В Севастополе Сенявин не задерживался и при первом же собрании командиров у флагмана наведался к Ушакову. Прежде чем началось собрание, он попросил слова.
- Вы знаете, господа, весною, в вашем присутствии, я был крайне невоздержан и нанес незаслуженные, а главное, несправедливые поношения их превосходительству. - Сенявин повернулся к стоявшему рядом Ушакову: - Весьма и весьма, искренне сожалею о содеянном, я винюсь перед вами, ваше превосходительство, и прошу обиды на меня не таить.
Ушаков взял прислоненную в углу шпагу:
- Повинную голову меч не сечет, Дмитрий Николаевич. Бог вас простит, а я тем паче прощаю…
На другой день Сенявин покинул Севастополь и по пути к новому месту службы в Гаджибей, где базировалась гребная флотилия, он узнал о кончине светлейшего князя Потемкина-Таврического, 5 октября, неподалеку от Ясс, по дороге в Николаев.
С кончиной Потемкина ушел в прошлое почти десятилетний период, связанный с окончательным разгромом Порты, векового противника России на южных рубежах, становлением Причерноморья, созданием на пустом месте городов-красавцев Херсона, Николаева, Одессы, Севастополя, утверждением державы на Черном море, ее морской мощи - флота. Достойную лепту в созидание и укрепление Черноморского флота, превращение его в грозную силу, внес флагман флота - Федор Ушаков.
Керченское сражение, Тендра, Калиакрия - вехи славных побед, венчание его военных трудов на Черном море. В конце октября Ушаков получил личный рескрипт Екатерины о пожаловании его орденом Александра Невского за "Знаменитую победу" при Калиа-крии.
Князю Потемкину крупно повезло на военном поприще. Лавры ему добыли, по сути, две сильные руки, о которых впервые молвил Великий Петр, на суше - войска Александра Суворова, на море - флот Федора Ушакова.
* * *
Свято место пусто не бывает. Вскоре Екатерина прислала вместо Потемкина одного из своих фаворитов, Платона Зубова. "Человек недалекого ума и малообразованный", а попросту "дуралеюшка", как прозвали его близко знавшие, но видный собой, в недавнем прошлом подпоручик, прочно завоевал интимное место в будуарах императрицы, а вместе с этим и пошел в гору… Но флот Черноморский Зубову не доверили, пока… Дождался своего часа Николай Мордвинов, запросился на морскую службу. Сын известного адмирала, в детстве близкий к царской семье, две кампании командовавший придворными яхтами, рассчитывал на благосклонность императрицы.
В последний зимний день последовал указ Екатерины П.
"С умножением сил наших на Черном море, за благо признали мы, оставить на прежнем основании Черноморское адмиралтейское правление, определяя на оное председательствующим нашего вице-адмирала Мордвинова…"
Вести о переменах в Николаеве, где теперь находилось Адмиралтейское правление, достигли Севастополя в майские дни. Припекало солнце, зазеленели склоны прибрежных лощин, щебетали жаворонки.
"Как же так, - читая указ о назначении Мордвинова, не без горечи размышлял Ушаков, - службу сам оставил, не схотел в военную пору быть в строю, уходил контр-адмиралом, а возвернулся вице-адмиралом? Как только светлейший князь на тот свет отправился, Мордвинов тут как тут, - стиснул зубы по натуре независтливый Федор Федорович. - Где же справедливость? Пять военных кампаний отплавал, в схватках с турками, две из них флагманом флота. Всего себя, невзирая на недуг и хвори, отдал выучке эскадр, атаковал басурман не без успеха. - Свербело внутри, терзало душу неправедное свыше повеление, перетянула "своя рука", не по совести. Ну, да Бог с ними, не привыкать".
Дел невпроворот, корабли ждут ремонта, а денег и припасов нет.
