Пес взвыл и прыгнул, целя ей в лицо. Из пасти, жутко ощерившейся сверкающими клыками, летели клочья пены. В ту же секунду Мюриэл второй рукой перехватила поводок и вздернула Эдварда над полом. Рык осекся, сменившись этаким бульканьем.
– Он задохнется! – крикнул Мэйкон.
Эдвард странно заквохтал.
– Прекратите! Хватит! Вы его задушите!
Но Мюриэл держала пса на весу. Глаза его закатились. Мэйкон дернул Мюриэл за рукав ворсистого пальто, на ощупь показавшегося шкурой живого существа. Мюриэл выпустила Эдварда. Пес бесформенной кучей рухнул на пол, ноги его подломились, голова запрокинулась.
– Эдвард! – Мэйкон кое-как пригнулся к собаке. – Эдвард! Господи, он умер!
Эдвард приподнял голову и вяло облизнулся.
– Видели? Когда собаки облизываются, это знак, что они сдаются, – обрадовалась Мюриэл. – Так меня учили в "А ну-ка, псина".
Мэйкон выпрямился. Его трясло.
– Когда они облизываются, это хорошо, а вот когда наступают вам на ногу – это плохо, – сказала Мюриэл. – Вроде как тайный язык, верно?
– Больше никогда, никогда так не делайте, – выговорил Мэйкон.
– А?
– И вообще сюда больше не приходите.
Повисло тягостное молчание.
– Что ж, прекрасно. – Мюриэл туже затянула косынку. – Хозяин – барин. – Она аккуратно обошла Эдварда и открыла входную дверь. – Вам нужна неуправляемая собака? Воля ваша.
– Лучше уж брехливый пес, чем изуродованный тихоня, – сказал Мэйкон.
– Вас устраивает собака, которая искусает ваших знакомых, наградит шрамами соседских детей и втянет вас в судебные тяжбы? Собака, которая ненавидит весь белый свет? Вредная, скверная и злая? Готовая всех загрызть?
Мюриэл вышла на крыльцо и закрыла за собой сетчатую дверь. Потом обернулась, сквозь сетку в упор посмотрела на Мэйкона:
– Похоже, так оно и есть.
В прихожей Эдвард заскулил, глядя ей вслед.
Глава восьмая
Дни стали короче и холоднее, деревья сбросили океаны листвы, однако умудрились избежать наготы; казалось, они только того и ждут, чтобы ты закончил сгребать палые листья и отвернулся, готовые в тот же миг вновь укрыть лужайку огромным желто-оранжевым покрывалом. Чарлз и Портер съездили к Мэйкону поработали граблями во дворе, включили автоматический режим отопления, заколотили подвальное окно. Там вроде бы все в порядке, отрапортовали они. Мэйкон без особого интереса выслушал их доклад. На следующей неделе ему снимали гипс, но никто не спрашивал, когда он собирается домой.
Каждое утро они с Эдвардом отрабатывали команду "рядом". Они обходили весь квартал, причем пес настолько хорошо приспособился к ритму хозяина, словно и сам передвигался на костылях. На прохожих он ворчал, но не кидался. Мэйкону хотелось с кем-нибудь поделиться своим достижением – мол, видали? Конечно, велосипедисты – особая статья, но он верил, что рано или поздно справится и с этим.
Мэйкон приказывал псу сидеть, а потом отступал, вытянув руку. Эдвард сидел на месте. Не такой уж он скверный пес! Мэйкон охотно поменял бы командные жесты (рука ладонью вниз, выставленный палец – наследие бессердечного инструктора), но счел, что уже слишком поздно. Он притоптывал. Эдвард рычал. "Любезный, – говорил Мэйкон, тяжело плюхнувшись на пол рядом с собакой, – не соизволите ли прилечь?" Эдвард отворачивался. Мэйкон поглаживал широкий мягкий прогал между его ушами. "Ну ладно, может, завтра", – говорил он.
Близкие не разделяли его оптимизма.
– А что будет, когда опять начнутся твои разъезды? – спрашивала Роза. – К себе я его не возьму. Мне с ним не справиться.
В ответ Мэйкон предлагал не волноваться загодя.
