Жизнь здесь хорошая, и, кажется, у меня есть призвание. Все дело в том, что надо думать о les autres. Да, ну конечно, тебе можно будет приехать и меня повидать. Но пока еще рано.
Сестра Строг замещает мать игуменью. Она левачка, как ты бы сказал, но это результат того, что она думает о les autres. Поглядел бы ты на старцев и старушенций в больничных палатах, сразу бы сам полевел.
Сестра Пэннис здесь имеет большой вес. Она - Глава послушниц. У нее буйный художественный темперамент, иногда она бьет стаканы, расставленные по столу в трапезной. Нам дают за обедом теплую воду, с каплей шерри по воскресеньям, когда после службы заходит викарий. Да, возвращаясь к сестре Пэннис. Она известна как монахиня-матерщинница, большая поклонница трехбуквенного словца и подобных коротеньких слов. Сестра Строг смеется, ее слушая, и мне это понятно. Сестра Рук классный водопроводчик, ты себе не представляешь, какой на нее спрос. Сам епископ за ней послал, когда во всем Лондоне не нашлось водопроводчика, такого, во всяком случае, чтоб разбирался в этих древних трубах. У других монахинь, боюсь, не все в порядке с IQ, мне, по крайней мере, так кажется. Но ничего, разносят себе по больным корзинки с гостинцами, как Красная Шапочка, разве что на голове у них серое, как у нас у всех. Сестра Рук до трехбуквенных слов не опускается и, как всякий уважающий себя водопроводчик, предпочитает им двух- и трехэтажные конструкции.
Сестра Строг в бешенстве из-за того, что епископ прислал словарь сестре Пэннис. Ему якобы дали понять, что ей не хватает слов, она затрудняется в выборе выражений. Что-то такое он написал. И он, мол, рекомендует ей ознакомиться со словарем и заглядывать в него, когда от нее ускользает точный эпитет. У нас по поводу этого письма было совещание. Сестра Строг написала в ответ епископу, что он нам нанес оскорбление. Написала, что слова из трех букв - живая кровь городских жил, средство общения народа, стимулянт полового чувства, возбудитель и неотъемлемая прерогатива пролетариата. А сестра Пэннис приписала в постскриптуме: вам бы яйца оторвать, епископ, вы говноед и мудак. Я сама отправляла письмо. И ничего этот епископ нам не сделает. Сестра Строг говорит, англиканской церкви никакими средствами не остановить победной поступи марксизма.
Старая мать игуменья прикована к постели. Такой трагический случай.
Целую маму и всех.
Маргарет.
Письмо показали Магнусу после обеда в ближайшее воскресенье. Он был весь в твиде и в войлочной шляпе, которую и в комнате не снимал, когда холодно.
- Насколько я понимаю, - сказал Магнус, - то, что она пишет, правда. Но кое-что, возможно, и плод богатого шотландского воображения. Все Мерчи издревле были большие ругатели, матерщинники и сквернословы; так они себя зарекомендовали по обе стороны Границы. Могу процитировать источники.
- Я и не думал, что отчет ее не соответствует действительности, - сказал Дэн. - Мы с Гретой, именно, поняли, что она снюхалась с чокнутой публикой.
- Несомненно. Но поскольку она еще не оправилась от удара, из-за ее расстроенности все разрастается в ее глазах вдвое и втрое.
- Конечно, все это монашество у нее ненадолго, - сказал Дэн. - Скоро она сбежит. Но все же, как иллюстрация к тому, что порождают эти церкви, письмо не кажется особым преувеличением. Один мой знакомый живет в Суффолке, так у них епископ носит серьгу в одном ухе и дружок его прислуживает в алтаре, а на нем золотое, прямо-таки ослепительное облачение, да еще в полоску из черного атласа. И эти епископы ничего с ним не могут поделать, да и сами, небось, не лучше.
- Ох, не нравится мне, что старая мать игуменья лежит больная на чердаке, - сказал Магнус.
