Я не примостилась на софе, а предпочла удалиться сразу в спальню. Как приятно, что Патрик сразу же бросился мне на выручку. Что же делают многие матери, когда на них наваливается грипп, а рядом нет мужа, который заступил бы на их место? Как бы я повела себя в такой ситуации? Ну, тут не приходится долго раздумывать, специально для таких случаев существуют бабушки. Моя мама уж точно бы все бросила и поспешила ко мне, вероятно, она только об этом и мечтает. Мне уже не раз приходилось слышать, что отношения между дочерью и матерью улучшаются, как только дочь рожает собственного ребенка и до нее доходит, каких трудов она сама когда-то стоила матери.
Очень редко случается, что я средь бела дня валяюсь в постели, читать не хочу, спать тоже не могу, только валяюсь и подремываю.
Отрывочные эпизоды из жизни скользят по моему внутреннему экрану, прихотливо сменяя друг друга. Счастливое детство в маленьком городке среди сельской местности, любимый папа, который часто становился моим союзником против более строгой мамы. Мама, которая, бывало, гладила белье, рассказывая мне тем временем сказки, когда я больная лежала в постели, и то блаженное чувство, которое я при этом испытывала. Времена учебы, друзья, профессиональная жизнь, путешествия, брак. Чувство вины. К очень многим я была несправедлива, в первую очередь к тем, кого, в общем-то, любила, Гернот, да и Биргит, - в их числе. Завистливость - одна из моих черт, из-за которых я сама пострадала в первую очередь. И теперь совсем новая глава жизни, которая, к сожалению, не может начаться без бремени старых долгов.
Но две таблетки аспирина в конце концов подействовали, и я постепенно задремала.
Когда Патрик вошел с чайником ромашкового настоя, я чувствовала себя уже гораздо лучше.
- Сегодня ночью Медвежонок будет спать у меня, - сказал Патрик. - А ты оставайся в постели, пока окончательно не выздоровеешь.
- Опять "медвежья услуга", это несправедливо, - запротестовала для проформы. - Ты делаешь для него гораздо больше меня. А ведь Виктора всучили именно мне, а не тебе.
- Хочешь верь, хочешь не верь, но я тебе за это благодарен, - сказал Патрик. - Правда, завтра мне придется поехать с Мануэлем в город. Ему нужно купить для круиза пару брюк и блейзер. А я немного теряюсь при выборе, они ведь носят то широкие, то снова узкие штаны! Как ты думаешь, могу оставить малыша дома или лучше взять его с собой?
- И разговоров быть не может.
Половина девятого - пожалуй, не самое неподходящее время, чтобы позвонить занятой женщине, которая делает карьеру. Старшая сестра Биргит взяла трубку после доброго десятка гудков.
- Я ждала вашего звонка, - сказала Кирстен. - Какую сумму мне следует вам перевести?
Такого вопроса я ожидала меньше всего. И объяснила ей, что в скором времени получу деньги на содержание ребенка от социальных служб.
- Их выплачивают тому, кто содержит ребенка, - сказала я смущенно.
- Ах, вот как? Но этого вряд ли будет достаточно, - предположила она. - На какую сумму вы рассчитывали?
- Дело совсем не в этом, - сказала я уже довольно раздраженно, потому что в голове у меня опять начало болезненно подергивать. - Биргит пропала, очень возможно, ее уже нет в живых! Штеффен с тяжелыми травмами лежит в больнице, и он не является родным отцом ребенка. Как бы в такой ситуации повели себя ваши родители?
- Моя мать год назад умерла, - сказала Кирстен. - Я полагала, вам должно быть это известно. У моего отца деменция, он находится в доме престарелых. Я таким образом являюсь ближайшей родственницей и устраняться от исполнения своего долга - в финансовом отношении - не собираюсь.
Я второй раз подчеркнула, что не все вертится вокруг денег и что меня больше заботит будущее ее племянника.