Перспектива поездок его угнетала. Иногда ему хотелось навеки остаться в гипсе. Он даже мечтал, чтобы его загипсовали с головы до ног. Знакомые легонько постучат по его груди, заглянут в прорези для глаз: "Мэйкон, вы там?" Может, там, а может, и нет. Поди знай.
Однажды вечером, когда они только что отужинали, со стопкой бумаг заявился Джулиан. Мэйкон запер Эдварда в кладовке и лишь тогда открыл дверь.
– Вот он, извольте! – Джулиан сразу прошагал в гостиную. В вельветовом костюме, пышущий силой и здоровьем. – Я уже три дня пытаюсь до тебя дозвониться. Слушай, а собака где-то близко, да?
– Он в кладовке, – сказал Мэйкон.
– Вот, я принес кое-какие материалы, в основном по Нью-Йорку. По нему у нас много предложений.
Мэйкон застонал. Джулиан свалил бумаги на диван и огляделся.
– А где все? – спросил он.
– Кто где, – уклончиво сказал Мэйкон, но в этот момент в комнату вошла Роза, а следом за ней Чарлз.
– Надеюсь, я не оторвал вас от ужина? – обеспокоился Джулиан.
– Нет-нет, – ответила Роза.
– Мы уже поели, – злорадно добавил Мэйкон.
Джулиан заметно огорчился:
– Правда? А в котором часу вы ужинаете?
Мэйкон не ответил. (Они ели в половине шестого.
Джулиан помер бы со смеху.)
– Но мы еще не пили кофе, – сказала Роза. – Не желаете кофейку?
– С превеликим удовольствием.
– По-моему, как-то глупо пить кофе, если ты еще не ужинал, – сказал Мэйкон.
– Для тебя, может, и глупо, – парировал Джулиан, – а вот я охотно отведаю кофе по-домашнему. Все мои соседи едят в ресторанах, у нас в любой кухне отыщутся лишь банка-другая арахисового масла да еще диетическая содовая.
– Что же это за дом такой? – спросила Роза.
– Обитель холостяков "Герб Калверта".
– Надо же, как интересно!
– Да не особенно. – Джулиан опечалился. – Надоедает. Поначалу-то нравилось, а сейчас глаза б мои не смотрели. Порой я тоскую по старомодному семейному укладу с детьми и стариками, как в нормальных домах.
– Я вас понимаю, – сказала Роза. – И угощу отменным горячим кофе.
Она вышла, остальные уселись.
– Значит, вы втроем и живете? – спросил Джулиан.
Мэйкон отмолчался, ответил Чарлз:
– Нет, у нас еще Портер.
– А где он, Портер?
– Кхм. Мы не знаем точно.
– Он пропал?
– Пошел в скобяную лавку и, наверное, заблудился.
– Господи! Давно?
– Незадолго перед ужином.
– То есть нынче?
– Он просто пошел в магазин, – вмешался Мэйкон. – И пропал не навеки.
– А где этот магазин?
– Где-то на Говард-стрит, – ответил Чарлз. – Розе понадобились петли.
– Он заблудился на Говард-стрит? Мэйкон встал:
– Пойду помогу Розе.
На серебряном подносе сестра расставляла бабушкины кружки из прозрачного стекла.
– Надеюсь, он пьет без сахара, – сказала она. – Сахарница пустая, а пакет с сахаром в кладовке, где сейчас Эдвард.
– Ну и ладно.
– Может, сходишь в кладовую, принесешь сахар?
– Просто дай ему кофе, и все. Мол, хочешь – пей, не хочешь – не пей.
– Мэйкон! Он же твой начальник.
– Просто он надеется, что мы чего-нибудь отчебучим, – сказал Мэйкон. – У него весьма одностороннее представление о нас. Дай-то бог, чтобы при нем никто ничего не ляпнул, слышишь?
– Что мы можем ляпнуть? – удивилась Роза. – По-моему, мы самые обычные люди.
В этом она была абсолютно права и в то же время заблуждалась. Мэйкон не смог бы этого объяснить. Он вздохнул и следом за сестрой вышел из кухни.
В гостиной Чарлз упорно рассуждал, стоит ли отвечать, если вдруг телефон зазвонит. Ведь это мог быть Портер, который хотел, чтобы они сверились с картой и подсказали ему дорогу.
– Нет, скорее всего, он не станет звонить, – заключил Чарлз. – Ибо знает, что мы не ответим. Или думает, что мы не ответим. Хотя кто его знает, он может решить, что мы ответим, поскольку беспокоимся за него.
