Во время бури в Северном море, когда скорость шквального ветра достигала, верно, ста узлов, волна смыла с палубы молодого наемника из Перта. А ведь так же могло случиться и с Джорджем, который, однако, в последний момент успел ухватиться за трос. Пришлось вернуться в трюм, где шумела, переливаясь при бортовой качке, вода глубиной в пять дюймов. Это старое английское корыто, построенное в Скарборо, вполне могло пойти на дно, но удача пока берегла шотландских джентльменов.
О какая это было буря! Когда раздалась команда: "Свистать всех наверх!" - Джордж первым бросился на помощь матросам. Шкоты резали ладони и пальцы. На палубе не удержалась бы и крыса. Ураганный воющий ветер рвал топсель, брамсель, галсы. Били гейзеры из шпигатов. Вода ледяная. Соль разъедает руки. Оглушительно ревет море, сотрясая все твое существо. В каждом нерве отдаются удары волн в борт корабля. Пушечными выстрелами хлопают мокрые паруса. Будто на гигантских качелях качает тебя вверх и вниз, вверх и вниз, с неба в преисподнюю. Когда-то ходил Джордж в море с отцом в норманнский порт Фекан и обратно. Штормило, но такой бури на море он еще не испытывал. Он даже усомнился, впрямь ли он рожден моряком, как ему сызмальства хотелось верить.
Шторм бушевал почти непрерывно. Как ни крепился Джорди, но, когда обогнули полуостров и вошли в Скагеррак - самый западный из проливов, соединяющих Немецкое море с Балтийским, их корабль стало так швырять, что и он, последним из джентльменов удачи, поддался морской болезни.
Джордж Лермонт умирал не только от морской болезни, но и от стыда: он, сын капитана Лермонта, мечтавший о море, не переносит качки! О как хотелось ему домой! Кормили сносно, наравне с командой - по фунту солонины и фунту свинины в день. Но он не мог ничего есть. Его выворачивало наизнанку. Уже и корабельщики опасались, что им придется хлебнуть рассола в нелюдимом Северном море в компании Дейви Джонса - морского дьявола. В довершение ко всем мукам между мысом Скаген и шведским берегом, где пролив всего уже, рукой подать, из тумана показалась грозная шведская эскадра из восьми многопушечных судов во главе с огромным трехмачтовым левиафаном "Каролус". Как раз пробило восемь склянок, и уже садилось солнце в мглистом небе, когда дозорный на мачте крикнул сверху:
- Справа по борту военные корабли! Приказывают нам убрать паруса!
Эскадра открыла огонь, но старую калошу с английским флагом спас густой туман - они ушли с дырами от ядер в парусах. Только промысел Божий спас Джорджа Лермонта от бурь и шведских пушек.
От шведов удирали на всех парусах, делая благодаря попутному ветру почти десять узлов.
- Слава Господу Богу! - изрек своим громолодочным басом Дуглас, командир наемников.
Во время обстрела наповал убило ядром бакалавра Маклеода, а ведь он, бакалавр Лермонт, стоял рядом, и если бы бриз снес ядро на пол-ярда, тут и закончилась бы его Одиссея в самом начале. Не Маклеода, а его обернули бы в саван и опустили за борт в ледяную воду. За кормой долго кричали и носились над волнами гигантские альбатросы. Теперь одним альбатросом будет больше - моряки верили, что эти птицы - души людей, погибших в море.
Было над чем призадуматься. Сначала тот наемник из Перта, теперь - этот несчастный Маклеод, кажется, из Сторновея, главного города на острове Люис…
Люис?! Да ведь сэр Джеймс Лермонт погиб из-за похитивших его туземцев Маклеодов (MacLeod clan). Лермонты выкупили его за баснословную сумму, но измученный пытками рыцарь умер, так и не доплыв до замка Балькоми в Шотландии…
Был этот парень из Сторновея дик, весел, могуч.
Когда Джордж рассказал после бури о Маклеоде, он спросил дядю:
- Почему погиб он, а не я, скажем? Ведь он воевал уже десять лет в Ирландии.
