"Живой журнал" - это вторая часть романа "МАРКЕТОЛОГ@". Молодому и талантливому оперативнику детективного агентства "Альфа" Андрею Исаеву предстоит найти "Маркетолога@". Начиная работать по заданию заказчика, Андрей очень быстро осознает, что женщина, которую он ищет, ему отлично знакома. Какие тайны откроет Андрей и к какой неожиданной развязке это приведёт, читатель узнает из этой части книги.
Содержание:
Глава 4. День четвёртый 1
Глава 5. День пятый 21
Глава 6. День шестой 46
Примечания 66
Живой журнал
Юлия Кова
"Я теперь докопался до правды и открыл истинного демона".
(Франц Верфель)
© Юлия Кова, 2016
ISBN 978-5-4474-5366-4
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Глава 4. День четвёртый
(От Автора: нумерация глав начинается с первой части романа "Маркетолог@", которая называется "Социальные сети").
"Я сам себе и небо, и луна,
Голая довольная луна,
Долгая дорога, да и то не моя.
За мною зажигали города,
Глупые чужие города,
Там меня любили, только это - не я".
("Аукцыон", 1992).
@
5 апреля, 2015 года, воскресенье, утром.
Живой Журнал Андрея Исаева. Запись №1.
"Мой мобильный исполнил на входящем звонке "Выхода нет" голосом фронтмена "Сплин", Саши Васильева:
"Сколько лет пройдёт, всё о том же гудеть проводам,
всё того же ждать самолётам.
Девочка с глазами из самого синего льда
тает под огнём пулемёта…".
На последней фразе поднимаю трубку.
- Андрей, привет. Ну и где ты?
Ничего себе вопрос в воскресенье, в 04:56 утра, да? Да и задан этот вопрос хоть и нежным женским сопрано, но тем самым тоном, которым в армии принято командовать: "рота, подъём!". Я усмехаюсь, разглядывая стены. И действительно, где я? Большая светлая квадратная комната с выходом на балкон. Белый потолок со светильниками. Однотонные обои, которые не раздражают . Светлый паркет. Кровать, на которой лежу я. Напротив - плазма и шкафа из IKEA. Застеклённая в пол балконная дверь. Простые белые жалюзи. Больше ничего нет. "Ordnung muss sein", это как немцы говорят. По-русски: спокойствие и порядок.
- Я дома, Наташ. Ты чего хотела-то? - и я привольно раскидываюсь на кровати.
Я - Андрей Исаев. Мне тридцать два (в ноябре, если доживу, будет тридцать три). Образование: диплом МГИМО (юридический). В настоящем - кандидат юридических наук. В будущем будет докторская. Личные данные: эйдетик, эмпат, билингв . Убежденный child free. Навсегда холост. По замужним не ходок (это дело принципа). Домой никого не привожу (тоже дело принципа). Профессиональные данные: в настоящее время исполняющий обязанности руководителя оперативно-розыскной группы в детективном агентстве "Альфа". Один из безликих служащих Интерпола. А ещё я - ищейка в социальных сетях. Филёр, сыскарь, взломщик. В общем и целом, ничего противозаконного, просто я занимаюсь тем, что каждый день перерываю вдоль и поперёк посты, в поисках нужной мне информации.
- Так чего ты хотела, Терентьева? - насмешливо переспрашиваю я.
- Чего я хотела? - девушка явно мнётся. Усмехаюсь:
- Ну, не я же.
- Ну… э-э.… мне просто показалось, что ты снова с кем-то, - неохотно признаётся она.
"Она" - это Наташа Терентьева. Коренная москвичка тридцати лет, моложе меня на два года. Вот уже десять лет как фотомодель, последние пять лет позиционируется как начинающая актриса. Красива и сексуальна так, что обернётся даже фонарный столб. У Наташи карие, почти чёрные глаза (линзы), тонкий, изящный нос (ринопластика из "Института красоты") и пухлый соблазнительный рот (свой, но как у Джоли). Ещё у Наташи собственная "трёха" на Кутузовском (купил папа-банкир). "Кабриолет", выданный папой на лето, и личный водитель на "мерседес", за который пока плачу я. При общей несхожести характеров и взглядов на жизнь мы с ней неплохо ладим. И - да, это моя девушка.