– Вы всегда так усиленно обдумываете, отвечать ли на звонок? – спросил Джулиан.
– Вот твой кофе, – сказал Мэйкон. – Пей без сахара.
– Ладно, спасибо. – Джулиан принял кружку и вгляделся в надпись дугой на ее боку. – ВЕК ПРОГРЕССА 1933, – прочел и, ухмыльнувшись, отсалютовал кружкой: – За прогресс!
– За прогресс, – откликнулись Роза и Чарлз. Мэйкон нахмурился.
– Чем зарабатываете на жизнь, Чарлз? – спросил Джулиан.
– Произвожу бутылочные крышки.
– Это ж надо! Подумать только!
– Ничего, знаете ли, особенного, – сказал Чарлз. – Вовсе не так интересно, как кажется.
– А вы, Роза, работаете?
– Да, конечно, – бодро ответила Роза, словно давала интервью. – Я тружусь дома, веду хозяйство. А еще забочусь о куче соседей. Почти все они старики, без меня им ни рецепт прочесть, ни водопровод починить и всякое такое.
– Вы чините водопровод? – изумился Джулиан.
Зазвонил телефон. Все Лири напряглись.
– Ну что? – спросила Роза, глядя на Мэйкона.
– Хм…
– Он же знает, что мы не ответим, – сказал Чарлз.
– Да, он бы наверняка позвонил соседям.
– Хотя… – протянул Чарлз.
– Хотя, – повторил Мэйкон.
Все решило лицо Джулиана, расплывшееся в радостной ухмылке. Мэйкон потянулся к краю стола и снял трубку.
– Слушаю, – сказал он.
– Мэйкон?
Звонила Сара.
Мэйкон глянул на остальных и повернулся к ним спиной.
– Да, – сказал он.
– Ну наконец-то. – Сарин голос казался странно ровным и четким. Мэйкон тотчас ее представил: в его старой рубашке, она сидит, обхватив себя за голые колени. – Я пыталась до тебя дозвониться, а потом сообразила, что ты, наверное, ужинаешь со своими.
– Что-нибудь случилось? – спросил Мэйкон.
Он почти шептал. Видимо, Роза догадалась, кто звонит, потому что вдруг о чем-то оживленно заговорила.
– Что? Тебя плохо слышно, – сказала Сара.
– У тебя все в порядке?
– Чей это там голос?
– Джулиан пришел.
– А! Привет ему. Как там "Сьюки"?
– Кто?
– Лодка его, господи.
– Все хорошо, – сказал Мэйкон. Или надо сказать "с ней все хорошо"? Насколько он знал, "Сьюки" покоилась на дне Чесапикского залива.
– Я вот чего звоню – хорошо бы нам поговорить. Может, как-нибудь вместе поужинаем?
– А, да. Конечно.
– Завтра сможешь?
– Вполне.
– А где?
– Наверное, в "Старой бухте".
– Ну да. Разумеется. – Сара вздохнула или рассмеялась, Мэйкон не разобрал.
– Я предлагаю "Старую бухту", потому что туда можно дойти пешком, – сказал он. – Только поэтому.
– Ладно, давай прикинем. Ты ужинаешь рано. В шесть годится?
– Прекрасно, в шесть.
Мэйкон повесил трубку и обнаружил, что Роза затеяла лингвистическую дискуссию. Она притворилась, будто не заметила нового участника в его лице. Поразительно, сокрушалась Роза, какой неряшливой стала разговорная речь. Все запросто говорят "широкие массы", не замечая тавтологии. А слово "шовинизм" используют только в значении "мужское превосходство", напрочь позабыв его этимологию. Невероятно, подхватил Чарлз, но газеты пишут, что кинозвезда путешествовала "инкогнито", хотя всякий дурак знает, что о женщине следует говорить "инкогнита". Джулиан разделял их возмущение. Просто диву даешься, поддакнул он, с какой легкостью народ швыряется словом "недостоверно", хотя на свете мало что и впрямь враждует с достоверием.
– С достоверностью, – поправил Мэйкон, но тут мгновенно влезла Роза, будто его здесь и не было:
– О, как я вас понимаю! Слова обесцениваются, да?
