Шарап медленно выговорил:
- Пусть за нас свидетели говорят…
Вперед выступил пышноусый сотник. Серик плохо знал княжью дружину, а потому и имя его не помнил. А Серикова слава далеко разнеслась, если такой важный человек его в лицо знает.
Он медленно заговорил:
- Сначала они дрались без мечей, в корчме, что у Боричевых ворот. Ну, дело житейское, мы разнимать не стали. Только проследили, чтоб без смертоубийства. Потом мы ушли на стену, и только ближе к полуночи снова услышали шум. Кто начал, мне неведомо. Рюриковых дружинников было десятка два, а эти всемером опять были. И все с мечами. Так и случилось смертоубийство… Кто именно убил - ни я, ни мои гридни не видели.
Вперед вышел Бренко. Рука у него была на перевязи. Недобро усмехаясь, он заговорил:
- Вчера, еще на торжище, я сидел, и интересующимся людям рассказывал, какие из себя печенеги. А вот этот, молодой, привязался, обозвал, вызвал на поединок…
- Так это он тебе руку попортил?! - изумился князь.
Из толпы княжьих дружинников послышался голос:
- Да не руку он ему попортил, а ключицу сломал! - вперед вышел стражник, стороживший вчера торжище.
Князь медленно выговорил:
- Значит, этот безусый парень привязался к доблестному воину и сломал в поединке ключицу? И каким это образом он мог сломать тебе мечом ключицу? У него что, меч тупой был? А ну-ка, Серик, покажи свой меч?
Серик ступил вперед, вытащил меч из ножен, протянул князю рукоятью вперед.
Роман сошел с крыльца, взял меч, изумленно воскликнул:
- Да это же булат! - взмахнув мечом, крутанув его в руке, добавил: - Добрый меч… Чья работа?
- А моего брата, Батуты… - проговорил Серик, принимая у князя меч и вкладывая в ножны.
Роман повернулся к Рюрику, проговорил:
- Не из чего тут виры платить. Это для чего же твои дружинники на мирное торжище кольчуги под рубахи надевают? Безусых пацанов, да купцов опасаются?
Рюрик угрюмо проворчал:
- Шибко буйные у тебя юнцы да купцы… Тебе ж свидетель сказал, что парень сам привязался и на поединок первый вызвал…
Роман повернулся к Серику:
- Што, правда?
- Правда… - Серик потупился, но тут же вскинул голову: - Этого Бренка я не первый раз на торжище увидел. Он за день до этого приходил к брату меч заказать. Да так расхвастался, будто они весь Киев запугали, что у меня уже тогда руки чесались ему бока намять. А в ту же ночь, прямо возле нашего двора, четверо Рюриковых дружинников, чуть купца не зарезали. Хорошо, я на дворе спал; услышал, заступился, да и народ на шум поднялся. Жалко, не догнали. Шибко уж быстро бегают…
- Опознать их сможешь? - спросил деловито князь.
- Вряд ли… Ночи-то безлунные стоят…
Роман прошелся вдоль нижней ступеньки, заложив руки за спину, повернулся к купцам, спросил:
- Ну, а вы-то чего буяните?
Старший пожал плечами, проговорил:
- А мы и не буянили. Мы хорошо поторговали, расторговали весь товар, и сегодня утром собирались отплыть до Новгорода, чтобы по санному пути успеть сходить за мягкой рухлядью. Ну, как водится, зашли в корчму, отведать франкского вина. Когда еще доведется?.. Там вот эти три доблестных витязя пировали. Потом ввалилась дюжина дружинников, они привязались к парням. Ну, как нам было не вмешаться? Дюжина против троих… Вот так и завязалась первая драка. А вторую мы и не помним. С непривычки франкское вино в голову бьет не хуже чекана…
Роман медленно выговорил:
- Послушай, Рюрик Ростиславович, не я у тебя в гостях, а ты ко мне в гости навязался. Уйми своих дружинников, а не то дождешься веча. Киевляне долго терпят, зато скоры на расправу… Или, может, объявим суд божий? Семеро этих, против семерых любых твоих бойцов?..
