Мальчишки милые, постойте,
Танхум приблизился к девушкам. Одна из них первой заметила его, перестала петь и сказала:
– Девушки, сотский идет.
– Он нас хочет к уряднику отвести, – насмешливо крикнула другая, и все громко расхохотались.
– Чего вы боитесь? Я уже давно не сотский, да если бы и был сотским, не стал бы обижать таких хорошеньких девушек и не отказался бы от их компании, – пошутил Танхум. – А уж одну из вас я охотно выбрал бы себе в невесты.
Девушки еще пуще рассмеялись. И только одна, не поднимая глаз, сидела в сторонке. Присмотревшись, Танхум узнал Гинду. Он попытался привлечь ее внимание острым словцом, вызвать улыбку на лице, но напрасно: она продолжала молча сидеть на своем месте и даже не взглянула в его сторону.
Когда Танхум был сотским, он привык покрикивать на людей, отдавать приказы, привык, чтоб его слушались. А тут – подумать только – какие-то девчонки в грош его не ставят, даже смеются над ним.
Как оплеванный, поплелся Танхум домой и долго не мог успокоиться. Пуще прежнего хотелось повидать Гинду, погулять с ней, побеседовать. И наконец, набравшись храбрости, он пошел к ней домой, но сразу войти не решился. А тем временем Борух, увидев во дворе постороннего человека, вышел как был, без пиджака, в одном жилете, и узнал Танхума. Неожиданное появление парня очень его удивило. Он никак не мог взять в толк, зачем это сотский ни с того ни с сего объявился у него во дворе. Танхум по удивленному виду Боруха понял, что тот ждет объяснений. Не придумав ничего, Танхум прямо, без обиняков спросил:
– Гинда дома?
– Гинда? – переспросил Борух. В его голове никак не укладывалось – как это так Танхум пришел к его дочери?
– Гинда? – еще раз переспросил он. – А зачем она тебе?
– Да так. Вот проходил мимо, ну и решил ее проведать. А разве она занята?
Борух не знал, что ответить, как быть. Но сразу оттолкнуть парня ему не хотелось – мало ли что бывает, может, тут Гиндина судьба. И, широко раскрыв дверь, радушно пригласил гостя:
– Заходи.
Увидев. Танхума, Гинда растерялась, не знала, куда деваться от смущения, и, чтобы хоть немного оправиться, прийти в себя, ушла в соседнюю комнату.
Ее старшая сестра Миндл, после смерти матери ставшая хозяйкой дома, засуетилась, быстрехонько накрыла скатертью стол и, придвинув гостю стул, незаметно вышла.
Скрылся куда-то и Борух, и Танхум на некоторое время остался один. Он начал было оглядывать бедную, но уютную комнату со всей ее незатейливой обстановкой, но тут в дверях появилась Гинда, и Танхум забыл обо всем на свете. А девушка и впрямь была хороша. На ее круглом полудетском лице со слегка вздернутым носиком застыла улыбка, щеки горели от смущения, она не смела поднять глаз.
Танхум вынул из кармана горсть подсолнухов, высыпал их на стол, предложил Гинде. Ему очень хотелось завести с ней разговор, но он не знал, с чего начать. Наконец, прервав напряженную тишину, он решился.
– Почему не берешь семечек? – спросил он. – Грызи, они жареные, вкусные, – настойчиво твердил он.
Гинда взяла горстку подсолнухов и начала потихоньку щелкать их.
Танхум пристально смотрел на девушку, в ее серые глаза, украдкой окидывая жадным взглядом тугие яблочки грудей, охваченных простенькой ситцевой кофточкой.
Незаметно Танхум ближе придвинулся к Гинде. Ему очень хотелось погладить ее загорелые руки, но он не посмел. Ее дыхание щекотало ему лицо, наполняло сердце неизъяснимым теплом, очарованьем. Казалось, этим непривычным чувствам тесно было в груди Танхума, они рвались наружу.
Откуда-то, быть может, из того палисадника, где Танхум повстречал сегодня Гинду, донеслись говор и смех – кто-то затянул песню.
– Пойдем, погуляем, – предложил Танхум, но Гинда отказалась:
– Не хочется.
Танхум понял, что она стесняется показаться с ним перед подругами или вообще хочет отвязаться от него. Но он и не подумал с этим считаться – ему приятно было сидеть возле полюбившейся ему девушки, отказываться от нее он и не думал.
– Ну что ж, нам и здесь посидеть неплохо, – уступчиво сказал он, но Гинда напряженно молчала и все время оглядывалась, будто ждала кого-то.
