К вечеру, когда мне уже уходить с работы, муж звонит. Ему должны были дать отпуск за два месяца, и у меня отпуск намечался. И мы все хотели поехать к моей сестре в Батуми.
– Представляешь, мне отпуск не дают! – говорит он мне.
И ещё один вопрос задал, от которого у меня по спине побежал холодок:
– Ты этой своей свекровке про Федю говорила?
– Нет, – отвечаю я, предчувствуя нехорошее, – не говорила.
Придя домой, я не разуваясь, тем самым приведя Лидию Павловну в молчаливый шок, прошла в зал и с замиранием сердца заглянула в торшер… Ни паутины, ни Феди там не было!.. Кругом чистота и идеальный порядок. "Я бы её за этот порядок!.."
Я повернулась и сдавленным голосом, еле сдерживая гнев, спросила:
– Где?!. Где вот тут был паучок?..
Выражение её лица надо было видеть. Здесь присутствовало всё сразу: удивление, досада, непонимание, брезгливость и злость. Она ответила, почти на пике истерического визга:
– Паука?! Паука там не было!.. Я их с детства боюсь!.. А вот столько паутины… я никогда не видела!!! Как можно развести такую грязь… и такую паутину… в моём торшере?! Он достался мне ещё от мамы! Это просто неуважение к моей маме… и ко мне!..
И так далее, в том же духе и в том же тоне пришлось выслушать этот визг негодования, полный презрения.
Сын, когда пришел из школы и узнал, что Феди нет и в этом виновата Лидия Павловна, в сердцах бросил портфель чуть ли не ей под ноги и ушел. Вернулся очень поздно.
Объяснять ей было бесполезно, что этот паучок нам был очень дорог.
Она уехала с обидой на следующий же день. А мы вздохнули с облегчением.
Представляю, что у неё было в голове, что она подумала о нас, о паутине в торшере и вообще…
А где-то, через две недели, мы обнаружили нашего Федюшу на прежнем месте, в новой паутине.
Счастье у нас было на миллион!!!
Муж сбегал в магазин, купил шампанское, и мы выпили за Федино возвращение. Ведь мы так переживали его отсутствие.
В отпуск мы всё-таки поехали, но на две недели позже.
Таможня
Ездила я к сестре, племяшечка у меня родилась. Это было примерно в 2002 году. Жила я тогда, за границей, на Украине, а сестра – в России. Раньше ездили друг к дружке в гости и не о чём не думали. А теперь "высшие" поделили страну, да ещё установили, сколько дней можно находиться в гостях. Не буду называть конкретные адреса, понятно, почему, так как в деталях попытаюсь всё описать.
Ну, так вот, еду я от сестры обратно на автобусе. На два дня задержалась (ну так получилось). На улице зима, ночь. Несколько раз останавливал таможенный контроль – было всё нормально. Пассажиры мирно засыпали после проверки документов, и мы ехали дальше. И вот очередная остановка. Один таможенник, сзади идет по салону автобуса, проверяет документы, а другой пристал к водителю: покажите это, покажите то, покажите аптечку… Тот роется, ну не может найти эту аптечку. Видимо, впопыхах сунул, а сейчас занервничал и забыл где.
Таможенник с чувством поймавшего с поличным и наслаждаясь своей властью, спрашивает:
– Ну, так что? Нет аптечки?
Я гляжу, а аптечка у водителя на полу, около сиденья. Поднялась я с места, подошла и показала на аптечку таможеннику.
О-о-о! Какое разочарование было в глазах таможенника. И ведь не успокоился он после этого:
– Почему не на месте?!
Решила я до конца спасать водителя:
– Мне было плохо. Мне водитель помощь оказывал.
Таможенник посмотрел на меня, изображая проницательный взгляд, и сказал:
– Ваши документы.
Я подала ему документы. Он их долго разглядывал, затем вышел с ними из автобуса и ушел к себе. Я обратилась к водителю:
– И что всё это значит? – показываю в сторону ушедшего таможенника. – Они забрали мои документы!?
– Не переживайте, сейчас придут, всё скажут, – попытался он меня успокоить.