- Ладно, нечего тут судить… - угрюмо пробурчал Рюрик. - Не будут больше буйствовать…
Когда вышли с княжьего двора, машинально пошли вместе по улице, Шарап спросил:
- А чего это вас так чудно зовут? Первый, Второй, Третий и Четвертый?
- А потому, что мы всегда вместе, - проговорил Первый, раздумчиво почесывая затылок.
Четвертый проговорил:
- А што, хорошие люди? Можно и еще в такой компании попить франкского вина…
Шарап сказал медленно:
- Верная мысль…
И они целеустремленно зашагали к корчме. Корчмарь при виде их задрожал, воскликнул:
- Вам и княжий правеж нипочем?!
Вместо ответа, Первый вскричал:
- Жбан вина на стол, для почину!..
- Только, ради Христа, не буяньте! - взвыл корчмарь.
Четвертый захохотал:
- Чего ты ноешь? Сполна тебе вчера заплатили. И сегодня заплатим, коли доведется…
Разлили по первой, выпили, Шарап пробормотал задумчиво:
- Кто ж вчера троих гридней приложил?.. Ей-богу, бил не насмерть…
Первый сказал:
- А чего гадать? Это у Серика рука такая тяжелая. Помните, как он заводилу уложил? С одного удара…
- А что, вполне возможно… - пробормотал Шарап. - Мы-то люди привычные, да и мечами машем подольше Серика…
Серик проговорил:
- Не было крови на моем мече!
Все переглянулись, Первый медленно выговорил:
- На наших тоже не было…
Шарап протянул:
- Ба-а… сотник Гнездило обмыл мечи… Его Гнездилой прозвали, еще в десятниках - он за своих горой стоял. Я ж с ним вместе начинал, в одном десятке были. А потом ему подфартило в десятники проскочить, а мне нет. Если бы тогда проскочил - может, так бы и задержался в дружинниках…
Разливая из жбана по второй чаше, Первый спросил:
- Шарап, вчера как-то не до того было, а сегодня любопытно стало; чем вы промышляете? По виду воины, а в дружине не состоите?..
Шарап пожал плечами:
- Да так, помаленьку торгуем в поле половецком…
- Та-ак… - купцы понимающе переглянулись, Первый продолжал: - Мы по весне в Сурож пойдем, товара много будет. Нам охрана потребуется… Пойдете с нами? Мы хорошо заплатим… Да и на стороне можно будет подработать…
Звяга засмеялся:
- Вот и я подумал, не простые вы купцы…
- Э-э… дело житейское… Половцы всю торговлю держат; от моря до моря, и дальше, вплоть до Индии и страны серов. Русских купцов дальше Сурожа не пускают. А мы б тоже не дураки, за шелками ходить… Думаете, из-за чего, нас мир с половцами не берет? Да все из-за этого, не пускают они нас самих торговать в Индию…
На сей раз остановились на одном жбане. Сговорились весной встретиться и разошлись. Купцы отправились к пристани, где у них уже стояли загруженные ладьи, а троица друзей разошлась по домам.
Когда Серик пришел домой, Батута в кузне стучал молотком, в промежутках ухал тяжелый молот; видать вернулся молотобоец Ярец. Серик заглянул в кузню. Черный, огромный Ярец, весь мокрый от пота, махал молотом, ощерившись, будто мечом рубил лютого врага. Серик покрутился по кузне, раздумывая, к чему бы приложить руки? То ли из лука пойти пострелять, то ли из самострела?
Батута сунул в горн заготовку меча, проговорил:
- Наслышан про твои подвиги… Это ж надо, за один вечер столько учинить… Отец не был таким буйным… - пошевеливая клещами заготовку, Батута выговорил: - Возьми мой кошель, сходи на берег и пригляди сруб для избы, да и привези сразу. Ярец нынче семейный, не гоже ему с подмастерьями гужеваться…
Серик похвастался:
- А я князю твой меч показал… Князь похвалил; сказал - добрый меч…
- Ну, Бог даст, князь меч закажет, да его бояре… Вот и стану я знаменитее Фиряка… А вот ты только драками знаменит…
- Зато и знают меня все, от князя до простого дружинника… - ухмыльнулся Серик.
Забрав из сундука в горнице кошель с деньгами, Серик отправился на берег, где стояли готовые срубы на любой вкус. Его и тут знали. От банных срубов крикнули:
- Эй, Серик! Ты случайно не новую баню собрался строить?
