Жозюэ. Я здесь, мсье Орас!
Орас. Никто ни о чем не пронюхал?
Жозюэ. Ни одна живая душа, мсье… Мастерицы от "Сестер Резеда" уехали, их никто не видел, сапожника тоже. К тому же идут последние приготовления к балу, и в замке столько народу…
Орас. Не спускайте глаз с мамаши.
Жозюэ. Слушаю, мсье Орас. Правда, не прогневайтесь, пять минут назад она куда-то исчезла. Мне ведь еще приходится следить за приготовлениями к балу…
Орас. Знаю, Жозюэ, вы делаете все, что в ваших силах. Да и, сказать по правде, пока она снует между своей комнатой и зимним садом, беда не велика, в этом флигеле ни души. Но вот когда бал начнется, я боюсь, как бы она чего не выкинула. (Делает движение, будто поворачивает ключ в замке.) Щелк. И конец.
Жозюэ. Слушаю, мсье. Но если дама вздумает кричать? Надо предусмотреть все, мсье Орас.
Орас. Скажите ей, что это я приказал ее запереть. И посулите ей на двести франков больше.
Жозюэ. Прошу прощения, мсье… Мсье полагает, что двухсот франков довольно, чтобы утихомирить эту даму?
Орас. Совершенно уверен, старина.
Жозюэ выходит, тем временем возвращается Изабелла.
Ну, как ваша маленькая авария?
Изабелла. Исправлена.
Орас. До чего же это удобно – отлучилась на минутку, подправила улыбку, взгляд, вернулась и как ни в чем не бывало продолжает прерванную беседу!.. Как нам, мужчинам, не хватает таких палочек-выручалочек! (Смотрит на часы.) Скоро десять, мадемуазель. Ваша косметика в порядке, платье вам на редкость к лицу. Песок у подъезда скрипит под колесами первых машин, скрипачи натирают смычки канифолью. Нам пора объясниться.
Изабелла. Наконец-то!
Орас. Сперва я хотел присмотреться к вам. Окажись вы дурочкой, я сочинил бы какую-нибудь историю в духе дамского журнала, сдобрив ее всякой всячиной – сентиментами, романтикой и экзотикой. Когда вчера вечером я пригласил вас сюда, я, по правде говоря, заготовил именно такую речь. Мы всегда действуем по готовой схеме – так удобнее. Но один раз на тысячу схема рушится, и вот ты в дураках, а от твоего хваленого ума толку не больше, чем от зонтика, забытого дома. Тем хуже для меня. Придется импровизировать на ходу.
Изабелла. Прошу прощения.
Орас. Не стоит. Это я оказался плохим психологом. Я должен был распознать вас с первого взгляда. Вы не дурочка, вы наивны. Вы не сентиментальны, вы нежны. Вы не упрямы, а требовательны. Как будто почти одно и то же, на самом же деле – полная противоположность. Это мне урок – когда смотришь на девушку в кондитерской, гляди в оба. Я все предусмотрел, кроме одного – что мне придется выдержать вот этот проницательный взгляд.
Изабелла. Если он вас раздражает, я могу закрыть глаза.
Орас. Не надо. Наоборот, он поможет нам выиграть время. Благодаря ему я могу обойтись без предисловий и приступить прямо к делу. Ну так вот, мадемуазель, у меня есть брат. Я его горячо люблю, а он по уши влюблен в очень красивую и очень богатую девушку, в честь которой и дается сегодняшний бал.
Изабелла. А она? Она его не любит?
Орас. Официально она считается его невестой. Два-три раза в день она протягивает ему губки для поцелуя, следуя правилам любовной стратегии, которая мне неясна. Полагаю, что время от времени она рассеянно позволяет ему облобызать еще какую-нибудь частицу своей нежной, хотя и несколько прохладной кожи. Она разыгрывает перед ним все положенные мизансцены и даже утверждает, будто она его любит, но на самом деле это ложь: она его не любит.
Изабелла. Она любит другого?
Орас. Положа руку на сердце, мадемуазель, я считаю, что она вообще не способна любить. Но так как эта малютка – мультимиллионерша, избалована сверх всякой меры и привыкла следовать малейшей своей прихоти, она и в самом деле вообразила, что влюблена.
Изабелла. И ее избранник?
Орас. Вы угадали – это я. Вы, несомненно, скажете, что это безумие и мой брат в тысячу раз лучше меня.
Изабелла. А каков он?
Орас. Черт возьми! Чуть не забыл! Видите, как нелепы заранее заготовленные речи. Я едва не упустил главное: мы близнецы, мадемуазель.
Изабелла. Вы похожи друг на друга?