- Племянника? - повторила она, будто никогда в жизни не слышала такого слова. - Что ж, я должна его усыновить? Видите ли, я сознательно отказалась от создания собственной семьи, поскольку это несовместимо с моей работой. Я не вижу ни возможности, ни причин брать на себя ответственность за этого ребенка в иной форме, кроме финансовой.
Она положила трубку, а я снова расплакалась. Холод на нашей планете, несмотря на потепление климата, иногда бывает непереносим.
20
Мы с Патриком разошлись во мнении, надо ли мне навестить Штеффена в больнице.
Он был против, я была за.
- В конце концов, мы знакомы уже очень давно, - сказала я. - Может быть, я его разгадаю, или он выдаст себя каким-то нечаянным словом. Полиция, похоже, не очень-то продвигается со своими розысками.
- А учительница всегда знает лучше, что делать, - сказал Патрик. - Ну так делай, что считаешь нужным. Не переломает же он тебе кости.
Вчера наш школьный преподаватель религии организовал экуменическое богослужение за Биргит. В шесть вечера к церкви подтянулись несколько женщин, школьников и просто любопытных. Я из-за сильной головной боли не смогла к ним присоединиться, но Мануэль там был и после рассказал нам обо всем. Мол, появился и Пижон со своей женой, а также Ансельм Шустер и еще несколько учителей.
- Они поставили ее фото, и каждый зажег перед ним свечку, - сказал Мануэль. И изо всех сил стараясь замаскировать развязными словечками то, как он сам растроган, добавил: - И несколько плакальщиц затянули свой хриплый вой.
- Своих детей не крестят, а к богомолкам бегут, - проворчал Патрик.
В газете снова призвали население к помощи в розысках. Правда, на сей раз пытались найти не только Биргит, но и кого-нибудь, кто мог видеть Штеффена после 4 июня в его собственной машине или в машине его жены.
- Ты вообще знаешь, где эта больница? - спросил меня озабоченный Патрик.
Я выросла в Пфальце, и Людвигсхафен был в пределах моего охотничьего ареала.
- Может, ты хочешь поехать со мной? - спросила я.
Он отрицательно помотал головой, предпочитая пойти на прогулку со своим Медвежонком. Тем более что автолюльки, в которой можно было бы транспортировать Виктора, у нас не было.
Из телефильмов я знала, что перед больничной палатой должен дежурить полицейский, если есть вероятность побега пациента или его жизни угрожает опасность. "Гориллу" я при моем визите не обнаружила, но меня перехватила постовая медсестра.
- Только что убрались восвояси двое полицейских, здесь временами бывает как в проходном дворе. Но вы - первая частная посетительница, - сказала она. - Господин Тухер обрадуется. Только нельзя его волновать и нельзя оставаться у него долго.
Я пообещала ей это, она постучалась, и я вошла. У кровати Штеффена сидела молоденькая медсестра и молилась.
- Вам больше нечего делать? - строго спросила ее начальница, и сиделка пулей метнулась к выходу.
С первого взгляда мне стало ясно, почему Штеффена незачем охранять, поскольку - видит Бог - побег исключался. Судя по всему, лечить приходилось сразу несколько тяжелых травм, голова была перевязана, несколько переломов загипсованы, к телу тянулись какие-то трубки и кабели, был присоединен мочесборник. Некогда такой элегантный Штеффен в линялой больничной рубашке был похож на печальное привидение.
Я поздоровалась и протянула ему букет цветов; медсестра проверила скорость вливания капельницы и ушла искать вазу под цветы.
- Что ты натворил, Штеффен, - проговорила я.
Он туповато смотрел на меня, не узнавая. Потом до него дошло:
- А, это ты, Аня.
Неужто он совсем ничего не соображает? Я сделала еще одну попытку.
- У тебя что-нибудь болит? В голове гудит?
- Дело дрянь.
- Очень сочувствую. Как ты умудрился попасть в такую аварию? - начала я самым безобидным тоном.
- Это еще один допрос? Тебя подослали ко мне ищейки? Надо, чтоб я еще что-то подписал? Может, и ты хочешь взять у меня изо рта мазок ватным тампончиком? - напустился он на меня.
