– Не знаю. Но, может быть, позже ты сам это поймешь.
– Я думаю, что благодаря этому дару ты можешь диагносцировать болезни у людей.
– А зачем? Проще в поликлинику сходить, – возразил я.
– Понимаешь, есть такие болезни, которые даже супесовременное оборудование может обнаружить только на поздних стадиях, когда они уже трудно поддаются излечению или вообще не поддаются. А люди, которые могут видеть биополе, предскажут человеку, что в будущем у него могут возникнуть проблемы с таким-то органом. И будет время предупредить болезнь или остановить ее.
Что-то мне совсем не улыбалась роль знахаря, или, как их сейчас называют, экстрасенса. Уж о чем, о чем, а об этом я никогда не мечтал.
Мы разошлись поздним вечером. Антон посоветовал мне ничего не предпринимать и жить, как обычно.
– Если это тебе предопределено, то скоро ты сам все поймешь, – сказал он мне напоследок.
Перед сном я долго думал об этой открывшейся способности, но так ни к чему и не пришел. Ночью мне приснилась какая-то девушка (очень красивая, между прочим), которая стояла на коленях в той самой камере, в эскуриале, и держала в руках мою монету. Мне запомнилась, что она была в свадебном платье.
* * *
Через день в школе появился Красильников. Он выздоровел.
– Как дела? – спросил он.
– Да никак, – настроение у меня было хуже некуда.
– А я после того вечера почти сразу выздоровел. Вчера утром проснулся – насморка нет, температура нормальная. Я для приличия еще денек дома побыл, а потом сказал отцу, что в школу хочу. Ну и удивился же он. "Обычно, – говорит, – больничные себе продлевают, а ты укорачиваешь".
– Я уверена, – сказала Журавлева, которая слушала наш разговор, – что это неспроста.
Они оба посмотрели на меня. Я почему-то почувствовал себя виноватым.
– Вы думаете, это я сделал?
– Конечно! – убежденно ответила Ева. – Я отлично помню, что Антон был совсем больным, когда мы приходили к нему. Я даже опасалась, что могу подхватить от него грипп.
– Ну не таким я был и больным! – возмутился Антон. – Но то, что мне полегчало после твоего ухода, это точно.
– Вот не было печали... – я вздохнул и поплелся на свое место – прозвенел звонок.
* * *
После уроков, как обычно, была тренировка. Красильников чувствовал себя совсем здоровым и пошел вместе со мной. Мы с Антоном играли в разных командах, и когда это случилось, он был на противоположном от меня конце площадки. Поэтому я не видел толком, как получилось, что он столкнулся с Пашкой Синевым и упал на левую руку.
Все подбежали к Антону. Он сидел на полу держался за кисть руки, которая опухала буквально на глазах.
Леонидов склонился над Красильниковым и внимательно изучил руку.
– Скорее всего, перелом. – сказал он. – Паша, – обратился тренер к виновато сопящему Синеву, – беги в медпункт.
– Так там никого уже нету! – ответил Пашка.
– Ах да, я и забыл, что уже четыре часа.
Я помог Антону подняться на ноги. Рука, видно, здорово болела, но мой друг держался молодцом. Мы пошли в раздевалку.
– Сейчас я позвоню, чтобы прислали машину, – сказал Леня, – тебе нужно в травмпункт. Юра, помоги ему переодеться.
Пока Красильников с горем пополам облачался в брюки и свитер, все уже быстренько оделись и разбежались – тренировка на сегодня закончилась, и Леонидов всех отпустил по домам. Только Пашка Синев нерешительно топтался рядом с нами. Но мы как будто его не видели.
– Ты это... – промямлил он наконец, – извини меня. Я не хотел.
– Да ладно, проехали, – сказал Антон, – с кем не бывает.
Пашка удовлетворенно вздохнул и поспешно выскочил из раздевалки. Мы с Красильниковым остались вдвоем.
– Что-то задерживается Леонидов, – сказал я.
– Наверное, никак не может машину найти, – предположил Антон, держась здоровой рукой за больную.
– Сильно болит? – спросил я.
– Сначала не очень, а теперь да, – ответил Антон.
Я не знал, чем помочь другу. Он сидел уже одетый и ждал Леонидова. В раздевалке было прохладно, и теперь, остывая после тренировки, я начал мерзнуть в трусах и майке.
Красильников, несмотря на боль в руке, это заметил.
– Чего ты стоишь тут, трясешься, как осиновый лист? Иди одевайся.
Я пошел к своему шкафчику. Натянув штаны и джемпер, я оглянулся. Антон, видно думая, что я на него не смотрю, уже не старался скрыть, как ему больно. Он закусил губу и прислонился головой к стене.