Но Ушаков, как и прежде, переключился на выучку пушкарей, матросов и канониров. У флагмана флота появилось больше времени уделять обустройству Севастополя. Вокруг матросских казарм в последнее время сплошь, как грибы, возникали неприхотливые хатенки, как называл их Ушаков, "хижины". В них селился разный люд, зазывали матросню, торговали вином. Флагман флота издал приказ снести и "место очистить, да и впредь без позволения наистрожайше запретить, из сторонних людей в близости военных судов шататься не допускать". Строго пресек процветавшие на берегу карточные игры, в которых матросы проматывали свое жалованье. Город постепенно принимал пристойный вид, появились аллеи, усаженные деревьями. Доходило до курьезов, туда "разные люди пускают лошадей, а иногда и другой скот". Все подмечал флагман, особое внимание уделял чистоте вокруг матросских казарм. Строились новые каменные казармы для матросов, расширялся на высоком берегу госпиталь для низших чинов, матросов. В свое время Потемкин наделил участками земли корабельных офицеров под "сады и огороды". Теперь там семейные офицеры воздвигали небольшие домики.
В свое первое посещение Севастополя не мог не отметить Мордвинов заслуги флагмана в донесении императрице. "Г. контр-адмирал Ушаков, коль скоро освободился от военных трудов, обратил свое внимание к построению жилищ и госпиталя. Перенесением казарм на возвышенные места из низменных, лежащих внутри бухт, где воздух не имеет свободного течения и тем самым зловреден, оказал он великую услугу, ибо с тех пор число больных и умерших приметно уменьшилось".
Первую послевоенную кампанию эскадра в море не выходила, флагман почти каждый день сходил на берег, отдыхал в своем небольшом, но уютном домике. Частыми гостями у него бывали Голеккин и Данилов. В зимние вечера офицеры захаживали друг к другу, устраивали небольшие торжества. Бывали такие вечеринки и у флагмана, частенько на них звучала флейта хозяина дома. Данилов приспособил бывший дом Ме-кензи под театр, где офицеры разыгрывали короткие пьесы.
Когда Ушаков оставался один, нет-нет да и размышлял о прожитом, за плечами полвека, задумывался о будущем, бренности жизни… Немалого достиг он своим трудом. Флагман флота, контр-адмирал, в деньгах недостатка нет. Но иногда, глядя на молодежь, навеваются грустные мысли. Так уж сложилась его судьба, как говорится, Бог не обидел, наделил и умом в достатке, и нравом непорочным. Временами подводило здоровье, и, быть может, в эти минуты недоставало ему простой человеческой ласки…
А сам находил утешение для души в общении с простым матросами, которых нередко называл "дети мои". Ведь они тоже четверть века тянули служебную лямку, лишь изредка, на берегу испытывая подобие ласки и внимания…
И его душа, случалось, тосковала по чему-то неизведанному, теплу душевному и телесному, родному по крови, чем обделила его Природа и чего не суждено было ему испытать.
Вспоминал он своего младшего брата, Ивана, ко-лежского секретаря, обремененного большой семьей, не мздоимца, жившего на скудное жалованье.
На исходе кампании подал Ушаков рапорт, предоставить ему домовой отпуск. Так уж совпало, что одновременно поступило повеление императрицы, быть ему при дворе, в Петербурге. Не каждому адмиралу воздавали такие высочайшие почести.
Уезжал накануне Рождества, за себя оставил Голен-кина.
- Гляди, Гаврила Кузьмич, тереби Херсон и Николаев, чиновничьи души, сам знаешь, цидулю страшатся. Корабли к весне изготовить надобно, слух прошел, султану вновь неймется.
Командир Севастопольского порта, старинный приятель Ушакова, Голенкин, состоял, за неимением штатных должностей, в весьма странном чине - генерал-майорского ранга, флота капитан.
- Спокоен будь, Федор Федорович, писарям задам перцу и бумагу не пожалею, - шутил по-приятельски Гаврила Кузьмич, - токмо, сам знаешь, деньгу нам адмиралтейцы по полушке присылают. Ежели б мы с тобой свое жалованье не ссужали флоту, матросикам бы и каши не варили. В Петербурге кланяйся всем нашим знакомцам прежним.