Наконец, появились таможенники и произнесли то, к чему я ну никак не была готова:
– Выходите с вещами. У вас просрочена виза. Вы будете депортированы.
Ужас какой-то! Я оглянулась на водителя, понимая, что помощи от него никакой не будет, но хотя бы сочувствие увидеть в его глазах хотелось. Сочувствие, конечно, я увидела – он пожал плечами. И я поняла, что с этой "властью" не поспоришь. Я покорно вышла, забрала сумку из багажника и пошла за таможенниками. Мы зашли в помещение, они открыли довольно-таки большую комнату, завели меня туда и закрыли дверь. Я стояла и оглядывала комнату: около стен стояли стулья, свет был выключен. Бесполезное щелканье выключателем ни к чему не привело. Свет падал через непрозрачное стекло двери из комнаты, где находились таможенники. Хотела согреть руки, прикоснулась к батареям: они были ледяные. Окна высокие, и верхняя форточка на одном окне даже была открыта. Я поёжилась, глядя на неё, так как на улице был большой минус. Время было примерно где-то два ночи. Интересно, и сколько мне тут мёрзнуть? Я к утру просто околею! Вдруг, дверь открылась, и меня пригласили туда, где сидели таможенники. Войдя, сразу ощутила тепло. Меня попросили сесть за стол. Один таможенник внимательно изучал мои документы (или делал вид), другой смотрел телевизор и курил. Видимо, психологически на меня давили долгим молчанием! Я не выдержала и возмущённо сказала:
– Вы бы не могли в помещении не курить! – и добавила: – У меня сердце больное!
Таможенник, который курил, встал и молча вышел на улицу докуривать свою сигарету. А этот, который сидел за столом, наконец, принялся за меня.
– Где работает ваш муж? – был задан вопрос.
– Это имеет значение к тому, что вы меня, среди ночи, вытащили из автобуса?
– Да, имеет.
– Какое?
– Вы знаете, что вы будете депортированы?
– Вы мне это уже сказали еще в автобусе. И что? Что вы тут из меня пытаетесь шпионку сделать?
И, отвернувшись, тихо самой себе пробурчала, но так, чтобы было слышно:
– Заняться, что ли, больше нечем?
– Можно обойтись и без депортации, – игнорируя мои высказывания, сказал таможенник, крутя деловито ручкой.
Я сразу поняла, что сейчас будет вымогать деньги. Я хотела сказать ему какую-нибудь пакость, но передумала. В общем, не буду я описывать подробно, как он вымогал у меня деньги. Да и что их у меня вымогать? У меня деньги были только на обратную дорогу – и всё. Поняв, что от меня толку нет никакого, он вернул меня обратно в тот холодильник, сказав:
– Завтра утром приедет специальный автобус, и вас будут депортировать!
Это было сказано так, как будто меня завтра будут расстреливать. Расстреливать или депортировать – всё равно по спине пробежал холодок. Если бы в то время у меня был телефон, я, конечно, начала бы звонить и сообщать об этом всем и вся. А так я просто стояла в этой комнате и с ненавистью глядела на открытую форточку, откуда несло холодом. Села на стул, но тут же встала: он был ледяной. И вдруг поняла, что уже хуже, чем сейчас, они со мной ничего не сделают! А вот я попробую им устроить спокойную ночку! И я стала стучаться в дверь.
Дверь открылась.
– Что стучим?
– Я в туалет хочу.
Меня вывели в туалет на улицу. Я возмутилась, сказав первое, что пришло мне в голову, так как я видела, когда мы заходили, туалет был в помещении:
– Я не могу на улице ходить в туалет! У меня цистит!
Он завёл меня молча обратно в помещение и показал, где туалет. Постояв в туалете, я вышла и, глядя таможеннику в глаза, сказала:
– Вы меня заставили сильно нервничать, – выдержала небольшую паузу, добавила: – И у меня на нервной почве открылось кровотечение!
– Это ваши проблемы, – ответил он мне равнодушно.
И тут меня (как Остапа Бендера) понесло!
