Горняк. Венок Майклу Удомо - Абрахамc Питер 13 стр.


Опять между ними пролегло молчание. Мейзи подошла к кровати. Постояла, глядя на него сверху вниз. Он открыл глаза и тоже посмотрел на нее.

- Кончу поскорее работу, а потом пойдем и предупредим Лию.

- Ты видела ее, когда она клялась добраться до того, кто выдает ее?

- Мы должны ей сказать. Теперь закрой глаза и поспи. Тебе нужно отдохнуть, а то к началу работы будешь совсем вымотанный. Ну, закрывай глаза.

Мейзи коснулась его лба прохладными, утешающими пальцами. Они задержались там секунды на две, потом она отняла руку.

- Спи, - повторила она и вышла, плотно притворив за собою дверь.

Глава десятая

Зимние сумерки уже сгущались, когда они шли в Малайскую слободу предупредить Лию. Говорили они очень мало. Мейзи была как-то необычно мягка и покорна. Смех и радость, обычно не покидавшие ее, словно испарились.

Чем ближе они подходили, тем ярче вспоминалась Элиза. Он не думал о ней после того, как в воскресенье утром они с Мейзи уехали в Хоопвлай, где ему было спокойно и радостно. Но чего-то в этой радости не хватало. И теперь он понял: мешало сознание, что всю радость подарила ему Мейзи, а не Элиза.

А ему было нужно, чтобы это была Элиза. Потому что ему вообще нужна Элиза. Если б только Элиза смеялась, как Мейзи, и танцевала, как Мейзи, и всюду водила его с собой, как Мейзи, вот тогда счастье его было бы полным. Работы он не боится и мог бы обставить жилище не хуже, чем у того белого. Но она не такая, как Мейзи. Не смеется, не танцует. И он слишком сильно ее любит. Он смотрел на Мейзи и жалел, что не любит ее. Но любил он и хотел Элизу.

- Мейзи!

- Да.

- Почему, когда любишь человека, так бывает?

- Может, потому, что любишь не того человека, - ответила Мейзи, не глядя на него.

- Но если иначе не можешь?

- Знаю. Я вот не могу… А она?

- Не знаю.

- А ты бы спросил.

- Это трудно. С тобой я могу говорить. А с ней - нет.

- Ведь она пришла к тебе тогда ночью. Я в том смысле, ты звал ее прийти?

- Я не звал ее. Она пришла сама.

- Она тебя любит, Кзума.

- Как это может быть? - спросил он и строго посмотрел на нее.

- Бывают такие люди.

- Ты не такая.

- Я не Элиза. И ты меня не любишь.

- А ты?

Мейзи подняла на него глаза. Губы ее сложились в горькую улыбку, но в глазах был смех. Она медленно покачала головой.

- Любишь меня? - не отставал Кзума.

Кзума смотрел вдаль, на неоновые огни, бросавшие в полумрак многоцветные рекламы.

- Для меня это очень важно, - сказал он. - Для меня очень важно, что ты меня любишь, потому что ты - хороший человек, и я могу тебя понять и говорить с тобой.

- А для меня? Думаешь, мне очень приятно смотреть, как ты за ней бегаешь? Очень приятно, что приходишь ко мне, только когда она тебя прогоняет? А ты говоришь, что если я тебя люблю, это хорошо. Катись ты знаешь куда!

Мейзи бегом пересекла улицу и свернула в какой-то переулок. Он хотел догнать ее, но мешали машины и толпы прохожих. Он остановился на обочине. Элиза всегда на него сердится. А теперь вот и Мейзи рассердилась.

Он пожал плечами и побрел к дому Лии.

Лия была одна, под хмельком, глаза ее радостно поблескивали. На ней было веселенькое платье, голубое, с красными и белыми цветами, на голове пестрый платок. Лицо блестело от жира, которым она намазалась после мытья. В ушах болтались длинные стеклянные серьги, а сильную, красивую шею обхватывала нитка мелких стеклянных бус. Очень она была красива сейчас, когда стояла на веранде, такой красивой Кзума ее еще не видел. И всех призывала любоваться ее сильной, щедрой красотой.

Кзума загляделся на нее.

- Ну и ну! И откуда такие берутся?

Лия рассмеялась. Глубоким, счастливым, сильным смехом. Спросила хвастливо:

- А туфли мои новые видел?

- Нет. Покажи!

Она сошла на тротуар и показала. Туфли были черные, блестящие, на низком каблуке, и притом новые.

- Хороши?

- Да.

- Покажи мне, Лия! - крикнула соседка из дома напротив.

Лия сошла на мостовую.

- Идите смотреть Лиины новые наряды! - крикнула соседка.

Люди выходили из домов, звали соседей. Чуть не все обитатели ближних домов вышли смотреть Лиины обновки. Чтобы им было виднее, Лия стала прохаживаться взад-вперед, подражая белым модницам Йоханнесбурга. Она покачивала бедрами, пыталась изобразить бальные па. Люди радостно ржали. Жеманясь, она уперла левую руку в бок, а в правой держала воображаемый мундштук с сигаретой, стряхивала воображаемый пепел и улыбалась снисходительной, прямо-таки белой улыбкой.

