* * *
Загорский жил в тихом отеле, облюбованном русскими; обычно здесь останавливались приезжавшие из России военные в небольших чинах, врачи, художники, артисты. Победоносцев быстро взбежал по лестнице, постоял несколько минут на площадке, потом застегнул куртку и нерешительно стукнул в дверь.
- Войдите! - крикнул кто-то по-русски. - Антрэ! - повторил тот же голос по-французски.
Победоносцев вошел в комнату, вынул из кармана конверт и протянул его белобрысому господину, сидевшему за круглым столиком возле окна.
- Подождите немного, - сказал белобрысый господин, ковыряя в зубах синей зубочисткой и внимательно рассматривая Победоносцева.
- Я, собственно говоря, по делу, - смутился Победоносцев, - простите, пожалуйста, что затрудняю вас, - мне нужно к штабс-капитану, я будущий русский авиатор.
- Я тоже жду его, - сказал белобрысый господин.
В соседней комнате сердито и раздраженно говорили по-французски. Белобрысый господин прислушался к разговору, спрятал зубочистку в верхний карман жилета и скрылся за дверью.
Победоносцев остался один. Он стоял возле стола, вытянув по швам длинные загорелые руки. На столе лежала французская книга. Победоносцев раскрыл ее и узнал портрет Фламмариона. Гимназистом, еще в четвертом классе, он впервые прочел книги этого человека. В узкой комнате на Подьяческой, с высоким окном, выходившим во двор, приятно было читать описания будущих путешествий на Марс и Орион… Но потом, когда довелось Победоносцеву купить у букиниста книгу Циолковского, он забыл о французском астрономе: то, что у Фламмариона было лишь фантастической мечтой, у русского ученого стало точным научным предвидением…
- Хорошо, - загудел сердитый бас в соседней комнате.
Два француза прошли мимо Победоносцева, попыхивая папиросами. Ушел и белобрысый господин.
Загорский долго ходил по комнате, что-то бормоча под нос, потом сердито защелкал пальцами, распахнул дверь и вдруг увидел незнакомого высокого юношу с подстриженными ёжиком волосами, рассеянно перелистывающего книгу Фламмариона.
- Суетливые люди эти французские коммерсанты, - пробасил Загорский, продолжая разговор с самим собою, - целый день бегают, предлагают куртажи, взятки и никак не могут поверить, что тебе взаправду ничего не нужно от них. - Он близко подошел к Победоносцеву и раздраженно спросил по-французски: - А вы кто такой? По какому делу?
- Простите, - по-русски ответил Победоносцев, - видите ли… да я… собственно говоря… Я - будущий авиатор!
Загорский улыбнулся. Он был сутуловат, в роговом пенсне на черной тесьме, - по виду походил больше на земского врача, чем на военного человека, но все-таки Глеб сразу заметил, что выправка Загорского безукоризненна - ни единой морщинки на мундире, пуговицы блестят, беленький крестик привешен к петлице с особенным щегольством…
- А, вот оно что, - сказал Загорский. - Люблю новичков. Я ведь что-то вроде крестного отца приезжающих из России молодых людей. Столько любопытных случаев у меня было с ними, - всего не перескажешь!..
* * *
Загорский был отличным знатоком новой техники и уже больше года жил в Париже. В Главном инженерном управлении Загорского не любили, и поэтому длительная командировка превращалась в изгнание.
Авиация была нелюбимой падчерицей в управлении. Загорский постоянно защищал русских конструкторов самолетов, и его настойчивость казалась царевым чиновникам чрезмерным упрямством. В последний свой приезд в Петербург он напечатал в техническом журнале статью о злоключениях русских изобретателей, имевших дело с управлением, и тотчас же штабс-капитану было предложено возвращаться в Париж, к месту постоянной работы. С тех пор каждый раз, когда Загорский собирался вернуться в Россию, придумывали новое назначение - в прошлом году поговаривали даже о поездке в Северную Америку. Смолоду Загорский думал посвятить себя морю. Закончив морское инженерное училище, он несколько лет прослужил на юге. Однажды довелось ему подняться на воздушном шаре, и с тех пор почувствовал он, что в жизнь его навсегда вошла мечта о небе. Вскоре он перешел на службу в отдел воздушного флота, был командирован за границу, быстро изучил иностранные аэропланы всех существовавших тогда систем и получил новое назначение, - на этот раз уже от инженерного управления.
Радушно и приветливо встречал Загорский каждого приезжавшего в Париж русского, - большое будущее у авиации в России и много надобно ей преданных делу работников…
- Очень рад, очень, - сказал он, садясь в кресло и придвигая стул Победоносцеву. - А вы откуда приехали, молодой человек?
- Я приехал из Петербурга, окончил седьмую гимназию…
- Кто вас направил ко мне?
