Зеленский умолк. Молчал и Палий, постукивая ногтем по подоконнику. Глубокие морщины пролегли на его высоком лбу.
- Ты уверен, что это были они и что письма при них? Упаси бог, если дойдут они до королевского двора и там дознаются про нашу корреспонденцию с Москвою. Не миновать нам тогда посполитого рушения. Сейчас им не до того, - сильно между собой грызутся. А если письма к ним попадут, тогда все забудут и двинутся на нас. Да и самому царю придется против нас войско посылать. Ведь у Москвы договор с королем…
- Точно знаю, что они. Я их в Батурине хорошо заприметил. Один из них мне даже милостыню подал. Он там купцом прикидывался, а я - калекой. Да мне и прикидываться не надо, - горько улыбнулся Зеленский, проведя рукой по своему шраму.
- На Левобережье что нового?
- Ничего. Только неурожай там был. Селяне хлеб с половой и листьями едят. Если какая-нибудь осьмушка жита на базаре появится, так чуть не до драки доходит. Богатей цену нагоняют, - придерживают, черти, хлебушко. Грабежи почти на всех дорогах. На Чёрниговщине какой-то Кураковский целый полк собрал и повел на Полесье.
- Шляхтич?
- Волк, а овцой прикидывается. Не на службу ли к королю повел их?
- Завернем? Сотни хватит, чтоб их к нам привести?
- Думаю, хватит. Ведь посполитым только слово скажи. Давай я со своей сотней поеду?
- Пусть Часнык едет или Танский.
- Гляди, и он здесь? Когда же успел?
- Пришел с сотней неделю назад. Добрых хлопцев привел.
- Что-то не больно он по душе мне, хоть и зять твой.
- Чего так?
- Какой-то он такой… как бы тебе сказать: шляхтовитый очень. Недаром говорят: пока бедует, дотоль и о правде толкует, а как сам в паны попал, все с казаков содрал. Не очень он любит простого казака. В сотне порядок завел, как в польских войсках: чуть что - в морду.
- Ты зря про него так думаешь. А у меня сейчас одна забота: порядок навести среди тех, кто идет с левого берега. Напади сейчас ляхи, - с таким войском, пожалуй, не отобьешься. Надо всем оружие дать, расписать по сотням - пусть тогда сунутся ляхи… Ах ты, увидел уже, думаешь, дам что-нибудь? Дудки, - вдруг ласково заговорил полковник, выглянул в окно и, перегнувшись, потрепал рукой потянувшуюся к нему конскую морду. Конь терся о руку хозяина. Палий ущипнул его легонько за ухо. - Ишь, хитрющий, ты смотри, как подлизывается. Ну, да на уж тебе, возьми.
Зеленский улыбнулся своей суровой улыбкой, увидев, что полковник дает коню ломоть хлеба, намазанного медом.
Палий отошел от окна.
- А почему про сотника Папугу не спрашиваешь? - сказал он.
- Почему ты думаешь, что я о нем спросить собираюсь?
- По глазам вижу. Уже не один мимоходом намекал. А послушал бы, что промеж себя говорят!
- Знаю, говорят разное. Не верит никто, что ты с ляхами договариваешься. Все мы, Семен, тебе верим, ты знаешь это.
- Вчера выборные из сотен приходили.
- Слыхал и про это краем уха, говорят даже, что Цвиль с пьяных глаз грозил тебе.
- Да, грозил. При всем народе оказал: "Нехорошо поступаешь, Палий: на две стороны служить думаешь. Знаешь, какой конец таким службам бывает?"
- Он верно говорил. Знаю, что ты хитришь. Однако так и до беды дохитриться можно.
Зеленский поднялся со скамьи. Палий легонько взял его за плечи:
- Сядь, выслушай все по порядку. Неужто я совсем разум потерял, что к королю в ярмо лезу? Думаешь, я от своего замысла отказался? Нет. В Москву наши пути стелются. Да что делать? Полесская и волынская шляхта подали прошение королю, чтобы он сейм созвал. Полки все с запада снимут, посполитое рушение объявят. Тогда нам никак не удержаться.
