- Вот что я скажу тебе, Млава. Люди охотятся стаей, как волки в стужу, и это правильно. Но ещё каждый старается разжечь собственный огонь. Чужой костёр греет плохо, и чужая еда может стать поперёк горла. Сильнее, чем голод, мучает страх одиночества. Я понял это, когда похоронил мать. Скоро умрёт Колод, я останусь один. Зачем мне жить? Утром меня убьют, но без тебя я не двинусь в путь. Хочу умереть возле тебя. Без тебя мне не нужно и жизни.
- Почему ты выбрал меня, Улен?
- Я не выбирал. Что-то случилось со мной, и я стал думать только о тебе.
- Ты вырос, и тебе понадобилась подруга.
- Нет, - возразил Улен. - Есть другие женщины, а ты - одна.
- Отец хочет, чтобы я стала женой Богола. Так будет лучше всем. И тебе не придётся бежать. Я уговорю Богола, он простит тебя.
- Я не отдам тебя Боголу.
Млава тихонько засмеялась, точно мышка заскреблась Улену в грудь. Звёздный мир сомкнулся над ними, и они забыли обо всём, увлечённые течением слов.
- Почему ты смеёшься? - спросил Улен с обидой.
- Как ты можешь меня не отдать? Богол берёт что хочет. Мы с тобой для него два крошечных огонька. Дунет - потухнем. И ты, и я.
- Он всё берёт, потому что его боятся. Но он человек, и власть его имеет пределы. Он смертен. Я мог убить eгo, когда относил шубу.
- Почему же ты не убил?
- Колод говорит: одна кровь зовёт к себе другую,
Шорох в кустах насторожил их. Улен отстранился, нащупал под рубахой нож. Они пристально вглядывались в темноту.
- Это ветер, - успокоил Улен, но сам не был в этом уверен. - У нас мало времени. Как ты поступишь?
- Я пойду с тобой, - девушка вздохнула. - Мне страшно, я не хочу быть женой старика. У него ледяное тело. Но помни, Улен, умирать я тоже не хочу.
- Мы не умрём. Собирайся, скоро я приду за тобой.
Добравшись по-пластунски до реки, он поднялся и, не таясь, вернулся к своей землянке. Он не обнаружил ничьих следов. Значит, в кустах прятался человек. Мало воинов из их племени умели растворяться во мгле, подобно позёмке. И среди них трое верных слуг Богола, его псы, его глаза и уши, люди сельбища боялись их не меньше, чем вождя. Кто-то из них, посланный Боголом, следил за Уленом. Охота началась, учитель прав, как всегда.
В землянке юноша ненадолго задержался. Дорожный мешок он приготовил заранее. На всякий случай рассовал по углам заговорные дощечки. Нечего здесь делать всякой нечисти, даже если он не вернётся никогда. Положил на каменную кладку, где многие годы горел огонь, сухую щепу. Он не испытывал сожаления, покидая родной очаг, лишь горькая усмешка копилась в нём.
У Колода его ждало потрясение. При тусклом свете лучины он увидел Анара, распростёртого на полу возле лежака и уткнувшегося носом в грудь Колода, который почёсывал его за ушами. Анар поскуливал, будто плакал. На Улена скосил укоризненный глаз, но не шевельнулся. Старый охотник хмуро сказал:
- Мы прощаемся. Анар идёт с тобой.
Юноша присел у очага, оставив мешок у входа. Закрыл лицо руками.
Ждать пришлось недолго. Сквозь пальцы он видел, как Колод слегка толкнул собаку, и Анар послушно отступил к стене. Вид у обоих был растерянный.
- Богол погнал за мной кого-то, - молвил Улен. - Но вряд ли тот нападёт здесь.
Колод кивнул, соглашаясь.
- Млава будет тебе обузой.
- Мне больно оставлять тебя, учитель.
Колод указал рукой в угол.
- Возьми топор и стрелы. Это всё, что могу дать те. бе на прощание.