Я повышенным тоном стала говорить:
– Нет, это у вас проблемы будут, если вы меня сейчас же не обеспечите тем, в чём я сейчас нуждаюсь! Вы меня вытащили из автобуса посреди ночи! Пугаете депортацией! Как будто это не депортация будет, а расстрел! Вымогаете у меня деньги! Посадили в комнату с открытыми окнами! На улице, кстати, мороз, вы не заметили?! Изображаете тут из себя, будто в моём лице шпиона поймали! Я всего лишь ездила к своей сестре в гости! И я не хочу, чтобы кто-то решал за меня, сколько мне находиться у своих родственников! Вам мой муж нужен?! Будет вам мой муж! Но потом! Я вам обещаю! Дайте только домой добраться!
С этими словами я села на диван с колотящимся сердцем.
Два таможенника смотрели на меня, как два удава на одного кролика. Я выдержала их взгляд, хотя внутри у меня всё дрожало.
Один из них встал, сходил куда-то и принёс мне упаковку ваты. Потом они опять закрыли меня в той комнате. Постояв минут пять, я стала стучать в дверь. Дверь открылась – на меня молча смотрели злые таможенные глаза.
– Я замерзла, – сказала я примирительно тихо.
Дверь захлопнулась у меня перед носом. Я нерешительно постояла с полминуты и стала стучать опять в дверь. Видимо, мой примирительный тон не подействовал: дверь долго не открывали. Я понимала, что я нарываюсь!!! Но остановиться уже не могла. Дверь вдруг резко распахнулась. У меня всё оборвалось внутри. Я даже зажмурилась от страха. Резкий вопрос привел меня в себя.
– Что?!!
– Я замерзла!!! – говорила, а сама протискивалась между дверью и таможенником, глядя на него снизу вверх. – Если я тут простужусь, вы об этом очень пожалеете! Я, кстати, недавно из больницы!
Тот только проводил меня взглядом. (Ну не драться же ему со мной?) Протиснуться мне удалось, и я села на диван. Два мужика глядели на меня как на врага народа и всех таможенников. От этого взгляда перехватывало дыхание. Но я всё-таки, сглотнув комок страха, выдавила из себя:
– Вы не могли бы дать мне горячего чаю? А то я очень замерзла там, в этом вашем гадюшнике.
Один таможенник вышел курить, а второй вскипятил чай, налил в кружку и молча дал мне. Пока я пила, подошел очередной автобус. Таможенники пошли проверять документы, а меня вместе с кружкой чая отправили опять в эту комнату, сказав, что так положено. Через какое-то время за дверью послышался женский голос. О чём они говорили, не было слышно. Наконец, дверь открылась, и зашла пожилая женщина.
– Вас тоже депортировать будут? – спросила я у неё.
– Да! – плакала она.
– А деньги уже вымогали?
– Да, вымогали… Ироды! Нет у меня денег! У меня сердце больное! Очень сильно болит!
Я стала стучаться в дверь очень настойчиво.
– Что ещё? – послышалось за дверью.
– Тут у женщины с сердцем плохо! Немедленно откройте!
– Что ещё вы хотите? – спрашивал таможенник, открывая дверь.
– У вас аптечка есть? – спросила я, когда дверь была открыта.
Таможенник глядел на меня налитыми от ненависти глазами. Если бы он мог, он бы из меня сделал отбивную. Он даже не услышал моего вопроса… (представляя, видимо, как разделывается со мной).
– Так что? – повторила я свой вопрос, вспомнив, как он спрашивал у водителя про аптечку. – У вас нет аптечки?! У вас обязана быть аптечка! С вашей подачи, у пожилой женщины с сердцем плохо! Или, может быть, мне сюда "скорую помощь" вызывать?
Дверь с силой захлопнулась. Стёкла задрожали. Затем через минуту открылась. В руке он держал флакончик корвалола. Я посмотрела на протянутый мне флакончик и выразительно спросила:
– Ей что, пить прямо из флакона?! Или вы всё-таки соблаговолите принести стакан с водой?!