Танхум вынул из кармана еще горсть семечек и настойчиво стал угощать ими Гинду, думая, что бы такое ей рассказать, чем заинтересовать ее, привлечь внимание.
И тут он вспомнил рассказы своего отца о том, как их сосед Патипыч увидел однажды в степи золото, как это золото исчезло, пока он бегал домой за мешками. Рассказ этот в свое время так заинтересовал Танхума, что он и в Садаеве, и во время своих скитаний в поисках работы не упускал случая спросить у прохожих, не может ли повториться такое чудо и верно ли, что случается людям находить клады. Мало того, нередко ему самому чудилось, будто где-то впереди на его пути сверкает золото, но стоило ему приблизиться, и оно исчезало, как и в рассказе отца о незадачливом Мохэ Патипыче. Он даже видел сны о кладах. И вот один из таких снов он решил пересказать Гинде, выдав его за действительное происшествие, приключившееся с ним.
– Однажды, – начал он рассказывать, – иду я поздней ночью по степи, и вдруг вдали засверкал огонек. И чем ближе я к нему приближался, тем ярче вспыхивал и разгорался этот огонек. Когда я подошел совсем близко, из него посыпались искры – крупицы золота. Не чуя под собой ног, я рванулся и стал хватать эти крупицы, но они ускользали из моих рук, а ветер подхватывал их и уносил. Сколько хватило сил, я гнался за этим золотом, но не успел пробежать и полверсты, как оно очутилось на горе. Забрался я на эту гору, а оно упало в реку, которая текла у подножия горы. Прыгнул я в реку…
Танхума вдруг прошиб пот, будто он в самом деле сломя голову мчался за кладом. Переведя дыхание, он украдкой взглянул на Гинду, проверяя, какое впечатление производит на нее его рассказ.
Девушка и впрямь была потрясена необычайными приключениями, о которых поведал ей Танхум. Она сидела, уставившись на него горящими от любопытства глазами, и ждала продолжения. Но тут в комнату вошел отец Гинды, и Танхум встал и попрощался, надеясь, что девушка будет с нетерпением ждать его следующего прихода, чтобы услышать, чем кончился этот похожий на волшебную сказку случай из его жизни.
Провожая гостя, Борух радушно пригласил его:
– Заходи почаще, заходи к нам.
На следующий день Гинда и в самом деле с нетерпением ждала Танхума, даже поглядывала в чисто вымытое окошко – не идет ли к ним этот занимательный рассказчик.
С той поры они начали встречаться чуть ли не каждый день, и Гинда, затаив дыхание, слушала его чудесные рассказы. Танхум понемногу смелел и даже раз-другой пытался ее поцеловать. В доме их начали считать женихом и невестой. Борух уже подумывал о приданом для младшей дочери. Он давно уже обещал Миндл единственную корову и теперь ломал голову над тем, что бы такое выделить Гинде, – дать в приданое ей было нечего.
И вдруг всё – частые встречи, увлекательные рассказы, робкие ласки, – все как отрезало. Танхум перестал появляться в доме Боруха, хотя его и тянуло к скромной, застенчивой Гинде. Повидать бы ее опять, заглянуть в ясные темно-серые глаза! Но нет – он твердо решил расстаться с ней, забыть, вырвать ее образ из своего сердца.
Танхуму надо было заставить людей поверить, что хозяйство, купленное на попавшие в его руки деньги конокрада, помог приобрести ему тесть, дав приданое за своей дочкой. А кто поверит, что у потомственного бедняка Боруха Зюзина нашлись такие деньги или хотя бы часть их? Вот почему эта женитьба никак не устраивала Танхума, и он решил поехать в соседнюю колонию и там посвататься к приглянувшейся ему девушке.
12
Танхум шел свататься, а перед его глазами стоял образ Гинды. С того дня, когда она пробежала мимо него, как быстрая серна, ее чарующий образ не забывался. Он не переставал думать о ней, мечтать, но чем больше думал об этой пленившей его девушке, тем больше росла в его душе боязнь связать себя безрассудным браком, сделать невозможным осуществление заветной мечты о своем доме, своем хозяйстве, в котором было бы много скота и птицы, о своих полях и лугах, о жатках, плугах и – чего греха таить – о дородной, сильной хозяйке-жене, с легкой руки которой все бы приумножалось и плодоносило.
Не чуя под собой ног, шел Танхум, подстегиваемый радужными мыслями о своем чудесном будущем, о жизни в довольстве и радости. Сзади оставались и таяли в мутном мареве выстроившиеся в два ряда домики с палисадниками, такие же, как и его недавно купленный дом. В этот домик, в котором он, Танхум, быстро уничтожает последние следы бедности его прежнего умершего владельца, привезет он будущую жену.