- Все мы в руках Божиих, - отвечал ему Дуглас. - На все воля Божия…
Что это? Судьба, рок, удача, фортуна? Или в самом деле Божий промысел? Существует предопределение или всем на свете правит случайность? В семнадцать юношеских лет начинаешь задумываться над этими проклятыми вопросами, когда вдруг почувствуешь близкое дыхание смерти и бренность своего существования.
Весь 1613 год станет для Джорджа Лермонта годом смертельного риска. А ведь умри он, не было бы у России и всего мира поэта Лермонтова!
Как Джордж узнал потом, Польша уже тринадцать лет воевала со Швецией. Его новый сюзерен Сигизмунд III был прежде королем Польским и Шведским, но в 1604 году шведы свергли его. Вот Сигизмунд и вел войну за потерянный трон, не довольствуясь оставшейся короной. Война в 1613 году шла на землях Ливонии, Курляндии, Лифляндии и Эстляндии. Несмотря на блестящие польские победы в начале войны, теперь верх одерживал король Швеции Густав II Адольф: - Непобедимый Лев Севера. Наверное, он сам вел свою эскадру к ганзейскому острову Готланд, севернее которого лежал Стокгольм.
- Прекомическая, джентльмены, ситуация! - усмехался, крутя залихватский ус, рыцарь Огилви. - Защитники протестантов - шведы едва не потопили своих единоверцев - шотландцев, которые плывут прочь от своего протестантского монарха, чтобы служить его католическому величеству королю Польши!
В Данцигскую бухту вошли в блистательный солнечный полдень. Когда корабль бросил якорь в гавани, капитан отправился в шлюпке на берег. Шотландцы, собрав свои нехитрые пожитки, высыпали на борт и любовались прекрасным портом, старинным и богатым ганзейским городом, который поляки называли Гданьском. Над множеством кораблей реяли флаги Гамбурга, Бремена, Любека и других городов Ганзейского союза, или лиги, - всего в эту лигу входило почти девяносто городов. Были тут и флаги Англии, Нидерландов, Франции. Вот уже почти три века бороздили суда Ганзы холодные воды Северного, Балтийского и других морей. Теперь, правда, для немецких купцов наступили нелегкие времена, могущество Ганзы клонилось к закату. Восточные германские города постоянно ссорились с западными. Росла сила ее противников - Англии, Швеции, Руси. Военный флот Ганзы не мог соперничать с флотами великих морских держав. Открытие Америки круто изменило направление торговых путей.
Когда-то сюда заходили и корабли из Новгорода Великого с мехами и серебром, со строевым лесом, медом и воском для всей Европы, с шелком и другими товарами Востока из-за Волги и Каспия. В Новгороде Великом расположились богатые ганзейские конторы. В 1478 году Царь Московский Иван Васильевич (Грозный), поддержанный татарской конницей, после долгих войн захватил господин Великий Новгород, казнил многих бояр и купцов и увез к себе новгородский вечевой колокол.
Капитан вернулся с каким-то роскошно одетым рыцарем с плюмажем над сверкающим шлемом и дорогим красно-белым плащом с расшитым серебром голубым Андреевским крестом. Этот человек первым поднялся на борт. Джордж взглянул на него и обомлел, а в следующую секунду рванулся вперед и едва не крикнул: "Папа!"…
Капитан, поднявшись вслед за рыцарем, прочистил горло и сказал громко:
- Джентльмены! Представляю вам вашего начальника главного капитана Его Величества короля Польского и Шведского Сигизмунда Третьего Питера Лермонта!
Питер Лермонт! Великий Боже! Да ведь это младший брат покойного отца и, следовательно, родной его дядя! В семье Лермонтов его называли "черной овцой". В семнадцать лет он убил южника на дуэли в Стирлинге и бежал неизвестно куда. Это было десять, нет, двенадцать лет тому назад. И с тех пор никто ничего не знал о судьбе Питера Лермонта…
Подойти? Назваться?.. Но ведь он сбежал из дому - как отнесется к этому его дядя?
Мало-помалу Джордж Лермонт, отступая, затерялся в толпе будущих кондотьеров.
