Король Иаков не терпел насилия и вида крови, но тем не менее шотландские дворяне, бедные и гордые, пробиваясь к королевской кормушке, зачастую дрались на дуэлях с английскими дворянами. Много шума наделала в обоих королевствах схватка на скачках в Кройдоне. Шотландец Рамзай, сочтя себя оскорбленным англичанином Филиппом Гербертом, огрел его плеткой по лицу. Другой английский джентльмен, по фамилии Пинчбек, возопил: "Позавтракаем шотландцами здесь, а остальными пообедаем в Лондоне!". Герберт, однако, стерпел обиду, за что король предал позору земляка и в тот же день произвел южника в рыцари, барона, виконта и эрла Монтгомери, сделав его членом палаты лордов, а Рамзая изгнал с глаз долой.
Вскоре после этого случая король Иаков вслед за французским монархом запретил дуэли, что привело не к их исчезновению, а к тому лишь, что они проходили не публично, а тайно, не с признанным судейством, а со случайными секундантами, не по законам рыцарства, а зачастую без соблюдения оных.
Сражались обычно по моде времени на рапирах, снимая верхнюю одежду, чтобы показать, что на противниках не надеты панцири. Всем запомнилась дуэль между друзьями по какому-то ничтожному поводу: шотландец королевской крови сэр Джеймс Стюарт и англичанин сэр Джордж Вартон, сыновья двух известных вельмож, рыцарей ордена бани, дрались насмерть и умерли на месте поединка.
Несколько раз сэр Джордж подходил ко двору эрла Саутгемптона. Не обратиться ли за помощью к видному аристократу, заправлявшему Виргинской компанией, которой принадлежал последний корабль капитана. Потом, в Москве, он узнал, что в тот год будущей Московией правил Рюрикович, такой же варяг, как первый рыцарь Лермонт, вошедший в историю России как Изяслав I Ярославич? Эрл, наверное, помнит его отца, знает, как он погиб. Быть может, он распорядится, чтобы сына капитана Лермонта определили юнгой на какое-нибудь судно компании, совершающее рейсы к далеким берегам Америки. Но гордость и боязнь получить оскорбительный отказ гнали Джорджа от дворца.
Однажды он увидел издалека эрла Саутгемптона, вышедшего из парадного, чтобы встретить высокого гостя - лорда-канцлера сэра Фрэнсиса Бэкона, милостью короля ставшего бароном Веруламским и виконтом Сейнт-Олбансом. Он был знаменитым философом и ниспровергателем Аристотеля и схоластики. Глядя, как раскланиваются друг с другом эти два лорда, никто бы не мог предположить, что они смертельные враги, что не пройдет и восьми лет, как Саутгемптон и его сторонники в парламенте, в палате лордов и палате общин, свалят канцлера, обвинив его по двадцати восьми статьям во взяточничестве и коррупции, и король оштрафует его на 40000 фунтов стерлингов и заключит в Тауэр! Опозоренный Бэкон умрет в 1626 году.
Одиноко бродя по берегу Темзы вокруг мрачного, облепленного черным вороньем Тауэра с его высокими прямоугольными башнями, он вспоминал рассказы отца об этом дворце, построенном в конце XI века Вильгельмом Завоевателем и ставшем впоследствии крепостью и тюрьмой. Вон в той башне в XV веке убили короля Генриха VI. В казематах замка, если верить преданиям, по указу горбуна-узурпатора Ричарда III были убиты юные принцы крови. На Лобном месте Генрих VIII отрубил голову двум своим женам и бывшему лорду-канцлеру сэру Томасу Мору, философу, историку, мечтателю, которого чтил отец. Уже много лет в Тауэре сидел, дожидаясь топора и плахи, впитавшей кровь Томаса Мора, и работая над "Историей мира" сэр Вальтер Ралли, блестящий фаворит Елизаветы и прославленный мореход, с которым плавал капитан Лермонт.
Что помнят эти жирные вороны на стенах Тауэра? Лондонцы верят, что Англия всегда будет жить, пока не улетят эти птицы.
Никогда они не улетят - хитрые южники подрезали им крылья!
Не мог Джордж не вспомнить, глазея на Тауэр, рассказы отца о последней королеве Шотландии. Мария Стюарт была дочерью лотарингской герцогини Гиз и внучкой Маргариты, дочери английского короля Генриха VII, ставшей женой шотландского короля Иакова V Стюарта. Марию, или Мери, провозгласили королевой Шотландии, когда ей исполнилась неделя от роду. Красоту ее сравнивали с красой Елены Троянской. В пятнадцать лет она вышла замуж за французского дофина и стала королевой Франции и Шотландии, но царственный супруг ее скоро умерл и следующим ее мужем стал ничтожный лорд Дарнлей, ее красивый кузен. По слухам он убил Давида Риццио, секретаря королевы, которого она безумно любила, а через год его самого взорвал бомбой эрл Босвелл, вновь поведший прекрасную Марию под венец.