- На чердаке? - Дэн поднял письмо к глазам и в него вгляделся. - Тут ничего не сказано про чердак.
- Похоже, что на чердаке, - сказал Магнус. - Надеюсь, со старушкой ничего не случится.
- О Господи! - сказал Дэн. - О Господи!
- Горячая вода по будням и капля шерри по воскресеньям, - вспомнил Магнус, когда Грета внесла на подносе виски, воду и два стакана.
- Тебе на посошок, Магнус, - сказала она.
- Я вот тут Магнусу показываю письмо от Маргарет, - сказал Дэн. Магнусу он налил неразбавленного виски, себе - с водой.
- Не увлекайся, - сказала Грета.
- Магнус как раз поднял вопрос о том, правда ли то, о чем пишет Маргарет, - сказал Дэн.
- Ах, ну конечно же правда, - сказала Грета. - Один наш знакомый живет в Суффолке, так ты себе просто не представляешь, что там у них творится. Епископ ходит с серьгой в одном ухе и...
- Дэн мне только что рассказывал, - перебил Магнус. - Правда это или нет - абсолютно тут ни при чем, вот что я вам скажу. Факт тот, что мы совершенно не знаем, как Маргарет распоряжается своей жизнью по ночам. Лично я не могу себе представить, как это Маргарет ложится в десять часов в постель.
- На этот счет она совершенно чиста, - сказала Грета.
- Чистота совершенно тут ни при чем. Факт тот, что безумие часто облекается в форму религиозного фанатизма, - объявил Магнус, нимало не смущаясь тем, что это соображение можно отнести и к нему. - Что ни говори, - продолжал он, - Маргарет ведет свой род от Мерчи, ковенанторов, отринувших власть епископов. Как сказано в Писании, во Второй книге Царств, девять, одиннадцать, "все, что приказывает господин мой царь рабу своему, исполнит раб твой". Вот о чем вам стоит поразмыслить: Маргарет служит божественной воле. И еще сказано, в Притчах, двадцать шесть, семнадцать: "Хватает пса за уши, кто, проходя мимо, вмешивается в чужую ссору". Сами соображайте. - Магнус сглотнул свой виски и опять потянулся к рюмке.
- Больше не надо, Магнус, тебе вредно, - сказала Грета. И у нее был безумный взгляд.
- Тебе пора, Магнус, - сказал Дэн и встал. Магнус грузно поднялся, хихикая про себя. Он поплелся за Дэном, но на пороге гостиной повернулся и сказал Грете:
- Ты хоть что-то знаешь про гипноз? А ведь он в основе ворожбы. Вспомни Орфея с его кифарой.
- Ну пошли, Магнус, - сказал Дэн.
- Да, до свидания, Магнус, - сказала Грета.
Вскоре после поступления Маргарет в монастырь телевидение Би-би-си явилось делать передачу о монахинях Доброй Надежды. Предварительные переговоры уже велись три месяца назад между матерью игуменьей и режиссером программы, юной дамой с длинными светлыми волосами и хватким голубым взглядом, в темной юбке по щиколотку и тяжелых башмаках. Мать игуменья, тогда в полном здравии и по моде в коротенькой юбочке, показала ей помещение и дала исчерпывающий отчет о том, как проводят свое время сестры. Рита Джонс, молодой режиссер, была представлена коллективу из девяти монахинь. Она делала обильные пометки в своем ноутбуке.
- Само собою, мисс Джонс, - объясняла мать игуменья, - мы не скроены по одному лекалу, как это водилось в более древних монашеских орденах. Мы предельно индивидуалистичны в своих вкусах, в своих характерах, по судьбе, по взглядам на жизнь и общество, включая религию и политику. - Мисс Джонс и это внесла в свой файл.
- Были слухи, что ваш коллектив может отложиться от англиканской церкви. Это реально?
- Ох, это реально, но не так скоро, - вставила сестра Строг, смекнув, что суть вопроса в том, стоит ли торопиться с программой, если монастырь того гляди перестроится.