Улен склонился перед старым охотником в низком поклоне. С топором Колода и с его калёными стрелами, пробивающими древесный ствол, он рискнул бы пересечь землю из края в край, какой бы огромной она ни была.
- Благодарю тебя. Но я не могу принять твой дар, учитель.
Колод его понял.
- Не думай обо мне. До весны пролежу здесь, еды хватит… Тебе придётся хуже, Улен. Ты встретишь людей, которые поклоняются разным богам, не только Сварогу, - коварная ухмылка озарила его лицо. - Жаль, я не успел рассказать много важного…
Улена сжигало нетерпение. Что толку гадать о будущем, когда непонятно, как пережить нынешнюю ночь.
- Прощай, учитель! Никогда не забуду тебя.
- Удачи на долгой дороге, сынок. Только удача непобедима.
Улен последний раз огляделся. Старик лежит удобно, сало в тряпице у него за изголовьем, несколько лепёшек, крупяной отвар в кувшине, короткий меч под рукой - до всего легко дотянуться. В сельбище найдутся люди, которые о нём позаботятся. Он не умрёт…
Когда небо на востоке посветлело, они с Млавой отошли от сельбища на несколько полётов стрелы. Шли молча, глубоко увязая в снегу, хотя тропа была Улену знакома до каждой веточки. Анар не показывался. Наверное, Колод ошибся. Скорее всего, пёс вернулся к больному хозяину. Это большая потеря. Иметь в дальнем походе такого спутника всё равно что хранить про запас вторую жизнь.
Тропа петляла меж деревьев, за ночь на неё намело много снегу. Млава, идущая впереди, иногда оступалась и проваливалась чуть ли не по пояс. Улен выдёргивал её из снежной заводи, как из проруби. Они не обменивались ни единым словом. Молчание надёжнее всего. Любое слово разжижает упорство. Им ли, детям земли, не знать этого. В сельбище Улен пообещал девушке, что к полудню они доберутся до шалаша, где смогут отдохнуть и поесть. О чём же теперь говорить? Домой возврата нет. Впереди неизвестность. Зато они вместе. Воля вольная с ними. О чём говорить? Торба покачивается на спине у Млавы. Каждое движение девушки - сладкий толчок в его сердце. Где-то уже далеко отсюда ярится в богатой норе Богол, а Млавы ему не достать. Пусть подавится своей злобой. Давным-давно он учил Улена: "Когда приходится выбирать между своей жизнью и чужой - не нужно медлить. Убей без трепета - это главная наука жизни. Когда умирает твой враг, его сила передаётся тебе. Но будь осторожным, пусть люди подумают, что тебя охраняет провидение. На свете только одна справедливость - желание сильного. Прими эту справедливость как закон, стань сильным и помогай сильному. Необходимость сбила людей в стаю, в одиночку не прожить, но стая пожирает нерасторопных. Помни об этом, Улен. Не верь тому, кто говорит, что есть справедливость для всех, - это обманные речи. Если убить вепря и разделить его поровну на всех, все и останутся голодными. И ни у кого не хватит сил убить другого вепря. Какая уж тут справедливость. Природа устроила так, что женщине нужно меньше еды, чем мужчине. Кто-то должен следить за этим. В нашем роду я вождь и один могу решать, кому и сколько полагается от общей добычи. Мой разум - это разум всего рода. Моя воля - это воля рода. Моя забота - делать так, чтобы род не иссяк. Иные думают, я слишком жесток. О, это глупцы и трусы. Они заботятся только о своей шкуре. Их душит алчность. Это гнилые корни рода. Я отсекаю их безжалостно. Потому что это на пользу роду. Нет общей справедливости, но есть общая сила, которую мне поручено хранить. Я смело беру лучшее, что может дать племя, но возвращаю стократно. Я говорю с тобой об этом, потому что угадываю в тебе приметы высшего духа. Ты правильно поймёшь меня! Мне некому передать свой опыт. Так бывало и раньше. Те, в ком слишком яростно звенела тетива желаний, случалось, не оставляли потомства…"
Он благодарен Боголу за науку, потому и не тронул его ночью, когда тот был беззащитен. Теперь они расплатились друг с другом. Боголу понадобилась юная девушка, чтобы напоить высыхающие жилы её огнём. Как всегда, он действовал по закону силы. Как всегда, требовал для себя лучшее. Улен не отдал ему Млаву, но значит ли это, что он стал сильнее вождя? Конечно, нет. Он всего лишь жалкий беглец, пытающийся унести добычу как можно дальше. Он почти вор, вырвавший изо рта старика сочный кусок. Но кем бы он был, если бы Млава осталась с вождём? Наверное, вздорным щенком, получившим щелчок по носу и завизжавшим от ужаса.
