На вечерней прогулке с Эдвардом Мэйкон заглядывал в чужие окна и видел стариков, под мерцающими синеватыми бликами телевизоров размякших в цветастых креслах. "Ориолс" побеждала во второй игре Мировой серии, но старики эти как будто уставились в собственные думы. Казалось, они утягивают за собою и Мэйкона, отчего тот горбился, ступал тяжело и одышливо. Даже пес плелся удрученно.
Потом Мэйкон возвращался к своим домочадцам, охваченным очередным приступом нерешительности. Как лучше: на ночь уменьшить мощность термостата или нет? Пониженный режим не увеличит нагрузку на прибор? Портер где-то об этом читал. Шли споры, принималось решение, но потом все начиналось заново. Почему так? – думал Мэйкон. Близкие его не особо-то отличалась от своих соседей. Они тоже потихоньку старели. Мэйкон вносил свою лепту в дебаты (конечно, следует уменьшить мощность), но, сникнув, умолкал.
Той ночью ему приснилось, что в дедовом "бьюике" пятьдесят седьмого года он подъехал к озеру Роланд. В темной машине с ним рядом сидела какая-то девушка. Он не знал, кто это, но горьковатый запах духов и шорох ее юбки казались знакомыми. Она придвинулась ближе. Он вгляделся в нее. Это была Мюриэл. Он хотел спросить, что она тут делает, но Мюриэл прижала палец к его губам. И придвинулась еще ближе. Забрала у него ключи и кинула их на приборную панель. Не сводя с него глаз, расстегнула ему ремень, и рука ее, прохладная и опытная, скользнула к нему в штаны.
В смятении Мэйкон проснулся и, изумленный, резко сел в кровати.
– Вечно все меня спрашивают, какая у меня-то собака, – сказала Мюриэл. – Вот уж, поди, образцовая, говорят, паинька. Хотите, насмешу? У меня вообще нет собаки. Одна когда-то была, но сбежала. Дух, пес Нормана. Моего бывшего. Как мы поженились, в первый же вечер Дух смылся к Нормановой мамаше. Я думаю, он меня ненавидел.
– Да будет вам! – возразил Мэйкон.
– Ненавидел. Я это знала.
Они стояли на улице, готовясь к очередному уроку. Мэйкон уже приспособился к ритму этих занятий. Он ждал, сжимая в руке поводок.
– Это было прям как в диснеевском мультике, – сказала Мюриэл. – Ну в том, знаете, где собака пехом добирается до Юкона или куда там. Правда, Дух дочапал только до Тимониума. Слинял из нашей квартиры и черт-те сколько миль пробежал до дома Нормановой мамаши в Тимониуме. Мамаша звонит: где вы выкинули Духа? "О чем ты?" – спрашивает Норман.
Она представляла в лицах. Мэйкон слышал пронзительную визгливость мамаши и заикающийся мальчишеский голос Нормана. Он вспомнил давешний сон, и его вновь окатило смятением. Мэйкон в упор посмотрел на собеседницу, отыскивая в ней изъяны, и нашел их в избытке: длинный тонкий нос, желтоватая кожа; выпирающие ключицы, обсыпанные веснушками, не сулили роскошного тела.
– Значит, утром мамаша просыпается, и здрасьте вам – на пороге Дух. Мы только тогда и узнали, что у нас-то его нет. Не поймешь, чего на него нашло, говорит Норман. Раньше он не сбегал. И смотрит на меня подозрительно. Мол, не ты ли виновата. Может, счел это каким-нибудь знаком. Поженились-то мы совсем сопляками. Мне семнадцать. Ему восемнадцать, он единственный ребенок. Маменькин сынок. Мамаша вдова. Румяный, словно девица, стрижен почти наголо, воротничок застегнут на верхнюю пуговку. Пришел к нам в конце одиннадцатого класса, они переехали из Парквилла. Как увидел меня в летнем платье без бретелек, так все уроки и пялился. Мальчишки над ним смеются, а ему хоть бы хны. Он был такой… простодушный, что ли? И я почуяла свою власть. С кучей книжек в руках ходит за мной по школе, а я ему: хочешь, вместе пообедаем? Он весь закраснеется и отвечает: да, конечно, ты не шутишь? Он даже не умел водить машину, и я ему сказала: получишь права, я с тобой покатаюсь. Поедем, говорю, в какое-нибудь тихое местечко, где нам никто не помешает. Смекаешь, говорю, о чем я? Да уж, я была оторва. Сама не знаю, что тогда со мной творилось. Он вмиг получил права и приехал за мной на мамашиной тачке, купленной, надо ж такому случиться, у моего отца, торговавшего "шевроле". Выяснилось это на свадьбе. Поженились мы осенью последнего учебного года, ему аж приспичило жениться, ну а мне-то чего возражать? На свадьбе отец мой и говорит его мамаше: сдается мне, недавно я вам продал машину, а мамаша вся в слезах, ей ни до чего. Вела себя так, словно свадьба эта хуже смерти. Когда Дух к ней прибежал, она и говорит: оставлю-ка я его у себя, ясно как божий день, что у вас ему плохо. То есть плохо со мной, значит. Не могла простить, что я увела у нее сына. Видишь ли, я сломала ему жизнь, он не получит аттестат. Как будто я ему мешала. Он сам сказал, что бросит школу, дескать, на кой ляд она сдалась, если он и так прекрасно проживет на полах.