- Откуда это все известно?
- Сорока на хвосте принесла.
- Знаю: это Тимко доносит, он и сейчас при Вишневецком доезжачим служит.
- А знаешь, так держи язык за зубами. Кроме тебя, Саввы и Цвиля, никто про то не ведает. И ведать пока не должен. Я судью отправил - рассказать на словах послу московскому. Он в Киев приехал по торговым делам, указ привез: царь приказал пропускать к нам обозы с товарами без мыта. Эпистолию тоже написал от всех людей: не желаем под ляхом больше оставаться, и - квит. Хоть бы в Васильков или в Триполье перейти разрешили. А пока татар пленных Папуга к королю повел. На кой чорт они нам нужны? Станут сейм собирать, а тут - наши подарки королю. Папуга сегодня одного из своих людей прислал. Может случиться так, что и пленные не помогут. Король на ладан дышит, шляхта распоясалась. Однако, как ни говори, а король и коронный гетман пока не решаются посылать войско. Шляхте свои деньги давать на поход тоже неохота.
- Да, это верно, кричать они все молодцы, а как дело до кошеля доходит, так сразу на попятный… Ну, пойду отдыхать. А все-таки, что казакам говорить?
- Некоторые и сами обо всем догадываются. Говори то, что есть. Только от своего имени. А как придут вести от Папуга, я дам тебе знать. Он должен там все хорошо разведать.
Папуга в это утро добивался аудиенции у литовского гетмана Сапега. Хотя было уже одиннадцать часов, однако слуга сказал, что их светлость еще почивают и не велели будить. Папуга сидел в высоком, с изогнутыми ножками кресле и терпеливо ждал.
Ждать пришлось долго.
Наконец Сапега проснулся, зевнул и, скинув с себя одеяло, подбитое с одной стороны лебяжьим пухом, а с другой тигровыми шкурами, хлопнул в ладоши. Слуга появился в опочивальне и доложил про посланца. Папугу ввели в высокий, продолговатый мрачный зал, который больше походил на костел, чем на приемную гетмана. Папугу это не удивило, он уже знал все, что касалось гетмана. Знал и то, что нынешняя резиденция Сапеги недавно еще была замком епископа Бржестовского; тот не ладил с гетманом, и Сапега силой занял епископское поместье.
Папуга поклонился гетману, поздравил его от имени правобережного казачества и просил принять подарки, присланные Палием. Сапега милостиво улыбался. Ему, стороннику войны с турками, нравился "хлопский полководец", как иногда в шутку называл он Палия, - никто не мог похвалиться такими успешными промыслами над татарами, "как правобережный полковник. Поляки не смогли татар от Львова отогнать, а он едва не стер с лица земли Бендеры.
Гетман долго расспрашивал Папугу о недавних походах. Папуга рассказывал подробно, стараясь постепенно подойти ближе к своей главной цели. Но беседу прервал есаул, доложивший, что литовского гетмана хочет срочно видеть приехавший к нему коронный гетман Станислав Яблуновский.
Беседу пришлось прервать. Отпуская Папугу, Сапега пригласил его прийти вечером на банкет. Папуга подумал и согласился.
На банкете были только шляхтичи, близкие к Сапеге, поэтому все держались свободно. Вольный разговор, не смолкавший за столами, уставленными едой, вскоре сменился пьяными криками. Под столами и по всему залу ходили огромные косматые волкодавы, подбирая объедки. Заиграли музыканты. Завертелись в танце пары. Два шляхтича, не найдя женщин, схватили за передние лапы собак и тоже повели их в танце. Кто-то под общий смех поил пса медом. Сапега, менее пьяный, чем другие, подошел к Папуге и уселся рядом:
- Что, умеют наши повеселиться? - И, не ожидая ответа, добавил: - Э, да ты, я вижу, и не пил ничего. Хлопец, принеси водки.
Слуга принес старку, настоенную на шафране и лимонной корке. Сапега налил и себе, выпил и бросил бокал под ноги.
- В этом году полковник опять пойдет на татар?
- Конечно, если все ладно будет.
- А что может быть неладно? Войска мало?