Точно девочка, она комкала подол прямой серой юбки. Можно подумать, ее никогда не учили, что нельзя доверять посторонним.
Чтобы попасть в "Старую бухту", пришлось взобраться на крыльцо. Прежде Мэйкон его вообще не замечал, не говоря уж о том, что не обращал внимания на ступени из безупречно гладкого мрамора, на которых в любую секунду могли заскользить костыли. Затем пришлось одолеть тяжелую входную дверь. Мэйкон слегка торопился, потому что Роза, его подвозившая, свернула не туда и было уже пять минут седьмого.
В холле стояла кромешная тьма. Чуть светлее было в обеденном зале, где на столах горели свечи в колбах. Мэйкон вгляделся во мрак.
– У меня назначена встреча, – сказал он администраторше. – Моя дама уже здесь?
– Не приметила, дорогуша.
Мимо чана с квелыми лобстерами, мимо двух старушек в церковных шляпках, прихлебывавших нечто светло-розовое, она повела Мэйкона через раздолье незанятых столиков. Для ужина было слишком рано, все посетители еще сидели в баре. Скатерти на столах, расставленных очень тесно, свисали до пола. Мэйкон представил, как костылем цепляет скатерть, сметая со стола сервировку вместе со свечой, вспыхивает темно-малиновый узорчатый ковер, от любимого заведения деда (вполне возможно, и прадеда) остается лишь груда обожженных железных корзинок для крабов.
– Потише, мисс! – взмолился Мэйкон, но атлетического сложения администраторша в открытом платье для кадрили и прочных башмаках на белой каучуковой подошве не замедлила шаг.
Мэйкон обрадовался, что его посадили в углу, – было куда поставить костыли. Но едва он собрался прислонить их к стене, как администраторша объявила:
– Эти штуки я заберу, милочек.
– Здесь они никому не помешают.
– Я отнесу их в вестибюль, сладкий мой. Такие правила.
– У вас есть правила для костылей?
– Другие гости могут о них споткнуться, лапушка.
Это казалось маловероятным, поскольку два других посетителя сидели в противоположном конце зала, но Мэйкон отдал костыли. Пожалуй, без них даже лучше. У Сары не создастся впечатление (хотя бы на первый взгляд), что без нее он развалился на части.
Оставшись в одиночестве, Мэйкон поддернул манжеты рубашки, чтобы выглядывали ровно на четверть дюйма. Он пришел в сером твидовом пиджаке и серых фланелевых брюках, старых, у которых было не жалко отрезать штанину. Чарлз съездил за ними к нему домой, Роза их, так сказать, укоротила, а потом подровняла Мэйкону волосы. Портер одолжил свой лучший полосатый галстук. Родные так о нем пеклись, что Мэйкону почему-то стало грустно.
В дверях появилась администраторша, за ней шла Сара. На миг оглушило узнаванием, так бывает, когда вдруг мельком увидишь свое отражение в зеркале. Ореол локонов, мягкие складки пальто, решительная пружинистая походка, четкий стук каблуков рюмочкой – как же он все это забыл?
Мэйкон привстал. Она его поцелует? Или, не дай бог, ограничится сдержанным рукопожатием? Нет, ни то ни другое, она выбрала наихудший вариант: обошла стол и на секунду прижалась щекой к его щеке, как при встрече с просто знакомым на вечеринке.
– Здравствуй, Мэйкон, – сказала Сара.
Он молча указал ей на стул напротив себя. С усилием сел сам.
– Что с ногой? – спросила Сара.
– Да так… упал.
– Сломал?
Мэйкон кивнул.
– А с рукой что?
Он глянул на свою руку:
– Да это пес цапнул. Но уже почти зажило.
– Я не про эту руку.
Другая рука его была забинтована.
– Ах, это. Чепуха, царапина. Помогал Розе соорудить кошачий лаз.
Сара его разглядывала.
– Да все нормально! – сказал Мэйкон. – Знаешь, в гипсе мне довольно удобно. Как-то привычно даже. Я вот думаю, может, я уже ломал ногу в какой-нибудь прежней жизни?
Подошла официантка:
– Из бара вам что-нибудь принести?
Она высилась над ними, блокнот и карандаш наизготовку. Сара начала поспешно листать меню.
– Сухой херес, пожалуйста, – сказал Мэйкон. И вместе с официанткой посмотрел на Сару.