Орас. Внешне – до неприличия. Эта шутка дурного тона длится слишком долго. К каким только недоразумениям она не приводила. Но она надоела, навязла в зубах, набила оскомину. Вот уже сто лет трюк с близнецами не смешит никого, а наших друзей и подавно… Зато по характеру – вот видите, вы имеете дело с самым избитым театральным штампом – мы отличаемся друг от друга, как день от ночи. Мой брат добр, чувствителен, нежен, умен, а я негодяй. И, однако, несмотря ни на что, любят меня.
Изабелла. А вы?
Орас. Я?
Изабелла. Вы тоже любите эту девушку?
Орас. Я никого не люблю, мадемуазель. Это и дает мне возможность, сохраняя полную трезвость ума, разыграть нынче вечером небольшую комедию. Да, так я решил, нынче вечером игру поведу я. Понимаете, дорогая моя, слишком уж мы полагаемся на волю обстоятельств. Судьба навязывает нам свои решения, вертит нами, как ей вздумается: то подбросит апельсинную корку, чтобы ты на ней поскользнулся, то ни с того ни с сего дарит тебе выигрыш в лотерею, верного друга или любящую женщину, а потом возьмет, да и снова наградит тумаком… А мы рады-радешеньки, принимая крохи ее милостыни, да еще бьем поклоны, приговаривая: "Спасибо, спасибо за твою щедрость! Да сбудется воля твоя!" А ведь это большая оплошность. Я еще понимаю – политика. Там дело другое. Отдаешься в чужие руки, как у парикмахера, и тебя стригут, тобой управляют – в меру своего разумения. Придавать значение тому, что с тебя тянут деньги или что полиция командует тобой на улицах, и мелочно, и нелепо. Зато позволять судьбе распоряжаться тобой, терпеть, когда она насылает на тебя болезни, нелепые страсти, катастрофы, сносить ее панибратство… Вот это дело серьезное, мадемуазель, это непростительно. Вы улавливаете нить моей мысли?
Изабелла. Я ее упустила после слов о полиции.
Орас. Сейчас я вам все разъясню. Я считаю, что люди слишком скромны. Они позволяют судьбе вести себя на поводу, хотя решение почти всегда в их собственных руках и практически они неуязвимы. Человек решил, что ему удобнее называть любовь, болезнь, глупость – роком. А я, дорогая моя, признаю только смерть. Смерть – она идет прямо к цели, она не лукавит. Она глупа, но перед ней я снимаю шляпу. Она знает, чего хочет… Зато на все остальное я отвечаю: "Знать ничего не хочу", как говаривал на войне мой адъютант… (Вспоминая.) "Знать ничего не хочу!" Вот это был человек! Теперь вы окончательно потеряли нить?
Изабелла. Я то теряю ее, то снова нахожу и опять теряю. Надеюсь, вы подождете меня на ближайшем повороте.
Орас(берет ее за руку). А мы как раз до него и добрались. Дальше пойдем в ногу. Мой брат страдает, мадемуазель, его хотят сделать посмешищем. Впрочем, он, видно, любит эту самую Диану Мессершман, и его счастье – а кто знает, что такое счастье, – может, в том и состоит, что он несчастен из-за нее. Далее. Было бы вполне логично, если бы эта девушка, которую небо щедро осыпало своими дарами – я уж не говорю о миллионах ее отца, – спокойно царила на этом балу… Но мне – сам не знаю, какая муха меня укусила, должно быть, я встал с левой ноги, – мне сегодня неохота мириться с логикой вещей. Тем хуже для рока! Я тоже слеп, у меня свои прихоти, я тоже всемогущ. Как мой адъютант, я заявляю: "Знать ничего не хочу!" Я все беру в свои руки и смешиваю карты… То, что сегодня произойдет, отнюдь не было предначертано, – можете мне поверить. И вот чего я жду от вас…
Изабелла. Слушаюсь, господин капитан.
Орас. Вы должны беспрекословно мне повиноваться, с начала до конца бала не спускать с меня глаз. Пока я могу наметить только общую линию поведения. Подробности будем импровизировать по ходу бала. Не бойтесь, я не покину вас ни на минуту. Как в мелодраме, я буду появляться в самых неожиданных местах: позади оттоманки, на которую вы присядете с вашим кавалером, из-за дверцы буфета, в тени сада. Я буду вездесущ, наблюдая за вами, отдавая приказания. Задача проста. Прежде всего надо сделать так, чтобы вы были центром всеобщего внимания.
Изабелла(в страхе). Мсье, вы меня переоцениваете! Я не сумею…
Орас. Сумею я. Не заботьтесь ни о чем, будьте сами собой. Отвечайте первое, что вам взбредет в голову. Захотите смеяться – смейтесь. Захотите побыть в одиночестве – можете бросить всех и удалиться. Объяснить любой ваш поступок, представить его в милом, экстравагантном, сверхъестественном свете – дело мое… А сам я весь вечер буду притворяться влюбленным в вас.
Изабелла(радостно). Правда?