В это самое мгновение я вспомнил слова Журавлевой о том, что, может быть, теперь смогу лечить людей. Представилась отличная возможность проверить это.
Я снова встал напротив Антона и попытался увидеть биополе.
Сегодня у меня получилось гораздо быстрее и легче, чем позавчера. Пока я стоял перед ним, у меня в памяти всплывали рассуждения Евы о том, что от чего зависит. Теперь я видел, что она права. В том месте, где была травма, четко виднелось темное, почти черное пятно. Оно пульсировало и разрасталось.
Хотя я не большой знаток таких вещей, но мне сразу стало ясно, что эта штука – нехорошая, и ее нужно убрать.
Оставался один вопрос: как это сделать. Тут, как раз вовремя, мне пришла в голову мысль, что я просто могу этого очень сильно захотеть. Я напряг все свои силы и сосредоточил все свое внимание на этом пятне. Скорее, даже не пятне, а черной шишке. Ясно чувствовалось, что она причиняет Антону нестерпимую боль.
"Пусть оно исчезнет", – повторял я про себя, как заклинание.
А пятно начало светлеть и уменьшаться. Мне было очень тяжело, будто я выполнял трудную физическую работу. Я даже вспотел. Но мои труды не пропали даром. Пятно исчезало, как бы растворяясь. Я в тот момент не замечал, что Красильников открыл глаза и смотрит на меня, как загипнотизированный. Не знаю, сколько времени прошло, пока я "боролся" с этой штукой. Но вскоре она совсем пропала. Как только это случилось, в мозгу опять что-то переключилось, и Красильников стал прежним, безо всякой ауры. Я без сил опустился на скамью, стоящую у стены.
– Юра! – услышал я голос Антона как бы издалека.
– Чего? – вяло отозвался я.
– Что это было?
– Я, кажется тебя вылечил. Проверь, не болит больше.
– Нет, совсем ничего не чувствую. И опухоль пропала.
Красильников поднялся на ноги и подошел ко мне, на ходу ощупывая ушибленную кисть.
– Словно ничего и не было! – удивленно воскликнул он. – Посмотри.
Я повернул голову и посмотрел на руку, которую он мне протягивал. Она казалась совершенно здоровой.
– У тебя получилось! – радовался Антон.
Тут в раздевалку влетел Леонидов, а за ним медсестра, которую он неизвестно как разыскал, и наш водитель.
Так как Красильников стоял посреди раздевалки и выглядел абсолютно здоровым, а я сидел на скамейке, привалившись к стене, они, естественно кинулись ко мне.
– Где перелом? – медсестра наклонилась ко мне, изучая мои руки.
Я недоуменно на нее посмотрел.
– Это не у него перелом, – возразил Леонидов и показал на Антона.
– У меня ничего нет, – бодро заявил тот и для убедительности вытянул вперед обе руки, – все уже прошло.
Тренер подскочил к Красильникову и ощупал его кисть левой руки.
– Гм, он прав – ничего нет, – Леня выглядел растерянным, – но ведь травма была?
– Просто слегка ушиб, а теперь все прошло.
– Я своими глазами видел опухоль, – не успокаивался Леонидов.
– Вам, наверное, показалось, – сказала медсестра.
– Ничего не понимаю.
– Вам показалось, – повторил Красильников, – у меня ничего нет. Я совсем здоров.
Воцарилось молчание. Леонидов не знал, что и сказать.
– А этот как, – спросил водитель, указывая на меня, – может, ему помощь нужна?
Все посмотрели на меня. Бедный Леня совсем уже ничего не мог понять. Когда он уходил, я был здоровым и бодрым и стоял рядом с Красильниковым, а теперь я сижу, словно контуженный, а Антон стоит как ни в чем не бывало. Впору усомниться в собственном психическом состоянии.
– Да нет, у меня тоже все нормально, – сказал я, заставив себя подняться на ноги. – Просто переутомился.
Медсестра укоризненно поглядела на тренера.
– Вам не кажется, что вы слишком усердствуете?
Леонидов молчал, переводя ошалелый взгляд с Антона на меня и наоборот. Мне стало не по себе за то, что мы поставили Леню в такое неловкое положение.
– Все нормально, – сказал я громко, – уже и отдохнуть нельзя немножко.
Мне стало получше. Я закончил переодеваться, сложил свои вещи в спортивную сумку и закрыл шкафчик.
– Можно идти? – спросили мы с Красильниковым в один голос.
Леня молча махнул рукой, отпуская нас.
* * *
– У тебя получилось! – Антон ликовал. – Журавлева права была, ты теперь можешь лечить людей.
– Если после этого мне всегда будет также плохо, то я долго не протяну.
– Да, об этом я не подумал, извини! Значит, тебе это далось с большими усилиями?