Серик цыкнул зубом, и направился прямиком к огромному, двухэтажному срубу терема, и принялся приценяться. Купец это принял за чистую монету, и начал вовсю расхваливать товар; да какой лес свежий, да как ловко бревна уложены. Распалив купца до всякого возможного предела, уже развязав кошель, полный серебра, Серик вдруг "передумал", протянул раздумчиво:
- А к чему мне такой терем? Мне ж мать раньше, чем брату, невесту даже искать не будет. Она и Батуте-то, который год приискать не может, все привередничает… - и, сопровождаемый тяжкими разочарованными вздохами купца, Серик отправился к срубам попроще. Быстро приглядел небольшую пятистенку, отсчитал серебро. Двое мужиков тут же принялись споро разбирать сруб и грузить на телеги, Серик принялся деятельно помогать. Бородатый, степенный мужик, глядя, как Серик кидает тяжеленные, непросушенные бревна, покачал головой, осуждающе выговорил:
- Силы в тебе, Серик, как в молодом жеребце, а изводишь ее на драки да буйство…
- И этот туда же!.. - вскричал Серик. - Пока мы с Шарапом да Звягой не вернулись, Рюриковы дружинники буйствовали по городу, а вы им слова боялись сказать. А как только мы им бока намяли, тут же и оказались сами буянами…
- А пошто даже на торжище меч носишь?
- А потому и ношу, что вы позволили распоясаться чужакам. Нет бы, после первых драк кликнуть вече, да выгнать Рюрика с дружиной из города, а вы им попустительствовали. Вот и дошло до смертоубийства.
Когда возы были загружены, купец спросил:
- А што, под соломой изба будет?
- Эт, почему же под соломой? Мы с братом не какие-нибудь прощелыги… Давай еще тесу на крышу.
- Тес нынче до-орог…
- Он всегда дорог, - изрек Серик. - Да, еще плах на потолок и пол.
- Ба-а… Для кого изба-то? Уж не для боярина ли?
- Да нет, братов молотобоец женился, вот ему избу и ставим…
- Не зря сказывают, разбогател Батута… Это ж надо, для молотобойца избу с полом…
Когда скрипящие от тяжести возы потянулись в город, Серик было, вознамерился поглазеть, как отправляется половецкая ладья, но купец его остановил:
- Эгей, скоро темнеть начнет… Когда избу-то ставить? Два дня, што ли, валандаться? Тебе помогать придется, да и брату тоже, с подмастерьями…
Разочарованно вздохнув, Серик пошагал вслед за возами.
Сруб собрали быстро, мать со стряпухой едва успели на стол накрыть. Тут же во дворе, положили две плахи на козлы и мать с сестрами расставили богатый обед. Работники степенно расселись за столом. Ели не спеша, основательно, поглядывая на сруб. Запив обед крынкой молока, купец сказал:
- За зиму сруб высохнет, так стянется, что звенеть будет…
До вечера собрали пол, потолок и крышу. Не забыли и небольшое крылечко. Жена Ярца, Калина, совсем юная девчонка, сбегала в дом, принесла Мышату. Огромный котище отсыпался в горнице после ночных подвигов, готовясь к следующей ночи, а потому лениво оглядывал всех сонными, прижмуренными глазищами. Лета четыре назад Батута принес его котенком от знакомого купца, заплатив серебром. Калина растворила дверь своей избы, осторожно пустила кота на крыльцо. Кот некоторое время стоял, настороженно втягивая ноздрями воздух, все, замерев, смотрели на него. Наконец, на полусогнутых, он вошел в избу. Все, разом, облегченно вздохнули. Если бы кот не пошел, пришлось бы избу разбирать, или волхва звать.
Батута проговорил:
- Ну, живите и плодитесь… - и принялся прощаться с купцом.
Серик помог принести небогатые пожитки Ярца и Калинино приданое. Приданое оказалось на удивление богатым.
Серик спросил:
- Уж не купеческую ли ты дочь отхватил?
Ярец пожал плечами:
- Я ж у Батуты молотобойцем… Глядишь, скоро и сам мастером стану?..