- Мало и взять неоткуда. Коронный гетман не дозволяет нам вооружаться.
- Так то гетман… Король, я думаю, ничего не будет иметь против. Татары очень распустились. А у нас кто - разве Яблуновский воевать будет?
- И на какой кошт войну вести? Подати не платятся, войска у вас десять тысяч, да и те постоями людей вконец разорили.
Сапега с любопытством посмотрел на гостя.
- Ты, видать, все хорошо успел пронюхать.
- Я знаю, ваша милость, и то, что король одной ногой в могиле стоит, а всем Вота и лекарь королевский заправляют.
Сапега отшвырнул ногой осколки бокала.
- Про это уж дозволь нам думать. А войско, если нам понадобится, Речь Посполитая сумеет найти.
Папуга спокойно пригладил рукой густые, коротко подстриженные усы.
- Против кого же вы воевать будете, ваша светлость? Не против турок во всяком разе, - ведь сейм собирается для того, чтобы отдать туркам Каменец и с султаном мириться.
- Ты откуда знаешь?
- Случайно проведал от шляхтичей из Львова.
Сапега задумался: если произойдет замирение с турками, для чего и собирался сейм, то литовскому гетману нечего и думать о самостоятельной державе литовской, рухнет его извечная мечта: при случае король все войско сможет повернуть на него, Сапегу.
Гетман молча поднялся и, даже не кивнув Папуге, пошел через весь зал к выходу. Танцующие расступились перед гетманом. Папуга ухмыльнулся и стал пробираться к двери.
На высоком, пристроенном к старому замку деревянном крыльце он столкнулся с двумя драгунскими ротмистрами из войск Сапеги, которые азартно спорили. Один из них, увидев Папугу, схватил его за руку и потянул к себе.
- Скажите, вы знаете моего Бутурлака? Правда же, во всем герцогстве лучшего коня не найти? Я хочу, чтобы вы подтвердили, потому что пан Ян не признает этого.
Он дышал водочным перегаром прямо в лицо Папуге. Тот с омерзением выдернул руку и отстранил драгуна. Ротмистр покачнулся и решил, что ему нанесли жестокую обиду.
- Не позволим! - Его глаза широко раскрылись, он потянул из ножен саблю. - Схизмат! Вот тебе, лайдак!
Папуга вовремя отскочил: драгун с размаху вогнал саблю в деревянную колоду, не удержался на ногах и повалился на него. Быстрым движением Папуга перебросил его через высокие перила крыльца. Второй ротмистр тоже выхватил саблю. Бой на саблях длился недолго: после двух-трех ударов драгун упал с разрубленной наискось грудью. Стража не обратила внимания на крик: ни один банкет не проходил без того, чтобы не подралась пьяная шляхта…
Папуга мчался по темному сосновому бору, пришпоривая коня. Из-под копыт летел сухой, перетертый колесами песок, конь быстро вспотел и тяжело водил боками. На развилке дорог всадник натянул повод и задумался.
Как быть: заехать за своими казаками и отправиться домой или еще немного задержаться и заехать в Вену? В конце концов он свернул направо и поехал в Вену: надо было подождать два дня, узнать, чем все кончится, и проверить, правильно ли он сделал, что открыто поговорил с Сапегой.
…Случилось так, как того добивался Папуга: когда шляхта собралась на сейм, туда прибыл большой отряд драгун своевольного гетмана Сапеги. Всем было приказано разойтись; кто сопротивлялся, того силой выгоняли за дверь. А маршалка сейма, разорвав на нем маршальскую ленту, вместе с креслом выбросили в окно.
Глава 14
СМЕРТЬ СОТНИКА ЦВИЛЯ
Соломенная крыша на домике успела потемнеть, а посаженный Палием и Семашкой сад давал богатый урожай. За хатой разрослись кусты красной смородины и вперемежку с зарослями малинника тянулись вдоль забора в самый конец сада.
