III
Город – это единый организм, у которого есть нервы, голова, плечи и ноги. Каждый город существует отдельно и не похож ни на один другой. А еще у города есть свое настроение. Как распространяются в нем новости – неразрешимая загадка. Кажется, они разлетаются быстрее, чем бегают мальчишки; быстрее, чем женщины успевают поделиться ими через забор.
Прежде чем Кино с Хуаной добрались до дома, нервы города уже пульсировали и трепетали от возбуждения: Кино нашел величайшую жемчужину в мире! Запыхавшиеся мальчишки еще не успевали вымолвить ни слова, а их матери уже обо всем знали. Новость пронеслась над плетеными хижинами и пенной волной хлынула в город камня и штукатурки. Она достигла ушей священника, который прогуливался у себя в саду, подернула задумчивостью его взгляд и вызвала в памяти кое-какие починочные работы, которые не мешало бы провести в церкви. Святой отец прикинул, сколько могут дать за жемчужину, и попытался вспомнить, крестил ли он ребенка Кино. Да и обвенчаны ли Кино с Хуаной, если уж на то пошло?.. Новость докатилась до лавочников, и они тут же покосились на мужскую одежду, которая никак не желала распродаваться.
Новость дошла и до доктора, который сидел у постели женщины, чьей единственной болезнью был возраст, хотя и врач, и пациентка отказывались это признать. Когда доктор понял, кто такой Кино, лицо его сделалось одновременно строгим и рассудительным.
– Я знаю этого человека, – пояснил он. – Лечу его ребенка, ужаленного скорпионом.
Глазки доктора слегка закатились, и ему вспомнился Париж. Комната, которую он снимал, теперь казалась ему роскошными апартаментами, а жившая с ним женщина с надменным лицом – красивой и доброй девушкой, хотя на самом деле она не была ни тем, ни другим, ни третьим. Доктор уставился куда-то вдаль, мимо дряхлеющей пациентки, и ему представилось, будто он сидит в парижском ресторане, а официант как раз открывает бутылку вина.
Нищие с паперти услышали новость одними из первых и радостно захихикали: они знали, что никто так щедро не раздает милостыню, как внезапно разбогатевший бедняк.
Кино нашел величайшую жемчужину в мире. В городе, в тесных конторах, сидели дельцы, скупающие у ловцов жемчуг. Дождавшись, когда принесут товар, они принимались квохтать, спорить, кричать и угрожать, пока не доходили до самой низкой цены, какую только мог стерпеть владелец. Впрочем, была цена, ниже которой опускаться они не смели, потому что однажды какой-то ловец в порыве отчаяния пожертвовал жемчужины церкви. После заключения сделки, оставшись одни, скупщики беспокойно перебирали жемчуг и представляли, что он принадлежит им. Ведь это со стороны казалось, будто скупщиков много. На самом деле скупщик был всего один. Он нарочно держал посредников в разных конторах, чтобы создать видимость конкуренции. Новость дошла и до этих дельцов. Глаза у них тут же сощурились, а кончики пальцев начало слегка пощипывать. Всем пришла в голову одна и та же мысль: патрон не бессмертен, а значит, рано или поздно кому-то предстоит занять его место. И каждый подумал, что мог бы начать все заново, будь у него небольшой капиталец.
Самые разные люди интересовались теперь Кино – люди, у которых было что продать или о чем попросить. Кино нашел величайшую жемчужину в мире. Ее сущность смешалась с человеческой сущностью, и на дно выпал странный темный осадок. Внезапно каждый обнаружил, что жемчужина ему не безразлична. С ней связывались разнообразные мечты, надежды, расчеты, планы, стремления, потребности, желания, аппетиты и прихоти, и лишь один человек препятствовал их исполнению – Кино. Поэтому, как ни странно, он сделался всеобщим врагом. Новость подняла со дна города нечто бесконечно темное и злое, и эта черная эссенция была подобна скорпиону, или голоду, возбуждаемому запахом пищи, или же одиночеству, когда отказывают в любви. Городские железы начали вырабатывать яд, и от его давления город распух и вздулся.