– Ой, сейчас, сейчас, – заторопилась та. – Может, "Роб Рой"? Да, "Роб Рой" будет хорошо, только побольше вишенок.
И об этом он забыл – Сара любила замысловатые коктейли. Мэйкон невольно улыбнулся краешком рта.
– А зачем Розе кошачий лаз? – спросила Сара, когда официантка отошла. – Мне казалось, твои не держат животных.
– Нет, это для нашей кошки. Я там живу вместе с Хелен.
– Почему?
– Ну как, из-за ноги.
Сара промолчала.
– Мне же не одолеть наше крыльцо, ты это понимаешь? – спросил Мэйкон. – Как мне выводить Эдварда? Как выносить мусор?
Но Сара увлеченно стаскивала пальто. Она была в шерстяном платье непонятного цвета. (Свечи всему придавали коричневатый оттенок, как на старой фотографии.) Мэйкон успел подумать, что Сара, наверное, поняла его превратно. Получалось, он как будто жалуется и укоряет ее, что бросила его одного.
– Но вообще-то я прекрасно справляюсь, – сказал он.
– Замечательно. – Сара улыбнулась и вновь открыла меню.
Прибыли напитки. Их поставили на картонные кружки с тиснеными крабами.
– Готовы заказать, дорогуши? – спросила официантка.
– Пожалуй, я возьму горячее ассорти и мясо по-французски, – сказала Сара.
Официантка как будто опешила и через ее плечо заглянула в меню. (Сара, похоже, так и не поняла изюминку "Старой бухты".)
– Вот и вот. – Сара показала блюда в меню.
– Как скажете. – Официантка черкнула в блокноте.
– А мне, значит, крабовый суп и большую тарелку салата из креветок… – сказал Мэйкон. – Сара, выпьешь вина?
– Нет, спасибо, – отказалась Сара и, дождавшись ухода официантки, спросила: – И давно ты живешь у своих?
– С сентября.
– С сентября? Еще тогда ты сломал ногу?
Мэйкон кивнул и пригубил херес.
– Завтра снимут гипс.
– И Эдвард там?
Мэйкон опять кивнул.
– Это он тебя укусил?
– Ну да.
Интересно, подумал Мэйкон, она тоже посоветует обратиться в надзор за животными? Но Сара задумчиво крутила вишенку на пластмассовой шпажке.
– Наверное, пес переживает, – сказала она.
– В общем, да. Он сам не свой.
– Бедняга.
– По правде, он совсем отбился от рук.
– Эдвард всегда был чуток к переменам, – сказала Сара.
Мэйкон оживился:
– Кидается на всех без разбору. Пришлось нанять специального инструктора. Но она оказалась чересчур строгой и, прямо скажем, жестокой. Чуть не задушила его, когда он хотел ее укусить.
– Глупость какая, – сказала Сара. – Он же со страху кидается, всегда такой был. И незачем пугать его еще больше.
Мэйкона затопило любовью.
Да, бывало всякое: он злился на нее, порой ненавидел и напрочь о ней забывал. В иные моменты казалось, что он никогда ее не любил и добивался ее, поддавшись стадному чувству. Но истина в том, что она – его давнишний друг. Вдвоем они прошли через такое, что другим и не снилось. Она укоренилась в его жизни. И уже поздно ее выкорчевывать.
– Он хочет, чтоб все было как раньше, – говорила Сара. – Его нужно успокоить, только и всего.
– Сара, наша жизнь врозь – это кошмар, – сказал Мэйкон.
Она подняла взгляд. Из-за причудливой игры света глаза ее казались темно-синими, почти черными.
– Правда? – спросил Мэйкон.
Сара поставила фужер на стол:
– Я не просто так попросила о встрече, Мэйкон.
Он понял, что сейчас услышит нечто, чего не хотел бы слышать.
– Нужно утрясти детали нашего развода.
– Мы разошлись, чего еще утрясать?
– В смысле, оформить официально.
– Официально. Понятно.
– По закону штата Мэриленд…
– Я считаю, тебе надо вернуться домой.
Подали первое блюдо. Казалось, рука, расставлявшая тарелки, живет сама по себе. Она зачем-то передвинула прибор со специями, на полдюйма переместила железную подставку с сахарными пакетиками.
– Что-нибудь еще? – спросила официантка.