- Мой брат, инженер Победоносцев.
- Победоносцев? Сергей Иванович? Как же, прослышан, много прослышан… Он, кажется, теперь изобретает моноплан?
- Да, скоро заканчивает чертежи…
- Отлично, отлично, дайте письмо…
Победоносцев протянул заветный конверт.
- Пожалуйста.
Загорский быстро прочитал письмо и тихо спросил:
- Чем могу быть полезен?
- Сергей Иванович говорил, что вы сумеете дать хороший совет… Я хотел бы в авиационную школу. У меня с детства уже мечта…
- Что же, неплохо о полетах мечтать с самого детства. Тем лучше. Только понравится ли вам, если будете падать? Да, да, и не отнекивайтесь, - это обязательно придется испытать, если хотите стать хорошим авиатором. Бывают порой и такие катастрофы, что летчику приходится платить жизнью за смелый полет… Один авиатор придумал специальный предохранительный костюм. Откровенно говоря, его костюм похож ка матрац. Во время такого полета авиатор казался зашитым в огромный мешок, набитый мукой. Только одно отверстие и было в матраце - для глаз. И что же? Поднялся однажды - и вдруг…
- Неужели разбился? - испуганно спросил Победоносцев.
- Не совсем, - аэроплан сломал, а сам отделался только испугом: костюм помог. Да и не мудрено - падал-то авиатор метров с десяти, на самом взлете…
- Нет, я не боюсь падения, - решительно сказал Победоносцев, стараясь забыть о страхе, испытанном вчера на круглом балконе Эйфелевой башни. - Я сразу полечу. Куда бы вы порекомендовали обратиться?
- Куда порекомендовал бы? - задумался Загорский. - А вы решили уже, на каком аппарате будете летать?
- Нет, еще не решил.
Загорский с удивлением посмотрел на будущего авиатора. Победоносцев смущенно улыбнулся.
- Батенька вы мой, да какой же вы летатель, если с самого начала главного не обдумали? На Райтах летать не советую - настоящие шееломки: если у вас характер горячий, и смотреть на них не следует. Блерио - неплохой моноплан, легкий, как стрекоза, но в его школу в По попадете только через полгода. Фарман не очень нравится мне, - не то этажерка, не то дача с верандами, - тяжеловат, зато надежен. Вот что, попробуем-ка насчет Мурмелона. Вы о нем слышали? Есть такое место - Мурмелон ле Гран, Большой Мурмелон.
- Слышал, - ответил Победоносцев. - Там летная школа.
- Правильно! Сейчас мы с вами поедем и договоримся с представителем завода Фармана. Подождите немного. Я позвоню, чтобы нам прислали автомобиль.
Он ушел в соседнюю комнату переодеться и через пять минут вернулся в черном костюме, в мягкой фетровой шляпе, в черных лакированных штиблетах.
- Едем, - сказал он, закуривая папиросу.
Победоносцев пошел следом за ним. Автомобиль уже ждал у подъезда.
- Садитесь! - Загорский занял сиденье рядом с шофером, а Победоносцев сел сзади, ежась и негромко вздыхая.
Автомобиль стал быстро кружить по широким улицам и бульварам.
- Да, - сказал Загорский, - а деньги у вас есть? Учтите, что владельцы здешних авиационных фирм жульничают и за ученье дерут втридорога.
- Брат перевел мне деньги на обучение и на плату за поломки. Я их отработаю. Я буду летать по России и потом верну ему долг.
- Головокружения у вас бывают? Тошноты?
- Головокружения? - покраснев, переспросил Победоносцев. - Нет, у меня никогда их не было. Я поднимался вчера на Эйфелеву башню, переваливался через барьер - и ничего, представьте себе, не почувствовал, ну ровнешенько ничего. ("И зачем я говорю неправду? - с огорчением подумал он. - Но ведь он не поможет мне, если признаюсь, что пришлось пережить вчера".)
- Отлично! Хотя, по правде говоря, сам я первый полет не очень хорошо перенес…
Хлынул дождь. Глухо зарычали водосточные трубы. Город сразу стал каким-то зеленым, сквозным, неуловимым в очертаниях.
* * *
Они вышли из автомобиля. Загорский шел впереди. Переулок был узкий, старинный. В третий этаж вела крутая темная лестница. Дверь в контору была открыта. Суетливые люди в коротких узеньких пелеринках, обгоняя Загорского и его спутника, быстро прыгали по ступенькам. За огромным столом, заваленным каталогами фирм и образцами материалов, сидел лысый, скверно выбритый старик в очках.
- Здравствуйте, - сказал Загорский, положив руку на спинку потертого кожаного кресла. - Я к вам по делу. Позвольте вам представить молодого человека, брата моего приятеля.
Победоносцев поклонился. Старик смотрел куда-то в сторону, мимо Победоносцева, словно не замечая его.