Королева слыла непримиримой католичкой, и дворянство страны, включая и Лермонтов, восстало против нее и заточило папистку в темницу, но она бежала из Лох-Левена, собрала войско и дала бой баронам близ Лангсайда, у Глазго. Войско королевы было разбито, и Мария бежала в Англию и отдала себя под покровительство Елизаветы Английской. Она попала из огня в полымя, потому что высокомудрая и бездетная Елизавета боялась и ненавидела ее как свою прямую наследницу. Рискуя головой, Мария стала интриговать и притязать на английский престол, поскольку английские католики не признавали Елизавету законной королевой, превратилась в знамя папистов, стала душой испанских заговоров. Елизавета продержала претендентку долгие годы в заточении, пока наконец глава ее секретной службы хитроумный Уолсингем не доказал в 1587 году не без помощи искусно сфабрикованных улик, что Мария добивалась убийства Елизаветы, и тогда Елизавета, поддержанная парламентом, обезглавила Марию. Ликовало все королевство. Лондон был иллюминован.
А шотландцы, изгнавшие свою королеву и заставившие ее искать убежища у ее врага Елизаветы, доказали, что они настоящие джентльмены, все простив Марии, помня лишь красоту ее и безмерное обаяние, а также муки, принятые от проклятых южников-англичан.
- С Францией мы почти всегда дружили, - ораторствовал шотландец-вербовщик, восседая посреди пестрой компании земляков. - Когда Генрих V Английский почти завоевал Францию и едва не прогнал из этой прекрасной страны короля Карла, мы послали туда неполных семь тысяч вояк, и они спасли страну от южников!..
- За победу над южниками! - орали пьянчуги.
- Наши одержали великую победу, - продолжал, глотнув пива, вербовщик.
Сэр Джон Свинтон выбил копьем из седла герцога Кларенса, брата английского короля, а наш полководец Джон Стюарт, эрл Бьюкенен, выбил ему мозги булавой, за что Карл Французский сделал его констэблем Франции!..
- Стюарты, известное дело, - вставил некий потрепанного вида рыцарь, - всюду неплохо устраиваются, а вот мы, Огилви…
Но тут он громогласно икнул, все рассмеялись, позабыв об оскорблении Его Величества Иакова Стюарта, и вербовщик продолжал:
- А славный эрл Дуглас стал герцогом Тюрени! И все наши герои были возведены в королевскую лейб-гвардию Франции!..
- Наши и тут служат гвардейцами, - вновь возмутился рыцарь, - а меня, Огилви, не захотели взять, потому что у меня пусто в кармане и позолота сошла со шпор!..
Однажды увидел Лермонт смену караула у ворот королевского Виндзорского замка. До чего великолепны были шотландские гвардейцы! Особенно выделялся тамбурмажор, которого Джордж узрел тогда же у ворот. Высокая меховая шапка с белым плюмажем, роскошный красный мундир с золотой лентой через левое плечо и серебряными крестами Святого Андрея на стоячем воротнике, крылатые эполеты, предохранявшие от ударов мечом, за спиной длинный тартановый плед, юбка (kilt) из того же клетчатого тартана, что и плед, sporron с кожаным кошелем, полосатые чулки (caddis) почти до колен, ботинки с белыми гетрами и изящная шпага (claith beg) с эфесом, а не огромный и длинный claith mhor (клеймор) - двуручный обоюдоострый меч. Такой claith beg по-кельтски, или claybeg по-английски, носил и отец Джорджа.
Крепко забилось семнадцатилетнее сердце Джорджа Лермонта. А может быть, пойти на службу в гвардию? Нет-нет, большинство шотландских дворян считают короля Иакова предателем, продавшим Шотландию южникам! Лермонт не может служить такому королю.
В клане Лермонтов молились на великого реформатора - на пикардийца Жана, или Джона, Кальвина. Долой Папу и его епископов!.. Многие потянулись за Кальвином на берег Женевского озера. Но отец Джорджа не соглашался и с Кальвином, вдохновителем пресвитерианской церкви. Никак не может быть предопределена провидением судьба человека. Судьба каждого человека, утверждал капитан Лермонт, не только в Божиих, но и в его собственных руках. И не молитвами надо благословлять предначертанную судьбу. А менять ее надо своими делами. Умеренность и воздержание - это для попов и лавочников, а не для джентльменов удачи и солдат фортуны! И разве лучше Кальвин, чем святые инквизиторы, если он перенял их бесчеловечные меры борьбы с еретиками, вплоть до изгнания с родины и сожжения на костре!..