А капитан тем временем оглядывал пеструю толпу земляков, и Джорджу совсем не понравился взгляд дяди Питера. В нем было высокомерие и презрение и в то же время сожаление и сострадание. Взгляд его яснее всяких слов говорил джентльменам удачи: "Эх, дурачье вы, дурачье! На какое дело вызвались! Все вы жалкие смертники!" А вид у солдат фортуны и впрямь был жалкий и разнесчастный: подобно Джорджу, почти все они болели морской болезнью, растеряв всю свою воинственность.
Но ведь капитан короля Польского, как его там, тоже был солдатом фортуны, и фортуна отнюдь не повернулась к нему задом, судя по дорогому его оружию и платью!.. Фортуна ласкова к немногим, но каждый солдат убежден в душе, что станет ее избранником.
- Кто у вас за старшего? - зычно спросил капитан. Вперед шагнул гигант Дуглас. Питер Лермонт смерил его взглядом, кивнул.
- Как зовут? - спросил он коротко.
- Дуглас, - рокотнул великан. - Джеймс Дуглас. И не притворяйся, Лермонт, что ты не знаешь меня.
Наемники переглянулись - все знали о вражде этих двух кланов.
Питер Лермонт умудрился свысока кинуть взгляд на торчавшую перед ним башню, хотя он был ростом намного ниже этого Дугласа.
- Список! - произнес он повелительно, протягивая руку.
Дуглас не спеша и словно нехотя стал рыться в карманах, достал наконец и сунул Лермонту список команды.
Питер Лермонт небрежно пробежал список глазами, и вдруг брови его взметнулись.
- Джордж Лермонт, подойди сюда!
Джордж, пунцовея, вышел вперед на заплетающихся ногах.
Питер Лермонт впился в него взглядом. До чего же похож он на брата!..
- Сын Эндрю Лермонта? - бесстрастным тоном спросил главный капитан.
- Да… - чуть слышно сказал в ответ Джордж. Ведь врать он не умел.
- Следуй за мной, племянничек! А вы, - он перевел властный взор на наемников, - завтра поплывете со мной в Варшаву. Здесь на берег сходить не разрешаю. Карантин по случаю черной оспы.
Дуглас молча проводил его хмурым взглядом.
- Будь я проклят! - пробурчал он. - Чтобы Лермонт распоряжался Дугласом - такого еще не бывало! Клянусь победой сэра Джеймса Дугласа над маврами, это не к добру!..
Сэр Джеймс Дуглас любил клясться семьюдесятью битвами своего самого славного предка и тезки главного стража Пограничья при великом Роберте Брюсе; и его пятьюдесятью семью победами и тридцатью поражениями, почти столь же славными, как и победы.
На берегу капитана ждал оруженосец с двумя белыми конями, большой кобылой и жеребенком. Дядя жестом показал племяннику, чтобы тот сел на маленького, возле которого стоял оруженосец. Вдвоем поехали они по узким улочкам Данцига, мимо ганзейских контор и складов, купеческих трех- и четырехэтажных, расширявшихся кверху домов, очень похожих на абердинские дома, мимо мастерских ремесленников - гончаров, плотников, оружейников, такелажников.
Данциг был намного богаче Абердина. Бросались в глаза пышные гербы, затейливые и красочные вывески, добротные костюмы разжиревших бюргеров, большие пивные с пивом тевтонских рыцарей "Левенброй", пышущие достатком харчевни, лавки с жирными окороками и бесконечным выбором колбас, со свежей макрелью и угрями.
Капитан остановился в Heilige Geist Casse - переулке Святого духа, возле узкого дома с одним каменным этажом и двумя деревянными, с флюгером в виде фрегата, гербом Лермонтов: на желто-голубых полях красные розы, черные ромбы (брильянты) и шевроны. Строго говоря, только глава клана имел право на этот герб… Из дверей дома выбежал мальчишка лет десяти с волосами светлее льна, удивительно похожий на главного капитана.
- Знакомься, Эндрю, - сказал ему прежним бесстрастным тоном Питер Лермонт, поведя бородкой в сторону Джорджа, - твой двоюродный брат из Абердина. Займись им! У меня дела в крепости. Я вернусь к обеду.
