Глядя ему вслед, Батута проговорил:
- И верно, тревожно что-то… Князь соглядатаев посылает в земли печенежские… Прав ты, Серик; большой войной пахнет. Раньше набеги случались, как гром с ясного неба, но и отбивали их с легкостью. А сейчас угроза копится, будто гроза среди тихого дня…
Они еще и до ворот не дошли, когда услышали шум торжища. Пройдя ворота, остановились, оглядывая море разливанное многолюдства; стояли ряды телег, с задранными в небо оглоблями, у берега, тесно, борт к борту, стояли челны и ладьи.
Оглядывая из-под ладони торжище, Батута пробормотал:
- Чего-то не видать ладьи дружка моего германского, Иодля… Доброе железо привозит всегда…
Сзади послышался радостный вопль:
- Братцы! Гляньте-ка, какие крали!..
Серик резко развернулся, из ворот вывалило пятеро Рюриковых дружинников, и теперь они нахально пялились на сестер. А те испуганно жались к матери.
Батута медленно выговорил:
- Шли бы вы по добру…
- А то, что будет?! - угрожающе выставил вперед щербатую, бритую морду кособокий верзила, в красной франкской рубахе.
- А то бок подправлю, враз прямым станешь… - спокойно выговорил Батута.
Вокруг уже собирался народ. Двое, видать заядлые драчуны, вытаскивали из-за поясов рукавицы, деловито натягивали на руки. Двое парней у ближайшего воза аккуратно выворачивали оглобли. А Рюриковы дружинники, будто и не понимали, что их сейчас бить начнут, и бить будут долго и основательно. Один из них сунулся к Серику, требовательно протянул руку:
- Отдай меч! Ни к чему он смерду…
Серик сговорчиво проговорил:
- Да на, возьми… - и, выдернув меч из ножен, так засветил им плашмя дружиннику по лбу, что звон разнесся на все торжище.
Батута уже умело правил бока кособокому; саданув два раза кулачищами по бокам, со всего плеча засадил в ухо, и этот разлегся, уютно примостив голову на кучку лошадиных яблок. Троих других молотили заядлые драчуны, сладострастно хекая, и азартно вскрикивая, обрабатывали кулаками так, что бедолаги не могли даже мечей вытащить. Вокруг крутились два парня с оглоблями, все примериваясь огреть оглоблей, но момента не подворачивалось. Вокруг стояли зеваки, и подбадривали криками драчунов. Серик пожал плечами и сунул меч в ножны. Побоище быстро завершилось; трое дружинников улеглись рядом с товарищами, парни разочарованно потащили оглобли хозяину воза, который, впрочем, стоял тут же, среди зевак.
К Батуте подошел Шолоня, сказал:
- Нельзя дальше терпеть этакие бесчинства!
Батута пожал плечами:
- А мы-то, чего? У нас князь есть…
- А чего, князь? Ударим в колокол, кликнем вече, и своей волей выгоним Рюрика из города!
Из-за спин толпы послышалось:
- Эгей! Чего собрались? Бесчестье князю замышляете?
Шолоня развернулся, проговорил степенно:
- Да нет, это не мы бесчестье князю замышляем, а Рюриковы дружинники…
Раздвинув толпу, в круг входили трое княжьих дружинников. Один из них испуганно спросил:
- Уж не убили вы их?
- Да нет, отдыхают… - проговорил Шолоня.
- А жаль… - обронил воин в полголоса. После чего повысил голос, проговорил: - Ну, коли смертоубийства не произошло, расходитесь…
Рядом степенные мужики, покачивая головами, переговаривались:
- Это ж надо, совсем распоясались… К Батуте привязались… Нет, правильно Шолоня говорит - вече скликать надобно…
- Ну, с Сериком не пошуткуешь… Видал он как? Сразу меч из ножен… Слыхал, он с этими забубенными головушками, Шарапом и Звягой, в поле половецкое за добычей лазил?
Серик отметил про себя: - "Надо же, и двух дней не прошло, а уж весь Киев знает, что он в поле половецком был…"
Шолоня пошагал по своим делам, Батута двинулся дальше, Серик потянулся за ним. Мать ласково произнесла:
- Ох, и крут же ты, Серик. Ну, прямо вылитый отец. Тот так же был скор на руку…
Они шли меж рядов, не спеша, поглядывая по сторонам, то и дело прицениваясь к товарам, но Батута ничего не покупал, нарочито не замечая жалобных взглядов сестер. Наконец вышли на берег, где стояли ладьи германских купцов. Сразу распознав достойного клиента, сбежались от всех ладей приказчики, наперебой расхваливая свой товар.