То, что он затеял, даже для зрелого воина граничило с безрассудством. Улен понимал это, и мысли его были печальны. Но стоило Млаве обернуться, как она встречала его радостную улыбку.
- Ты устала?
- Нет. А что они сделают с нами, когда догонят?
Улен оглянулся: отчётливая цепочка их следов исчезнет не раньше завтрашнего дня.
- Кому охота за нами гоняться? У Богола есть дела поважнее.
- Я рада, что пошла с тобой.
Жаром обдало его от этих слов. Как она прекрасна в заячьей шапочке, надвинутой на самые брови. И страха нет в её глазах. Она сделала выбор. Лишь бы её мужества хватило надолго. Он ничего о ней толком не знает. Он ничего не знает о женщинах. Но, судя по матери, они бывают терпеливы.
- Скоро доберёмся до места. Шалаш мы ставили с Колодом, про него никто не знает.
- Всё-таки нас будут искать?
Он в этом был уверен и удивлялся, что до сих пор они продвигаются без помех. Олл, верный пёс Богола, самый быстроногий воин племени, наверное, первый их настигнет. Когда-то именно он учил маленького Улена ползать по земле так, чтобы трава оставалась несмятой. А если мальчик выказывал неуклюжесть, больно дёргал сзади за волосы. Олл не ведает жалости, зато не пустит стрелу в спину. Обязательно окликнет, даже если подкрадётся незаметно.
- Богол не унизит себя большой погоней. Он думает, у нас не хватит сил уйти далеко и мы вернёмся к нему просить милости.
- Но мы не вернёмся?
- Нет, - и поправил себя: - Я не вернусь, а ты свободна, Млава. Если хочешь… ещё не поздно.
Ослепительной вспышкой блеснул её взгляд.
- Не говори так со мной, Улен!
Вскоре после полудня свернули с тропы. Улен попытался заметать следы еловой лапой, но от этого было мало проку. Только снегопад и ветер дадут им возможность исчезнуть. Но день был ярок и тих. Солнце раскачивалось над лесом холодным, жёлтым зрачком. Бусы звериных и птичьих следов причудливо разбросаны по снежному полотну, томя сердце Улена желанием охоты. Однажды лопоухий заяц вывалился им чуть ли не под ноги и ошалело оборвал свой бег, уставившись в упор безумными глазками. Улен вскинул лук и спустил тетиву. Четвероногий прыгун, насаженный на тугую стрелу, как на вертел, ойкнул и умер мгновенно.
У шалаша, выбив в снегу полянку, они развели костёр и обжарили заячью тушку. Ели мясо полусырым, перемазавшись в золе и крови. Запили еду горячей водой, которую Улен натопил в глиняной миске. Потом забрались в шалаш, где на земле были расстелены еловые ветви, покрытые холстиной.
Сидели, прижавшись друг к другу, блаженствовали.
Счастливы были, что день длится. Влюблённые во все века беспечны и всегда за это расплачиваются. Но им горе - не беда.
- Сколько дней мы будем прятаться? - спросила Млава как о сущем пустяке.
- Недолго, - потянувшись к ней, Улен почувствовал опасное колебание воздуха, и сразу оба услышали гортанный голос, пришедший откуда-то сверху:
- Улен, мальчик! Я пришёл за тобой. Выходи!