За день наломались, а потому разбрелись спать, не дожидаясь темноты. Серик поглядел на небо - оно наливалось глубоким золотым цветом на закате. И следующий день обещал быть погожим, а потому Серик снова завалился спать на дворе под шубой. Славно спалось на свежем воздухе! Только под утро, Серика будто пинком кто в бок саданул, он вскинулся; прямо перед его лицом стоял кот, и огромные глазищи горели хищным огнем.
- Тьфу, леший… - пробормотал Серик, накрываясь с головой, перед рассветом стало студено.
Кот нежно мурлыкнул, осторожно протискиваясь под шубу. Серик проворчал добродушно:
- Ну, ты и хитрюга, Мышата…
Кот повозился, пристроил голову на плечо Серика и уютно замурчал на ухо.
Глава 3
Серик проснулся, когда уже из кузни доносился стук молотков. Заглянув туда, он заметил, что стучат лишь подмастерья, да Ярец проковывает мелкие заготовки. Батута на большом точиле доводил готовый меч.
Серик прошел в дальний угол двора, где под навесом был устроен небольшой помост из бревешек. Под помостом грудой лежали кожаные мешки с песком. Немного подумав, Серик прицепил к толстому железному крюку на толстой же волосяной веревке, несколько мешков, поднялся на помост, одной рукой уперся в столб, поддерживающий навес, а другой взялся за веревку. Расстояние между столбом и веревкой было в точности, как у лука расстояние между рогом и тетивой. Медленно оттянул веревку до уха, подержал, отпустил. И так до тех пор, пока рука не налилась тяжестью. Потом то же проделал и левой рукой; бывают случаи, когда уменье стрелять с обеих рук спасает жизнь. Спустился под помост, прицепил на крюк еще один мешок с песком, оттянул веревку сорок раз. Привесив еще мешок, и проделав упражнение не менее двадцати раз, Серик удовлетворенно подумал, а не попробовать ли руками натянуть ножной лук? А что? Побиться об заклад со знакомым стражником на кошель серебра? Почему же не заработать на том, чего мало кто умеет?.. Привесив остальные мешки, взобрался на помост, оттянул веревку, и держал до тех пор, пока руку не заломило.
Наконец мать позвала завтракать. После завтрака Серик слонялся по двору. Странно, но никогда еще не было такого, чтобы ему некуда было себя деть! А не съездить ли завтра на охоту? У сохатых как раз гон. Глядишь, и зиму с дичиной будем? Нет, завтра не получится; Батута новый меч начинать будет, он всегда Серика зовет заготовку проковывать. Серик может быстро молотом бить, Ярец слишком медлителен. Решено! На охоту - послезавтра… И тут раздался стук в калитку.
Серик не спеша, подошел, отодвинул засов. Снаружи с седла перевесился солидный мужчина, в богатой одежде. Он спросил:
- Это двор кузнеца Батуты?
- Он самый… - кивнул Серик, и, повернувшись к кузне, крикнул: - Батута-а!..
Батута вышел, направился к калитке. Серик спохватился:
- Да ты входи! Чего с седла свешиваться?
Мужчина легко соскочил на землю, накинул поводья на специальный колышек, прибитый к воротному столбу, вошел в калитку, сказал:
- Да мне, собственно говоря, не Батута нужен, а брат его, Серик…
Подошедший Батута проворчал:
- Добрая-то слава на долго во дворе задерживается, а недобрая - и при запертых воротах далеко летит… И зачем купцу Реуту понадобился мой непутевый братец?
- Слыхал, боец он у тебя знатный?..
- Да уж, подраться любит…
- И ничего не люблю! Если только вынудят… - проворчал Серик, разглядывая купца.
Явно, неспроста заглянул купчина. Поговаривали, что он самый богатый купец в Киеве. И давешний незнакомец про него спрашивал…
Батута проговорил медленно:
- Народ сказывал, всемером против двух десятков рубились… Десятерых насмерть зарубили…
- Ох, и любит же народ приврать! - воскликнул Серик. - Ничего не десятерых! Троих всего…
- А тебе мало?.. - проворчал Батута. - Ну, и на што тебе этот буян?