Орас. А вы весь вечер будете притворяться, будто влюблены в моего брата.
Изабелла. Но если ваш брат влюблен в эту девушку, он на меня и не взглянет!
Орас. С него станется, такая глупость в его духе! Но даже если он не будет сводить глаз с Дианы, он прочтет во взгляде Дианы, в выражении губ Дианы, во всем, что он любит в Диане, что вы – прелестны. Я хорошо ее знаю. Она дьявольски ревнива. Видя ваш успех, она в мгновение ока позеленеет и подурнеет.
Изабелла. Но от этого ваш брат полюбит ее еще сильнее!
Орас. Вы так думаете? Какое трогательное представление о любви воспитывают в "Опера́"! Будьте спокойны, я состряпал целый сценарий. Мой брат полюбит вас. Задача состоит в том, чтобы вернуть его к действительности. Он грезит, стремясь к этой девушке. Она полная противоположность тому, что он может любить, а ему померещилось, что он ее любит. Он спит и во сне страдает. Надо столкнуть его с небес на землю.
Изабелла. А если он от этого умрет?
Орас. Мадемуазель, от любви не умирают.
Роменвиль(влетает вихрем). Ох, вот вы наконец! Я вас везде ищу. Катастрофа!
Орас. Какая еще катастрофа?
Роменвиль(садится, радостно). Мой друг, слава Богу, все ваши планы рухнули.
Орас. Что вы порете?
Роменвиль(Изабелле). Понадеявшись на мрак коридоров, веду я вашу матушку в ее резиденцию, и вдруг – трах, на одном из поворотов мы сталкиваемся с мадемуазель Капюла. Капюла – это компаньонка его тетушки.
Орас. Ну, и дальше что? Надеюсь, вы пошли дальше своей дорогой?
Роменвиль. Я-то пошел своей дорогой. Но как вы думаете, что выкинули эти помешанные? Бросились с рыданиями друг другу в объятия. Оказывается, они вместе учились музыке в Мобежском музыкальном училище. Вот уже двадцать лет, как они оплакали друг друга. И на тебе – обе живы, здоровы! Я не успел вмешаться. Они прижимали друг друга к груди, и каждая рассказывала историю своей жизни. Слава Богу, обе говорили разом – они не сразу разберутся, что к чему. Так или иначе, у нас один выход – спастись бегством! (Изабелле.) Живо переоденьтесь! А я скажу, что вы захворали, получили телеграмму, что ваша бабушка при смерти, а я не хотел нарушать всеобщее веселье – словом, я что-нибудь придумаю. Я тоже не лишен воображения! Нельзя терять ни минуты. Живо переодевайтесь!
Орас. Ни с места! Я вам запрещаю.
Мать(постучавшись, входит, шаловливо). Ку-ку! Вы слышали радостную новость?
Орас(идет к ней). Слышали! Что вы натворили? Что вы наболтали?
Мать. Ах, дитя мое! Какая сладостная утеха – дружба! Ты помнишь, я рассказывала тебе о Жеральдине Капюла? Я считала ее умершей, а она, душенька моя, жива! Вы спрашиваете, мой друг, что я ей рассказала? Да, разумеется, все, все без утайки. И о моем несчастливом браке, и о моей загубленной музыкальной карьере, и о моих обманутых надеждах. Ах, друзья мои, вы не знаете, чем была для меня Жеральдина! Обе блондинки, обе романтичные до безумия, – нас принимали за сестер.
Орас. Как вы ей объяснили, почему вы очутились в замке?
Мать. Да самым простым образом! Ах, мсье, неужели вы думаете, что меня так легко застигнуть врасплох? Я сказала ей, что играю в оркестре.
Орас и Роменвиль. Уф!
Мать. Но она мне не поверила. Я попала впросак: оказывается, в оркестре одни негры. Тогда знаете, что я сделала? Жеральдине я доверяю, как самой себе. Я заставила ее поклясться нашей старой дружбой, что она навеки сохранит тайну, и рассказала ей все.
Орас и Роменвиль(с испугом). Все?
Мать. Все.
Роменвиль(Изабелле). Немедленно переоденьтесь!
Орас. Подождите, но что – все? Вы же ничего не знаете.
Мать. О да, но вы же знаете, какая я фантазерка! Большое дитя! Я неисправима. Я сочинила целую сказку!
Роменвиль. Сказку?
Орас. Какую сказку?
Мать. Ах, целую поэму. Чувствую, что вы меня будете бранить!
Орас. Да что же вы сказали, в конце концов?
Мать. Ах, ничего особенного, бредни, грезы, мечты! Я сказала, что вы влюблены в малютку и выдали ее за племянницу Роменвиля, чтобы пригласить в замок.
Изабелла(кричит, залившись краской стыда). Мама, как ты могла?