- Ясно, Терентьева. Проверяешь меня. Это всё? - Я зеваю и тру правый глаз.
- Ну-у, - кокетливо тянет Терентьева, - ещё мне бы очень хотелось узнать, что ты надумал по поводу нашей поездки в Прагу?
Раздумываю, чтобы ей сказать. Решил сказать правду:
- Наташ, поедем, но как только я освобожусь. Дня через два-три.
- А раньше ты у нас никак не можешь? - Наташа явно недовольна мной. Но я не волшебник, чтоб исполнять все её желания.
- Раньше я никак не могу, - снова зеваю я. - Я, видишь ли, душа моя, иногда работаю.
- Что-то ты больно много работаешь, как я посмотрю… Ладно, когда мы увидимся?
А вот это очень хороший вопрос. Прикидываю текущую занятость.
- Сегодня вечером или завтра. Пойдёт?
- Да, - искренне радуется Терентьева. - Андрей, а ты не мог бы…?
Но что бы я там "не мог", остаётся для меня загадкой, потому что окончание её вопроса тонет в жизнерадостном грохоте музыкального центра.
- Всё, Наташ, увидимся, - и я обрываю разговор. Кошусь на часы: пять ровно. Ну что ж, доброе утро, страна. Пожалте, Андрей Сергеич, бриться. Зубы чистить. На тренировку идти. Делами заниматься…
05:10. Провалявшись в постели ещё десять минут, наконец, отправил себя в ванную, откуда и прошлёпал на кухню, оставляя за собой мокрые следы босых ног. Открыл шкаф в поисках робусты . В ожидании кофе, беру iPad и начинаю просматривать новости. Политика, экономика, санкции, война на Украине и в Сирии. Пара ласковых слов в адрес США от Лаврова (классный чувак, я его уважаю). Больше ничего интересного нет.
Отправляюсь в социальные сети. Первым делом вижу занимательную статью и как раз в мою тему. Заголовок убийственный: ""Лайки" на Facebook - это психологический портрет человека". Редактор, молодец, догадался "лайки" в кавычки взять, а то получилась бы статья про собаку-космонавта… или про сорт кожи… или про стиль греческой музыки… или про советский снегоход. Да, вот такой я умник. Так, кофе готов. Ну и что там в статье? "Microsoft Research Centre и исследователи Кембриджского университета провели анализ, смысл которого в том, что за "лайками" пользователей стоят их религиозные воззрения, сексуальные предпочтения, взгляды на политику и отношение к наркотикам". Вау! В качестве иллюстрации того, как это работает, приведены примеры. Читаю: "Если пользователь любит рассуждать о правах человека, поддерживает фирму Nike и смотрит фильмы с Брюсом Ли, то у него проблемы с гомосексуальностью". (Славатегосподи, мне Морган Фримэн больше нравится. Клёвый чёрный чувак с инфернальным лицом и офигительным голосом, способным убедить кого угодно в чём хочешь.) "Употребляете молочные коктейли, просматриваете посты, посвященные плаванию, и фильмы с участием комика Мартина Лоуренса? Вы - наркоман". Отлично, снова не про меня. А что это? О, надо же: "Обладателям высокого IQ нравится "Крёстный отец" и голос Моргана Фримэна". Вот, вот оно! А я-то что всегда говорил? Правда, Дядьсаша считает, что я интроверт, каких поискать. Ага, много он понимает…
Закрываю статью и захожу на "Rawstory". И тут про социальные сети! "Учёные с кафедры прикладной криминологии Бирмингемского университета опубликовали первое в мире исследование о том, как социальные сети приводят к преступному поведению. Авторы исследования проанализировали сорок восемь криминальных случаев, произошедших с 2008 по 2013 года, и разделили убийц на шесть типов. Двадцать шесть случаев убийства произошли на территории Великобритании с использованием Facebook. Причём в большинстве случаев убийцы ставили "лайки" своим жертвам" … А потом новоиспеченный друг взорвался, как бомба, в ответ на какой-то не понравившийся ему пост и выплеснул свой негатив в реальность. А чтобы полиция его не нашла, убийца использовал пароль убитого и вёл за него страницу.