– На чем? – не понял Мэйкон.
– На полах. Шлифовка полов. У дядьки его своя фирма была – "Притчетт. Отделка". После женитьбы Норман пошел к нему работать, а мамаша все орала о его загубленной жизни. Говорила, он мог бы стать бухгалтером или еще кем, но не знаю, кого она хотела одурачить. О бухгалтерстве Норман ни разу даже не заикнулся.
Мюриэл сняла с рукава собачью шерстинку, осмотрела ее и отщелкнула.
– Ну, давайте глянем, – сказала она.
– Простите?
– Давайте глянем, как он ходит рядом.
Мэйкон хлопнул себя по ляжке и пошел вперед, Эдвард, чуть отставая, засеменил рядом. Когда хозяин остановился, он тоже затормозил и сел. Мэйкона распирало радостным удивлением, но Мюриэл его огорошила:
– Он не сидит.
– Как это? А что же он, по-вашему, делает?
– Вон просвет между его задом и землей. Он халтурит, чтоб только от него отстали.
– Эх, ты! – Мэйкон печально вздохнул и развернулся в обратный путь.
– Над этим еще поработайте, – сказала Мюриэл. – А пока займемся лёжкой. Пошли в дом.
Мэйкон опасался встретить Розу, но ее не было видно. В прихожей пахло нагретой пылью. В гостиной часы отзвонили половину часа.
– Вот мы и подошли к нашей главной проблеме, – объявила Мюриэл. – Надо приучить его лежать, чтобы он то и дело не кидался на дверь.
Она показала, как подается команда, – дважды притопнула. Скрипнул ее ботинок. Эдвард никак не откликнулся. Тогда Мюриэл его уложила, потянув за передние лапы. Потом позволила ему встать, снова уложила, и так несколько раз. Однако Эдвард не усвоил урок. В ответ на притопы он сопел, глядя вбок.
– Упрямец ты! Каких свет не видывал! – Мюриэл повернулась к Мэйкону: – Многие собаки ведут себя точно так же. Не знаю почему, но не любят они ложиться. Теперь вы попробуйте.
Мэйкон притопнул. Эдварда что-то ужасно заинтересовало в стороне.
– Возьмите его за лапы, – сказала Мюриэл.
– Я же на костылях.
– Ну и что?
Мэйкон вздохнул и прислонил костыли к стене. Выставив вперед загипсованную ногу, он присел, ухватил пса за лапы и потянул на себя. Эдвард угрожающе заворчал, но все же подчинился и лег. Чтобы встать, Мэйкону пришлось опереться о столик.
– Это и впрямь очень трудно, – сказал он.
– Чепуха, – ответила Мюриэл. – Однажды я обучала вообще безногого.
– Да? – Мэйкон представил картину: на тротуаре калека мыкается со злющей собакой, а Мюриэл безучастно разглядывает свои ногти. – Наверное, вы никогда не ломали ногу, – сказал он обиженно. – Это лишь кажется, что на костылях управляться легко.
– Однажды я сломала руку.
– Руку! Сравнили!
– Это было на занятии с собакой. Доберман-пинчер сшиб меня с крыльца.
– Доберман?