Но Кино с Хуаной ни о чем не подозревали. Они были счастливы и взволнованы, а потому верили, что весь мир разделяет их радость – Хуан-Томас с Аполонией уж точно, а они ведь тоже часть мира. Вечером, когда солнце зашло за горы и готовилось опуститься во внешнее море, Кино с Хуаной сидели на корточках у себя в хижине, где стало тесно от набившихся туда соседей. Кино держал перед собой великую жемчужину, казавшуюся живой и теплой у него в руке. Ее музыка слилась теперь с музыкой семьи, от чего обе сделались еще прекраснее. Соседи смотрели на жемчужину в руке у Кино и недоумевали, откуда берется такое счастье.
Хуан-Томас, который сидел справа от Кино, так как приходился ему братом, спросил:
– И что же ты собираешься делать теперь, когда стал богачом?
Кино заглянул в глубь жемчужины, а Хуана опустила ресницы и прикрыла шалью лицо, чтобы никто не заметил ее возбуждения. В блеске жемчужины возникали образы всего того, о чем мечталось когда-то Кино и о чем он давно забыл даже думать как о несбыточном. Кино увидел в жемчужине, будто сам он, Хуана и Койотито преклоняют колени перед алтарем: они с Хуаной венчаются, ведь теперь им есть чем заплатить.
– Мы поженимся, – тихо произнес он. – В церкви.
Кино хорошо рассмотрел, во что они одеты: Хуана – в жесткую от новизны шаль и новую длинную юбку, из-под которой слегка видны ноги в туфлях. Все это явилось ему в жемчужине – вспыхнуло яркой картинкой. На самом Кино – белые одежды, в руке – шляпа, не соломенная, а из дорогого черного фетра. На нем тоже туфли – не сандалии, а настоящие туфли на шнурках! Но Койотито превзошел их обоих: на нем был синий матросский костюмчик из Соединенных Штатов и маленькая фуражка, какую Кино видел однажды, когда в устье реки вошла прогулочная лодка. Все это Кино разглядел в сияющей глубине жемчужины. Ее музыка грянула у него в ушах трубным хором, и он сказал:
– Мы накупим новой одежды.
Затем на поверхность серебристой жемчужины всплыли все те мелочи, которых так хотелось Кино: гарпун на смену тому, что потерялся в прошлом году, новый железный гарпун с кольцом на конце древка, и еще – его ум едва решился на подобный скачок – ружье. А почему бы и нет? Ведь он теперь сказочно богат! Кино увидел в жемчужине себя – себя с карабином "винчестер" в руках. Безумная мечта – и такая приятная. Его губы нерешительно дрогнули.
– Ружье, – выговорил он наконец. – Может быть, купим ружье.
Именно ружье окончательно смело последние преграды. Стоило Кино подумать о чем-то столь несбыточном, как все горизонты исчезли и он очертя голову бросился вперед. Недаром говорится, что люди никогда не бывают довольны: даешь им одно, а они просят еще. Говорится с осуждением, хотя на самом деле это один из величайших человеческих талантов: именно он позволил людям возвыситься над животными, которые всегда довольствуются тем, что имеют.
В ответ на безумные мечтания Кино соседи только молча кивали, а какой-то человек в задних рядах пробормотал:
– Ружье… У него будет ружье…
Музыка жемчужины звучала пронзительно и победоносно. Хуана посмотрела на Кино широко распахнутыми глазами – так поразила ее смелость мужа и его необузданное воображение. Теперь, когда горизонтов больше не осталось, на Кино снизошла несокрушимая сила. В жемчужине возник Койотито, сидящий за маленькой партой, – Кино как-то видел такие в открытую дверь школы. На Койотито была курточка, белый воротничок и широкий шелковый галстук. Мало того: он писал на большом листе бумаги!
Кино вызывающе глянул на соседей.
– Мой сын пойдет в школу! – объявил он, и все тут же притихли.