Хорошие исследования, но грош им цена. Не обязательно быть семи пядей во лбу, чтобы понять: в сегодняшнем мире ведётся война за души и кошельки потребителей. А в войне за пользователя вообще все средства хороши. Даже я, человек, не обладающий особыми техническими навыками, за четыре часа нашёл вчера в соцсетях одну глупую Красную Шапочку. И другие тоже её найдут, если постараются. Фраза "скажи мне, что ты любишь, и я скажу тебе, от чего ты умрёшь" могла бы стать достойным девизом для всех фанатов соцсетей, потому что здесь всех тянет высказаться. Поставить хотя бы один "лайк". Написать хоть один пост. Послать всех скопом нафиг, пользуясь анонимностью аватара и никнейма. Но в отличие от тех, кто живет в мире твиттеров и ФСБуков и свято верит, что анонимный аватар их спасёт, я знаю точно: есть всего лишь один безопасный способ выговориться - заведи свой "живой журнал" у себя в голове. В нём и храни свои тайны.
05:32. Стою на балконе своей холостяцкой "двушки", в глухом, как заброшенная усадьба помещика, районе Тёплый Стан. Пью вторую чашку робусты и слушаю предрассветную тишину и дождь. Вот две вещи, которым я предан. Иногда я изменяю им, но никогда по-настоящему не изменю. Почему? Потому что в такие минуты ко мне возвращаются воспоминания о моём отце. Я живу в этих воспоминаниях. Что случилось со мной потом? Ну, обычно человек может рассказать о себе, начиная с трёхлетнего возраста. Я - обычный человек. Вот моя история…
Детство - такое же, как и у всех, кто появился на свет в полных семьях, где жена искренне влюблена в своего мужа, а мужчина бережёт свою женщину и хочет от неё детей. Вот я, трёхлетний малыш, издаю торжествующие крики и лихо лечу на заднице с высокой ледяной горки. Горка была в Петровском парке. Парк - в районе, где родился и вырос я. Это "Ленинградка". Она расположена между станциями метро "Аэропорт" и "Динамо". Той зимой, когда мне исполнилось три, я носил толстую шубку. И, по-моему, в той шубке я был похож на забавного медвежонка. Захлебываясь от радостного детского крика, возвещающего всему миру, что я - есть, я падаю в сильные руки моего отца. Я помню его смуглое лицо, проницательный взгляд тёмных глаз и его невероятную улыбку. Мой отец был очень высоким. В ту зиму он был одет в новую колючую офицерскую шинель. Повиснув в его объятиях и сжав руками в облепленных сосульками красных варежках его щёки, я точно знал: мой отец всегда будет рядом. Я был слишком глуп и мал тогда, чтобы разглядеть правду.
Вот мне четыре. Во дворе бушует моя первая осмысленная весна, с белой пеной сирени, голубым небом и зеленью акаций. Двор нашего дома выстлан мягкими тенями от высоких и редких деревьев. До этого тихого и старого московского двора редко, когда дотягивался навязчивый визг автомобильных клаксонов. Но эти звуки большой и неведомой жизни уже вдохновляли меня. Я был готов к свершениям. Тогда я в первый раз сел на двухколёсный синий велосипед (кажется, это был "Школьник"). Прилично разогнавшись, я птицей улетел головой через руль. Странно, как это я тогда себе шею не свернул, а всего лишь разбил в кровь локоть? Зажимая ссадины левой рукой, я медленно шёл к дому, таща за собой искорёженный велосипед. На серый асфальт капала моя кровь, но я не был напуган. Это была не храбрость, а обычный шок, который бывает у детей, еще не знакомых с болью. Но мой отец углядел меня с балкона и уже через секунду был рядом. Опустившись передо мной на колено и обматывая мою руку большим белым носовым платком, он сказал, что я - самый храбрый мальчик на свете, раз не плачу, а потом улыбнулся мне. И я забыл обо всём, увидев его улыбку.