Грозный, торжествующий голос Олла. Улен перекатился через Млаву и застыл у стены шалаша, где колья погуще. Топорик держал наготове.
- Эгей! - крикнул Олл. - Чего ты так испугался, Улен? Побереги девушку, выходи!
Улен определил, что враг не так близко, как показалось, где-то шагах в двадцати от шалаша, - и устыдился своей растерянности, которую, конечно, заметила Млава. Но как же Олл мог видеть их сквозь плотные прутья? Да он их и не видит. Опытный воин, он просто догадался, как подействует его внезапное появление. Он глумится над ним. Ему кажется, они трясутся от страха, скорчившись на полу шалаша, Улен раздвинул прутья и через щёлочку попытался рассмотреть, где враг. Но не таков был Олл, чтобы стоять на открытом месте.
- Что тебе надо, Олл? - крикнул Улен, стараясь движением губ и ладони изменить направление звука.
- Богол послал меня. Он ждёт.
Ага, он прячется вон за теми деревьями. Улен прикинул, удастся ли пустить стрелу через щель, если её чуть расширить. Нет, невозможно.
- Я не вернусь, Олл. - Улен подобрался к выходу. - Передай это Боголу.
Олл вышел из-за дерева и остановился перед шалашом шагах в десяти. На нём распахнутый короткий тулупчик - жарко бежал! - за спиной лук и колчан со стрелами. Рукоять меча выпирает на поясе указующим перстом. Во владении мечом Оллу нет равных. Бесстрашно стоял он на снегу. Лицо его, тёмное, с ленивым взглядом, выражало издёвку.
- Не прячься, Улен, выходи. Поговорим с тобой.
Улен шагнул из шалаша, оставив лук Млаве. Боевой топор Колода сунул за пояс.
- Говори, Олл, я слушаю тебя.
- Ты храбрый юноша, Улен. Зачем тебе погибать?
Верни вождю Млаву, он ещё может тебя простить.
- Млава сама выбрала мужа. Я не украл её.
- Ты же знаешь, будет так, как он повелел. Ты слишком слаб, чтобы бороться.
- Он приказал меня убить?
- Только если ты воспротивишься. Но мне это не по сердцу. Я не хочу тебя убивать. В нашем роду осталось немного мужчин.
Олл говорил искренне, понимая, какая сила заставляет юношу совершать вопиющее безрассудство. Влечение к женщине, туманящее разум, было и ему ведомо. Улен ему нравился. Но никакие уговоры не помешали бы Оллу исполнить свой долг. Юный наглец не смеет противиться воле старшего. Непослушание - великое зло, которое потребно искоренять, пока оно не дало побеги. Лучше убить одного больного, чем заразить десятки здоровых. Да и что смерть? Для того, кому уготован погребальный костёр, её зев не страшен. Но строптивый щенок мог быть полезен племени, поэтому Олл не спешил с расправой. Потому вступил в переговоры, хотя приказ Богола был ясен: "Верни Млаву!" Это значило, живого Улена он видеть не хочет. Однако Олл был и сам не молод, чужая кровь утомила его. Сердце его смягчилось с годами. В непреклонности Богола он по-прежнему умел различать голос предначертания, но не всегда, как прежде, его существо охотно откликалось на этот зов.
- Мне жаль тебя, Олл, - сказал Улен. - Ты всю жизнь был палкой в чужой руке.
Взгляд Олла помрачнел:
- Ты дерзок, Улен!
- Тебе придётся убить меня, так выслушай напоследок правду, которую ты не знаешь.
- Твоя правда никому не нужна. Это правда безумия.
У лену нечего было терять, в нём внезапно пробудился дух красноречия. Ему хотелось облечь в слова то, что мучило.