Роменвиль. Несчастная! Дорогой Орас, в настоящую минуту вашей тетке все известно. Не знаю, что намерены делать вы, но я удираю. Что поделаешь, я больше никогда не увижу госпожу Демерморт. А вы живо переодевайтесь.
Орас(идет к выходу). Надо найти Капюла и заставить ее молчать.
В дверях он сталкивается с г-жой Демерморт, которую везет в кресле Капюла. Орас с Роменвилем стараются заслонить мать Изабеллы, чтобы ее не было видно.
Г-жа Демерморт. Куда вы, милый Орас? Я хочу взглянуть на мою юную гостью. С какой стати вы прячете ее в этом темном углу? А вам, дорогой друг, позвольте сделать комплимент.
Роменвиль(вздрогнув). Комплимент? Какой еще комплимент?
Г-жа Демерморт. Она прелестна, Роменвиль!
Роменвиль. Нет-нет!
Г-жа Демерморт. То есть как это – нет?
Роменвиль. Вернее – да.
Г-жа Демерморт. Как она себя чувствует?
Роменвиль. Как раз в данную минуту очень плохо. Она захворала.
Г-жа Демерморт. Что вы мне сказки рассказываете? Она цветет как роза. Первый же танец ее вылечит.
Роменвиль(не соображая больше, что говорит). Она боится получить телеграмму!
Г-жа Демерморт. Что за нелепая боязнь! Какое на ней прелестное платье! Это ваш подарок, голубчик?
Роменвиль. Конечно, нет!
Г-жа Демерморт. Довольны ли вы своей комнатой, дитя мое? По-моему, она должна вам понравиться. Завтра утром вы первая увидите солнце. Скажите мне, вас радует предстоящий бал?
Изабелла. О да, мадам!
Г-жа Демерморт. Кто-то мне сказал, что это ваш первый бал.
Роменвиль. Только не я!
Г-жа Демерморт. Так, может, ты, Орас? Хотя, верно, вы ведь не знакомы! Надеюсь, вас представили друг другу?
Орас. Да, тетя, нас представили.
Г-жа Демерморт. Она восхитительна, не правда ли?
Орас. Правда.
Г-жа Демерморт. Так почему же ты ее не пригласишь танцевать? Вот уже играют первый вальс.
Орас. Я как раз собирался это сделать, тетя. (Изабелле.) Мадемуазель, позвольте вас пригласить на этот вальс. (Вальсируя с Изабеллой, движется к выходу; поравнявшись с Роменвилем.) Ее провели. Она ничего не знает.
Роменвиль. Она знает все.
Г-жа Демерморт(глядя вслед танцующим). До чего она изящна и мила, в ней чувствуется порода. Как это вышло, Роменвиль, что вы мне никогда о ней не говорили?
Роменвиль(убитый, лепечет). По правде говоря, дорогой друг, я и сам не пойму, чем объяснить мою забывчивость…
Г-жа Демерморт(сделав знак Капюла, чтобы та везла ее к гостям). Если я не ошибаюсь, по женской линии она из рода Дандине-Данденов?
Роменвиль. Да, но…
Г-жа Демерморт. А стало быть, в родстве с Рошмарсуэнами?
Роменвиль. Пожалуй!
Г-жа Демерморт. А через Рошмарсуэнов с Казобонами.
Роменвиль. Само собой.
Г-жа Демерморт. Мой покойный Антуан тоже был из Казобонов через Марсю и Виллевилей, стало быть, будь он жив, он доводился бы ей родней?
Роменвиль. О, седьмая вода на киселе! И потом, ведь он умер!
Г-жа Демерморт. Но я-то жива, Роменвиль. А я люблю ясность в вопросах родства. Мне просто необходимо выяснить генеалогию девочки. Погодите, вы сказали, что ее мать, урожденная Фрипон Мине, умерла?
Роменвиль. Умерла.
Г-жа Демерморт(начиная перечень). Стало быть, кузина ее матери из семьи Лабуласс…
Роменвиль(перебивая). Тоже умерла!
Г-жа Демерморт. Вы о старшей, с которой я дружила еще в пансионе. А младшая?
Роменвиль. Умерла, умерла!
Г-жа Демерморт. Как, обе умерли?
Роменвиль. Обе!
Г-жа Демерморт. А со стороны отца? Со стороны Дюпон-Питаров?
Роменвиль. Все умерли!
Г-жа Демерморт. Бедное дитя! Что за мор на ее родных!
Роменвиль(идя к выходу, с облегчением). Просто повальный!
Все уходят. Капюла, уходя, роняет свой длинный лиловый шарф. Мать выбирается из своего убежища с осторожностью отъевшейся мыши. Капюла возвращается, увидев подругу, вскрикивает и бросается к ней.
Капюла. Я сказала, что забыла свой шарф!
Сжимают друг друга в объятиях.
Мать. Жеральдина! Это дивный сон!