Столица, высший свет отнеслись к Ушакову довольно равнодушно. Война закончилась, своих генералов в Петербурге пруд пруди. Долго, никуда не отлучаясь, ждал высочайшего приема Ушаков. Новый секретарь императрицы, бывший начальник канцелярии Потемкина, Василий Попов, остался недоволен невниманием Ушакова, о чем поведал графу Мордвинову: "Ко мне очень холоден, и я с ним виделся только во дворце".
Узнав о приезде Ушакова, навестил его сослуживец и приятель по Черному морю, капитан 2-го ранга Семен Пустошкин. Вспоминали перипетии службы в Херсоне, на эскадре Войновича. Как-то заглянул товарищ по Морскому корпусу капитан 1-го ранга Петр Карцов. Поведал о своей службе. Два года назад подал рапорт об увольнении, но потом вернулся. С откровением признался:
- На цивильное жалованье ноги быстро протянешь, ежели честно службу править. А я к иному неспособный…
Неожиданно Ушакова вызвал граф Чернышев, вице-президент Адмиралтейств-коллегий.
- Его высочество желает вас лицезреть.
Наследник Павел долго расспрашивал Ушакова о сражениях с турками, дотошно интересовался качествами черноморских кораблей.
Стареющая Екатерина встретила Ушакова радушно, усадила в кресло напротив себя, перед окном. Ранее она видела его мимолетно в Севастополе, во время вояжа на Юг. Тогда, на пиру в шатре у Потемкина, он примостился где-то поодаль и при свете свечей не выделялся и был не очень заметен. Потом князь не раз с похвалой отзывался о нем, восхищался его мастерством и заслугами в схватках с турками. Ей запомнилось одно, столь редко встречающееся среди ее приближенных свойство характера этого моряка - честность и неподкупность. Сама императрица восторгалась его победами на море, называя его "мой адмирал Ушаков" в письмах своим европейским друзьям.
Как только он вошел в кабинет, Екатерина сразу отметила его статную, не по годам, стройную широкоплечую фигуру, среднего роста. Ступал он пружинисто и уверенно, без какой-либо робости.
Сейчас солнечные лучи скользили по широкому и высокому лбу, что полагало неординарность ума, румянец на чуть округлых щеках говорил о здоровом образе жизни, а плотно сжатые губы подчеркивали недюжинную волю характера. Физиономию собеседника красили необычной голубизны глаза, проницательные и в то же время по-детски наивные.
Впечатлениями от общения с Ушаковым императрица осталась весьма довольна. Они лишь подтвердили лестные суждения о нем светлейшего князя. Нельзя было оставлять гостя без высочайшего внимания. Императрица пригласила Ушакова на званый обед в Эрмитажный зал Зимнего дворца. В просторном зале не одна сотня гостей блистала золотым шитьем мундиров, бриллиантами дамских украшений, лентами и орденами. Ушакову определили место где-то в конце зала, за одним из столов. Рядом разместился герой штурма Измаила Михаил Кутузов…
В родной Бурнаковке, куда направился Ушаков из Петербурга, скромный одноэтажный особняк пустовал без хозяев. Родители скончались, братья разъехались и разбрелись кто куда. Оформив бумаги по наследству, Ушаков по зимнику направился в уездный городок Романов, к брату Ивану, где тот устроился колежским секретарем.
- Надумал я мальцов твоих по своей стезе направить. Кошт твой мизерный, взятки не берешь, в казну руку не запускаешь. Трудом праведным не наживешь палат каменных. А ребяток-то на ноги ставить надобно.
Брат сомнительно ухмылялся:
- Коим образом ты-то их обустроишь? В море, что ли, позовешь?
- Вот и угадал. Почнем с старшего, Вани. Нынче я его с собой заберу, в Севастополь. Будет при мне в домежить. По весне, летом возьму с собой на корабль. Учить стану наукам, письму, арифметике, потом за геометрию примемся, тригонометрию и прочая. Срок выйдет, определю его в корпус. А быть может, и экзамен выдержит за гардемарина. Но сие годков пять, не менее протянется.