– Очухалась, а он надо мной стоит, оскалился. Ну, я вспомнила, чему учили в "А ну-ка, псина": главный кто-то один – либо ты, либо собака. Я и говорю ему: не вздумай. Сказала первое, что пришло в голову, – так мать мне говорила, когда что-нибудь запрещала. Не вздумай, говорю, и смотрю ему прямо в глаза, собаки не выдерживают такого взгляда, потом медленно-медленно встаю, а сама другой рукой поддерживаю сломанную правую руку. И чтоб мне провалиться, если пес тотчас не сел на задницу.
– Господи боже мой!
– В другой раз кокер-спаниель чуть не вцепился мне в глотку. Жуткая была сволочь, доложу я вам. А еще немецкая овчарка, кобель, цапнула меня за лодыжку. Подержал в зубах, потом выпустил.
Мюриэл подняла ногу и покрутила ступней. Щиколотка ее была не толще карандаша.
– А поражения у вас случались? – спросил Мэйкон. – Была какая-нибудь собака, перед которой вы спасовали?
– Ни разу, – сказала Мюриэл. – И ваш Эдвард счет не откроет.
Однако Эдвард, похоже, думал иначе. Мюриэл с ним билась еще полчаса, но пес ложился только по принуждению, категорически отказываясь делать это по собственной воле.
– Ничего, – сказала Мюриэл. – Почти все они так. Наверняка завтра он опять заупрямится, поэтому денек мы пропустим. Вы с ним повторите пройденное, а я приду в субботу в это же время.
Приказав Эдварду сидеть, она забрала деньги и выскользнула на улицу. Разглядывая пса в несгибаемо величественной позе, Мэйкон приуныл. Зачем вообще нанимать инструктора, если на тебя сваливают всю работу?
– Ну не знаю, не знаю, – пробурчал Мэйкон.
Эдвард вздохнул и пошел прочь, хотя никто его не отпускал.
До самого вечера пес отказывался ложиться по команде. Мэйкон лебезил, угрожал, улещивал; Эдвард сердито урчал и твердо стоял на своем. Роза и братья обходили их стороной и деликатно отводили взгляды, словно невзначай угодив в чью-то личную ссору.
Утром Эдвард кинулся на почтальона. Мэйкон успел схватить поводок, но инцидент породил сомнения. Как все эти "сидеть" и "рядом" смогут исправить главный собачий недостаток?
– Следовало бы сбагрить тебя в приют, – сказал Мэйкон. И дважды притопнул. Эдвард не лег.
Днем Мэйкон позвонил в "Мяу-Гав".
– Можно попросить Мюриэл? – сказал он, не вспомнив ее фамилию.
– Сегодня она не работает, – ответил женский голос.
– Понятно.
– У нее ребенок заболел.
Мэйкон не знал, что у Мюриэл есть ребенок. Внутри как будто что-то щелкнуло, теперь она выглядела несколько иной, чем ранее.
– Это Мэйкон Лири, – сказал он. – Ладно, я поговорю с ней завтра.
– О, мистер Лири! Вы можете позвонить ей домой.
– Ничего, это не срочно.
– Если хотите, я дам вам ее домашний телефон.
– Это терпит до завтра. Спасибо.
Роза ехала по делам в город и согласилась подбросить Мэйкона к издательству. Он хотел сдать законченную работу. С костылями умостившись на заднем сиденье, Мэйкон смотрел на проплывавшие за окном старые конторские здания, привлекательные рестораны, магазины здорового питания и флористики, невероятно четкие и яркие под светом ясного октябрьского дня. Роза вела машину на неизменной неспешной скорости, что почти завораживало. В круглой шляпке с лентами, ниспадавшими на спину, она выглядела чопорной ученицей воскресной школы.
Всех четверых Лири объединяла полная неспособность к ориентированию на местности. Мэйкон считал это своего рода дислексией, только географической. Любой из них выходил из дома лишь после того, как исступленно вызубрит все доступные вехи и накрепко зафиксирует их в мысленной карте окрестностей. Дома у Мэйкона была целая стопка карточек с подробнейшими описаниями маршрутов к домам его друзей, даже тех, кого он знал десятилетиями. Когда Итан заводил себе нового приятеля, первым делом Мэйкон встревоженно спрашивал: "Ты знаешь точно, где он живет?" Сын имел склонность заводить неудобные знакомства. Дружил бы с мальчиком из соседнего дома, так нет, ему непременно надо хороводиться с тем, кто живет за окружной дорогой. Ему-то что! Он ориентировался легко, и Мэйкон объяснял это тем, что сын всю жизнь прожил в одном доме. А вот если человека бесконечно дергать с места на место, он не разовьет в себе навык четкого ориентирования, но, беспомощный, будет вечно блуждать в укрывшем планету тумане, уповая, что удача выведет его к месту назначения.
