Существовали имперские имения, которые согласно старой традиции становились собственностью императрицы. Это домовладение было настоящим государственным учреждением, приносившим большой доход. Владение с его доходами перешло в руки Феодоры, и стараниями Юстиниана оно было значительно увеличено против традиционных норм. Она стала очень богатой и независимой женщиной. Дом Хормидаса также перешел в пользование Феодоры. Дом был перестроен в соответствии с требованиями нового положения, наступала новая эра. Стена императорского дворца была удлинена и скрыла дом. Должно быть, Юстиниан думал о себе и Феодоре, когда утвердил строительство двух домовых церквей, расположенных на территории обновленного дома Хормидаса и соединенных общим двором. Одна церковь представляла собой базилику старого типа, а вторая (восьмигранное, увенчанное куполом здание) была выстроена в новом стиле, вероятно, Антемием Тралльским, который украсил творение монограммами императора и императрицы и соединил их надписями, которые существуют по сей день. Базилика символизировала собой старый Рим; октагональное здание всем своим видом было устремлено в новую, нарождающуюся Византию. Базилика исчезла, а восьмиугольное здание новой церкви сохранилось до сих пор.
Будь Феодора знатного происхождения, она запросто могла бы ходить в рубище и культивировать демократию. Но дочь Акакия не могла позволить себе столь рискованный шаг. Этикет ее двора был немыслимо строг и не позволял даже тени усмешки по адресу бывшей фаворитки сцены. Неукоснительно соблюдалось почитание при личном обращении к особе императора, а приветствовать ее надо было распростершись на полу. Владения Феодоры подчинялись дисциплине, которую, насколько нам известно, ни разу не нарушили ни мятежи, ни измена. Феодора обладала большим даром насаждения дисциплины, чем Юстиниан, который, хотя и одобрял строгий этикет, остался в глубине души крестьянином, который запросто общается с соседями. Мы почти не знаем имен его слуг. Они остались неизвестными для нас, какими были и для своих современников. Но что они были умелыми и способными людьми, видно по их деятельности. Благодаря дару, которым обладала Феодора, - дару строгой и эффективной организации, она стала до конца дней "интеллектуальным ведомством" и "детективным бюро" своего супруга. Она знала все. Все новости, прежде всего, достигали ее ушей, она держала в руках нити всех интриг, в любом месте у нее были верные агенты. Юстиниан не мог не знать, что она не всегда и не все рассказывает ему. Иногда она полагала, что лучше знает, что надо делать. У Юстиниана не было сил укротить независимость Феодоры; вероятно, эта независимость была частью заключенной между ним сделки. Хороший муж, у которого есть хорошая жена, плотно зажмуривает глаза, когда ему велят это сделать.
VIII
Она вела жизнь, которая ей нравилась, к которой она привыкла: гладкая, шелковая кошачья жизнь. Но кошка яростное и упрямое животное, такой была и Феодора. Она любила поспать; в своей спальне она проводила большую часть времени. Некоторым людям лучше думается в постели. Она поздно вставала, долго принимала ванну и одевалась. Ее туалеты были тщательно выполнены; они иногда не слишком соответствовали моде, которой Феодора жертвовала ради здравого натурализма и простоты. Но эта простота отступала на задний план перед удивительной и чудесной аурой, дополнявшей личность этой женщины. Она не соблюдала никаких диет, ела и пила то, что ей нравилось. Возможно, она была слишком нервной, чтобы много думать о плоти.
Она любила море и несколько месяцев в году проводила время на его берегу. Поскольку челядь жаловалась на трудные условия такой жизни, постольку мы можем заключить, что слугам приходилось вести там здоровую, заполненную трудом жизнь. Юстиниан построил дом в Пифии, где всегда бывало жарко в весенние месяцы. Именно в это время года туда отправлялась Феодора.
Ее жизнь ни в коем случае не была посвящена эгоистичной роскоши. Феодора была одной из первых женщин, проявивших интерес к социальным вопросам. Более того, она была первой, кто придал этим вопросам явно феминистский оттенок. Вообще, ее отношение к представителям мужского пола можно назвать критическим. Совершенно очевидно, что ей не нравились многие привычки и образ мыслей "венцов творения" в то время; более того, представляется, что она не думала бы, что наше время хотя бы немного исправило старую модель. Она поразила современников созданием приюта спасения для девочек, способствовала принятию закона, который запрещал торговлю женщинами, позаботилась об изгнании людей, осужденных за такую торговлю. Все расходы по принятию этого закона она оплатила из своих личных средств.