- Молодой человек, - повторил Загорский, - хочет учиться в школе Фармана. Денег у него мало.
- Вы не получили еще никаких инструкций из Петербурга? - вспоминая давно прерванный разговор, спросил старик отрывисто и сердито. - Ведь вы сами знаете, что мы ждем ответа со дня на день и уже готовим аэропланы к отправке.
- Пока еще нет, - сказал Загорский, - но молодой человек…
Старик посмотрел, наконец, на Победоносцева, стоявшего возле стола, придвинул к себе чернильницу и начал писать контракт.
"Теперь меня примут в школу, - решил Победоносцев. - Пройдет еще немного дней - и я буду летать на аэропланах, как те люди, портреты которых видел на страницах газет и журналов. Я вернусь в Россию авиатором. Я…"
- Подписывайте контракт! - сказал Загорский. - Завтра же можете ехать в Мурмелон! Если понадобится моя помощь, обращайтесь не стесняясь. В ближайшие дни я, должно быть, уеду в Этамп, но скоро вернусь… Прощайте… Расписание поездов вы найдете на вокзале… Отлично…
Он прищелкнул пальцами и протянул Победоносцеву свою широкую руку. Потом, задержав руку юноши, неожиданно спросил:
- Хотите повидать Блерио?
- Я так был бы рад, - смущенно ответил Победоносцев. - Конечно, если вам не помешаю…
- Что ж, я возьму вас с собой. Как раз сегодня Блерио ждет меня.
Через час Загорский и Победоносцев уже были на заводе Блерио. В просторной комнате сидело четверо русских - механики, направлявшиеся в По. Они не говорили по-французски, вот почему тут присутствовал странного вида человечек в помятом котелке и старомодном пальто с широкими рукавами, бывший одновременно и гидом и переводчиком.
Уже в те дни первых успехов авиации русские люди славились на родине и за границей как самые смелые и решительные летчики. Простые русские мастеровые и спортсмены, веселые и смышленые умельцы, брались за руль и быстро завоевывали славу. В Париже и Большом Мурмелоне, в Будапеште и Ницце много говорили о русских мотористах и пилотах. И здесь, на заводе, знали, что они были разносторонними знатоками механизмов.
* * *
Быстро распахнулась узкая белая дверь. В комнату вошел, почти вбежал усатый человек в высоком крахмальном воротничке. Это был Блерио - летчик, который в прошлом, тысяча девятьсот девятом году перелетел через Ла-Манш.
Победоносцев смотрел на него и, странно, не мог найти ничего необычного, неожиданного, из ряда вон выходящего в облике знаменитого авиатора. На минуту воскресли в памяти легенды о подвигах Блерио. Страшен был случай, когда угрожал пожар. Не растерявшись, Блерио спокойно опустился на поле. Боль от ожогов была ужасна. После этого перелета ему долго пришлось ходить на костылях. С костылями же был совершен и перелет через Ла-Манш.
Впрочем, старший брат Победоносцева говорил, что в описаниях полетов Блерио, появлявшихся на страницах французских газет и иллюстрированных журналов, много было самой обыкновенной рекламы: прославившись как талантливый конструктор и смелый летчик, Блерио нажил деньги и пустил их в оборот. Он стал теперь предпринимателем, главой большой фирмы и нуждался в рекламе, обеспечивавшей сбыт монопланов его конструкции в тех странах Европы, где еще не существовало собственной авиационной промышленности.
- Господин Блерио, - сказал русский механик, - я испытал ваш моноплан и хочу дать вам совет. Улучшить надо машину.
Блерио улыбнулся.
- Советы русских всегда принимаю с удовольствием. У вас есть только один недостаток: слишком большое презрение к опасности.
Глава вторая
Скорый поезд уходил в Реймс. Молчаливые пассажиры читали утренние выпуски газет. Ночью было совершено загадочное убийство в отеле возле Сен-Лазарского вокзала. Газеты помещали портрет консьержки, обнаружившей труп старика. Толстая женщина с крючковатым носом, в белом кружевном чепце стояла у двери, торжественно скрестив руки на груди.
Победоносцев рассеянно просматривал газету. Он только теперь вспомнил, что со вчерашнего дня ничего не ел. До еды ли было, когда таким близким стало исполнение заветной мечты… Вагон качнулся. Париж медленно уходил назад. Казалось, и здесь, в вагоне, еще вдыхал Победоносцев запах бензина, - он врывался сюда с приглушенными гудками автомобилей, - запах нового века, поставившего девизом своим взрывчатое слово: скорость!
Входная дверь громко стукнула, и кто-то громко засвистел. Победоносцев оглянулся.