Батута выхватил из толпы самого шустрого, спросил:
- А где нынче стоит Иодль?
- Йодль? Яа! Яа! Кранк, болеть Йодль. Брудер гефарен… Брат приехаль…
- Ну, проводи…
- Яа, яа… Ихь проводить…
Пройдя в самый конец ладейного ряда, шустрый приказчик ткнул пальцем в крайнюю ладью. Видать, пользуясь тем, что прибыл новичок, брата Иодля оттеснили на самый край торжища. Через борт перевесился огромный, белобрысый парень, проговорил, радостно блестя крупными зубами:
- О-о! Как я рад! Брат говориль, Батута лучший клиент…
- Ты не обзывайся… - добродушно проговорил Батута. - Показывай товар…
- Проходи, проходи на корабль! - радостно воскликнул германец.
Батута взошел по заскрипевшим сходням, Серик легко взбежал следом. Батута, задержавшись на верхотуре, оглядел связки полос, груды криц, проговорил задумчиво:
- Экое богатство… А? Богат Иодль?
Немец закивал головой:
- О! О! Богат, богат… Зер богат!
Батута долго, придирчиво разглядывал полосы, крицы, то и дело скоблил железки припасенным камешком. Наконец выпрямился, проговорил:
- Доброе железо. Иодль плохого не возит…
Купец засуетился:
- Как всегда - одну телегу?
- Да нет, - Батута помедлил, - на сей раз две возьму…
- О-о! Никак Батута разбогател?
- Не без этого… - Батута отцепил от пояса кошель, отсчитал монеты, протянул купцу.
Тот спрятал руки за спину, смущенно пробормотал:
- Нынче вдвое…
- Эт, почему же?! - изумленно вскричал Батута.
- Указ самого Папы…
- Да побойся Бога!
Купец поежился, пугливо оглянулся, пробормотал:
- Бог высоко, а его наместник, Папа, близко… Один из моих приказчиков - явно соглядатай… Я ж понимаю, что половину железа обратно придется везти… Но хочется голову на плечах подольше носить… Обратный путь идет через земли Ордена…
- Ладно… - Батута отсчитал еще монет, протянул купцу.
Тот взял деньги, поднялся над бортом, замахал кому-то руками. Из ряда терпеливо дожидавшихся возчиков выехали две телеги, возницы взошли на борт, и принялись вместе с приказчиками таскать крицы и полосы, под бдительным наблюдением Батуты. Когда груженые телеги отъехали, Батута поманил сестер за собой. Серик понял, что теперь до конца торжища девчонки будут толкаться в рядах, где торгуют всякими женскими безделками. А потому он отделился от компании, и пошел в оружейные ряды. Приценился к германской кольчуге. Просто так, брат лучше делает. Примерил по руке огромный двуручный франкский меч. Покачал головой; и как с таким в сече управляться? Вскоре вышел к полотняному навесу, под которым стояли столы. Толстый корчмарь прямо из бочек черпал ковшом брагу, пиво, особо привередливым наливал франкского вина. За столами обретался разноцветный люд, в основном - расторговавшиеся купцы, да несколько воинов, из княжьей дружины. За одним столом уж очень тесно сгрудились люди, слушали чего-то, что им говорил человек, в заморской одежде, низко склонившись к столешнице. Так увлеклись слушатели, что припивать из кружек забывали. Заполучив большую, собранную на медных обручах, деревянную кружку пива, Серик подошел к рассказчику, и сразу узнал в нем Рюрикова дружинника, который приходил меч заказывать.
Тот страшным голосом вещал:
- … а ноги у них бычьи, и головы огромные, как у быков, а по сторонам рога, тоже бычьи. Волосы они на три косы заплетают, и обликом всем очень страхолюдны. На людей-то не похожи. Когда сидят на своих громадных конях - ну, истинно, башни. Латинов и печенегов так и зовут - таурмены, человеки-башни…
Серик отхлебнул пива, презрительно бросил:
- Ну, видал я этих печенегов - люди, как люди. И головы у них не бычьи, а человечьи. Рога они на шлемах зачем-то носят. Может, для устрашения таких, как ты?