Джордж слез с коня, уступив его оруженосцу - рыжему молодцу явно шотландского вида с пестрым от больших веснушек лицом. Неловко протянул руку кузену…
Несмотря на разницу лет кузены быстро подружились. Эндрю показывал Джорджу богатую коллекцию оружия - боевых трофеев его отца. Там были русские мечи, секиры, аркебузы, - шведские мушкеты, пищали. Он рассказал кузену из Абердина на вполне приличном английском языке, хотя никогда не бывал ни в Англии, ни в Шотландии, что отец его отличился в боях, воюя за короля Сигизмунда III, быстро пошел в гору, участвовал в осаде и взятии Смоленска в 1610 году, ходил с принцем и наследником Владиславом Сигизмундом на Москву, где его, польского принца, короновали как Царя Московии.
Жена Питера Лермонта оказалась полькой ослепительной красоты по имени Катерина. В разрезе ее декольтированного платья отливал золотом католический крест. С сыном она говорила по-польски, а со своим новоявленным родственником из Шотландии - на ломаном английском языке.
Краснея, наш юный джентльмен удачи молча спросил себя: "Жена или любовница? Ведь у дяди в Шотландии осталась жена…"
Джордж обратил внимание на удивительную вещь. Глаза у дяди были карими, глаза его жены - голубыми, а у Энди один глаз был карего цвета, а другой - голубой. Он сразу вспомнил, что мама как-то сказала ему, что в роду Лермонтов такое не раз случалось. По семейному преданию такие же разноцветные глаза были у самого знаменитого из них - у Томаса Рифмотворца.
Питер Лермонт не заставил себя ждать. За обедом, к которому приступили после краткой застольной молитвы, произнесенной вслух дядей, хозяин расспрашивал племянника о давно оставленной им родине.
- Как поживает мой брат? - спросил он Джорджа. - Все плавает?
Джордж потупился и глухим голосом ответил:
- Отца убили…
Ему пришлось рассказать последнюю главу из жизни капитана Эндрю Лермонта. Мужественное лицо дяди оставалось бесстрастным.
Потом дядя Питер стал рассказывать о Польше.
Еще пятьдесят - шестьдесят лет тому назад почти все дворяне-католики Речи Посполитой прозрели и стали протестантами. Веру Кальвина истово насаждал там Николай Радзивилл Черный, литовский магнат. Речь Посполитая - это республиканская монархия, или монархическая республика. Многие магнаты богаче короля. Покойному Сигизмунду Августу было все равно, где молиться - в костеле или кирке. Он и вообще неохотно молился.
После обеда, довольно плотного и невероятно вкусного по сравнению с корабельной солониной, дядя увел Джорджа в свою комнату, закурил трубку и налил в две рюмки гольдвассера - крепкого, как скотч, напитка, в котором плавали золотые искорки.
- Лучший в мире данцигский гольдвассер, - сказал дядя, протягивая Джорджу одну из рюмок. Джордж поперхнулся, закашлялся.
- Так как же ты, Джордж, решился бежать из дому? - вдруг спросил дядя. - Надеюсь, ты не думаешь, что я поверю, будто бы твоя мать отпустила своего единственного сына в семнадцать лет на войну? Не отпирайся. Я отправлю тебя с первым же кораблем домой, в Шотландию. Через неделю тут отплывает одно английское судно с заходом в Эдинбург.
- Сэр! Решение мое неизменно, - помолчав, тихо проговорил Джордж. - Домой я не вернусь, а если вы силой посадите меня на корабль, я убегу из Эдинбурга.
- Твой предок, сэр Томас, - проронил дядя Питер, - владел и мечом, и пером, но именно пером покрыл он славой весь наш род и тем паче самого себя. Само естество требует, чтобы род наш дал не только вояк, искусных в ратном ремесле, но и мужей мудрых и велеречивых. Ведь и отец твой был славным бардом. И как он играл на арфе!..