У Хуаны перехватило дыхание. Глаза у нее сияли. Она быстро глянула на сына, желая проверить, возможно ли это.
Лицо Кино озарилось провидческим светом.
– Мой сын сможет открывать и читать книги, писать и понимать написанное, научится складывать числа. И все это сделает нас свободными, потому что он будет знать – он будет знать, и через него мы тоже будем знать.
В жемчужине Кино увидел, как они с Хуаной сидят у очага, а Койотито читает им из большой книги.
– Вот, что сделает жемчужина, – подытожил Кино. Никогда в жизни он не произносил столько слов сразу.
Внезапно Кино испугался собственных речей. Его рука сжалась в кулак, отрезав жемчужину от света. Он испугался, как пугается человек, который произносит: "Так будет", сам не зная, что говорит.
Соседи понимали, что сделались свидетелями великого чуда. Отсчет времени станет теперь вестись от того дня, когда Кино нашел жемчужину, а его пророчество будут обсуждать еще многие годы. Если предсказанное Кино сбудется, люди вспомнят, как он выглядел, что говорил, как сияли его глаза, и скажут: "Он словно преобразился – какая-то сила на него снизошла. Сами знаете, что за великий человек он теперь, а началось все именно тогда – сам видел".
Если же замыслам Кино не суждено осуществиться, те же самые соседи будут говорить: "Тогда-то все и началось. Кино впал в безумие и наговорил много безумных слов. Храни нас Бог от такой напасти! Да, Бог покарал Кино за то, что он взбунтовался против существующих порядков. Сами знаете, что с ним сталось. А в тот день я своими глазами видел, как он лишился разума".
Кино взглянул на свою стиснутую в кулак руку. Костяшки пальцев, разбитые о ворота докторского дома, были покрыты коростой.
Сумерки сгущались. Хуана усадила Койотито на бедро и примотала к себе шалью. Потом подошла к очагу, отыскала в золе уголек, наломала хвороста и раздула огонь. Неверный свет заплясал на лицах гостей. Соседи знали, что пора возвращаться домой, к собственному очагу, но уходить не спешили.
Почти стемнело, и огонь в очаге отбрасывал на стены черные тени. Внезапно по хижине пронесся шепот:
– Святой отец идет… священник идет.
Мужчины обнажили голову и посторонились, а женщины прикрыли шалью лицо и потупили глаза. Кино и Хуан-Томас встали. Вошел священник – седеющий мужчина со старым лицом и молодым взглядом. "Дети мои" называл он этих людей и обращался с ними как с детьми.
– Кино, – негромко проговорил он, – ты носишь имя великого человека – великого отца церкви.
Святой отец произнес это таким тоном, словно давал благословение.
– Известно ли тебе, что твой соименник укротил пустыню и смягчил сердца вашего народа? Об этом сказано в книгах.
Кино быстро глянул на Койотито, висящего на бедре у Хуаны. "Когда-нибудь, – пронеслось у него в голове, – этот мальчик будет точно знать, что сказано в книгах, а что нет". Музыка жемчужины смолкла, на смену ей медленно вкралась утренняя мелодия, музыка зла, музыка врага, слабая и едва различимая. Кино обвел глазами соседей, пытаясь определить, кто из них принес с собой эту мелодию.
И снова заговорил священник:
– Мне было сказано, что ты нашел великое богатство – великую жемчужину.
Кино разжал кулак, и священник тихо ахнул, пораженный размером и красотой жемчужины.
– Надеюсь, сын мой, ты не забудешь возблагодарить того, кто даровал тебе это сокровище; не забудешь помолиться о наставлении.
Кино только молча кивнул. Вместо него ответила Хуана:
– Мы не забудем, святой отец. А еще мы обвенчаемся – Кино сам так сказал.
Она повернулась к соседям за подтверждением, и они торжественно закивали.
– Радостно видеть, что ваши первые мысли – благие мысли, – сказал священник. – Да благословит вас Бог, дети мои!
Он медленно направился к выходу, и люди расступились, пропуская его.
