушке лежала моя монета, как будто я всего час назад не бросал ее в реку. Ну и обрадовался же я!
"Никогда больше с ней не расстанусь", – думал я, любовно поглаживая свое сокровище. Теперь я окончательно понял, что дороже ее у меня ничего нет.
Глава 9
Вечером Антон и Ева сидели у меня дома.
– Все ясно. – сказал Красильников, когда выслушал мой рассказ. – Ты выбросил ее сгоряча, а на самом деле еще не готов с ней расстаться. Поэтому она к тебе и вернулась.
– Я тоже так думаю, – сказала Ева, – ты все еще с ней связан. И эту связь должен разорвать сознательно.
– Я не собираюсь ничего разрывать, – ответил я, – я решил, что никогда с ней не расстанусь.
Ева и Антон переглянулись и промолчали.
– Вы что, не верите мне?
– Время покажет, – сказал Антон.
Я задумался. Мне теперь тоже было ясно, что передо мной два пути: успех в спорте или избавление людей от болезней.
Допустим, я выберу первое. Но я точно знал, что когда заболеет кто-то из моих близких (а это в последнее время стало случаться подозрительно часто), я не вытерплю и вылечу их, и тогда у меня опять все пойдет кувырком. Ребята смотрели на меня понимающе.
– М-да, – протянул Антон, – трудная дилемма.
– А как вы думаете, – меня осенило, – может, можно научиться совмещать и то, и другое?
Оба они, как по команде, покачали головой.
– В том-то вся соль, что нельзя. Выбор нужно делать. Это ясно, как день, – ответил Антон.
Я согласился, мне это тоже казалось ясным.
– Так что решай, – сказал он, поднимаясь.
Время было позднее, и ребята пошли по домам.
* * *
Во сне я снова видел Мануэллу. Она разговаривала со страшным человеком, кажется, священником, и очень его боялась. Он поставил ее перед выбором: или она перестанет лечить людей, или ее обвинят в колдовстве. Девушка выбрала первое.
Утром я подумал, что неспроста мне это приснилось и тоже, как и Мануэлла, твердо решила не заниматься больше лечением.
В конце концов, у нас медицина бесплатная. Обходились же все вокруг без моего дара, значит, и теперь обойдутся.
Но где-то в глубине души оставались сомнения.
* * *
Прошло несколько дней. Все вроде стало налаживаться. Я опять получал хорошие отметки, настроение у меня было отличное, Леонидов перестал смотреть на меня с беспокойством. А после того, как наша команда выиграла городской кубок, он подошел ко мне и сказал:
– У меня есть в Москве один знакомый, тоже тренер, он видел тебя в игре и очень заинтересовался.
У меня дыхание перехватило. Это была самая заветная моя мечта. Мне даже не хотелось думать, что это происходит только благодаря монете.
"Какая разница, главное, что все получается, как я хочу", сказал я себе и отмел все эти дурацкие мысли.
Красильников был первым, с кем я поделился своей новостью.
Но мне показалось, что он не слишком за меня рад. Антон, как обычно, сидел перед компьютером, но не играл, а лазил по сети. Он все так же интересовался новостями из мира нумизматики, я даже подозревал, что скоро он станет заядлым коллекционером монет.
– Ну как, – спросил я, видя, что он больше интересуется компом, чем моим рассказом, – нашел еще что-нибудь стоящее?
Антон оторвался от монитора и посмотрел на меня.
– Кажется, да.
Он сказал это таким тоном, что мне стало не по себе.
– В Испании творятся всякие нехорошие события, – произнес он, наблюдая за моей реакцией.
– Так сейчас везде что-нибудь творится, – ответил я, пожав плечами, – то наводнения, то эпидемии. Для этого не обязательно копаться в сети, а можно посмотреть по телевизору передачу "Катастрофы недели".
– Нет, мне кажется, здесь что-то другое. Это не может быть совпадением. И вот еще, посмотри, – я подошел поближе, – на это сообщение я наталкиваюсь каждый день. Оно есть чуть ли не во всех сайтах.
Я начал читать. Это было объявление, которое распространял Мадридский музей ХХ-го века. В нем говорилось, что все, кто имеет информацию о пропавшей монете Ордена тамплиеров, могут обратиться к работникам музея по электронной почте за вознаграждение. Ошибки быть не могло: я видел изображение своей монеты, рядом с которой помещалась надпись, гласящая, что это ценнейшая реликвия, принадлежащая Римской католической церкви.
– Такое впечатление, – задумчиво говорил Антон, – что кто-то специально посылает его именно на те сайты, которые я открываю. А ты ничего такого не видел?
Я покачал головой. В последне время мне было не до "прогулок" по сети.