- Клянусь именем Господним, - порывисто воскликнул Джордж, - я не посрамлю герб своего рода, хотя и не гожусь в трубадуры!
Питер Лермонт испытующе заглянул племяннику в глаза, выпил еще рюмку гольдвассера.
- Ты такой же упрямец, как и твой отец, - сказал он наконец, качая головой. - Как все, увы, Лермонты. Ты понятия не имеешь, на что ты себя обрек. Доля наемника ужасна и горька…
- Сэр! - возразил ему Джордж. - Вы ведь сами убежали из дому в семнадцать лет и стали наемником. И добыли мечом своим власть и славу, командуя королевской шотландской гвардией!
Дядя усмехнулся, покачал головой.
- Всю свою жизнь, Джордж, - медленно произнес он, - ты будешь жалеть, что не послушал меня. Еще не поздно одуматься, мой мальчик. Почти все наемники гибнут быстрее, чем проигрывают в карты или кости…
Лицо Джорджа вспыхнуло:
- Я подписал контракт и не намерен…
- Я выкуплю твой контракт!
- Ни за что! Моя дворянская честь…
- Из-за нее и я ввязался в ту проклятую дуэль и лишился родины. Ты не знаешь, какое это несчастье - стать изгнанником. Я давно бы вернулся, если бы мне не грозила петля. Как я завидую сэру Патрику Лермонту, который уцелел на галерах и вернулся в родной Сент-Эндрюс!
Уговоры, разумеется, ни к чему не привели. Рано утром капитан Питер Лермонт прибыл с Джорджем на уже готовый к отплытию речной корабль. Попутный ветер туго натянул паруса, как только снялись с якоря.
- Я был уверен, черт меня побери, - заявил Дуглас Джорджу, - что больше тебя не увижу.
Джордж улыбнулся счастливой улыбкой и замахал рукой Эндрю и его матери, стоявшим на причале. День был солнечный, веселый. Кричали над бухтой чайки. Гудел свежий бриз. Скоро Данциг скрылся из виду. Шли против течения по реке Висле, разрезая носом ее прозрачные волны.
Питер Лермонт ушел с Дугласом в капитанскую каюту. Рыцарь Огилви положил на плечо Джорджа руку.
- Если все польки, - сказал он с озорной улыбкой, - так же красивы, как пани Лермонт, то нам крепко повезло!
Когда наемников доставили из Данцига в Варшаву, Его Королевское Величество Сигизмунд III не сразу решил, куда же их направить, какую дыру ими заткнуть. По его хотению шкотов можно было направить или против шведов, драться за Ригу, или против мятежных казаков Запорожской Сечи, или, наконец, против русских? в Смоленск, поскольку король Польский давно покушался еще и на корону Царя Московского. И решив, что наибольшая опасность угрожала Речи Посполитой в тот день с востока, повелел направить туда скотов - на Смоленщину.
Любопытно, что слово "скот" означало в те и более давние времена не только шкот (шотландец), но и деньги и скот. Позднее, углубляя свое знание языков, Джордж Лермонт узнал, что еще на языке римлян за одним и тем же словом "pecus" (скот) и его производными стояли на первый взгляд столь разнородные понятия, как деньги, монета, подать, имущество, состояние. Все дело было в том, что в древней истории человечества, у греков и почти всех народов, домашний скот и был деньгами. В германских языках "skat" имел то же значение, как и "scot" в англосаксонских и "скот" в славянских.
Всех шотландцев зачислили в рейтарские эскадроны рейтарами и рейткнехтами, сквайрами или оруженосцами, выдали им тяжелые мушкеты, сабли, пистоли и плащи с польским орлом и шотландским андреевским крестом - косым синим крестом на белом поле. Особенно понравилась Джорджу шотландская шапка, натянутая на стальной шлем.
И вот Дуглас скомандовал:
- За Речь Посполитую и святого Андрея Шотландии - вперед!
Кони оказались перестарками, корды (польские мечи) ржавыми, мушкеты без фитилей. Плащ, полученный Лермонтом, был пробит пулями… И вообще джентльмены удачи имели бледный вид. Больше всех возмущался, конечно, рыцарь Огилви.