Брат качал головой:
- Каким манером с ним совладаешь? Служба у тебя трудная, когда за мальцом приглядывать станешь? Вдруг недоглядишь, в воду упадет?
Федор Федорович сказал как отрубил. Возле него то и дело крутился Ваня.
- Дело решенное. Денщиков у меня положено полдюжины, совладаем. А ты не зевай, младших натаскивай, Николку да Федорку, тезку моего. Выйдет им срок, определим их в Морской корпус. Людьми станут. Покуда я при месте и друзья помогут. Мне-то самому
пробиваться не всегда с руки было.
Пасху Ушаков праздновал в Севастополе. Оказалось, что за три минувших месяца для ремонта судов не поступило ни одного гвоздя. Опять начались бесконечные хлопоты, волокита с Адмиралтейством. Только осенью потянулись транспорта из Таганрога и Херсона, везли лес, такелаж, железные поделки. Но и они были подчас трухлявые и ржавые.
В преддверии осени в Севастополь прибыл Александр Суворов. Заехал ненадолго, осмотреть еще раз береговую полосу, наметить места для будущих береговых батарей. В минувшую войну он тесно сотрудничал с флотом под Очаковом, при взятии Измаила, от души радовался победам Ушакова в морских сражениях.
- Нынче я готов служить у вас в подчинении, Федор Федорович, - шутил полководец при встрече, - довелось мне в Финляндии начальствовать над гребной флотилией. Не привык быть немогузнайкой. Выучил азы морские, выдержал экзамен за мичмана флота.
Первый осенний месяц порадовал флагмана флота очередным званием. Поступил -указ о производстве Ушакова в вице-адмиралы. Назревали обострения отношений с Турцией, императрица постоянно напоминала об этом Мордвинову, требовала готовности флота к выходу в море. Одно - излагать распоряжения на бумаге, другая ипостась - претворять их на деле. Худо-бедно в июле 1794 года собралась выходить в море эскадра, исполняя высочайшее повеление, для отражения возможного нападения турок. И вдруг при подъеме якорей полетели, разломившись пополам, большие шпили на флагмане "Рождество Христово" и фрегате "Навархия". Куда же плыть судну без якоря? Пришлось вице-адмиралу переносить свой флаг на другой корабль. "За сим особой Божеской милостью почитаю, - доносил Ушаков Мордвинову, - что сие случилось прежде военного времени и близко от порта". Сколько раз взывал флагман о негодных поставках леса. И сейчас в Севастополе не нашлось ни одного дубового бревна исправить шпили. Хорошо, что все обошлось, из Стамбула сообщили, Порта не намерена вступать в новую схватку с Россией.
Кампанию 1795 года Севастопольская эскадра без малого три месяца маневрировала в море, флагман отрабатывал эволюции, строго спрашивал с нерасторопных командиров, хвалил канониров за меткие залпы.
В обучении подчиненных неизменно держался стародавних своих принципов - "исправно спешить исполнить в полном виде, как надлежит".
* * *
Седьмой год часто портили настроение Екатерине II вести из Франции. Насколько прежде она испытывала удовольствие и наслаждалась велеречивостью в переписке и общении с Вольтером, Дидро, Д'Аламбером, настолько теперь гнев и возмущение вызывали действия в Париже "башмачников и сапожников", которых "я думаю, - писала она барону Гримму, - что если повесить некоторых из них, остальные одумались бы… Эти канальи совсем, как маркиз Пугачев".
Императрица намеревалась восстановить королевскую власть во Франции вооруженной силой. Заключив военный союз с Англией, она отправила ей в помощь эскадру вице-адмирала Ханыкова. На Юге, в Тульчине, Суворов готовил 60-тысячную армию для похода на Запад, в Европу.
Увы, свои замыслы Екатерина II не успела претворить в жизнь.
6 ноября 1796 года она внезапно отошла в мир иной, и на престол вступил ее сын, Павел I, сорока двух лет от роду. "Пришел, когда нужно уходить", - не без горечи заметил новый император. Одним из его первых пожеланий стало - дать мирную передышку державе. Об этом он поведал графу Безбородко, единственному из приближенных своей матери, кого он не изгнал, оставил при себе.