В "Веселом Роджере", одном из портовых кабачков с красными решетчатыми ставнями, шла вербовка ландскнехтов в войско польско-литовского короля. Речь Посполитая тогда тянулась от моря до моря, слыла великой европейской державой, которой, однако, остро не хватало солдат для ее расточительных войн. Начав в 1600 году войну против Швеции, Сигизмунд III нанял большой отряд шотландцев, и наемники так ему понравились, что король Речи Посполитой велел сколотить новый отряд, тем более что он воевал одновременно и против русских.
Похоже, что наш герой оказался на плавучей тюрьме. А лоцманы на Темзе кричали: "Westward-ho! Westward-ho!". Все звали и звали его за мечтой своей мореходной на запад, на запад, за океан…
В пятницу корабль был готов к отплытию, но любой моряк и сын моряка знает, что в пятницу никто в своем уме не отправляется в плавание.
Несмотря на охрану, Джордж, пожалуй, все-таки удрал бы с корабля на берег, но ведь он поставил свою подпись под контрактом, и побег ляжет Позором на его имя, на весь его род!
В субботу подняли паруса и вышли по Темзе в море.
Стоя на палубе и оглядываясь на берег, он думал о Шарон и шептал про себя строки из "Поэмы о Тристане" - первые запомнившиеся ему в детстве бессмертные слова, обращенные Тристаном в разлуке к Изольде:
"Isot ma drue, Isot m’amie
En vus ma mort, en vus mavie".
("Изольда, моя милая, Изольда, моя подруга,
В вас моя смерть, в вас моя жизнь")
В одном Джордж уже обогнал своего кумира: мессир Тристан полюбил Изольду, когда ей было четырнадцать лет, а Джордж влюбился в Шарон, лишь только ей пошел десятый год. И что из того, что по уверению бардов Изольда Белорукая блистала среди первых красавиц всех королевств, как луна блещет среди звезд. Каждый рыцарь может сказать это о своей прекрасной даме. И Джордж никогда не променял бы Шарон Рыжую на любую Изольду…
Дуглас сидел с Джорджем на шканцах и смотрел по сторонам, любуясь той оживленной картиной, которую представляла собой Темза.
- А почему все наши остались в этом вонючем трюме? - спросил Джорди.
- Потому что их заперли там, - несказанно поразил его своим ответом Дуглас, - боятся, что убегут, кинутся с палубы в реку - и поминай как звали!
- Но ведь мы все подписали контракт! - возмутился Джордж.
Дуглас только усмехнулся и что-то хмыкнул.
Корабль со спущенными парусами спускался по Темзе вместе с отливом.
Сотни и тысячи торговых судов запрудили Темзу, лесом своих мачт загораживая лондонские дома, дома пригородов. Медленно проплыла деревня Дептфорд с верфями, и Темза стала расширяться. В лучах выглянувшего солнца купался Гринвич. Напротив - большой мыс на изгибе реки с причалами Вест-Индской компании. Следом потянулся Вульвич, где уже тогда был заложен громадный арсенал, наиболее крупный в Англии, где лили самые тяжелые и самые легкие пушки и ядра - основу мощи будущей Британской империи. Здесь на военных верфях строили под страшный грохот такие линейные эскадры, которые посрамили бы Непобедимую Армаду. Ничего подобного, увы, в бедной Шотландии никогда не бывало, и Англия не собиралась делиться с ней своим морским величием, хотя на ее троне сидел шотландец. Множество полуголых людей трудились на берегах: таскали бочки, мешки, тюки, ящики, бревна и доски, канаты, всевозможные товары.
Гравезенд с высокой колокольней тоже протащился мимо под соленую ругань рулевого, которому мешали какие-то лодки.
Несостоявшийся моряк Джордж Лермонт твердо помнил: Темза подчиняется влиянию луны и прилива на семьдесят английских миль и судоходна на сто восемьдесят восемь миль.
Вот наконец через пять часов после отплытия и широкое устье с плавучими маяками и зелеными берегами.
Был майский веселый день с дождиком, а когда выходили в пролив, глазам предстало дивное зрелище: над широким устьем Темзы повисла арка многоцветной яркой радуги, и у Джорджа защемило сердце; вспомнил он рассказ мамы: успеешь добежать до конца радуги - найдешь горшок с золотом, в который и упирается радуга. Юный искатель приключений решил, что радуга - доброе предзнаменование для него и его товарищей, джентльменов удачи.
Кроваво-багровым закатом Джордж любовался уже в южной части Северного моря. Стоя на корме, он с волнением думал, что более четверти века тому назад отец его, капитан Лермонт, вот так же, стоя на палубе своего первого корабля, любовался морским закатом.