Короче, они заблудились. Роза хорошо знала магазин, торговавший особенным мебельным полиролем, а Мэйкон сотни раз бывал в конторе Джулиана, но тем не менее они нарезали круги по улицам, покуда Мэйкон не углядел знакомый шпиль.
– Стой! Здесь налево, – сказал он. Роза свернула налево. Мэйкон выбрался из машины. – Сумеешь найти обратную дорогу, чтобы меня забрать?
– Надеюсь.
– Ищи этот шпиль, запомни его.
Роза кивнула и уехала.
Мэйкон взобрался по гранитным ступеням каменного особняка, в котором размещалась "Пресса бизнесмена". Открыл парадную дверь из отполированного золотистого дерева. Вошел в вестибюль, выложенный черно-белыми шероховатыми шестиугольниками, на которых костыли, слава богу, не скользили.
Офис был необычный. Стук секретарской машинки доносился из дальней комнаты, а Джулиан, не выносивший одиночества, занимал приемную. Он говорил по красному телефону, развалившись за столом, заваленным рекламными проспектами, брошюрами, неоплаченными счетами, неотвеченными письмами, пустыми упаковками китайской еды и бутылками из-под минералки. Стены увешаны графиками продаж. На полках всего несколько книг, но зато целая коллекция старинных медных мореходных приборов, скорее всего, неисправных. Только слепой не увидел бы, что сердце Джулиана отдано не издательству, а некому уголку в Чесапикском заливе. Мэйкон считал, ему это на руку.
Никто другой не стал бы возиться с книжной серией, требующей непомерных затрат и постоянного обновления.
– Рита принесет круассаны, Джо сделает киш, – сказал Джулиан и тут заметил гостя. – Мэйкон! Стефани, я перезвоню. – Он положил трубку. – Как нога? Давай, присаживайся.
Мэйкон сел на стул, с которого Джулиан смахнул кипу журналов о яхтах, и подал папку:
– Вот остаток материала по Англии.
– Ну наконец-то!
– В новом варианте, каким я его вижу, будет страниц на десять-двенадцать больше, – сказал Мэйкон. – Добавился раздел для деловых женщин – список отелей, где обеспечено сопровождение в лифте, где подают напитки в холле… Я считаю, надо увеличить мой гонорар.
– Я переговорю с Марвином. – Джулиан пролистал рукопись.
Мэйкон вздохнул. Джулиан деньгами сорил, а вот Марвин был прижимист.
– Теперь, значит, опять возьмешься за Штаты, – сказал Джулиан.
– Ну раз ты хочешь.
– Надеюсь, много времени это не займет.
– Это уж как выйдет. Городов-то много.
– Да, я понимаю. Вообще-то можно выпускать частями: Северо-Восток, центр Атлантического побережья и так далее. Подумаем… – В своей всегдашней манере Джулиан перескочил на другую тему: – Я не говорил тебе об одной новой идее? Мой приятель-врач задумывает "Случайного туриста в нездоровье". Список терапевтов и дантистов с американским дипломом, практикующих во всех зарубежных столицах, и еще, может быть, основные советы: аспирин, справочник Мерка.
– Только не этот справочник, когда ты вдали от дома! – возразил Мэйкон. – Читаешь его – и всякая болячка выглядит раком.
– Ладно, я себе помечу, – сказал Джулиан, но даже не взял карандаш. – Не хочешь, чтоб я расписался на твоем гипсе? Он такой беленький.
– Вот и хорошо. Я его чищу белым гуталином.
– Разве так делают?
– Жидкий гуталин. Такой, с медсестрой на этикетке, если уж тебя интересует.
– "Случайный турист на костылях"! – засмеялся Джулиан, раскачиваясь в кресле.
Мэйкон понял, что сейчас начнется обычный балаган, и поспешно встал:
– Пожалуй, мне пора.
– Так быстро? Может, по стаканчику?
– Спасибо, не могу. Сестра меня заберет, как только управится с делом.
– Ага. А что за дело?
Мэйкон насторожился.