- Сестра Пэннис - она Глава послушниц, хотя в настоящее время послушниц у нас не имеется, - еще не закончила свой шедевр, фреску в нашей трапезной. Это займет время: месяцы, годы. Сестра Пэннис художник.
- Можно мне глянуть?
- О нет, не сейчас. Я должна спросить у сестры Пэннис. Но мы можем обещать - кое-что мы подготовим к передаче, если вы надумаете нас снимать. - Сестра Строг понизила голос: - У сестры Пэннис темперамент. Кто спорит. Но по сути она вполне доброкачественный человек. И очень, очень политизирована, как и я. - Она опять повысила голос и отчеканила: - Одной чистой религии маловато.
- Насчет посещения больниц, - сказала мисс Джонс. - Это основной аспект вашей деятельности, не так ли?
- Да, в этом наша миссия, - сказала сестра Строг. - Именно в этом мы мыслим свой профиль. И, как бы нас ни критиковали, как бы ни клеймили, никто никогда не сможет сказать, что мы не посещаем больных. Это важнейшая работа. И у нас широкая известность.
- Да, я знаю. Потому мы и задумали программу. - Кажется, Рита Джонс учуяла в словах "как бы нас ни критиковали..." плодотворный поворот темы. Она спросила: - Не могли бы вы поподробней остановиться на критике?
- Нет, - сказала сестра Строг.
Мисс Джонс сменила курс:
- Не могли бы мы сделать несколько фотографий членов вашего коллектива во время посещения больных? - И, узнав, что у монахинь Доброй Надежды возражений не будет, окончательно договорилась о передаче.
Перед уходом мисс Джонс сказала:
- Вы бы занялись своей грудной клеткой, сестра Строг. Очень похоже на бронхит.
Так и вышло, что вскоре после того, как Маргарет поступила в монастырь послушницей, туда, согласно договоренности, прибыла Би-би-си: мисс Джонс и команда из четырех человек с камерами. Первым делом они занялись установкой света в трапезной и рекреационной, громыхая по всему дому в своей неуместно грубой обувке. К ним вышла сестра Пэннис.
- На хрена ты тут растопался, бля? - адресовалась она к старшему оператору, которого тотчас заслонили своими телами четверо остальных.
- Вы, видно, санитарка? - спросил один.
- Нет, я - Глава послушниц. А вам яйца поотрывать мало, ну что это за срач? - Она указала на аппаратуру и длинные провода, волочащиеся из трапезной. В эту минуту явилась Маргарет. - Сестра Мерчи, наша новая послушница, - объяснила сестра Пэннис. - Вот, полюбуйтесь, - это к Маргарет. - Они что думают? Им дадут снимать эту гребаную трапезную? Да какое, бля, они право имеют? Там моя работа, моя незаконченная картина. Нечего этой пьяни на нее пялиться, на недоделанную.
Тут с верхней площадки раздалось:
- Сестра Пэннис, но я обещала... - Сестра Строг перегнулась через перила. Рядом стояла мисс Джонс.
- Трапезная для нас основное, - сказала она.
Операторы задрали головы, ожидая дальнейших указаний от мисс Джонс.
- Идите за мной, - сказала Маргарет, - я объясню вам картину. Это безусловно самое значительное из всего, что есть во всем монастыре. Сестра Пэннис скромничает.
- Мать вашу за ногу, - сказала сестра Пэннис.
Сестра Строг и мисс Джонс вприпрыжку сбежали вниз по лестнице и вместе со смущенными операторами и Маргарет последовали в трапезную. Сзади, высокая, тощая, шла сестра Пэннис. "Без году неделя в монастыре, бля, а распоряжается тут" - так отнеслась она о юной сестре Мерчи. Но похоже, ей было лестно, что Маргарет привлекает внимание к ее фреске.
Пока это был всего лишь эскиз на одной из стен трапезной. Набросано было длинное, огромное ископаемое чудище, изрыгающее клубы дыма.
- Дракон? - догадалась алчущая символизма мисс Джонс.