Дружинник насмешливо прищурил один глаз, спросил:
- Уж, не из люльки ли ты видел печенегов?
Серик презрительно плюнул под ноги дружиннику, тот ему не нравился все больше и больше. Хотя, казалось бы, дальше некуда. Выговорил:
- Я таким болтунам, еще лежа в люльке языки укорачивал…
Дружинник вскочил, яростно ощерился:
- А вот я тебе щас уши поотшибаю, чтобы неповадно было слушать то, что сосункам не положено и знать!
Серик пожал плечами:
- Ну, а чего ж кулаками махать? Ты при мече. Давай, и поглядим, кто прав…
Кто-то вскочил, сунулся к ним, заорал:
- Э-эй, братцы! Да вы что, очумели?! Сразу за мечи хвататься? Может, на кулачках сначала?
Кто-то сбоку проговорил:
- На кулачках у Бренка никаких шансов нет. Нынче зимой Серик один стенку порушил. Помнишь, как бились? Серик и не таких махом с ног сбивает…
Бренок яростно вытащил меч до половины, бросил его обратно в ножны, выговорил:
- Ладно… Сам напросился… Пошли на берег!
Из-за соседних столов тоже вскочили, и гурьбой повалили в конец торжища, на берег. От возов кричали:
- Эй, чего там?!
Кто-то степенно отвечал:
- Суд божий…
Когда прошли торжище, толпа выросла, будто снежный ком, катящийся с горы. На береговой террасе, где плотно росла трава, толпа встала в круг. Кто-то крикнул:
- Эй, Серик! Ты ему вместе с языком и уши укороти. То-то красавцем станет…
Подскакали княжьи дружинники, стерегшие торжище. Старший, свесившись с седла, закричал:
- Эй, чего шумим?! - приглядевшись, он узнал Серика, воскликнул: - Ба, Серик!.. У Звяги с Шарапом научился буйствовать?
Серик проворчал, взмахивая мечом:
- Если вы Рюриковых дружинников окоротить не можете, то мне придется. А то этот гусь хвастался, будто весь Киев запугал. Вот щас и поглядим, какой он страшный…
Дружинник обалдело спросил:
- Дак вы чего, на смерть?!
- Нет, перся бы я куда, шутейно мечом помахать… - проворчал Серик.
Он решил применить прием, которому его обучил Звяга. Если противник уверен, что превосходит, то его еще больше надо в этом убедить, и выманить на атаку. Серик позволил Бренку и поставить то себя против солнца, и пробный выпад отразил нарочито неловко. На лице Бренка заблуждала ироническая ухмылка, и вот он бросился по-настоящему. Серик быстрым нижним ударом отбил его меч вверх, и тут же сделал выпад, припав на колено. Меч будто на бревно наткнулся; и на этом кольчуга под рубахой! Но удар был настолько силен, что Бренко скрючился, с трудом втягивая в себя воздух. Толпа ахнула, и тут же притихла. В тишине послышался голос дружинника:
- Да-а… Честью тут и не пахнет… Серик, мы этого гуся можем забрать в княжий острог…
Серик проговорил медленно:
- Не надо, я с ним сам разберусь… Кольчужку, значит, надел… Ну, против меча, работы моего брата, она тебе мало поможет… - и ринулся вперед, да так быстро, что Бренко едва успел меч вскинуть над головой.
А Серик рубанул от души, будто пудовый молот в руке был, а не легкий меч. И меч Бренка не выдержал; лезвие со звоном отскочило, а меч Серика пришелся на правое плечо. Кольчуга выдержала, не выдержала ключица - слабо хрупнула, и правая рука Бренка повисла, как плеть.
Серик проворчал:
- По хорошему-то, следовало бы тебе башку снести, я в своем праве…
Дружинник крикнул через головы толпы:
- Ну, дак и снеси! А мы князю донесем, что не честный поединок был!
- Пусть живет пока… - выговорил Серик. - Он брату меч заказал, так что не гоже мне убытки брату причинять, - бросив меч в ножны, быстро пошел прочь сквозь расступившуюся толпу.