- Полиция вообще ничего не знает про мой визит, - сказала я, и мы оба замолчали.
Атмосфера воцарилась враждебная. К счастью, сиделка принесла безобразную вазу, и я на какое-то время была занята цветами. Мой букет из маргариток, турецких гвоздик и шпорника хотя и был чудесным, но я метала бисер перед свиньями, поскольку он не удостоил их даже взглядом.
Как только медсестра нас снова оставила, он зарычал на меня:
- Ну, давай же, колись! Чего тебе от меня надо?
Похоже, остатки мыслительных способностей у него сохранились. Я спросила, какие к нему применяют реанимационные меры, чем кормят и каковы здешние врачи, поболтала и о каких-то пустяках.
Он меня почти не слушал, а потом внезапно разразился плаксивыми жалобами:
- Мне подсунули какую-то непонятную бумажонку, из которой следует, будто Виктор не мой сын, и утверждают, что я на своей машине нарочно врезался в ограничительный барьер на дороге. Кроме того, они якобы обнаружили в нашей сверкающей чистотой кухне кровь под плитой и посудомойкой. Я не могу в это поверить. Биргит исчезла бесследно, и они наверняка думают, что это я ее убил.
Мне пришлось соврать, потому что до сих пор никто, к счастью, не знал, что я тоже заказывала тест на отцовство.
- Ребенок странным образом не от тебя и не от Гернота, это установила уголовная полиция. У тебя уже есть адвокат? - спросила я.
Штеффен попытался достать с ночного столика носовой платок, но не смог.
- Ты одна во всем виновата, змея ты подколодная! - Он высморкался в пододеяльник. - Уйди с глаз моих, пока я не свернул тебе шею! Глаза бы мои на тебя не глядели!
В гневе он хотел отвернуться от меня к стенке, но трубка, идущая к вене, ему не позволила.
Я вырвала свой букет из вазы, пролив при этом половину воды, и поспешила выбежать из палаты.
До парковки было минут пять ходьбы, в течение которых я пыталась привести в порядок свои мысли. Из головы у меня не выходили последние слова Штеффена: они однозначно содержали обвинение. Его память явно работает в некоторых направлениях, и он, выходит, очень хорошо помнит, что не кто иной, как я, посоветовала ему сделать этот роковой генетический тест.
Раз уж я оказалась неподалеку, да еще и с букетом цветов, мне захотелось ненадолго заглянуть к маме. Давно я не была на своей давней родине в винодельческих краях - Дюркхайме. Здешний почти средиземноморский климат между Пфальцским лесом и долиной Рейна для меня благотворнее, чем летний зной наших мест вдоль шоссе Бергштрассе. Для большинства моих коллег речь здешних виноделов и крестьян и непонятна, и немелодична, но я волнуюсь, когда до моего слуха долетают слова на знакомом диалекте. Я купила прямо на улице пакет персиков, которые вызревают здесь такими сладкими. Для меня этот "кулек пэршиков" звучал как амброзия и нектар.
С печалью я приближалась к родительскому дому. Я очень тосковала по умершему отцу. И тявкающей таксы тоже уже не было в живых, кривую смоковницу в палисаднике срубили, а вместо нее посадили скучные хвойные деревья.
У мамы были гости. Наверняка "друг дома", промелькнуло у меня в голове, но этот человек оказался всего лишь соседом, который время от времени помогал ей по саду. Они как раз старались освободить из подвала землеройку, что удалось им лишь с пятой попытки. Лишь после довольного "все слава богу" пенсионер удалился, а я наконец получила стакан белого виноградного вина сильванер и крендель.
Мама одета в тесный розовый пуловер и черные брюки-дудочки, ногти у нее, несмотря на ежедневную работу в саду, покрыты свежим лаком.
- А ты еще не знаешь моего нового соседа? - удивилась она. - Очень приятный человек. К сожалению, дочь у него малость чокнутая, ну ни дать ни взять Благочестивая Елена, такая же ханжа. Но как сестра милосердия она, может быть, как раз на своем месте.