Танхум ясно представил себе, как будут лопаться от зависти встречные, когда он в богатой бричке, запряженной откормленными лошадьми, проедет мимо них со своей женой.
– Вот, – скажут они, – привалило парню счастье: шутка ли, какое ему досталось богатство, сущий клад!
И, увлекаемый этой соблазнительной картиной будущего счастья, Танхум еще стремительней зашагал по безлюдной дороге. Солнце беспощадно припекало. Вытерев рукавом разгоревшееся лицо и перекинув с одного плеча на другое связанные шнурками ботинки, он, припечатывая босыми ногами раскаленную пыль, прошел Графскую балку и поднялся на бугор. Перед его глазами выплыло село Святодуховка, а слева неподвижно уставились в небо застывшие в этот тихий день ветряные мельницы; за ними маячили хаты села Рафеевки, откуда до колонии оставалось не больше пяти верст.
Чем ближе подходил к колонии Танхум, тем больше он волновался: разве можно прийти свататься к дочке состоятельного хозяина в таком неприглядном виде, в такой поношенной одежде? Но покупать новый костюм было опасно: мало ли что подумают подозрительные люди, мало ли какие слухи распустят злые языки? Лучше уж походить пока так, как есть. Но какая же сваха пойдет сватать девушку, не зная жениха, не зная, кто он такой, что он собой представляет? Нет, сваху надо подыскать знакомую, и Танхум решил повернуть к ближайшей колонии Назарич, где жила его старая тетушка Гита. Хотя это была очень слабая, болезненная от постоянного недоедания старушка, но голова у нее была ясная. Она еще могла удачно сострить и ввернуть порой такое словечко, что и сама засмеется, хватаясь руками за живот. Танхум нет-нет да и заявится к ней, чтобы перекусить и выпросить несколько копеек из "узелка", в который она всю жизнь кое-что откладывала на черный день.
В благодарность за это он иной раз скашивал траву на ее единственной десятине земли, которую едва ли кто-нибудь и когда-нибудь пахал и засеивал. Высушенное сено помогал ей продать какому-нибудь хозяину, чтобы потом копейку за копейкой выманить у старухи эти жалкие гроши.
Появление Танхума на этот раз показалось тете Гите неожиданным.
– Танхумке, откуда ты, дорогой, взялся? – спрашивала она. – Почему так долго тебя не было видно? Что поделывают отец, твои братья, Рахмиэлке и Заве-Лейбке? Как вы там живете, бедные сиротки? Кто вам стирает, готовит обед, подает на стол?
Вопросы так и сыпались один за другим, и Танхум не знал, на какой отвечать в первую очередь. И только один раз он оживился и на заботливый вопрос тети, голоден ли он, быстро ответил:
– Да, я бы поел чего-нибудь.
Тетушка подала ему кусок черного хлеба, несколько холодных картофелин "в мундире" и небольшую луковицу. Танхум жадно набросился на еду и быстро с нею управился. Он охотно поел бы еще (тетя это заметила), но – увы – больше угостить племянника было нечем. Танхум запил скудную трапезу холодной водой из медной кружки и хотел было обиняком завести разговор о том, не знает ли тетушка кого-нибудь в колонии, куда он собирается зайти сегодня, но тетушка предупредила его вопросом:
– Тебе чего-нибудь нужно, мой дорогой?
– Да нет, ничего не нужно. Просто я проходил мимо и решил, что неплохо бы проведать свою старую тетушку Гиту.
Старуха улыбнулась, подумала: "Не согрешу я, если не поверю тебе, мой дорогой племянничек". А вслух с чуть заметной иронией промолвила:
– Мило, очень мило с твоей стороны, что не забываешь свою старую тетку.
– А как же иначе? – важно протянул Танхум. Однако проницательная старуха ясно видела по глазам племянника, что его привело к ней какое-то дело, что она ему зачем-то нужна. А Танхум все не решался открыть цель своего прихода. Делая вид, что он собирается уйти, он несколько раз вставал с места и снова садился, болтал о том о сем, говорил первое, что приходило ему в голову, но наконец осмелел и брякнул:
– Тетя, я хочу жениться.
– Жениться? – переспросила ошеломленная неожиданным заявлением племянника старуха. – Ну что ж, пожалуй, в этом есть смысл. Но ведь ты еще не отбыл воинской повинности, да и подработать для этого дела не мешало бы, чтобы приобрести какое ни на есть хозяйство, приодеться.
– У меня все есть, тетя Гита, – отрезан Танхум. Тетя смотрела на него изумленно – шутит, что ли, племянничек или, не дай бог, совсем спятил.