Торжище медленно расходилось. Серик прошел в ворота и тут же наткнулся на Шарапа со Звягой. Оба при мечах. Они о чем-то совещались. Звяга воскликнул:
- Ба, Серик! Да ты буяном стал, не хуже нас! Наслышаны, что ты на поединке дрался с Рюриковым дружинником. Ну, живой, и слава Перуну!
- Это почему же, слава Перуну, если он живой? - удивился Серик. - Бой честный был. Только на нем кольчуга была поддета под рубаху.
Шарап проговорил:
- А я слыхал, будто Рюриковым дружинникам равных нет…
- Сами они про себя подобные слухи и распускают… - проворчал Серик. - Я его двумя ударами уделал, никто и ахнуть не успел. Об чем совещаетесь?
- Да вот, думаем, где брага крепче? - раздумчиво протянул Звяга.
- Давайте лучше франкского вина испробуем, заслужили ведь… - протянул Серик.
- А и правда, заслужили… - спохватился Шарап. - Серик, мы добычу сбыли. Держи, твоя доля, - и Шарап протянул Серику увесистый кошель.
Франкское вино всегда было в корчме, стоящей тут же, у Боричевых ворот; место удобное и бойкое. Да и вино в основном купцы пили, да бояре. В корчмах, стоящих в ремесленных концах, пили брагу да меды.
Друзья лишь успели осушить по паре чаш, как ввалилась дюжина Рюриковых дружинников. Они расселись за вторым столом, молча выпили по чаше, им корчмарь налил по второй, они не пили, сидели, недобро поглядывая на троицу друзей. Рядом с Сериком пировали дюжие купцы, числом четверо. Хоть они и были изрядно нагрузившимися, но тоже заметили недобрые взгляды дружинников. Купец, сидящий напротив Серика, спросил:
- Чем это вы насолили Рюриковым дружинникам?
Серик пожал плечами:
- А тем, что при виде их не переходим на другую сторону улицы…
- Ну, щас начнется! - купец сильно потер ладони.
Видно было, что подраться он не дурак, и толк в этом деле знает. Тем временем, Рюриковы дружинники осушили чаши. Купцы вытащили из-за поясов перстатые кожаные половецкие рукавички, деловито натянули их на руки. Заводила уже шел к столу, нарочито пошатываясь, кося под пьяного. Но Серик видел его взгляд; трезвый, цепкий. Подойдя, он развязно сказал:
- А на што смердам мечи? Неужто рожь косить?
Серик молча поднялся, отцепил меч от пояса, протянул его Звяге. Шарап тоже отдал свой меч Звяге. В таких случаях у друзей было предусмотрено, что двое бьются, третий тылы охраняет. Серик мимоходом пожалел, что не имеет привычки носить рукавички за поясом; быть опять сбитым костяшкам пальцев. Рюриков дружинник ожидал, что схватка начнется, как обычно, с разговора, но Серик почти без замаха засветил ему молчком прямо в челюсть - бедолага тут же и разлегся на полу. Остальные ринулись вперед, опрокинув стол. По сторонам Серика уже обтекали купцы, разворачивая дюжие плечи. Дрались долго, упорно. Рюриковы дружинники попались стойкие. Они мечей тоже не вытаскивали, возможно, из-за купцов. Уж за купца, и сам Рюрик Ростиславович не помилует, даром что позволяет бесчинствовать в чужом городе. Серик умел драться и ногами, но в тесноте и свалке, особо ногами не помахаешь, а потому он бил коротко, без замаха, то левой, то правой, даже и разогнуть руку было негде, не то, что замахиваться. Краем глаза он успевал следить и за купцами; они дрались весело, видимо предавались своей любимой потехе. В конце концов, уменье взяло верх, и дружинников вышвырнули из корчмы. Последним выволокли заводилу, так и не пришедшего в себя от молодецкого Серикова удара. Купцы достали кошели, заплатили корчмарю за погром. Серик и Шарап со Звягой тоже, было, развязали кошели, но купцы разом запротестовали, и тут же потребовали жбан вина на всю компанию. Потом Серик плохо помнил события; то ли другая компания Рюриковых дружинников ввалилась в корчму, то ли сами они, вместе с купцами, после третьего жбана отправились их искать. Снова дрались. Но теперь уже на мечах. У купцов тоже откуда-то взялись мечи, и орудовали они ими весьма умело.