Она слушала, раскрыв рот, когда я рассказывала ей о своем посещении Штеффена.
- Деточка моя, - сказала она, - посещение убийцы было совершенно излишне и небезопасно. Как я понимаю это дело, все кончится процессом по косвенным уликам.
- Как это? - спросила я специалистку, которая почти каждый вечер отдается новому детективному роману.
- Во-первых, Штеффен умело симулировал потерю памяти. Он не может способствовать выяснению истины, потому что он - якобы - не помнит. Во-вторых, специальная комиссия до сих пор не нашла труп. Значит, трудно будет уличить его, но тем не менее на основании отягощающих обстоятельств и показаний свидетелей все же можно…
- Мисс Марпл, в вас погиб как минимум главный комиссар уголовного розыска, - сказала я. - Но это дело имеет и свою хорошую сторону: теперь у нас в доме есть ребенок. Патрик настолько им очарован, что, может быть, и сам захочет стать отцом.
- Это все только разговоры - может быть да когда-нибудь, - сказала мама. - В твоем возрасте это неверная установка. Начинать надо немедленно! Еще неизвестно, получится ли это вообще!
- Разве что изнасиловать Патрика? - спросила я и поднялась уходить.
Дома меня встретило веселое оживление. Ни Патрик, ни Мануэль не спросили меня, почему я вернулась так поздно.
- Аня, что ты на это скажешь, у нас кое-что новенькое! - восторженно воскликнул Мануэль. Он положил голого малыша на мягкое одеяло и резиновой лягушкой "прыгал" на его круглом животике и "пищал".
Виктор булькал и смеялся так заливисто и заразительно, как не делал еще ни разу, и требовал бесконечного повторения игры. Перед лицом этой чистой радости жизни все тревоги начисто вылетели у меня из головы.
- Наш малыш умеет не только это, - гордо сказал Мануэль. - Он поворачивается со спины на бок.
- Это уже анекдот с бородой, переворачиваться он научился еще неделю назад, - возразил Патрик. - Парень, ведь ты еще не уложил вещи в дорогу!
Мануэль бросил на меня умоляющий взгляд.
- Отец думает, что необходимо три дня, чтобы кинуть в рюкзак трусы, майку и свитер.
- Тебе непременно надо меня осрамить, - укорил Патрик. - Взять на абордаж этот люксовый круизный лайнер ты сможешь только тогда, когда пятеро филиппинцев занесут на борт твои десять трансатлантических чемоданов.
Наше веселое настроение испортил трезвон телефона. Не смогу ли я завтра с Виктором зайти в полицейский участок? Речь лишь о том, чтобы взять пробу его слюны, это займет лишь несколько минут, письменное согласие его номинального отца имеется в наличии.
Очевидно, приватные исследования Штеффена не считаются достаточными доказательствами. Из чувства долга я позвонила Герноту, чтобы информировать его как о моем визите в клинику, так и о полицейских мерах.
- Меня тоже вызвали для генетического теста, - сказал Гернот. - И я в ярости. Они хотя и утверждают, что это дело добровольное, но если откажусь, я сразу попадаю под подозрение. Что же мне еще остается?
Да, можно было не тратить деньги на генетический анализ Гернота, невесело подумала я. Правда, для меня новость, что моего мужа уличили в любовной связи, хотя и с опозданием. Не собираются ли они взять пробы слюны у всех моих коллег? Большинство из них по случаю каникул за границей. И все равно, наконец-то дело сдвинулось с мертвой точки. Как только раскроется тайна неизвестного отца Виктора, прояснится, возможно, и вся ситуация.
Вечером нас посетила Мартина, кузина Патрика. В отпускное время репетиции хора приостановились, так что и наш еженедельный общий стол в пивной после пения тоже отменился.
- Я так давно у вас не была, - сказала она. - Нет, какой же все-таки Виктор очаровательный малец! Глядя на него, прямо-таки хочется тоже родить еще одного младенца. Но две мои пилы для испытания нервов уже стали мало-мальски самостоятельными, и для моего мужа эта тема закрыта!