За последний год у Палия побелели виски. Он уже давно не носил оселедца, густой чуб всегда был одинаково черен, а сейчас его щедро посеребрила седина. Полковник говорил шутя, что пора ему сидеть на завалинке и тешить внуков, да жаль, внуков нет. Шутки шутками, но в глубине души неприятное напоминание о старости огорчало его. Постарела и Федосья, - и она часто заговаривала о внуках и обращалась к Семашке:
- Сынку, женился бы ты, пора. Разве для тебя девчат нет?
Семашко отмалчивался. Вообще он был, как говорил Савва, бирюком. Палий уже не обучал его грамоте, но у Семашки осталась любовь к книгам. Только книг было мало, да и читал больше тайком: боялся, чтоб не смеялись казаки. Любил Семашко оставаться вдвоем с Корнеем Кодацким и целыми часами слушать его удивительные рассказы, в которых нельзя было отличить правду от прикрас и вымыслов. Иногда Семашко исчезал на несколько дней. Родители догадывались, куда он ездит, но ни о чем не спрашивали.
Однажды в жаркий летний день Семашко вернулся с озера, где они с Кодацким ловили вентерями рыбу, и, войдя в хату, просто оказал родителям:
- Тато, мамо, я надумал жениться.
- Гляди, старая, - надумал!.. Только борщ не лей на рукав. - Палий вытер рукав об полу. - Растерялась от радости, что ли? А ты, сынку, тоже… чудно у тебя все выходит. На ком же, не скажешь?
- На Гале.
- На дочери. Балабухи? Она хорошая дивчина. Так вот где ты пропадал по нескольку дней! Господи благослови тебя, что же ты раньше не пришел? Сейчас уже как-то не идет к каше… Ну, да все равно, неси, старуха, вместо молока чего-нибудь покрепче. - Палий налил чарки. - Видишь, Семашко, женатому неплохо: сам сидишь, а жинка тебе оковитую носит.
После обеда толковали о свадьбе.
Палий хотел отпраздновать ее до жатвы. Вечером, когда солнце спряталось за садом, он пошел побродить по городу. Ему захотелось пить. Полковник свернул в какой-то двор, переступил через перелаз, из-под которого с кудахтаньем кинулись наутек куры, и прошел вглубь двора к хате, такой ветхой, что если бы не развесистая груша, на ствол которой она опиралась, хатенка наверняка упала бы. Во дворе Палий увидел колодец, но ведра около него не было. Из хаты никто не выходил. Упершись руками в невысокую завалинку, полковник заглянул в окно. Вначале он ничего не мог разглядеть, а когда глаза привыкли к полумраку, он увидел убогую внутренность хаты. Из угла, зачем-то подтягивая за собой грубо сколоченный табурет, шаг за шагом медленно продвигался мальчик лет пяти. Приглядевшись внимательно, Палий заметил, что от ножки табурета к ноге мальчика тянется крепкая крученая нитка. Полковник отошел от окна и толкнул дверь. Его огромная тень угрожающе взметнулась по голой грязной стене. Мальчик испуганно юркнул под стол.
- Что это ты делаешь? - спросил Палий. - Зачем привязал ногу к табуретке?
- То не я, то мамка пливязали, - не выговаривая буквы "р", оказал парнишка. - Чтоб я голоха не ел, - и он протянул грязную ручонку к лежанке, где высилась кучка зеленых стручков гороха.
Палий понял все: мальчик боялся оборвать нитку, потому что мать это заметит, и он тащил за собой табурет, стараясь подобраться к гороху. Щемящая боль сжала сердце полковника. "Вот какие лакомства у этого мальчонки, да и то они ему недоступны. Что видит он в жизни?"
Палий схватил нитку.
- Ой, дяденька, не надо… мамка… - заплакал мальчик.
Палий оборвал нитку, взял мальчишку на руки, прижал к груди. Он чувствовал, что сейчас заплачет. Заплачет впервые в жизни.
- Где твой отец? - тихо спросил он, поглаживая мальчика по голове.
- Нету, убили таталы… - и вдруг добавил совсем по-взрослому: - В бою погиб.
С мальчиком на руках Палий вышел во двор, который густо зарос травой - видимо, коровы во дворе давно не было. С огорода по узенькой тропке к хате шла невысокая женщина в полотняной юбке.