Таможенник нервно выдохнул, ушел, не закрывая двери уже, и принёс полный стакан воды. Я демонстративно выплеснула лишнюю воду на пол и накапала женщине корвалол. Минут через 15 мне сказали, чтобы я с вещами вышла. Я взяла сумку, и меня, ни слова не говоря, подвели к автобусу. Я зашла, двери закрылись, и мы поехали. Я ехала и думала: "Это меня уже депортируют?" Оглянулась на спящих пассажиров. Неужели вот их всех депортируют? Посмотрела на водителя и спросила:
– А автобус куда идёт?
Автобус, как оказалось, шел в моём направлении. Я ещё много чего передумала и напредставляла, пока мы ехали. Наконец, автобус пришел в пункт назначения. Я вышла, ожидая, что нас всех сейчас куда-то повезут или поведут. Но все пассажиры мирно разошлись в разные стороны. И тут я поняла: эти таможенники просто от меня избавились, чтобы я их больше недоставала! И я отправилась на паром.
Старый дом
Старый 2-этажный дом на четырёх хозяев из последних сил ждал к себе жить людей, у которых душа в любви, и хотелось, чтобы люди, которые поселятся, заботились и о нём. Дом не сносили, так как в нём когда-то давно жил известный композитор. И теперь он охранялся законом, но не людьми. Дом вспоминал те дни с трепетной грустью. За ним всегда ухаживали, часто ремонтировали. В Доме везде были ковры, цветы, даже в коридоре на лестнице. А сейчас!? Что это за люди, которые не берегут то место, где живут!? Дому это всё очень надоело, и поэтому с этими несносными жильцами он стал бороться по-своему. С большим усилием Дом выживал их всех из себя. Последних жильцов, которые жили на втором этаже, он прямо-таки "избил" дверями и с периодической точностью "топил" водой. Семью алкашей с первого этажа, после того как они вынесли ванну и продали, вообще затопил фекалиями. Достал так всех своей непредсказуемостью, что даже слесари стали отказываться ходить и чинить в этом доме что-либо. Они рассказывали друг другу о том, что там гаечные ключи прямо из рук выскакивают. Один слесарь ящик с инструментами нашел на улице, хотя хорошо помнил, что поднимался с ним на второй этаж. Двери в туалете, когда туда заходили, сами собой захлопывались и только со взломом открывались. В общем, стали поговаривать, что там поселилось привидение или, чего хуже "барабашка".
Дом прекрасно знал, что без людей долго не протянет. Года два он пустовал вообще, глубоко вздыхая и скрепя всеми ставнями. Но абы с кем он больше не хотел и не желал жить.
И вот по лестнице на второй этаж поднимался мужчина лет 28-ми в сопровождении хозяйки этой квартиры, которую Дом в своё время тоже выжил. Та поднималась со своим будущим квартирантом и трещала без умолку. Она расхваливала квартиру с каким-то истерическим всхлипыванием, говоря, что там есть мебель, посуда, кастрюли и даже в шкафу постельное бельё, подушка и одеяло. Голос её дрожал, чувствовалось, что она очень боится упустить этого клиента, при этом она почему-то всё время оглядывалась по сторонам.
"Если бы не я… и не мои усилия, – говорил себе Дом, презрительно глядя на эту женщину, – ты, жадное создание рода человеческого, вынесла бы отсюда всё! А так… вот человеку пригодится… может быть…"
Сергей, пока поднимался на второй этаж с хозяйкой, которую почти не слушал, думал: "Перила обязательно поправлю, стены зашпаклюю. Сама квартира, наверно, также нуждается в ремонте…"
Он был прав насчёт ремонта, когда хозяйка открыла дверь в его будущую квартиру.
Он стоял на пороге и размышлял: "За такую мизерную плату можно сделать хороший ремонт и жить. Ничего, ничего всё со временем поправлю. В любом случае я домой не вернусь. Такого не прощают!.. От предательства надо быстро уходить, не оглядываясь".
Сергей целый день бегал по городу, ища сначала квартиру или на худой конец комнату. Везде цены были ему не по карману. К вечеру он был готов уже на любое жилье, хотя бы на короткий срок, так как перспектива остаться на улице, где моросил осенний дождь, его не устраивала. Ему, наконец, дали номер телефона и сказали с каким-то сарказмом:
– Там будет н-е-в-е-р-о-я-т-н-о дёшево.