Рука Кино снова сжалась в кулак, и он подозрительно огляделся по сторонам: в ушах у него, заглушая мелодию жемчужины, вновь звучала песня зла.
Молча разошлись по домам соседи. Хуана присела рядом с очагом и поставила на огонь глиняный горшок с вареными бобами. Кино шагнул к дверям и выглянул наружу. Как и всегда, он почувствовал запах дыма от многих очагов, увидел туманные звезды, ощутил лицом сырой ночной воздух и прикрыл от него нос. Подошел худой щенок и начал приветственно пританцовывать, словно мотающийся на ветру флаг. Кино посмотрел на него невидящим взглядом. Он сокрушил последние горизонты и теперь стоял в холодной пустоте, одинокий и незащищенный. В стрекоте сверчков, трелях древесных лягушек и жабьем кваканье ему слышалась мелодия зла. Кино поежился и плотнее закрыл нос одеялом. Он все еще сжимал в кулаке жемчужину, гладкую и теплую на ощупь.
Кино слышал, как Хуана прихлопывает ладонью лепешки, прежде чем бросить их на глиняный противень. Спиной он ощущал тепло и незыблемость семьи – ее мелодия доносилась из хижины, словно мурлыканье котенка. Когда Кино объявил, что ждет его в будущем, он создал это будущее. План – нечто реальное. Вообразить – значит прожить и прочувствовать. Однажды задуманное становится фактом действительности – таким же, как все прочие. Его невозможно уничтожить, однако опасность грозит отовсюду. Будущее Кино тоже сделалось чем-то реальным, и едва он объявил о своих замыслах, как враждебные силы вознамерились ему помешать. Кино знал об этом и готовился к нападению. А еще он знал, что боги не любят ни людских замыслов, ни людских успехов. Боги мстят человеку, который достиг чего-то своими силами, а не по воле случая. Поэтому Кино боялся строить планы, но однажды зародившийся план уничтожить уже не мог. В предчувствии нападения Кино постепенно покрывался толстой шкурой, чтобы защититься от мира. Его глаза и ум начали прощупывать темноту в поисках опасности еще прежде, чем она появилась.
Кино заметил, что к дому приближаются двое. У одного в руке был фонарь, освещавший землю и ноги непрошенных гостей. Они завернули в калитку и подошли к хижине. В одном Кино узнал доктора, в другом – слугу, который открыл ему утром ворота. При виде их разбитый кулак Кино словно ошпарило.
– Меня не было дома, когда вы приходили, – сказал доктор. – Я пришел как только смог и сейчас же осмотрю ребенка.
Кино стоял в дверном проеме, загораживая проход, а в глубине его глаз пылала ненависть – ненависть и страх, который глубоко вогнали в него сотни лет притеснения.
– Ребенок почти поправился, – отрывисто произнес он.
Доктор улыбнулся, однако его заплывшие глазки не улыбались.
– Иногда, друг мой, яд скорпиона действует довольно причудливым образом. Сначала наступает улучшение, а потом – паф!
Он издал похожий на выстрел звук, чтобы изобразить, как внезапно это происходит, а затем подставил свой черный докторский чемоданчик под луч фонаря, потому что знал: народ Кино любит орудия любого труда и доверяет им.
– Иногда, – текучим голосом продолжал доктор, – у больного отсыхает нога, слепнет глаз или вырастает горб. О, я знаю, что такое яд скорпиона, друг мой, и умею от него лечить.
Кино почувствовал, как ярость и ненависть превращаются в страх. Доктору, быть может, многое ведомо. Кино не имел права ставить собственное бесспорное невежество против возможного докторского знания. Он оказался в ловушке, в которую вечно ловили и будут ловить людей его народа – до тех пор, пока, как выразился Кино, они не смогут быть уверены, что написанное в книгах действительно в них написано. Кино не желал рисковать – только не жизнью или прямой спиной Койотито. Он посторонился, давая доктору и слуге пройти.