- Нет, это эскиз поезда. Парового поезда, - звонко отчеканила сестра Строг.
- А-а, поезд, - сказала мисс Джонс. - Фрейдистский символ, по-видимому?
- На х... фрейдистский символ, - с порога громыхнула сестра Пэннис.
- А это святые? - предположил один оператор, изящный и с виду приличный молодой человек.
- Святые? О чем вы? - осадила его сестра Строг.
У каждой из бледно означенных фигур подле поезда действительно угадывалось над головой нечто вроде нимба или лохматого облака. Некто отдельный, по-видимому, только что сошел с поезда, нимб у него был больше, лохматей, чем у других, и он поднял руку, указывая вверх пальцем.
- Как мне удалось понять, - сказала Маргарет спокойным деликатным тоном, ненавязчиво оттенявшим недостаток деликатности в прочих присутствующих, - эта настенная роспись изображает сцену на железнодорожном вокзале Петербурга 16 апреля 1917 года, когда Владимир Ильич Ульянов, известный под фамилией Ленин, прибыл из Швейцарии и был встречен огромной толпой товарищей.
- И вы им придали нимбы? - сообразила мисс Джонс.
- Это шапки меховые, корова, - бормотнула сестра Пэннис.
- Я не вполне улавливаю религиозный контекст, - призналась мисс Джонс. - О, ну да. Поняла. Кажется, поняла. Тот, полуголый, в бороде и набедренной повязке, который лежит на облаке пара и перегибается, чтоб прикоснуться к Ленину, - это, наверно, Бог. - Указанный ею объект был чуть не на потолке трапезной. Ленин смотрел на него, задрав руку так, что своим пальцем касался пальца бородача.
- Не Бог. Карл Маркс, - отрезала сестра Строг, тяжко сопя и свистя. - У вас ложная точка отсчета. - Она строго глянула на представителя Би-би-си, задумчиво зажигающего сигарету. - У нас не курят, - заметила она ему.
Один оператор двинулся со своим треножником к двери, возле которой стояла сестра Пэннис. Та ему преградила путь.
- Пошли вы на хрен, сестра, - сказал он.
- Любишь на баб кидаться, да? - сказала сестра Пэннис.
- Ну, люблю.
Пять дней шли съемки, интервью и посещения больниц, где пациенты и персонал отчасти встречали вторжение в штыки. Маргарет, на редкость фотогеничную, склонили позировать на фоне самых благодарных больных; она им взбивала подушки, охорашивала цветочки на тумбочках. Но лучшие свои минуты съемочная группа вкусила в самом монастыре. Рита Джонс потирала руки. Публика в конце концов разделилась на две части, как всегда она разделяется, когда речь идет о религиозных вопросах, и это обеспечило программе успех. Через две недели после премьеры ее повторили, несмотря на протесты протестующей части публики. Только подкорректировали речь сестры Пэннис, и то не радикально. Сестра Рук, в бородавках, с веселой улыбкой, крупная, но подобранная, в монашеском покрывале, но в комбинезоне водопроводчика, объясняла со своим телегеничным шотландским акцентом, как достигла она совершенства в водопроводческом ремесле, и описала все святые места, где ей приходилось чинить сложнейшие канализационные трубы. В ответ на вопросы мисс Джонс она освещала свой опыт по установке стиральных машин, посудомоек, усовершенствованию батарей отопления, ванных и душей. Насчет сестры Рук вся телевизионная аудитория была единодушна. Всем понравилась сестра Рук, как и ее подмастерье, сестра Роз, совсем юная, тоже в монашеском покрывале и комбинезоне.
Заявление сестры Строг в процессе интервью, кажется, особенно подкупило одну часть публики и возмутило и оскорбило другую: "Победное шествие марксистской философии, политики et cetera никакими границами не сдержать. Наша молодежь еще хлынет в страны Восточной Европы, прося политического убежища, ища спасения от капиталистического общества чистогана. Будет и на нашей улице праздник". Возмущенную часть публики ни в малейшей степени не заботило, вероятно ли исполнение пророчества сестры Строг или нет; но просто безобразие, что монахиня англиканской церкви говорит такое.