Сергей не обратил внимания на этот сарказм, так как был очень уставшим. Он позвонил, договорился о встрече.
И теперь Дом, замерев, смотрел на этого человека:
"Ну, то, что этот новенький жилец там ремонт думает делать, это ещё ни о чём не говорит. Думать эти люди могут что угодно, но не все делают. Вон, с третьей квартиры, кричал, что ремонт сделает, а сам, негодяй, все батареи вынес и продал, а деньги пропил. Я ему потом устроил!.. Долго вспоминать будет! Посмотрим, посмотрим на этого… Хоть бы ему понравилось тут. А вдруг этот жилец – то, что надо? Да нет, надо постараться, чтобы ему понравилось…"
Сергей потянулся к выключателю. Хозяйка, опережая его действия, извиняющимся голосом запричитала:
– Да нету туточки свету, отключено всё давно, да и лампочек нету. Я вот керосиновую лампу вам приготовила.
Хозяйка чиркнула спичкой и стала поджигать фитиль у видавшей виды керосиновой лампы.
Но Сергей, уже больше по инерции, продолжал начатое движение и всё-таки нажал на включатель. И свет загорелся. У хозяйки вид сделался очень испуганный, растерянный и озабоченный. Здесь давно не было света, так как она сама лампочки выкрутила. Сергей же воспринял это нормально: он не знал о том, что знала хозяйка.
– Давайте уже расплатимся, как договаривались, – тихо, переминаясь с ноги на ногу, промямлила хозяйка.
Она получила квартплату и, выйдя, перекрестясь, поспешила уйти.
Но напоследок Дом решил напугать эту, как он про себя её называл, дурынду рода человеческого. Двери прямо перед нею захлопнулись, и та в кромешной тьме долго в страхе копошилась, пытаясь открыть их. Выпустил Дом её после того, когда та истерически завизжала, зовя на помощь своего квартиранта. Двери не открывались, несмотря на то, что замка там не было, его эта "дурында" также выкрутила. Был крючок, но только с внутренней стороны. Двери тут же открылись, когда появился Сергей. Но хозяйки уже и след простыл. Та выскочила как ошпаренная с причитаниями. Он постоял, пожал плечами, затем спустился вниз закрыть двери, но задержался на пороге. На улице было тихо-тихо и тепло, блестели пожелтевшие листья деревьев, остатками дождя капая в лужи. Небо было усеяно звёздочками. Сергей закурил и присел на скамейку. Она на удивление почему-то оказалась сухой. Он даже не задумался над тем, что после дождя скамейка сухая.
А Дом радовался: "Пусть, пусть посидит, отдохнёт, я ему специально скамеечку сухую приготовил, и погодка ему в благодать…"
Сергей сидел, курил, наслаждаясь свежим воздухом, этой тишиной, этой красотой и, наконец, своей свободой. Он не думал ни о чём. Просто сидел и просто курил…
Закрыв двери, он поднялся к себе, теперь в свою квартиру. Квартира была двухкомнатная, комнаты большие, кухня просторная. Вся мебель накрыта пожелтевшим целлофаном, защищающим её от пыли. Сняв осторожно со шкафа целлофан, он увидел обещанные простыни и полотенца.
"Хорошо, – отметил он, – будет на чем первое время поспать, пока не куплю себе всё новое".
Прошел на кухню, вспомнил: хозяйка говорила, что газа нет – отключили. Сергей увидел коробок спичек, лежащий на печке, как будто специально приготовленный, взял его, зажег спичку и открыл вентиль – газ вспыхнул.
"Странная хозяйка… Зачем обманывать: то света нет, то газа нет? Что там она ещё говорила нет? А… воды нет. Ну-ка?.."
Он открыл кран, там что-то засвистело, потом забулькало, и вода, наконец, потекла. Видно было, что воду долго никто не включал, так как она вначале пошла очень ржавая, но со временем полилась чистая. Сергей стоял и смотрел на льющуюся воду, а Дом в это время наслаждался своим умением из ничего сделать что-то. Потому как в доме действительно всё было отключено.
"Ничего-ничего, он всё починит, всё подключит", – говорил с надеждой себе Дом.
Сергей сполоснул чайник и поставил на газ.