Хуана встала и попятилась, прикрывая лицо Койотито краем шали. А когда доктор приблизился и протянул к малышу руку, она только крепче прижала его к себе и посмотрела на Кино, по лицу которого метались отбрасываемые огнем тени. Он кивнул, и лишь тогда Хуана позволила взять малыша.
– Посвети, – приказал доктор.
Слуга поднял фонарь, и в его свете доктор бегло оглядел ранку на плече Койотито. Он ненадолго задумался, затем оттянул сопротивляющемуся ребенку веко и осмотрел глазное яблоко.
– Так я и думал, – кивнул доктор. – Яд проник внутрь и скоро начнет действовать. Видите? Оно посинело.
И встревоженный Кино в самом деле увидел, что глазное яблоко у Койотито слегка синеватое. Он не знал, всегда ли оно было таким или нет. Ловушка захлопнулась – рисковать нельзя.
Заплывшие глазки доктора слегка увлажнились.
– Я дам ему лекарство – попробую остановить яд, – сказал он и отдал Кино ребенка.
Доктор вынул из чемоданчика склянку с белым порошком, насыпал порошка в желатиновую капсулу и закрыл ее, затем вставил первую капсулу во вторую и тоже закрыл. Действовал он очень умело: взял Койотито на руки и принялся щипать за нижнюю губу, пока малыш не открыл рот. Тогда доктор положил капсулу ему на язык – так близко к корню, что Койотито не мог ее выплюнуть, – поднял с пола кувшинчик с пульке и дал ему выпить. Дело было сделано. Доктор снова осмотрел глазное яблоко малыша и поджал губы, как бы в раздумье.
Наконец он вернул ребенка Хуане и обратился к Кино:
– Яд нанесет удар где-то через час. Возможно, лекарство убережет ребенка от беды, но я все равно вернусь. Надеюсь, я успею его спасти.
Доктор тяжело вздохнул и вышел из хижины. Слуга с фонарем последовал за ним.
Хуана прикрыла ребенка шалью и теперь смотрела на него с тревогой и страхом. Кино приблизился, приподнял шаль и пристально поглядел на сына. Он протянул было руку, чтобы оттянуть ему веко, но тут заметил, что все еще сжимает в руке жемчужину. Тогда Кино достал из ящика у стены какое-то тряпье, завернул в него жемчужину, пальцами вырыл в земляном полу ямку, положил туда сверток, присыпал землей и тщательно замаскировал тайник. Затем он подошел к очагу, у которого, не отрывая глаз от ребенка, сидела Хуана.
У себя дома доктор удобно устроился в кресле и положил перед собой часы. Слуги принесли легкий ужин – горячий шоколад, пирожные и фрукты, – и он брезгливо уставился на еду.
В соседских домах обсуждалась тема, вокруг которой предстояло еще долго вертеться всем разговорам. Сегодня ее обкатывали впервые, чтобы проверить, хорошо ли пойдет. Соседи показывали друг другу, как велика жемчужина; слегка поглаживали палец о палец, изображая, как она прекрасна. Теперь они станут внимательно следить, не вскружит ли богатство Кино с Хуаной голову, как это обычно бывает. Все знали, зачем приходил доктор. Он плохо умел притворяться, и ему не удалось никого провести.
Плотный косяк мелких рыбешек рассекал воду речного устья, блестя чешуей и пытаясь уйти от налетевшей стаи крупных рыб. Пока продолжалась бойня, в хижинах было слышно, как тихо плещутся маленькие рыбы и тяжело бьют по воде большие. Сырой воздух поднялся от залива и осел солеными каплями на кусты, кактусы и коренастые деревца. По земле сновали мыши, которых бесшумно преследовали ночные птицы.
Худой черный щенок с огненно-рыжими пятнами над глазами подошел к хижине и заглянул в дверь. Когда Кино поднял на него глаза, он принялся отчаянно вилять задом, но стоило хозяину отвернуться, тут же перестал. Щенок не осмелился войти, зато с живейшим интересом наблюдал, как Кино съел бобы, вытер глиняную миску кукурузной лепешкой и тоже отправил ее в рот, а напоследок выпил пульке.