Она была настоящим женским лидером: каждая женщина, если это было в ее силах, могла обратиться к Феодоре с жалобами на свои горести и беды. Если мужья или другие люди не всегда одобряли вмешательство императрицы, она всегда была готова отплатить полной мерой за такую враждебность. Многие из мужей находили более безопасным не мешать Феодоре.
Было невозможно, чтобы у Феодоры не завелось бы великого множества непримиримых врагов. Но она никогда не извинялась перед ними и не пыталась их задобрить; она всегда ограничивалась тем, что наносила ответный удар.
IX
Феодора была непревзойденным гением по части организации и дисциплины, гений Юстиниана заключался в умении распознавать гениальность в других. Сам он был одаренной личностью, ибо ни один человек не может оценить в других тех качеств, которых лишен сам. Однако величие его правления и слава его личности зиждились на деяниях людей, которых он избрал и поднял из прозябания и безвестности. Он продемонстрировал этот дар тем, как выбрал себе жену. Он продемонстрировал его в подборе поразительного сонма талантливых людей, какими окружил себя: Иоанн Каппадокийский, его первый министр; Трибониан, канцлер, автор "Свода гражданских законов"; Велизарий, его главнокомандующий; Антемий Тралльский, его архитектор; Павел, его поэт; Прокопий, его историк. Это были люди с ярко выраженной индивидуальностью, обладатели высокого ума. Трибониан был эллинистом, то есть приверженцем старой религии; он принадлежал к типу людей, которые, если их занимает какой-либо предмет, предложат слушателю целый набор аллегорических и символических объяснений по этому вопросу. Это был не тот человек, который с готовностью поверит в реальность происходящего, если Пан на рассвете заговорит с ним из густого кустарника. Это имело для него малое значение. Трибониан был тихий, спокойный человек, который будет редко появляться на страницах этой книги. Большую часть времени он проводил в своем кабинете и занимался проверкой и обработкой материалов для свода законов.
Антемий происходил из очень одаренной семьи; у него были братья, не менее блистательные и оригинальные, чем он сам. Если те знаменитые интерьеры, которые он проектировал, имели хотя бы отдаленное сходство с убранством его внутреннего мира, надо полагать, что этот архитектор жил в прекрасном, залитом солнцем, большом и чарующем мире, украшенном чудесными картинами. Он явился родоначальником второго великого этапа греческой архитектуры; более, чем кто-либо, наложил отпечаток на возникшую позже византийскую цивилизацию, на ту редкую и строгую красоту, которая ее отличала. Этот человек мог бы прожить жизнь и умереть в полной безвестности. Юстиниан оказался тем человеком, который дал ему возможности, место и, главное, деньги. Мечты стали явью по слову Антемия, и некоторые из них стоят до сих пор.
Из этого сонма ярких личностей, хотя некоторые умерли раньше него, Юстиниан потерял только одного человека - то был Иоанн. Но произошло это из-за того, что, идя своим путем, он не мог не столкнуться с интересами Феодоры и пострадал из-за последствий этого столкновения. Иоанн, как он сам подчеркнул, был человеком, который обеспечивал империю деньгами. Другие люди могли быть украшателями и романтиками, они могли делать свои работы привлекательными для глаз, писать великолепные книги или произносить чудесные зажигательные речи. Но Иоанн был главным из них, так как своим тяжким трудом он добывал деньги для того, чтобы чудные вещи стали возможными. Он давал деньги и был необходим.
X
Юстиниан открыл Иоанна в самом начале своего правления, когда тот работал мелким чиновником в военном ведомстве. Какие-то его слова привлекли внимание Юстиниана. Казна была тогда в ужасном состоянии: нужен был человек, у которого хватило бы сил и решимости реорганизовать и оживить всю систему сбора податей и налогов и который обладал бы умом административного реформатора. Юстиниан поговорил с Иоанном, и тот сразу поднялся на несколько ступенек вверх по служебной лестнице. Он оправдал свое выдвижение, получил соответствующий ранг и аристократическое достоинство, чтобы на равных общаться с великими мира сего. Спустя три года Иоанн стал преторианским префектом, или, выражаясь современным языком, занял пост премьер-министра. Его работой стало приведение в действие государственных механизмов.
Хотя их связывали тесные узы симпатии, редко можно было встретить двух более несхожих между собой людей, чем Иоанн и Юстиниан. Император был холодным, даже аскетическим человеком, высокообразованным по меркам того времени, он обладал не столько религиозными воззрениями, сколько религиозным темпераментом. Иоанн был рослым, массивным, грубым и задиристым мужланом с телосложением землекопа и характером морского капитана. О его книжной учености говорить не приходится, ее просто не было. Он никогда не испытывал колебаний и обладал (в Константинополе того времени это было большой слабостью) полной неспособностью отступать. У него был устремленный только в одном направлении ум, и этим направлением было только вперед.