– Ну какое? – не отставал Джулиан. – Химчистка? Ремонт обуви?
– Самое обычное дело. Ничего особенного.
– Скобяная лавка? Аптека?
– Нет.
– А что?
– Ну… ей нужна "Мебельная кормежка".
Джулиан так сильно качнул кресло, что, казалось, сейчас опрокинется. По правде, Мэйкон ему этого желал.
– Сделай милость, – сказал Джулиан, – как-нибудь пригласи меня на ваш семейный ужин.
– Мы, знаешь ли, не очень общительны.
– Не надо никаких разносолов. Просто ваш обычный ужин. Что вы обыкновенно едите? Или я сам что-нибудь принесу. Собаку можно запереть… как его там?
– Эдвард.
– Ха! Эдвард. Вот и скоротаем вечерок.
– Ну ладно, – неопределенно промямлил Мэйкон, ухватываясь за костыли.
– Давай я тебя провожу, вместе подождем твою сестру.
– Лучше не надо. – Мэйкон не хотел, чтобы Джулиан увидел Розину круглую шляпку.
Он подковылял к тротуарному бортику и развернулся в сторону, откуда должна была появиться Роза. Видимо, опять заплутала. Нога в носке, натянутом на гипс, уже начала мерзнуть.
Беда в том, думал Мэйкон, что Джулиан не изведал горестей. На румяном жизнерадостном лице его свою печать оставили только солнечные ожоги, его ничто не интересовало, один лишь до нелепого неэффективный способ передвижения. Недолгое супружество его закончилось дружески. Детей он не завел. Мэйкон не хотел выглядеть предвзятым, но не мог избавиться от мысли, что бездетные люди так и не стали взрослыми. Они казались какими-то не вполне… реальными.
Неожиданно он представил, как доберман сшиб Мюриэл с крыльца. Рука ее безжизненно повисла – уж ему-то ведом свинцовый облик сломанной конечности. Но Мюриэл на нее даже не взглянула. Измазанная, всклокоченная, оглушенная, она вскинула здоровую руку и приказала: "Не вздумай".
Утром она пришла: копна волос под газовой косынкой, руки в глубоких карманах пальто. Эдвард перед ней заплясал. Мюриэл выставила указующий перст. Пес сел, она нагнулась за его поводком.
– Как ваш малыш? – спросил Мэйкон.
– Что? – обернулась Мюриэл.
– Ведь он захворал?
– Кто вам сказал?
– Вчера я звонил в клинику.
Мюриэл буравила его взглядом.
– Что с ним? Гриппует?
– Видимо, да, – помолчав, сказала она. – С желудком непорядок.
– Осень, немудрено.
– Зачем вы позвонили? – спросила Мюриэл.
– Выяснить, почему Эдвард отказывается лежать.
Мюриэл перевела взгляд на Эдварда. Задумчиво намотала поводок на ладонь.
– Я топаю, но он не слушается, – сказал Мэйкон. – Что-то не так.
– Я же говорила, упрямится.
– Но я бьюсь уже два дня, а толку ноль…
– Чего вы хотите? Я вам волшебница, что ли? Я-то здесь при чем?
– Я вас не обвиняю…
– Да нет, обвиняете. Говорите, что-то не так, названиваете в клинику…
– Я просто хотел…
– Вам странно, что я не сказала про Александра, да?
– Про кого?
– Считаете меня ненормальной мамашей?
– Что? Нет, погодите…
– Теперь вы знаете, что у меня ребенок, и я вам стала неинтересна. Вы прям такой: нечего с ней связываться, она вон про ребенка утаила. Неужто не ясно, почему я сразу не сказала? Видите, что получилось?
Мэйкон не уловил ее логики, но сейчас его больше занимал Эдвард. Шерсть на загривке его дыбилась тем сильнее, чем выше взлетал пронзительный голос Мюриэл. Плохой знак. Очень плохой знак. Верхняя губа Эдварда медленно приподнялась. Он зарычал, вначале чуть слышно, потом все громче.
Мюриэл на него глянула и смолкла. Казалось, пес ее ничуть не встревожил. Она лишь дважды топнула. Однако Эдвард не только не лег, но встал на лапы. Шерсть на загривке уже вздыбилась отчетливым бугром. Уши прижались к голове. Весь абрис его как будто изменился.
– Лежать, – спокойно сказала Мюриэл.