Стоя на левом борту, напрасно вглядывался он в морскую даль, в которой растворились замок вещего Лермонта, порт и крепость Бервик, которую строил зодчий Лермонт, Эдинбург, Сент-Эндрюс, родной Абердин…
Кто знает: понимал ли будущий родоначальник русского рода Лермонтовых, что он покидает почти цивилизованную страну, чтобы навсегда очутиться в почти варварской стране? Нет, нет, нет! Он был уверен, что или погибнет, или через пяток лет вернется богатым и доблестным воякой.
Уже совсем стемнело, когда спустился он в трюм. Невообразимая вонь ударила в ноздри. Воняло тухлой рыбой и черт знает чем. А может быть, прежними пассажирами, наемниками, которых возили на этом корабле, как скот на бойню… Джордж крепился, мужественно переносил эту вонь, пока не уснул мертвым сном праведника.
В то время еще ценили мужчину в мужчине, силу и доблесть, мужские шрамы и морщины, даже увечья. Никто не пудрился и не прыскал на себя духами. Пахло от мужчин не одеколоном и духами, а дубленой кожей, конским и собственным потом, пороховым дымом. И военного красили не только кресты и медали, но и шрамы и рубцы и, конечно, его боевой счет.
Утром его разбудили к утренней молитве.
Так же как в любом шотландском семействе глава его читает молитву перед едой, так и Дуглас, признанный командир рекрутов, читал молитву по-галльски, чтобы была она понятна как шотландцам, так и ирландцам.
Лермонту нравилось в Дугласе, что он, став пресвитером у рекрутов, не мучил их проповедями, не был фанатиком, ханжой и фарисеем. Надо сказать, что молодые Лермонты всегда отличались большой терпимостью в вопросах веры и встали в первые ряды борцов Возрождения. Правда, не было у них полного единства. Так, сэр Патрик Лермонт вел долгую борьбу не только с католиками, но и с собственным отцом, Джеймсом, обергофмейстером двора короля Иакова V.
Шотландцы сторонились своих ирландских кузенов, которые почти все были страшными оборванцами. Сыны зеленого Эрина - Западной страны - держались особняком, косо поглядывали на шотландцев. Уже на второй день в трюме завязалась драка между шотландцем и ирландцем, но Дуглас, подскочив, так стукнул лбами обоих, что у забияк вмиг отпала охота драться весь долгий морской рейс.
- Я не потерплю драк между братьями! - басом крикнул он рекрутам. - Кто поднимет руку на брата-кельта, будет иметь дело со мной! Нам предстоит плечом к плечу драться с общим врагом, так что будем беречь нашу кровь.
Однако ирландец О’Нейл выступил вперед и заявил:
- Мы все католики и желаем сами отправлять свои обряды. Я, Патрик О’Нейл, буду читать молитвы своим ирландцам.
- Вот и прекрасно! - с готовностью согласился Дуглас. - Но разные религии нам, я убежден, не помешают стать друзьями, братьями по оружию. Мы не забудем, что и вы, и мы натерпелись от англичан и поэтому покинули родину. Оставим вражду дома.
Конечно, далеко не сразу наладились отношения между кельтскими кузенами, но начало было положено Дугласом еще в море. Ненависть к английским угнетателям сблизила их. Многие предки шотландцев пали в сражениях с англичанами, а ирландцы на протяжении всей своей истории восставали против захватчиков, поднимались при Елизавете I против английского засилья. Среди рекрутов-ирландцев оказалось немало бывших мятежников из Дублина, Белфаста, Лимерика, Корка…
От Лондона до ганзейского порта Гамбург шли шесть суток. Заходили в Роттердам и Амстердам.
На рейде Амстердама стояла целая армада кораблей с белыми и алыми парусами. Над ними плыли звуки курантов. Лермонт с неприязнью разглядывал этот замечательный и богатый город, помня, что не так давно, когда Нидерланды находились под испанским игом, почти весь Амстердам держал сторону злейших врагов своего народа. И купцы его тайно продавали порох испанцам, осажденным в Антверпене!..
В Испании в то время царил король Филипп III, сын Филиппа II, завоевавший Португалию, но проигравший Непобедимую Армаду англичанам.
Заходили в Гарлинг и Вильгельмсгафен. Из Гамбурга плыли трое суток, с остановками в Гельголанде и датском порту Рингкобинге. Дания тогда владела Норвегией, но самым грозным монархом Севера был тогда король Швеции Густав II Адольф, которого называли Северным львом.
Никем, верно, так не играет судьба, как джентльменами удачи, искателями приключений, авантюристами, ибо они сами каждым своим шагом искушают судьбу и бросают ей дерзкий вызов.
Всласть нанюхался соленого морского воздуха Джордж Лермонт, добираясь до королевства Сигизмунда по Северному и Балтийскому морям. Плавание продолжалось более месяца.