– Еще с какими! Как выжатый лимон был. До сих пор колени подгибаются.
– Нужно об этом как следует поразмыслить, – сказал Антон задумчиво.
– Хочешь думай, а у меня нет сил. Мне бы только до дома доплестись и спать завалиться.
– Слушай! – Антона озарила какая-то догадка. – Попробуй взять монету в руки. Она у тебя с собой?
– Да.
Я никогда с ней не расставался.
– Достань!
Я вынул из внутреннего кармана куртки свою заветную монету и показал Антону.
– Попробуй зажать ее в кулаке, возможно, это восстановит твои силы.
Я крепко сжал монету. Не знаю, может, это было самовнушение, но мне и впрямь легче стало. Теперь дорога до дома не казалась такой длинной, я прибавил шаг.
– Подействовало?
– Вроде, но я не уверен.
– Ты ее с собой положи, когда будешь спать ложиться, – посоветовал он.
Красильников не догадывался, что я и так каждую ночь перед сном долго разглядывал монету и обязательно клал ее под подушку. Мне почему-то было неловко ему об этом рассказывать.
Мы дошли до моего дома.
– Давай я тебя до квартиры провожу, – предложил Антон.
– Спасибо, сам дойду, я же не инвалид, – отказался я.
У меня еле хватило сил, чтобы умыться и дойти до кровати.
Кажется, я заснул еще до того, как моя голова коснулась подушки.
Глава 8
Когда мы рассказали обо всем Журавлевой, она прямо запрыгала от восторга.
– Я же вам говорила! – повторяла она.
Проснувшись на следующее утро, я чувствовал себя почти нормально. Но только почти. У меня было такое состояние, будто я весь прошлый день трудился в поте лица и за ночь не сумел толком отдохуть. Хоть я и воспользовался советом Антона и всю ночь, даже во сне, сжимал монету в руках, силы мои восстановились только ближе к вечеру следующего дня. На тренировке Леонидов обратил внимание, что я неважно себя чувствую.
– Что-то ты какой-то вялый сегодня, – сказал он, – наверное, действительно, переутомился. Иди домой, отдохни.
Я не стал возражать и пошел домой. Вечером ко мне прибежала Журавлева.
– У мне к тебе есть дело, – сказала она, когда я провел ее в свою комнату.
– Какое еще дело?
Вместо ответа Ева полезла в большую сумку, которую притащила с собой, и выудила из нее маленького котенка. Это был перс с пушистой дымчатой шерстью. Он жалобно мяукал. Я с удивлением посмотрел на Еву, ожидая от не объяснений.
– Это наш котик, Персик, – сказала она.
– Очень приятно, и что дальше?
– Он у нас что-то приболел, может, попробуешь его вылечить?
Я почувствовал раздражение. Неужели она не поняла, как мне тяжело дается это "излечение".
– Я еще после вчерашнего не отошел, а ты тут со своими котами...
Журавлева умоляюще на меня смотрела.
– Юр, ну пожалуйста! Гляди, какой он хорошенький. Не знаю, что с ним, он уже два дня ничего не ест.
– А к ветеринару не пробовали водить?
– Вчера отводили, там прописали какой-то порошок, но, по-моему, он не помогает.
Ева смотрела на меня такими глазами, что я не мог ей отказать.
– Хорошо, я попробую, но ни за что не ручаюсь. Может, я не могу животных лечить, а только людей.
– Это вряд ли. У животных такое же биополе, как и у нас.
Мне было самому интересно, получится это у меня или нет. К тому же я подумал, что раз котенок маленький, то, может быть, и сил его излечение меньше займет.
С каждым разом мне становилось все легче просматривать биополе. Если в первый раз я потратил на это несколько минут, то теперь у меня получилось секунд за пять.
Аура этого мяукающего создания оказалась совсем не похожей на человеческую. В ней были совсем другие цвета, и форма, конечно, отличалась.
Я обратил внимание на то, что в ней преобладает сероватый оттенок, похожий на цвет того пятна, которое я видел у Антона в том месте, где была его травмированная рука. Я сразу понял, что котенок серьезно болен. Самое трудное, если честно, было сильно захотеть, чтобы он выздоровел. Это можно объяснить – ведь я никогда прежде его не видел и не испытывал к нему особой привязанности. Скорее, мне было его очень жалко. Но мне помогли глаза Евы, она так тревожно следила за своим питомцем, что я невольно проникся ее заботой о животном.
В конце концов мне удалось добиться того, что темно-серые пятна в его биополе стали тускнеть и сменяться другими цветами: лиловым, розоватым и сиреневым. Самое удивительное, что и сил это забрало не так много. Наверное, я был прав: размер имеет значение.