XI
Спустив с цепи Иоанна Каппадокийского и натравив его на ведомство сборов и податей, Юстиниан совершил поступок, которого ему не простили многие подданные. Иоанн, если можно так выразиться, схватил ведомство за шиворот, сильно его встряхнул и заставил работать. Любая система, будь то византийское налоговое ведомство или современный прокатный стан, заработает, если, как это сделал Иоанн, взять ее за ухо и рывком поставить на ноги. Иоанн проводил реформы сообразно своему пониманию требований государства, не прислушиваясь к желаниям заинтересованных лиц. Полагая, что содержание имперской почты не оправдывает себя, он упразднил ее, вызвав ропот людей, которые привыкли пользоваться этим благом. Имя Иоанна обрастало сказочными легендами. Богатым и влиятельным неплательщикам налогов, которым в прошлом удавалось уходить от уплаты, скрывая истинные доходы, было предложено явиться на допрос в префектуру. Беседа с Иоанном оказывала на них неизгладимое впечатление. Поговаривали о подземных темницах Иоанна, куда мирмидоны префектуры бросали закованных в тяжелые цепи злостных неплательщиков налогов. Вероятно, во многих случаях для острастки хватало только взгляда на эти узилища. Налоговые чиновники испытывали по отношению к своему начальнику немногим более дружеские чувства, нежели его жертвы. Филарис, Циклоп и Бриарей - только некоторые из его кличек. Очевидно, он не обращал на них ни малейшего внимания. И если в некоторых случаях неплательщиков, доходы которых в течение многих лет были занижены, вынуждали завышать их, до этого Иоанну не было никакого дела.
Поскольку почти все сведения, которыми мы располагаем относительно Иоанна, исходят от его врагов, то его фигура, естественно, рисуется самыми мрачными красками. Его друзья, скорее всего, поведали бы нам другую историю. В течение многих лет он пользовался доверием и расположением Юстиниана. Реформы Иоанна часто оказывались необходимыми и полезными. Он не всегда ограничивал себя и время от времени пользовался своими официальными привилегиями. Не стоит обращать внимания на рассказы о его неграмотности. Он был одним из многих преуспевающих деловых людей того времени, которые "едва умели читать и писать". Если бы он жил в наши дни, то он, несомненно, играл бы в гольф и ездил на мощной, дорогой машине. Имея диктофон и хорошую стенографистку, он мог бы не беспокоиться о таких отвратительных и скучных вещах, как ручка и чернила. И никому не пришло бы в голову смеяться над его неумением правильно употреблять "эти проклятые артикли". В то время Иоанн, диктуя своим секретарям, сделал гораздо больше, чем все серьезные константинопольские джентльмены своими витиеватыми писаниями.
Но врагам Иоанна было что сказать о нем, кроме этого. В его обычае было (как они утверждали) спешно заканчивать все дела, чтобы заниматься обычным дебоширством. Здесь оправдательные свидетельства намного слабее. Похоже на то, что Иоанн был чревоугодник и, возможно, изрядный пьяница. Весьма вероятно, что он был большим любителем женского пола. В его старомодном отношении к женщинам, которое было окрашено в восточные тона, надо искать естественное объяснение его вражды с Феодорой, закончившейся плачевным результатом.
XII
Люди такого мощного и раблезианского типа, каким был Иоанн, прокладывавший путь с присущей ему энергией и наперекор всем препятствиям, не принадлежали к характерам, которыми Юстиниан окружал себя с большей охотой. Но нет никаких сомнений, что император любил Иоанна. Намек на некоторые общие вкусы, позволившие этим двум людям сблизиться, содержится в речи, которую Прокопий вложил в уста Иоанна. Хотя возможно, что эту речь сочинил или украсил сам Прокопий. Согласно Прокопию, Иоанн сказал Юстиниану следующее: "Добрая вера, которую ты проявляешь по отношению к своим подданным, позволяет нам искренне высказываться по поводу всех дел, представляющих общественный интерес; даже если ты не соглашаешься с нашими замечаниями. Ты пользуешься властью с подобающим разумением; не всегда поощряешь человека, который говорит то, что ты хочешь услышать, и не всегда одобряешь слова человека, который готов с тобой спорить. Ты можешь честно оценить обе стороны, и мы всегда бываем удовлетворены твоим суждением. Зная, что это так, я готов проводить такую политику, которая, быть может, не придется тебе по нраву сейчас, но позже ты убедишься в моей верности".
Прокопий был явным врагом Иоанна и скрытым врагом Юстиниана; но приведенный отрывок подчеркивает великодушие и терпимость, которые были характерны для их отношений. Историк неоднократно приводит свидетельства такой характеристики Юстиниана. С императором было легко разговаривать; он не отказал ни одному человеку, который желал поговорить с ним. Не бранил он людей, не искушенных в тонкостях придворного этикета. Можно подумать, сетует по этому поводу историк, что император робок и застенчив, как овца. Иоанн Малалас рассказывает о человеке, обвиненном в изменнической клевете. Подсудимого привели к Юстиниану. Просмотрев обвинительное заключение, император порвал его и сказал: "Ты прощен за свое преступление против меня. Молись, чтобы тебя так же простил Бог". Такой человек мог понять и оценить Иоанна Каппадокийского.
Мы будем иметь большее представление о характерах Иоанна и Юстиниана, лучше поймем подоплеку приведенной истории, если отметим те пределы, до которых распространялась терпимость Юстиниана. Иоанн не любил Феодору и не одобрял ее действия. Он искренне высказывался по этому поводу и отстаивал свое мнение перед лицом ее супруга. Иоанн был не из тех людей, которые скрывают свои чувства или придерживают язык. Он ни разу не отказался от своего мнения, никогда не пытался задобрить императрицу или наладить с ней дружеские отношения. Феодора всегда знала, о чем говорил с ее мужем Иоанн, и это приводило ее в неописуемую ярость. В течение многих лет Юстиниану удавалось не допускать, чтобы его лев и тигрица вцепились друг другу в глотки. Как мы увидим в дальнейшем, им все же удалось добраться друг до друга, и это привело к разрушительным последствиям. Но Юстиниану удавалось долго поддерживать худой мир, причем сам он не поддавался предубеждениям по отношению к Феодоре или Иоанну.
XIII
Прокопий не рассказывает нам, что говорил императору Иоанн Каппадокийский. Но поскольку в других местах своего повествования он сообщает о многочисленных скандальных фактах из прошлого Феодоры, то можно предположить, что эти истории послужили материалом для измышлений Иоанна. Иоанн был преторианским префектом, и у него были большие возможности для ознакомления с прошлыми похождениями Феодоры. Он мог изобрести те подробности, которых не нашел, составить целую библиотеку историй в раблезианском духе. Поскольку Иоанн интриговал против императрицы (как о том говорит Прокопий), у него был сильный мотив для сочинения подобных россказней.
Истинная ценность этих скандальных историй будоражит умы всех изучающих историю с момента опубликования "Anecdota" Прокопия. Возможно, наш взгляд на них несколько изменится, если мы изначально примем, что эти измышления служили орудиями политической игры, затеянной Иоанном для уничтожения влияния Феодоры на мужа. В этом случае падение Иоанна предстает перед нами в совершенно ином аспекте. При таком взгляде надо допустить, что эти истории были не сплетнями и слухами, а прямыми обвинениями, которые доводились до сведения Юстиниана. При этом сам император не отказывался от дружеского расположения и продолжал доверять Иоанну и оберегать его.
Феодора была уверена, что Иоанн замышляет захват императорского трона. Он хотел убрать ее с дороги и потом в одиночку расправиться с Юстинианом. Прокопий тоже пишет об этом в своей "Истории". Мы не можем судить, насколько это соответствует действительности, но легко поверить в то, что Иоанн советовался с прорицателями, которые (кто честно, а кто лживо) очень высоко оценивали его шансы. Он будет, утверждали они, носить мантию августа. Бедный старый Иоанн!
Он не питал никаких иллюзий относительно Феодоры. Описания Иоанна, который нервно озирается, прежде чем запереть за собой дверь спальни, очень живо запоминаются всем, кто читал Прокопия. Настанет день, когда она поквитается с ним! Но пока Иоанн предусмотрительно заглядывает перед сном под свое ложе.
XIV
Но в действительности ум Юстиниана был занят идеей, по сравнению с которой все обстоятельства и люди играли вспомогательную, подчиненную роль. Феодора и Иоанн, Трибониан и Антемий имели значение постольку, поскольку служили воплощению этой идеи. Они все были нужны императору; он примирял и обуздывал их с тем, чтобы они выполняли свои предназначения: он не мог обойтись без них.
Давайте рассмотрим суть и природу этой идей; программу политики или план кампании, ибо в ней развертывалась драма, которую можно назвать трагикомедией под названием "правление Юстиниана". Эту кампанию провели люди, руководимые чисто человеческими мотивами; но они действовали в пьесе, о масштабе которой, в большинстве своем, не имели ни малейшего представления.