– Смеешься ты надо мной, Танхумке? – спросила она. – Откуда у тебя все взялось?
– Не важно откуда. Пусть у меня всего этого и нет сейчас, так будет в скором времени, – заверил он старуху. – И невеста есть на примете.
– Как, у тебя и невеста есть? Уж не она ли даст тебе такое приданое, что его на все хватит?
– Нет, с невестой еще поговорить надо.
– Ну, значит, все это вилами по воде писано. Выходит, что и невеста еще не невеста.
– Вот я и толкую вам: с ней надобно только поговорить – и будет толк, – повторил Танхум.
– Откуда она?
– Да неподалеку отсюда – из колонии Хлебодаровка.
– Из Хлебодаровки? Постой, постой, там у меня свояченица живет, Ханця. Это такая баба, что стену со стеной сведет, за словом в карман не полезет. Она-то и сведет тебя с твоей суженой, будь спокоен. Я как-нибудь выберусь к ней и расскажу, что и как.
– Но это надо сделать сразу же, не откладывая в долгий ящик.
– А разве горит? С женитьбой, Танхумке, торопиться нельзя.
И старуха начала читать племяннику нравоучение, учить его уму-разуму.
Но Танхум уже вызнал все, что ему нужно было, и поспешил, не теряя времени на лишние разговоры, уйти. Он решил, что и сам сумеет договориться с теткиной свояченицей, – колония не так уж велика и не так уж трудно будет ее найти.
В первом же дворе Хлебодаровки Танхуму сказали, что здесь живут две Ханци – одна рыжая, другая черная. Первая, к которой зашел Танхум, сказала, что никакой свояченицы у нее и в помине нет – была когда-то, да померла давным-давно. Танхум пошел ко второй. Та оказалась высоченной, крупноголовой бабищей с круглыми, как у совы, глазами и большим ртом, в котором при разговоре тускло белели редкие зубы.
Как только Танхум назвался племянником тети Гиты, она оживилась и, как будто припоминая что-то забытое, заинтересованно спросила:
– Это какой же тети Гиты?
Дело в том, что Ханця давно не видела старуху, давно ничего о ней не слыхала и почти забыла о ее существовании.
Однако, когда Танхум завел речь о своей тетушке, она спохватилась:
– Ах, так вы, значит, племянник тети Гиты? Как зовут ваших родителей? – спросила она.
– Отца зовут Бер, а мать звали Пелта, – ответил Танхум.
– Что значит – звали?
– Она умерла.
– Она, значит, была золовкой Гиты?
– Ну да.
– Присядьте и расскажите, как живет Гита.
– Да ничего, понемногу.
– Давно ли вы у нее были?
– Совсем недавно. Она просила передать вам привет. Я обещал ей зайти к вам. Она даже сама хотела вас навестить, да прихварывает.
– Что это она вдруг обо мне вспомнила? – недоверчиво взглянула Ханця на гостя. – Уж сколько лет не давала о себе знать, а тут вдруг – на тебе.
Танхум пожал плечами, притворившись, что и сам не понимает, в чем тут дело.
Оглядев его с головы до ног, хозяйка спросила:
– Как вас зовут, молодой человек?
Танхуму было приятно, что его назвали молодым человеком, – так уважительно еще никто к нему не обращался.
Набравшись храбрости, он вплотную приступил к делу:
– Тетя хочет женить одного из своих племянников, она слыхала, что у вас есть подходящая невеста. Так вот она хотела бы…
По глазам да и по всей повадке Танхума Ханця догадалась, что он сам и есть тот ищущий невесту племянник тети Гиты. Но, притворившись, что она поверила ему, сказала:
– Чтобы сватать молодого человека, нужно знать, кто жених, как он выглядит, богат ли и какую невесту себе присмотрел.
– Невеста есть, дело за тем, чтобы пойти к ней и потолковать.
– Кто же она и как ее зовут? – начала расспрашивать Ханця.
– Как ее зовут, не знаю, но я ее видел несколько раз, – перестал темнить Танхум. – Она живет неподалеку от вас, по той стороне улицы, третий дом налево, в большом хорошем доме. – Танхум подошел к окну и показал, где стоит этот дом.
– Это дом Шолома Мазлина. Да, у него есть красивая дочка на выданье – сиротка, бедняжка. Могу зайти поговорить. Но как же вы, простите меня за откровенность, покажетесь в таком неприглядном виде? Она дочь состоятельного отца и не пойдет за кого попало.
– У меня есть все, что нужно, чтобы жениться, – заверил Танхум хозяйку.
– Что значит все? Тогда почему же в таком случае вы, еще раз простите меня, так бедно одеты?