- Мама, - сказал мальчик.
И вдруг Палию стало стыдно. Он почувствовал, как кровь прилила к лицу, как набухли вены на висках. Захотелось поставить мальчика на землю и кинуться на улицу, убежать подальше от этой нищеты, в которой и он в какой-то мере был повинен. Но он подождал, пока женщина подошла ближе, и опустил мальчика.
- Почему ты в такой бедности живешь?
- А как же, пан полковник, мне жить? - спокойно ответила женщина. - Кто с мужьями, те лучше живут.
- Земля у тебя есть?
- Что мне с ней делать? Видно, так уж суждено мне - весь свой век в наймах прожить.
- Завтра придешь к полковому судье Семарину, запишешься. С этого дня я объявлю универсал про помощь вдовам. И когда у вас, у вдов, в чем недостаток будет, смело приходите ко мне.
Палий круто повернулся, вышел со двора и зашагал к городу. Дойдя до восточных ворот, заглянул в землянку, где всегда отдыхала сменная стража.
В землянке никого не было. Часовых он нашел на куче бревен за недавно поставленными стенами новой хаты. Они сидели вместе с плотниками. Упершись одной ногой в отесанное бревно, среди них стоял Часнык и разбирал по складам какую-то бумагу. Все сидели спиной к Палию, и никто не слыхал, как он подошел. Палий остановился и прислушался.
"Сим универсалом упреждаю, чтобы вы, когда сей универсал придет в какую из ваших сотен, помянутого Палия без проволочки оставили. Ежели так учините, то я заверяю вас, что без задержки и обмана наравне с другими покорными получите платье, жалованье и довольства все, а ежели будете в своем заблуждении оставаться, в таком разе решился я истребить вас, как врагов его королевской милости. Станислав Яблуновский, каштелян краковский и гетман коронный".
- Хвастун лядский, дурень варшавский, - добавил Гусак.
Кто-то засмеялся.
Часнык собирался заговорить, но, заметив Палия, смутился, словно его застали за каким-то нехорошим делом.
- Где взял? - спокойно спросил Палий и протянул руку за универсалом. Быстро пробежал его глазами. - Так, говоришь, какой-то казак с Полесья принес? Надо его всем прочитать.
- Как это - прочитать? - поднялся Цвиль. - Да с такой поганью и до ветру итти срам.
- До ветру или нет, то сход обсудит. Созовешь, Карпо, сход. Я выйду и поведаю о том, что скажут послы коронного. Сегодня они должны прибыть.
Когда Палий вернулся домой, послы уже дожидались его.
Он прочел письмо Яблуновского и улыбнулся, вспомнив заискивающее письмо короля и коронного гетмана в прошлом году. Они предлагали ему совместный поход на татар, обещали прислать тысячу турецких червонцев, лишь бы только Палий принял присягу польскому королю и не разорял поместья шляхтичей. Даже намекали на какой-то высокий титул, ждавший полковника в этом случае.
- С чего это гетман сменил милость на гнев?
Драгунский капитан, возглавлявший посольство, словно не замечая насмешки в голосе Палия, строго начал:
- Ты ослушался короля, твои казаки опять напали на поместья шляхтичей. А в последнее время совсем обнаглели и выгнали коронного референдария пана Щуку из Козаровской волости. Ты служишь не Польше, а Москве. Коронный гетман приказал передать, что ты на польской земле поселился в одной дырявой свитке, а сейчас выше лба нос задираешь.
- Страсть как напугал! Куда же мне теперь деваться?
- Мы не кумедии слушать приехали. Коронный гетман требует ответа!
- Не на польской земле я поселился. Поселился я в вольной казацкой Украине, на которую Речь Посполитая не имела и не имеет права, а имею право я, Палий, как казак и гетман казацкий. Так и передайте!
Капитан круто повернулся, взмахнув полой застегнутого до самой шеи длинного кафтана, и пошел со двора. Один из его свиты задержался в комнате, кинув Палию какую-то бумагу, и исчез за дверью, шепнув лишь: "От пана полковника Гладкого".