Конец восьмидесятых. Мне шесть с половиной лет. В тот год я в первый раз пошёл в школу. Мой отец нёс в руке нарядный букет из осенних цветов, завёрнутых в прозрачную плёнку. Целлофан нарядно хрустел. Отец был в гражданском, что очень шло к нему. Он вёл меня в первый класс той самой школы, где когда-то учился он сам. Почувствовав мой страх перед неведанным миром, отец протянул мне ладонь. Я помню руку моего отца: ровные, длинные, очень сильные пальцы, аккуратно закругленные на концах. От них шло тепло прямо к сердцу… Но я спрятал в кармане свой крохотный кулачок - я и тогда был упрямым.
Вот мне исполнилось семь, и меня, новичка, первый раз обидели в школе. Меня наградил тумаком здоровенный третьеклассник по имени Миша Ботвин и по кличке "Ботас". И я, очертя голову, ринулся в первую в жизни драку. К удивлению всех, я выиграл свой первый бой. И не потому, что я умел драться. Просто Мишка хотел победить, а я - выжить в этой элитной школе.
Начало девяностых. Мне десять лет. Мама Света беременна. Мама говорит мне, что у меня будет сестра, а я предлагаю ей передумать и купить мне собаку. Отец комично хватается ладонью за лоб. Отсмеявшись, он принимает обиженную маму в объятия и наигранно строго спрашивает у меня, как бы я хотел назвать сестру, которую привезут из роддома. Но я пожимаю плечами: мне наплевать. На самом деле, я ревную отца так, как могут ревновать только дети. Я не мог смириться с мыслью, что отец будет любить кого-то больше меня. И папа это понял. Именно поэтому он сам, 11 апреля 1992 года, вложил мне в руки тяжёлый дрыгающийся "конверт" и сказал: "Познакомься с сестрой, Андрей. Как назовем?" "Дианой", - не подумав, ляпнул я (ага, в тот год я запоем читал "Мифы Древнего мира"). И я на двадцать лет смирился с существом, самым неуёмным на свете, которое десять лет дралось со мной, десять лет на меня стучало, а теперь любит меня на свой лад и со вкусом мотает мне нервы.
Вот мне тринадцать. Отец начинает ссориться с мамой всё чаще и чаще и приезжает домой всё реже. Я злюсь на мать, потому что мне кажется, что все отлучки отца - только из-за неё. И я, проклиная весь свет, влипаю во все драки, которые только можно отыскать в нашем благополучном районе. Я не управляем. Цепляю тех, кто старше меня и даже тех, кого больше. На переменах половина моих одноклассников бегает от меня, а вторая преданно меня целует в.… короче, целует, куда надо. Моей маме говорят, что у меня сложный период и что я - трудный подросток, который отбился от рук. Удобная ложь. А вся правда заключается в том, что я, как и все дети, хочу только одного - чтобы дома у меня были и мама, и папа. Апофеозом моего скандального поведения становится вызов моей матери на ковер к директору школы. Злобная игуана в очках попросила мою нежную, как скрипичная мелодия, маму перевести меня в любое другое учебное заведение. Причина в том, что я сильно отстаю по английскому языку плюс проблемы с моим поведением. В качестве примера директриса рассказывает, как я сорвал урок биологии. Взял, да и заявил "ботаничке", что я видел дракона. Та не поверила. И я на спор предъявил "училке" симпатичную ящерицу. К спине ящерки я ещё дома умудрился прицепить крылышки, а к голове - рожки. Вид у ящерки, надо сказать, был уморительным. Рожки ей тоже, кстати, шли. Обиженная "училка" залепила мне "пару" в четверти. К ответу я подошел творчески: обозвал учительницу жабой парагвайской. Класс ржал в голос, и "неуд" заслужил каждый второй. И вот тогда я спёр классный журнал и утопил его в школьном унитазе. Нет, это не было хулиганством - просто я боролся с несправедливостью на свой лад. Моя бедная мама слушала обвинения в мой адрес и краснела, как закат над рекой. Держалась, правда, молодцом. В конце концов заявила, что я всё равно останусь в этой школе, а двойки по английскому языку я обязательно исправлю. На том и разошлись. Когда мы с мамой вышли из школы, я предложил ей пойти в кино. И вот тут мама Света, глядя в мои развесёлые глаза, сказала мне, что я недостоин фамилии своего отца. Я возразил: "" Училка" - круглая дура, она просто шутку не поняла". А мама Света с ходу влепила: "И кто же тогда я, если я тоже не понимаю таких шуток?".