- Размышляю, граф, пора прекратить войны. Сколь помню себя, Россия все воюет.
Тут же повелел отозвать эскадру Хакыкова из Англии, отставить поход войск в Европу. В армии возрождались прусские порядки, муштра, косы, букли. Новый устав копировал прусский. Суворов не воспринял перемены и вскоре подал в отставку.
В Севастополе в конце года Ушакова обрадовало появление старинного знакомца по Херсону, с кем он общался по-приятельски.
Как-то вечером в дом Ушакова постучали.
- Вашидитство, - доложил денщик, - первого ранга капитан Пустошкины просят дозволения принять.
Ушаков занимался с Ваней, стремительно встал.
- Проси немедля.
К нему уже поступил указ о назначении Семена Пустошкина командиром Севастопольского порта.
Обнялись по-дружески, накрыли стол по-холостяцки, поставили самовар. За чаепитием засиделись допоздна. Вспоминали разные разности службы в Херсоне, не позабыли чудачества Войновича, помянули добрым словом светлейшего князя.
- Нынче-то как Мордвинов верховодит в Адмиралтействе? - поинтересовался Ушаков. - Братиячиновная по-прежнему меня отписками кормит. Денег не шлют, матросов иногда кормлю на свои кровные, купцам ссужаю.
- Воруют, как и прежде, Федор Федорович. Мордвинов на все проделки сквозь пальцы глядит, барином себя держит.
- На верфях-то как? Стапеля не пустуют? Пустошкин неопределенно пожал плечами.
- Нынче Мордвинов с Катасоновым затеяли новинку, достраивают два великих корабля о семидсяти-четырех пушках. Соединены у них шканцы с баком единой палубой.
Ушаков, слушая, удивленно поднял брови:
- Таковы конструкция я не видывал. Сумнительно, чтоб дало какое-либо преимущество. А я вот надумал государю доложиться самолично о всех непорядках на флоте, да и о наших супротивниках на море. Слух прошел, султан заново к нам войною иттить замышляет. Генерал Каховский лазутчиков турецких перехватывает, татарву смущают.
Проводив Пустошкина и отправив спать племянника Ваню, Ушаков начал переписывать начисто прошение на имя императора. Впервые в жизни обращался Федор Федорович напрямую к царственной особе. Начав царствовать, Павел завел новые порядки. Теперь Ушакову дозволялось обращаться непосредственно к императору. Когда-то для него царь и Бог был Потемкин. С ним он не таясь делился своими невзгодами, обращался за помощью, всегда надеялся на справедливость. Сейчас, вспоминая благодушное отношение к нему Павла, во время последнего визита в столицу, Ушаков простодушно уповал на благосклонность императора. С этого он и начал излагать свою просьбу. "Высочайшие милости и благоволение в.и.в. в бытность мою в С.-Петербурге оказанные, подали смелость всеподданнейше просить монаршего благоволения и покровительства. .."
Многое пришлось претерпеть ему от вышестоящего начальства и чиновников из Николаевского Адмиралтейства после кончины Потемкина. Но не был знаком, даже понаслышке, Федор Федорович с нравами, которые царят в коридорах власти и высшего света с давних пор и по наше с вами время… Сколько там мерзости, казнокрадства, мздоимства, низкопоклонства и угодничества, где судьбы людей, а то и интересы державы зачастую зависят от того, с какой ноги встанет после сна царствующая особа, кто, что и на какое ушко ему нашепчет…
С воцарением Павла I изменилась иерархия Морского ведомства. Вице-президент Адмиралтейств-коллегий, генерал-фельдмаршал по флоту Чернышев пятый год находился в отпуску по болезни, за границей. Старшим в коллегии оставался адмирал Иван Голени-щев-Кутузов, но по всем вопросам Морского ведомства императору докладывал бывший в особом почете у Павла I генерал-адъютант Григорий Кушелев. Он-то и представил на рассмотрение Павлу I прошение Ушакова.
Бегло пробежав глазами бумагу, Павел засопел: