- Да, я знаю, что она переменила завещание. Это я устроила ей встречу с Уотерсом. Я там была. Я сказала: "Ты просила привести мистера Уотерса, бабушка, ты ж хотела поменять завещание в пользу папы, и это, по-моему, правильно". Уотерс был совершенно согласен. Цветы ей очень понравились. Он принес черновик нового завещания. Сначала она хотела разделить свое имущество между папой и тетями, но мы сказали, что так ничего не получится. Одним словом, мы подправили этот черновик, и Уотерс его унес. На другой день он вернулся, и она при свидетелях поставила свою подпись. Она была просто счастлива. Значит, она умерла счастливой. И папа теперь богат, и мы сохраним целостность нашего дома.
Все это Грета пересказала Дэну, а потом, по телефону, двум старшим своим дочерям, совершенно непохожим на Маргарет.
Эти дочери недавно повыходили замуж. У обеих была работа. Старшая, Флора, преподавала в начальной школе, а муж служил в адвокатской конторе; жили они в одном доме в Блакхизе, где сдавали квартиру, чтоб выплачивать ипотеку. Вторая дочь, Юнис, была замужем за администратором на автомобильном заводе. И преподавала в средней школе в Далидже, где они жили. Флора была невероятно хорошенькая, основательная, рассудительная, с глубокой потребностью в строгом режиме, которой исключительно соответствовал ее молодой супруг; и не имело большого значения, какие сюрпризы подносила ей жизнь, ибо Флора умела как-то так их приладить к испытанной схеме, проверенному прецеденту, расхожей рубрике. Супруг же поставлял нужные формулировки. Убийство бабушки было "несчастным случаем", тот факт, с которым успела ознакомиться Флора, что завещание изменено в пользу ее отца, было "совпадением, удачным в данных обстоятельствах". То, что Магнус сумасшедший, было дело обычное, "встречающееся в самых лучших семьях". Тот факт, что маньячка-убийца вышла из того же заведения, где содержался Магнус, ровно ничего не означал: "Одно с другим абсолютно не связано". Флора приняла ванну, как всегда по вечерам, подготовила, что надеть с утра; Берт, супруг, накрыл на стол к завтраку. И, не нарушая режима, без забот и тревог, они улеглись в постель.
Сестрица Юнис, блондинка со светлыми глазами и длинными волосами, была на шестом месяце. Очерк ее стал нечетким и зыбким, как смазанный снимок. Матери она сказала:
- Надеюсь, эта новость меня не расстроит. Такое жуткое убийство.
- Может, не надо было тебе говорить, - сказала Грета.
- Но ты же сказала.
- Я думала, тебе приятно будет узнать, что папа освободился от финансовых забот.
- Повезло.
- Это Маргарет привела к бабушке Уотерса. И устроила, чтоб бабушка изменила завещание.
- И на другой день ее убили?
- Нет, через три дня. То есть в пятницу Уотерс вернулся за подписью.
Умерла миссис Мерчи в субботнюю ночь.
- Очень все это подозрительно, - сказала Юнис. - Не нравится мне это. И Питеру не понравится.
- Нам тоже не нравится, - сказала Грета. - Мы с папой чувствуем, что это выглядит странно. Но что мы можем поделать?
- Значит, это была идея Маргарет?
- Да. То есть нет. Поменять завещание была идея дяди Магнуса.
- Ох, господи. Если пресса пронюхает, будут дикие неприятности. Это так вредно - в моем положении.
Джин, младшую, еще школьницу, отослали в Льежский монастырь, сразу же в понедельник после рокового воскресенья, когда убили старую миссис Мерчи. Грета когда-то училась в школе при этом монастыре. Джин, охочая до приключений, поехала с радостью, ничего не ведая об обстоятельствах бабушкиной кончины. Там-то, в Льеже, прелестном, невинном городе, Джин встретится с сыном старого однокашника Греты, неким Полем, восемнадцати лет, готовящимся к карьере еврократа, по собственному его выражению. В результате Джин родит ему ребеночка и станет жить с ним долго и счастливо; но это совсем другая история, верней, была бы, не повлияй на судьбу Джин роковое убийство и та поспешность, с какой ее сплавили к боголюбивым монахиням в Льеж.
Маргарет была любимицей Дэна. Свое пристрастие он молча скрывал. Дэн мог часами сидеть и просто смотреть на Маргарет. Куда она ни пойдет, глаза его провожали ее, покуда хватал взгляд. Любуясь ее цветущей юностью, он смотрел, как она склонялась над книгой. Он считал ее умницей, слишком оригинальной, чтоб быть оцененной по заслугам.
- Кто-то натравил на маму эту маньячку, - сказал Дэн Грете.
- Это, наверно, Магнус, - решила Грета. - Скорее всего. Там говорят, крыло Магнуса не сообщалось с опасным крылом. Да мало ли что они говорят, что им еще говорить?
- Он узнал, что завещание изменили.
- Значит, кто-то ему сказал, - сообразила Грета.
- Да, наверно, Маргарет сказала. Позвонила ему в заведение и сказала, что, наверно, ему приятно будет узнать, что завещание изменили, как он хотел. Он, конечно, обрадовался. Но если в этом деле замешана Маргарет, я просто потрясен.
- А я - нет, - сказала Грета. - И причем тут "если". Во-первых, она прислала Уотерса, чтоб поменять завещание твоей мамы в твою пользу, а потом сообщила Магнусу. Значит, уже замешана.
Маргарет объявилась в тот же вечер. Получила на несколько дней отпуск от этой своей росписи керамики в Глазго. Родители на нее смотрели со страхом, как бы впервые в жизни не вполне узнавая. Дэн сказал:
- Мне только непонятно, как Магнус связался с той психопаткой? Ведь это Магнус, конечно, ее подослал.
- А что, если нет? - сказала Маргарет. - Как ты можешь возводить на дядю Магнуса такую напраслину? У тебя же нет никаких доказательств.
- Вот и я то же самое говорю, - сказала Грета, хоть говорила она совсем другое.
- Но ведь, - упорствовал Дэн, - она как раз изменила свое завещание, и Магнус это узнал.
- Но изменила-то не в его пользу, - сказала Маргарет. - Неужели непонятно? Бабушка его полностью исключила. И никто не может его обвинить в убийстве бабушки ради денег. В лечебнице говорят, он страшно подавлен. С постели не встает.
- Так ты связалась с лечебницей?
- Я - нет, но связалась полиция. И потом связалась со мной.
- Зачем? - вскрикнул Дэн.
- По поводу завещания.
- Ах ты, господи, - простонала Грета. - С этим завещанием мы же не виноваты. И почему бы, интересно, ей не поменять завещание? Сто лет прошло.
В полиции, по-видимому, тоже так думали или вынуждены были допустить такую возможность. Официальное расследование в Джеффри-Кинге не дало ничего, кроме рекомендации о более строгой охране. Суда не было. Убийцу, не способную отвечать на суде, как, впрочем, вообще не способную к членораздельной речи, скорей не злодейку, а жертву, отправили в дом для умалишенных преступников. Пресса перешла к более насущным и волнующим темам и больше не поместила бы даже ни одной фотографии в связи с этим делом, не вздумай замужняя сестра Дэна, живущая в Кении, завещание оспорить. Она прилетела на похороны. И с ходу мобилизовала двух незамужних сестер на защиту теории о "давлении", оказанном якобы на ее мать на одре болезни заинтересованной стороной, то есть Дэном. Конечно, доказать против Дэна и Маргарет они ничего не могли. Сиделки в один голос показывали, что миссис Мерчи сама попросила Маргарет привести к ней мистера Уотерса, и мистер Уотерс сам изо всех сил настаивал, чтоб миссис Мерчи, будучи в здравом уме и твердой памяти, по собственному почину составила новое завещание. Дэн уладил дело по обоюдному согласию, как в любом случае собирался, а вот сестрицы обшаривали эдинбургский дом покойной матери, высматривали пожитки, таскали их и распределяли между собой.
Дэн никогда не знал, о чем говорить с матерью; он был в растрепанных чувствах. Проняло его на материнских похоронах только при виде гроба, при виде темного гроба, этого ящика. Ну а теперь его потрясало, как дочери разграбляют ее добро, - родные дочери, и одна прямо исключительно преданная.
- Неужели мы так и будем молчать? - сказала Маргарет. - Хорошо бы напомнить им о твоих правах.
- Да, хорошо бы. Но именно сейчас это выглядело бы плохо. У нас связаны руки.
Был конец октября. "Оказывалось ли давление?" Магнус Мерчи: "Маму не вернешь" - гласили заголовки. Одна газета более приличного пошиба в редакционной статье указывала, что дни охоты на ведьм миновали. Травля семейства Мерчи никому не нужна. Ясно, что сын ее Дэн, заинтересованная сторона, непричастен к убийству. Столь же очевидно, что перемена завещания была более чем естественна в связи с болезнью несчастной миссис Мерчи: завещание не менялось уже пятьдесят лет. И что могло быть логичней, чем оставить состояние сыну, пребывающему в здравом рассудке? Что до трех дочерей покойной, предварительно решивших завещание оспорить, то те отозвали свой иск. Дело улажено по обоюдному согласию. И людям разумным, конечно, не следует долее докучать Мерчи в постигшем их горе.
Шум улегся к концу года. У Дэна разболелись глаза, чуть не по целым дням он ходил в темных очках, и это в шотландскую зиму. Грета заплатила долги по скачкам; выкупила брошь из залога и послала по чеку Флоре и Юнис, сетуя на их теток, которые, оспаривая завещание бабушки, их "буквально ограбили". "Подумать только, как много мы могли бы достичь всей семьей, не будь ваши тетки такими алчными. Маргарет изумительна. Не желает ни единого пенни тронуть из бабушкиного наследства. Говорит, ей так легче".
Шум улегся, и два года спустя, когда Харли Рид и Крис Донован затеяли свой званый ужин и друзья их судачили о новобрачных - Уильяме Дамьене и Маргарет Мерчи, имя Мерчи лишь немногим туманно напоминало что-то когда-то мелькавшее в газетных столбцах. Мерчи, да, нечто в таком духе. Скандал какой-то, но, возможно, между прочим, там были просто однофамильцы.
- Чего я ну никак не могу, - сказала Маргарет отцу, - так это наживаться на смерти бабушки.
Дэн глянул на дочь сквозь темные очки, как кролик глянул бы на горностая: смятение, тоска, страх. Если бы она зарилась на деньги бабушки, теперь его деньги, это бы хоть можно было понять. Но вот прекрасная Маргарет - пожалуйста, очищалась от любого упрека. И в чем ее упрекать? Дэн чуял, нет, не умом понимал, это у него сидело в печенке, что она подослала ту сумасшедшую к своей бабушке.
- Я ни единого пенни не трону, - сказала Маргарет. Дэн обомлел. Он понял: дочка не шутит.
Снова Магнус явился в Сент-Эндрюс в своем попугайском наряде.
- Пошли пройдемся, - сказал Дэн; такое у них не водилось, Дэну не хотелось, чтоб его увидели вместе с расфуфыренным братом. Кому захочется? Только одной Маргарет. Той все равно, что нацепляет на себя дядя Магнус.
Они владели полоской леса, узкой, но длинной. Грета в окно смотрела, как они бродят среди деревьев. И Магнус вспыхивает синим, красным. Она думала: пора бы Дэну, когда финансы, слава богу, в порядке, отставить Магнуса от этой роли гуру и путеводителя. Со стороны Дэна тут просто слабость, безумие. Нет, вообще они психически неустойчивая семья, эти Мерчи.
Но Дэн, бродя с братом по сырости возле пруда, обсуждал с ним не что иное, как Маргарет.
- Ты считаешь ее способной убить маму?
- Я считаю ее способной на все! - взревел Магнус. - Очень способная девочка, полная сил и талантов.
- Но убийство? Подстроить убийство? Подослать кого-то еще?
- А-а, это уж точно, смею сказать.
- Магнус, я ничего абсолютно не понимаю. Это кошмар. Теперь она отказывается брать у нас деньги. Не хочет прикасаться к бабушкиным деньгам, ни к единому пенни.
- Конечно, она же девушка с высокими принципами. Я ничего другого и не ожидал.
- Иной раз я думаю, Магнус, верно ли ты нам советуешь.
- А кто у вас есть еще? - громыхнул Магнус. - Паршивенькие адвокаты, занюханные банкиры из Лондона. Разве это нужно шотландцу!
- Магнус, пожалуйста, не кричи. Говори потише.
Магнус понизил голос.
- Кто есть у тебя, - сказал он, - кроме меня? По недугу моему, по моим скорбям дан мне дар предвидения и пророчества. Мой божественный недуг - единственный ваш водитель. Помнишь балладу:
Иду к воде сырой тропой,
И ворог мой со мной,
И ворог мой со мной.
- Наверно, - сказал Дэн, - ты не способен быть другом. Может, на самом деле ты злейший наш враг. Может, так оно и есть.
- Вне всякого сомнения, - сказал Магнус. - Семья - дело темное.
- Я вот все думаю, - сказал Дэн, - а вдруг Маргарет сумасшедшая?
- Нет, вероятно. Ну, может, унаследовала от меня кой-какую безуминку. А не пора ли нам выпить?
- Да, и потом я сразу же тебя отвезу обратно.
8
Возможно, не было во всем Лондоне ничего симпатичней, чем прелестная любовь Харли Рида и Крис Донован. Оба считали, что брак для них только все бы испортил, и, конечно, не ошибались. Харли был и отдаленно не так богат, как Крис. Будь он мужем, он бы комплексовал, ощущая себя младшим партнером, а так вопрос - больше, меньше - вообще отпадал. Крис, со своей стороны, чувствовала себя моложе при таком положении дел, замужем она уже побывала и привыкла всегда иметь рядом мужчину, с которым можно поговорить, разделить компанию, но теперь она была вдова, богатая притом, и ей нравилась роль холостячки, благо под боком был Харли. С ним она никогда не скучала. Он здорово от нее зависел, она материально его поддерживала в карьере; он, между прочим, был не великий художник, как-то он чересчур был мыслитель, чтобы стать полнокровным, истинным живописцем, хоть и не то чтоб он был великий мыслитель, - скорее, интересный человек, не лишенный таланта. Связь его с Крис длилась семнадцать лет, и все у них шло как по маслу ко времени задуманного званого ужина, продолжавшего ряд званых ужинов, какие они задумывали и давали.
- А помнишь, - сказал Харли, - тот ужин, какой был у нас... пятнадцать, что ли, лет назад, да?.. Когда та девица, откушав, встала и, воздев руку к небу, призвала на нас благословение Божие? Потрясающее представление.
- И был же чилийский посол, - сказала Крис. - Ты-то не видел его лица, а я видела.
- Видел я его лицо, видел. Но как же ее звали?.. - задумался Харли.
- Беатрис... Беатрис... Уэйдемакер. Нет, Рейдемакер. Да, дочка того Рейдемакера, помнишь?
- Угу. И дело ж было в семидесятых, в середине семидесятых, в моду вдруг опять вошло боговдохновение. Встала и говорит: "А теперь, я считаю, пора помолиться Господу, дабы он всех нас по очереди благословил". И давай всех нас выкликать поименно, помнишь?
- Нет, только некоторых. Очевидно, имен не знала. Но руки возлагала на всех поголовно.
- В сущности, - заключил Харли, - в ее образе действий не было ничего преступного.
- Ты так считаешь? Но если я правильно помню, тогда тебе это понравилось не больше, чем мне.
- Тогда - конечно, тогда - конечно, - Харли не спорил. - Но теперь, оглядываясь назад, говоря абстрактно, - был элемент отваги в этой девице. Интересно, куда она подевалась...
- А я не могу восхищаться религией, которая вгоняет в краску и расстраивает людей. Кто спорит с тем, что она говорила, вот только время и место были не очень удачно выбраны.
- Совершенно согласен. - Харли улыбнулся, потом прибавил: - Боже, какой это был кошмар.
- Ну правда же? Конечно, есть эта притча в Библии, насчет того, что кого-то там посылали на распутья, чтобы созвать гостей. Там у хозяина не заладилось что-то, никто к нему не хотел идти. Интересно, а если бы нам так?
- Выйти на улицу и приставать к каждому встречному: приходите на ужин. Арестовать могут.
- Может, будет еще группа студентов, - вслух размышляла Крис. - Такие, не дотягивающие до среднего класса. Поинтересней и понеожиданней, чем высший класс.
- Ты, наверно, права, - сказал Харли, он в прошлом знавал студентов. - Может, они не отличаются тонкостью застольных манер, зато скорей вызывают симпатию и с ними куда веселей.
- Да, и вот у меня, - раздумывала Крис, покуда утекал лениво воскресный день и дождь хлестал по стеклам, - низшие классы всегда вызывают больше симпатии: когда я перебираю прошлое, то кухарок, зеленщиков и портних вспоминаю с большим теплом, чем моих светских знакомых. Билл был богат, конечно, и муж прекрасный. Я тосковала по Биллу, когда он умер. Но то же любовь была, это разница. Я говорю про симпатию.
- Ну да, - сказал Харли. - Вот, например, этот ужин: я с теплом отношусь ко всем, кто приглашен. То есть, почти ко всем. Я едва знаком с Хелен Сьюзи, а с Маргарет Дамьен вообще почти незнаком, и все равно эта Маргарет из головы у меня не идет со своими угрожающими зубами и своей этой философией для бедных родственников - Les Autres.
- А ты бы ее нарисовал, - предложила Крис.
- Я за последние годы ни одного портрета не написал. Разучился, наверно, - сказал Харли, но без особой уверенности, так что Крис показалось, что он, может быть, и не прочь переспать с Маргарет. Крис и не подумала обижаться. У самой у нее была интрижка с одним французским дирижером, она с ним почти каждый раз встречалась, наезжая в Париж; у нее там квартира, он оставался. Но настоящая жизнь у нее здесь, с Харли, а у него - с ней.
- Хильда уверена, - сказала она, - что Уильям не случайно заметил Маргарет, она сама все это подстроила.
- У Хильды преувеличенное представление об обаянии сына, я должен сказать, - проворчал Харли.
- Ну почему, на брачном рынке он должен котироваться. Она все, почти все оставляет Уильяму. Он старший сын. Все ему пойдет, получит после Хильдиной смерти. Она сочла, что так будет лучше. Сама мне говорила. Так что, не скажи. Наживка для девушки.
- Долгонько ж придется им ждать. Хильда цветет. Она будет жить вечно.
- Дай-то бог. Но она на самом деле волнуется из-за этой своей невестки. Как-то подозрительно, что они встретились во фруктовом отделе "Маркса и Спенсера" совершенно случайно. Может, и правда, она его околпачила. Может, заранее нацелилась на него.
- Послушай, - сказал Харли, - ну заговорила она с ним. Он не обязан был отвечать, не обязан знакомиться. Между прочим, ты хоть себе представляешь, что весьма редкие из нынешних юных пар сперва дожидались, когда их друг другу представят?
- Да знаю я все это, знаю. Но Хильда же моя старая подруга, Харли. Она говорит, как-то все было странновато в Файфе во время свадьбы. Хоть вроде бы и не придерешься.
- Ну, это Шотландия. Там все семьи странные, очень странные.
- Хильда говорит, - Крис вела свое, - что они в общем-то уж не такие и странные. Даже как-то чересчур все у них тютелька в тютельку.
- Она считает, что они охотятся за ее деньгами, за ее сына деньгами. Позволь тебе заметить, - объявил Харли, - вы, богатые дамы, вечно все меряете на деньги. Вас послушать, так можно подумать, вам не хватает средств. Вечно вы рассуждаете, кто на ком женился и каков капитал.
Крис спорить не стала, хоть обвинение было не очень-то справедливое. Она могла обсуждать очень много разных других интересных вещей, что обычно и делала. И только сказала:
- Но это же так увлекательно, Харли, нет, ты только подумай, хоть отдаленно себе представь, - а вдруг против молодого человека и его матери плетутся козни. Сам ведь говоришь, эта Маргарет странная.
- Странная, да. Очень странная даже.
Было время выпивки. Сопряжение понятий в беседе стало несколько сложным. Он сетовал, что весь день даже близко не подходил к мастерской.