Дома меня ждал комплексный обед из "трёх блюд": суп, ремень и зубодробительная лекция о моём поведении. На следующий день из командировки явился мой отец и с порога объявил, что завтра к нам придёт дядя Саша Фадеев - его сослуживец и лучший друг. Папа подмигнул мне, и я понял: отец знает всё о моих проделках, но мне за это опять ничего не будет. Тогда мне казалось, что мой отец понимает меня лучше, чем мать. И что папа останется дома и больше никуда не уедет. На следующее утро меня ожидал "сюрприз", от которого я прямо-таки зверею: вместо того, чтобы остаться, отец снова смылся в командировку. Сразу после его отъезда за меня взялись Дядьсаша и мать - этот вечный, проклятый "совет двух", который решил запрячь меня на все лето к преподавателю по английскому языку. Я отбрыкивался, как мог. Разметал в пух и прах все их доводы. Грозил, что в ПТУ переведусь. Представив свою кровинушку с большим слесарным ключом в руках, мама разрыдалась. Её слёзы всё и решили. (Но вообще-то со стороны мамы это был прямо-таки иезуитский номер, потому что ни тогда, ни сейчас я органически не перевариваю женских слез в любом качестве, исполнении и количестве). Друг отца, Дядьсаша, тоже сыграл свою роль. Этот "подкаблучник" пришёл на выручке маме Свете и выдал мне записку с адресом учительницы, а на дорожку ещё и внушительный подзатыльник. "Дуй на английский, я кому сказал", - скомандовал Дядьсаша. Боясь его гнева (вру: значение имели только слёзы матери) я пообещал "совету двух" ходить на занятия.
И я ходил. Неожиданно для себя втянулся в изучение английского и ездил на "Алексеевскую" два полных летних месяца. Правда, дело было не столько в английском, к которому я неожиданно почувствовал вкус, сколько в семнадцатилетней внучке "училки". Просто я по-настоящему, жадно и в первый раз захотел женщину. Захотел так, что чуть не умер. Тогда мне казалось, что я влюблен один раз и на всю жизнь. Сейчас это кажется уморительным, но, как ни странно, влюбляться у меня больше не получается. Не то, чтобы я к этому стремился или этого избегал: у меня просто не получается. Ирония судьбы: бабник Андрей по натуре моногамен… В общем, однолюб я там или кто, но за пять месяцев до моего четырнадцатилетия из командировки вернулся отец, который устроил "совету двух" разнос по всей строгости. Отца взбесило, что Дядьсаша отправил меня именно на "Алексеевскую". "Зачем ты послали Андрея к тем людям?" - орал на Дядьсашу бледный папа Серёжа. Что именно "те люди" сделали моему отцу, я так и не понял. Но на радостях, что проклятый "совет двух" наконец-то огрёб по заслугам, я пообещал отцу исправить все свои "двойки". И я сдержал своё слово. Поскакал вверх по карьерной лестнице в школе. На спор выиграл Олимпиаду по английскому языку. Выбился в "медалисты". А потом наступил судьбоносный год - год девяносто девятый.