- А не осталась ли у вас случайно детская кроватка? - задумчиво спросил Патрик, и я почуяла в этом некую перспективу.
- Конечно, - сказала Мартина, тоже насторожив уши. - А вам уже вскоре понадобится вторая?
- Нет-нет, - замахал руками Патрик, - это совсем не то, что ты подумала. Наш высокородный принц Виктор Августин ночует, где ему заблагорассудится: то наверху у Ани, то внизу у меня. И было бы удобнее, если бы на каждом этаже у него было постоянное спальное место.
- Если сам за нею приедешь и сам стащишь с чердака - бери, - сказала Мартина.
Мы наконец снова одни, но в голове у меня не прекращается работа мысли. Мамины слова часто действуют на меня с запозданием, зато долго не отпускают. Сегодня ты будешь мой, думаю я, бросая на моего Патрика чувственные взгляды.
- Принесешь мне малыша наверх? - хитро попросила я, чтобы деликатно заманить его в свою резервацию.
Ничего не заподозрив, он последовал за мной. Но едва лишь Виктор задремал после своего сонного напитка, я быстренько скрылась в ванной и вновь предстала пред взором Патрика в прозрачной ночной рубашке, подаренной мамой.
К сожалению, мой возлюбленный ничего не заметил, он самозабвенно листал старый каталог и, качая головой, рассматривал, какие модели спортивной одежды были популярны в прошлом году.
- Как ты думаешь, Мануэль обойдется в круизе двумя джинсами и одними темными брюками? Он жутко сопротивляется моим попыткам купить ему что-нибудь из одежды, что он потом не будет носить.
- Почему бы подростку, которому вот-вот стукнет шестнадцать, не подбирать себе гардероб самостоятельно? И почему твою жену не заботит, во что он одет? В конце концов, ведь она сама его пригласила!
- Но она встретит его только в Травемюнде!
- Представь себе, даже там есть магазины. И по дороге в каждом порту можно что-то купить.
- Аня, хочешь верь, хочешь не верь, но этот круиз стоит мне бессонных ночей.
- Ночи предназначены не только для сна, - дерзко заявила я и перешла от слов к делу.
Патрик мягко улыбнулся.
- Не сегодня, милая. Я так устал, голова болит.
Я бы с удовольствием возразила: "А у меня овуляция!" Но, к сожалению, в прежние времена у меня был отрицательный опыт с этим возбуждающим словом, потому что оно надежно отбивало у моего бывшего мужа всякую охоту. Обжегшись на молоке, на сей раз я притворилась более дипломатичной.
- Бедное мое сокровище! Да, как я тебя понимаю! Горы белья, ребенок, вечная возня у плиты, сад-огород - и никто не замечает того, что переделаешь за день. И так хочется хотя бы вечером иметь заслуженный покой.
Патрик совершенно серьезно кивнул, потом до него дошло, и он звучно рассмеялся, схватил меня и притянул к себе.
- А ну-ка сюда, ко мне, ах ты, плутишка!
На следующее утро я проснулась рано, Патрик еще крепко спал. Его остриженные под машинку волосы уже изрядно отросли, виски были седые. Я долго смотрела на него, и мне было ясно, что ни одного мужчину я до сих пор не любила так радостно, как моего безработного домохозяина.
Я не ожидала, что мама нанесет нам ответный визит сразу же - что называется, с обратной почтой. То ли ее мучила совесть, что она надавала мне назойливых советов, то ли она рассудила, что психическим давлением зачастую достигается лишь обратный эффект.
Она привезла для Виктора подарок - старый, но вполне пригодный высокий стульчик. В винном погребке моих дедушки с бабушкой к этому стульчику десятилетиями пристегивали принесенных малышей, принуждая их к неподвижности. Ну, Виктор еще не способен сидеть самостоятельно и есть кашу, но пройдет несколько недель - и все это будет. До сих пор он развивался поразительно быстро.