Пришел в себя Серик от бадьи ледяной воды. Вся компания стояла у колодца, в кольце княжьих дружинников, скрипел журавель, дружинники черпали воду и отливали купцов, которые мотали головами, фыркали, и не спешили приходить в себя. Поодаль отливали Рюриковых дружинников, трое из них лежали отдельно.
Пышноусый сотник, держа под мышкой охапку мечей, покачал головой, увидя, что Серик опамятовал:
- Серик, брат у тебя - уважаемый человек, но ты-то!.. С кем связался… Шарап, Звяга, вы чего пацана буйствовать учите?
Шарап помотал головой, проговорил, без особого раскаяния:
- И правда, перебрали мы… Что поделать, непривычны к франкскому вину… - оглядевшись, он спросил: - А кто вон тех-то приложил?
Звяга пробормотал:
- А я знаю?.. Тоже, вроде, бил не на смерть…
Сотник вздохнул:
- Придется виру платить…
Один из купцов вытянул вперед фигу, рявкнул:
- Вот им виру! Отдай меч…
Сотник помотал головой:
- Утром получишь, а то опять буйствовать начнете. Знаю я Шарапа со Звягой… Шум уже до князя долетел…
- Утром еще не тот шум будет… - угрожающе выговорил один из купцов. - Когда вече кликнем…
Серик проговорил рассудительно:
- И правда, отдай мечи. Опасно нынче по городу ходить, особенно по ночам. Я ж еще днем с Рюриковым дружинником на поединке дрался…
- Во-он оно што… А я не поверил, когда услышал, што будто бы какой-то безусый пацан Рюрикова дружинника изувечил… Ладно, забирайте мечи, а с утра ко княжьему терему! Чтоб все семеро!
На перекрестке долго прощались, посмеиваясь, вспоминали подробности драки. Купцы тоже не помнили, чтобы кто-то из них бил насмерть. Да-а… крепко франкское вино; бьет в голову, будто шестопер… Наконец, разошлись.
Серик еле добрался до своей постели под забором. Чуть не задавил кота Мышату, который дрых на шубе, слившись с бараньей шерстью своей дымчатой шубой. Кот не обиделся, тут же протиснулся под шубу и, привалившись к боку, тихонько замурчал. На свежем воздухе остатки хмеля выветрились быстро, однако наутро Серик встал с тяжелой головой. Но тяжесть прошла от одной бадьи колодезной воды, которой Серик облился с головы до ног. Вчерашняя одежка пришла в полную негодность; дорогая шелковая рубаха была располосована так, что уже ни на что не годилась. В штанах тоже было полно прорех, а потому Серик отдал их Прибытку, пусть покрасуется. Хоть и штопаные, зато заморские… Одевшись попроще, нежели вчера, Серик подпоясался поясом, расшитым серебром, прицепил меч и зашагал к княжьему терему. Вскоре нагнал Звягу с Шарапом, а потом из купецкого ряда вывернулась и четверка буйных купцов. Так и шли, не ощущая раскаяния, весело переговариваясь и пересмеиваясь.
В просторном дворе княжьего терема волновалось людское море; с одного края молча стояли княжьи дружинники, угрюмо поглядывая исподлобья на Рюриковых дружинников, с другого края двора выкрикивающих угрозы. На крыльце стояли оба князя. Молодой и дерзкий Рюрик Ростиславович был одет в половецкие одежды. Он угрюмо стоял чуть позади Романа Мстиславича, глядя поверх голов толпы воинов. Серик сразу узнал в нем человека, стоявшего на проплывавшей мимо половецкой ладье.
Князь Роман рачительно правил Галицией и Волынью, на Киев наезжал редко, но живал подолгу. А нынче летом, как только на Киеве объявился Рюрик, тут же прискакал со всей дружиной.
Они встали в ряд перед крыльцом, купцы шапок не снимали, дерзко поглядывая на князей. А Шарап, Звяга и Серик нарочно пришли без шапок.
Князь Роман насмешливо оглядел Серика, проговорил:
- Это и есть главный буян? Пошто меч таскаешь? Порежешься ведь… Шарап, Звяга, вы ж хорошими дружинниками были! Пошто буйствуете?