- Я не первый раз слышу, что Богол готов меня простить. Но чем я перед ним провинился? Тем, что выбрал Млаву, а она выбрала меня? Богол говорит, что помышляет лишь о благополучии рода. Но рассуди, Олл, какая польза роду от того, что вождь лишний раз потешит свою немощь? Или он собирается прожить вторую жизнь?.. От меня Млава нарожает детей, так заведено от века меж мужчиной и женщиной. Род укореняется в детях. Нет власти выше судьбы, а она нас соединила. Богол противостоит этому, потому что мы мешаем его блажи. Так кто же перед кем виноват: я перед ним или он передо мною? Никто не минует погребального костра, но и в ином мире оправдываться будет он, а не я.
- Щенок! - рявкнул Олл, делая шаг вперёд. - Не смей так говорить о вожде!
- Смею, Олл. А вот ты, как подлый раб, живёшь чужим разумом и забыл, что родился свободным.
- Не тебе рассуждать об этом. - Олл сделал ещё шаг и удобнее опёрся правой ногой. - Вождь советуется с духами лесов и иногда с самим Сварогом, а твоим поганым языком ворочает мерзкая похоть. Ты должен умереть, Улен.
Сзади шелохнулись ветви. Улен машинально скосил глаза, и внимание его на миг рассеялось. Этого достало Оллу, чтобы метнуть нож, который он таил в рукаве. Улен качнулся вбок, и нож, слабо чмокнув, вонзился в дерево за его спиной. Рыхлый снег помешал Оллу преодолеть расстояние так быстро, как следовало, Улен отбил удар меча топором и получил малую отсрочку. Взревев, Олл раскрутил меч над головой, как он один умел: железо со свистом слилось в адский тёмный круг. Околдованный, прижав к груди топор, Улен уныло ждал, когда из зловещего круга вырвется наконец смертельное жало и повалит его на снег. Ноги ослабели от чародейного напора. Но и второй удар он принял на топор, чудом уберёг плечо. Чудовищная сила вырвала обух из его руки, топор взмыл высоко в воздух, как воробушек. И тут свершилось чудо. Олл, застонав, опустился на колени перед безоружным юношей. В груди его, там, где сердце, торчала стрела, а по бешеным глазам поплыла тень великой муки. Он неловко прилёг на снег, потом опрокинулся на спину, аккуратно опустив меч рядом. Над поляной пронёсся свирепый рык, из кустов вымахнул Анар и замер над поверженным воином, роняя на снег желтоватую пену.
- Опоздал, пёс, - пожурил его Улен. Приблизилась Млава, неся лук Улена. Голова у неё непокрыта. Грудь вздымалась, будто девушке не хватало воздуха.
Но воздуха мало одному Оллу. Он чуть слышно окликнул Улена:
- Нагнись ко мне, мальчик!
На покрытом смертельной бледностью лице подобие улыбки, тревожной, безрадостной.
- Говори, Олл.
- Ты победил, выходит, ты прав… Во мне нет обиды. Моя просьба… - задохнулся, заклинило горло немотой. Но Улен и так его понял.
- У тебя будет погребальный костёр, Олл. Я привяжу тебя высоко. За тобой придут, ты же знаешь.
Олл смежил веки. Последним усилием толкнул свой меч Улену:
- Доброй дороги, Улен!
- И тебе тоже, Олл!
Млава попросила:
- Не преследуй нас, родич. Мы не искали твоей смерти.
Но Олл её уже не услышал.
Часть вторая
1
В середине февраля Пашута с Варей обосновались в укромном местечке в ста километрах от Ростова, где обитал друг армейских лет Семён Петрович Спирин. Сначала Пашута собирался повезти девушку на хутор к Раймуну, но что-то его остановило. Как-то мало вписывалась Варенька в однообразную хуторскую жизнь. Там, рядом с человеконенавистным Раймуном и безмятежной Лилиан, она скорее всего будет чувствовать себя неуютно. По его представлению, чтобы прийти в себя после всех приключений, девушке требовалась некая основательность местопребывания. В Москву соваться тоже рано. Ничего хорошего её там не ждёт. Перебирая варианты, Пашута и вспомнил о закадычном дружке Спирине. По осени он получил письмо, где Спирин в который раз звал его в гости и подробно описывал своё житьё-бытьё.