Огромный рыжеволосый мужчина стоял у двери. В руках у него было множество мелких свертков. Он нетвердо держался на ногах. Свертки падали на пол. Он наклонялся, подымал их и ронял снова. Соседи Победоносцева оглядывались и сердито покашливали. Рыжий великан был сильно навеселе. Он обернулся. Победоносцев увидел голубые глаза навыкате и крохотные бесцветные брови. В петлице синего суконного костюма желтел цветок.
"Русский", - решил Победоносцев.
Рыжий великан посмотрел по сторонам, еще раз присвистнул, еще раз уронил свертки и через весь вагон направился к скамье, на которой сидел Победоносцев.
- Он пе? - сердито спросил он, садясь рядом. - Он не пе?
Француз бы не понял, что хотел сказать этот человек, но Победоносцев подвинулся к самому окну и освободил половину скамьи.
- Он пе? - Рыжий великан снял шляпу, вытер платком пот со лба и улыбнулся. Сверкнули мелкие зубы, тонкие складки прошли возле губ.
Победоносцев, оглянувшись, заметил, что сосед внимательно смотрит на него, еще минута - и обязательно заговорит. Победоносцев хотел помечтать о предстоящей встрече с летчиками, ему не хотелось завязывать случайное знакомство, и больше он ни разу не обернулся, пока поезд не пришел в Реймс.
Попутчик перестал свистеть, голубые глаза его еще больше посветлели, свертки аккуратно лежали на коленях и уже не падали на пол.
- Он не пе, не пе, - ни к кому не обращаясь, сказал он, беспокоясь о чем-то, но Победоносцев не обратил внимания на его слова и направился к выходу.
На вокзале Победоносцев узнал, что на Шалонской линии произошло крушение и следующий поезд уйдет только вечером. Очень хотелось есть, и следовало прежде всего отправиться в ресторан. Извозчик быстро довез до невысокого дома на площади. Победоносцев долго сидел в ресторане, а после обеда решил отправиться в собор, прославленный путеводителями и географическими справочниками.
Собор был великолепен внутри, но Победоносцев без особого восхищения смотрел на восемь кариатид, поддерживающих пирамиду над хорами. Зато поднявшись на башню собора, увидев внизу старинные здания города, высокие крыши новых домов, далекие, в желтый туман уходящие деревни, тотчас повеселел и уже без волнения вспомнил свой опыт на круглом балконе Эйфелевой башни. Неодолимая сила влекла Победоносцева вверх. Откуда взялась любовь к небу у ученика седьмой санкт-петербургской гимназии?
Увлечение авиацией, вырезки из петербургских газет, портреты знаменитых пилотов - как неожиданно это пришло… Впрочем, теперь некогда заниматься воспоминаниями. Он знал только одно: там, в летной школе, начнется новая жизнь.
Наконец-то маленький поезд, тихо покачиваясь на поворотах, ушел из Реймса. Рядом с Победоносцевым сидел давешний незнакомец. Он долго смотрел на соседа, подмигивал, кашлял, собирался заговорить. Победоносцев отворачивался.
- Послушайте, я хочу с вами познакомиться. Вы - русский?
Победоносцев снял кепку и чуть наклонил голову.
- Тентенников, - сказал незнакомец, снимая шляпу и приглаживая густые рыжие волосы. - Тентенников, - повторил он еще раз. - Тентенников.
- Куда вы едете?
- В Мурмелон ле Гран. В Большой Мурмелон. В городок, где ломают ребра и прыгают по облакам.
- Да что вы говорите? - воскликнул Победоносцев. - Я еду туда же.
- Не в школу ли Фармана?..
- Как же, я зачислен в его школу…
Тентенников радостно заулыбался.
- Ну, то-то же, вот мне и подвезло. Наконец-то русского встретил. Вы представить себе не можете, как я истосковался тут в одиночестве, без родных и знакомых. Насчет французского диалекта очень уж я слабоват. Только и знаю, что мерси боку да он не пе, да это еще, как его, пурбуар, - чего изволите и нельзя ли с вас получить… Ни одной справки навести не могу, всюду опаздываю, денег идет уйма - чистое разорение, а ведь капиталов особых у меня не имеется.
Поезд остановился на маленькой станции среди поля. Несколько пассажиров вышло из вагона. Паровоз загудел и медленно тронулся дальше.
- На следующей нам выходить - Малый Мурмелон, - сказал Победоносцев, поднимая свой чемодан.
- Превсенепременнейше, - отозвался Тентенников, собирая свертки.
"Какой милый, хороший парень, - решил Победоносцев, направляясь к выходу из вагона. - Очень славный. Очень. И почему я только не захотел знакомиться с ним, когда он подсел ко мне давеча, в реймсском поезде, понять не могу".
Ему стало неприятно: так вот - ни за что ни про что - обидел соотечественника…
- Будемте друзьями!
Тентенников выронил свертки и протянул новому знакомому свою большую волосатую руку.