- Да понимаешь, скоро непогода начнется, а дочери моей надобно съездить в пустынь, помолиться… - купец замолчал.
- Ну, дак, и пусть едет. А Серик-то при чем здесь?
- Мои стражники с караваном в Сурож ушли, зимовать там будут…
- Чего ж ты их в Сурож всех отправил? Мир у нас нынче с половцами…
- Мир-то мир, да тревожно чего-то в степях… Кто только не шалит в полях половецких! - в сердцах бросил купец.
- А вот Серик и шалит… - засмеялся Батута.
- Да Серик - ладно… Печенегов опять в степях видели. Сказывали, с латинами они братаются… Не к добру все это… Ох, не к добру!
- И куда ехать-то? - нетерпеливо спросил Серик.
- А есть пустынь под Новгород-Северском, там настоятелем старый мой друг обретает покой в молитвах. Тот еще душегубец был по молодости… Буйствовал, не хуже Серика!
- На ладье, што ли, пойдем?
- Мои ладьи все в Сурож ушли, да и возвращаться придется санным путем. Так что, поедете на лошадях.
- А заплатишь сколько?
- Не обижу. Все ж таки самая любимая дочка… Поболе заплачу, нежели своим стражникам… Своего коня можешь дома оставить - дам добрых коней. Ну, по рукам?
- По рукам!
Ударили по рукам. Купец, проверяя, сдавил ладонь так, что она заныла. Серик ответил и пересилил, купец запросил пощады, проговорил восхищенно:
- Пацан, а рука, будто клещи… А што с ним будет, когда заматереет?..
Батута пробурчал:
- Если заматереет… С его-то нравом…
- Завтра с рассветом и отправитесь, - проговорил купец. - Вооружись, как следует. Сказывают, черниговцы шалят…
- У меня самострел есть, - не удержавшись, похвастался Серик.
- Самостре-ел? Могучая штучка… Где взял? У половцев, поди?
- Да нет, брат сделал…
Реут повернулся к Батуте:
- А на заказ сделаешь?
- Чего ж не сделать? Сделаю…
- Вот и сговорились… Два десятка!
- Чего, два десятка? - удивился Батута. - Гривен?
- Да нет, самострелов!
- Ты што же, воевать собрался?
Реут вздохнул, протянул:
- Всем нам воевать надобно собираться… Начинай самострелы. Я приказчика пришлю с задатком… - повернувшись, он вышел к коню, легко вскочил в седло, кивнул: - На рассвете. Смотри, не проспи. Молодой сон крепок… - и ускакал.
Глядя ему вслед, Батута протянул:
- Темнит, чего-то купчина… В Киеве дочке его помолиться негде…
Весь остаток дня Серик собирался. Сходил к лучных дел мастеру, купил сотню древок стрел, мимоходом нанес ему обиду, заявив, что брат наконечники не в пример лучше делает. Купил три тетивы. Слишком быстро Сериков мощный лук рвал тетивы. Потом они с Прибытком долго насаживали наконечники. Увязал в пучок три десятка стрел к самострелу. Долго думал, что может понадобиться в долгом пути по лесам. Он уже хорошо знал, что может потребоваться в долгом пути через враждебную степь, но по родной земле далеко ходить, еще не доводилось. Наконец, только к вечеру уложил седельные сумки. Да еще пришлось прихватить мешок с зимней одеждой.
На рассвете пришлось запрячь телегу, потому как оружие и припасы и втроем было не утащить. Прибыток поехал возницей. У купеческого двора уже стоял обоз; одних телег было шесть штук, да верховых лошадей с десяток. Что там было на телегах, Серик не приглядывался; все завернуто в рогожи, и угловатые тюки были и округлые. У головной телеги стоял сам Реут с человеком, одетым в кольчугу и в шлеме с личиной. Личину он так и не поднял. Реут махнул рукой мальчишке, стоящем с конем в поводу. Конь, и правда, был не хуже половецких, рыцарских. Громадный, с широченной грудью и необъятным крупом. Серик принялся навьючивать на коня седельные сумки, Реут придирчиво оглядывал его оружие, наконец, видимо оставшись довольным, проговорил:
- Ты кольчугу-то надень… Рюриковы дружинники по городу рыщут, до сих пор моего Горчака ищут…