Вскоре животина как ни в чем не бывало весело резвилась у меня в комнате. Я сходил на кухню и принес Персику молока в блюдце. Он слизал его в одну минуту. Ева была на седьмом небе от счастья.
– Понимаешь, Юр, – тарахтела она, – мы, люди, хоть можем сказать, что у нас болит, а они-то не могут. Мы никак не могли определить, что с ним.
– Объелся, видно, чего-нибудь, – сказал я.
Журавлева хотела было возмутиться, но вовремя вспомнила, что я вылечил животину.
– Спасибо тебе огромное, – произнесла она, прижимая к груди своего Персика.
– Кстати, как ты себя теперь чувствуешь? – спросила она.
– Много сил потратил?
– Да не очень... – я осекся. Мне пришло в голову, что скажи я ей о том, что излечение животных дается мне намного легче, то она превратит меня в местного ветеринара. Не то, чтобы я не любил животных, но и в доктора Айболита превращаться тоже не очень хотелось.
– Устал, конечно, – сказал я и состроил убитую мину.
– Извини, что побеспокоила.
– Да ладно, чего уж там.
– Ты отдыхай, а мы пойдем.
Ева положила котенка, который теперь резво сопротивлялся, в свою сумку и выскользнула из комнаты. Я понадеялся, что теперь она не будет донимать меня такими просьбами.
Журавлева – человек деликатный.
* * *
Мне стали сниться странные сны. Все они обязательно были о той самой девушке, которую я увидел во сне в первый раз, когда открыл в себе способность проглядывать биополе.
Сначала я думал, что все это случайность. Но сны о девушке повторялись регулярно. Через какое-то время я начал догадываться, что мне как будто показывают фильм, но не с начала, а с конца. Странное ощущение. Из-за этого я в первое время никак не мог уловить связи. Но поскольку один и то же сон повторялся по нескольку раз, у меня начала складываться связная история.
Сцена в подземелье была финальной. А до этого девушку вели туда вооруженные люди в сопровождении священника со строгим неподвижным лицом. Потом я увидел ее в большой комнате, а вокруг были какие-то люди, как мне показалось, ее родители, братья и сестры.
Самое главное, я точно знал, сам не знаю откуда, что эта девушка лечила людей с помощью моей монеты – тогда она принадлежала ей. Из чего я заключил, что сны связаны с монетой.
Я рассказал об этом Антону.
– Знаешь, а мне тоже снились странные сны в то время, когда у меня была та гадальная доска. Но в них, к сожалению, не было красивых девушек. Я постоянно видел во сне двоих людей, по-моему, они были пожилыми. А когда доску украли, эти сны прекратились.
– Мне кажется, что я вижу историю этой монеты. Тот момент, когда она попала в камеру эскуриала.
– Очень может быть, – ответил Красильников.
Он выглядел каким-то озабоченным. Я понял, что Антон хочет поговорить со мной о чем-то, но не решается. Я так прямо и спросил его об этом.
– Да, меня кое-что беспокоит, – ответил он.
Мы сидели у него в комнате. После тренировки я сразу пошел к Антону, чтобы обсудить с ним мои сны.
– Ты не замечаешь, что с тобой что-то не так? – острожно спросил Антон.
– Что ты имеешь в виду? – не понял я.
– Сегодня ты схватил "тройку" по русскому. А ведь с тобой давно такого не бывало.
– Я вчера так устал, что даже не открывал учебник.
– А раньше ты не уставал? С того момента, как у тебя появилась монета, – уточнил Красильников.
Я задумался и покачал головой.
– Нет, так сильно я не уставал даже до этого.
– Вот-вот, – Антон закивал, – мне тоже кажется – что-то стало изменяться.
– Я сначала не придавал этому большого значения, но теперь тоже понимаю, что мне уже не так везет, как раньше. Вчера вот опять с мамой спорил: заставляла меня посуду мыть, а такого с моего приезда ни разу не было.
Красильников засмеялся.
– Ну ты и тунеядец!
– Просто я не так люблю заниматься домашним хозяйством, как ты.
– Побыл бы на моем месте, полюбил бы!
– У меня и с отцом проблемы начались. Он мне теперь начал делать выволочки каждый день.
– За что? – удивился Антон.
– Как за что? За плохие отметки, да и за другие повинности.
Их у меня в последнее время много стало.
– Тебе не кажется, что все это связано с твоей новой способностью?
– Излечивать?
– Ага.
– Кажется? Да я в этом уверен!
– А ты еще много раз это делал?
– Не очень. Кроме тебя я еще вылечил Евиного котенка, нашего волнистого попугайчика...
– Я в хорошей компании, – Антон рассмеялся.
– А вчера я маму от мигрени избавил. А вместо благодарности...
– Постой! Ты что сказал ей?