Монастырская жизнь вновь вошла в привычную колею после набега телевизионной команды. Сестра Пэннис вернулась к работе над фреской. После передачи она бурлила и обижалась на телевизионного критика из "Обсервер", решившего, что ее фреска изображает "Анну Каренину, бросающуюся под поезд". Насилу умиротворило ее извинение и правильное истолкование шедевра, для которого газета выкроила-таки уголок.
За пять дней, когда снималась программа, мать игуменья настолько оправилась, что можно было перемещать ее на кресле-каталке в рекреационную. Она объявила, что совершенно здорова, только терпеть не может оставаться одна и не в состоянии заснуть, когда выключен свет. Пока рядом с ней кто-то был, говорила она мисс Джонс в интервью, и пока не приходилось спать в темноте, она была вполне бодрой и сильной Монахиней Доброй Надежды. "Кое-кто решил, что я вот-вот помру. Смотрят на меня, как на привидение, как будто лицо у меня - череп, а под платьем я - голый скелет".
- Ну конечно же, нет, - возразила мисс Джонс.
- Ну конечно же, да, - сказала почтенная дама, приосанясь в кресле-каталке. - И особенно сестра Строг, которая доит корову безрогую. И знаете, кто эта корова? Тут сплошная символика. Я скажу вам, кто эта корова. Муж сестры Строг, вот кто. Ее взял в жены фермер, который посеял пшеницу. У него глаза большие, круглые, как у коровы. Сестра Строг - та самая девушка строгая, которая доила (или лягала?) корову безрогую.
Мисс Джонс и это зафиксировала, но потом выкинула, так что в программе ничего подобного не прозвучало. В общем, из речей матери игуменьи ни одна не была воспроизведена, а выглядела она просто роскошно, сидя в кресле-каталке и очевидным своим обаянием делая честь программе. Однако Рита Джонс, не лыком шита, сочла за благо спросить сестру Строг о том, правда ли, что та побывала замужем.
- Я и сейчас замужем, - отвечала сестра Строг.
- Замужем? Но как же ваши обеты?
- Обеты обетами, - объяснила сестра Строг. - А если он фермер? Экология превыше обетов.
- Ах да, но я не вполне улавливаю, - сказала мисс Джонс. - Ваша мать игуменья цитировала "Дом, который построил Джек".
- Да? И что же она говорила?
- Что вы вышли замуж за молодого фермера, сестра Строг.
- Фермер, который посеял пшеницу, который взял в жены ту девушку строгую... Так она говорила?
- Что-то такого типа. Конечно, в программу я это не включу. Ваша игуменья явно заговаривается. Но мне просто...
- И правильно, зачем это в программу вставлять. Она думает, я на ее место мечу.
- Мне просто интересно, ваш муж приходит когда-нибудь в монастырь?
- Случается.
- Хоть это можно упомянуть?
- Нет-нет. В общем-то, как вы это докажете? И другим сестрам это не понравится. Он приходит, переодевшись викарием, - призналась она. Сестра Строг улыбалась, пыхтя и свистя.
Мисс Джонс уже набрала кучу потрясающего материала, так что она решила отставить этот провокативный и несколько туманный сюжет.
Но Маргарет, в чьи обязанности отныне входило составлять компанию старой игуменье и спать с ней в одной комнате, вдоволь наслушалась вариаций на тему о сестре Строг и ей вмененном супруге. Маргарет все присматривалась к викарию с круглыми коровьими глазами.
Спустя два месяца после передачи Би-би-си сестру Роз, всем полюбившуюся юную подручную водопроводчика, нашли мертвой во внутреннем дворике монастыря. Ее задушили, но не изнасиловали, даже не пытались. Девушка она была крупная, сильная; ее задушили двумя большими руками. Не было установлено, мужчина душил или женщина.