На улице показался пьяненький старый Папаша. Он увидел Лию, и глаза его распахнулись от удивления, а потом вдруг вспыхнули. Он весь подобрался, принял надменный вид. Поправил воображаемый галстук, похлопал воображаемыми перчатками, покрутил воображаемую трость. Потом огляделся по сторонам, откашлялся и, двигаясь по более или менее прямой линии, подошел к Лии и отвесил ей низкий опереточный поклон. Лия, продолжая играть воображаемой сигаретой, чуть заметно кивнула и протянула ему руку. Кривляясь и паясничая, он опустился на колени и поцеловал протянутую руку. Но когда он стал подниматься, из-за выпитого пива не выдержал благородную позу и растянулся плашмя. Люди кричали, хлопали. Кзума держался за бока, по щекам у него текли слезы. Чуть дальше Мейзи - она только что появилась - без сил сидела на краю тротуара.

Лия с каменным лицом стояла над Папашей, не убирая протянутой руки. Светская дама, да и только. Папаша встал, поправил призрачный галстук, похлопал себя незримыми перчатками, покрутил несуществующую трость и снова отвесил поклон.

И тогда Лия жестом, полным достоинства, взяла его под руку. Он надел шляпу, которой не было, и под руку - леди с сигаретой, джентльмен с тросточкой, каким-то чудом держащийся на ногах - они стали прохаживаться по улице.

Люди хохотали, орали, хлопали. Но знатная леди и джентльмен не обращали на них внимания. Изредка то она, то он кивали и улыбались снисходительной улыбочкой и проделывали каждый свой номер - она играла сигаретой, он крутил трость. И так, под гром аплодисментов, эта благородная пара исчезла в доме.

Через несколько минут Лия вышла на веранду и объявила, что леди и джентльмен уехали, а она всех приглашает на вечеринку. Приглашение было принято с восторгом, и люди разошлись по домам - наряжаться.

Мейзи встала и подошла к Кзуме.

- Ты ей сказал про Дладлу? - спросила она.

- Нет.

- Я скажу.

Кзума смотрел в конец улицы. Там из-за угла только что показалась Элиза. Медленно шла к дому. Мейзи проследила за его взглядом, потом резко отвернулась и вошла в дом. Кзума, оставшись на веранде, смотрел на приближающуюся Элизу.

Хотелось пойти к ней навстречу, но он не решался. Она была прекрасна, когда шла вот так по улице, чуть покачиваясь, высоко держа голову. Вот какой должна быть его женщина. Он готов был стоять и смотреть на нее без конца. Мог бы всю жизнь смотреть на ее гордую грудь и крепкие ноги.

Элиза заметила его и махнула рукой. Кзума не поверил глазам. Этого не может быть. Но нет, она махнула. Он соскочил на тротуар с нетерпеливой улыбкой. Но к ней не пошел. Ждал. Она опять махнула. Да, ему! Он побежал к ней. Она ему улыбалась. Он взял ее за руку.

- Привет, Кзума. Я рада тебя видеть. Ты на меня больше не сердишься? - Голос был нежный, милый.

Хорошо было смотреть ей в глаза и видеть, что она рада ему.

- Я не сердился, - сказал он.

- Я тебя очень огорчила.

- Это ничего, - сказал он. - Давай понесу твою сумку.

Он отобрал у нее сумку. Она с улыбкой взяла его под руку. Чуть прижалась к нему, и в глазах ее были тепло и любовь, и Кзума был счастлив. Все остальное забылось. Элиза с ним, опирается на его руку, и он чувствует тепло ее тела и в голосе ее нежность. Что из того, что когда-то она его обидела? Сейчас она с ним, и прильнула к нему, и на губах ее улыбка, а в глазах свет. Сейчас - только это и важно. Не вчера, не вчерашнее.

- Это ничего, - повторил он твердо.

Элиза потрепала его по руке.

- Это было очень дурно, - сказала она.

- Нет, - возразил он. - Если мужчина любит женщину, значит - любит, вот и все. Ничего тут нет ни дурного, ни хорошего. Есть только любовь. Что плохо, так это если мужчина любит женщину, а она его нет. Но если он любит ее, а она его, тогда плохого быть не может. А я тебя так люблю, что тебе меня любить не может быть плохо.

Он ждал, с тревогой глядя на нее. Взгляд ее смягчился, она крепко сжала его руку.

- А если мужчина любит женщину, а она его не любит, почему это плохо?

- Потому что мужчина тогда страдает.

- А может, та женщина для него не годится.

- Может быть. Но когда мужчина любит, он любит.

- И ты будешь счастлив, если я буду тебя любить?

Они остановились перед домом. В глазах Кзумы она прочла ответ на свой вопрос. И в этом ответе была такая сила чувства, что она не могла оторвать от Кзумы глаз. Он увлек ее, как увлек в субботу ночью. Казалось - они одни на свете. Только он и она во всем огромном мире.

- Ты меня не звал в субботу, а я к тебе пришла. Почему? И я всегда с тобой ссорюсь. Почему? А когда тебя нет, ты мне нужен. Почему? У мужчины и женщины всегда так. Ты мужчина. Тебе бы знать. Слушай, Кзума, я твоя женщина. Хочу я того или нет - но это так. И я не могу иначе. Просто я твоя женщина. Но ты должен быть со мной сильным, потому что я плохая.

Она цеплялась за его руку. Дрожащие губы улыбались, а в глазах блестели слезы.

- Тебе столько всего нужно, а зачем? Вещи белого человека, и вдобавок мужчина, который умеет читать книги и говорить с тобой на языке белых. Вещи я мог бы тебе подарить, если работать как следует. Но книги читать я не умею и говорить на языке белых тоже не умею. Ну и что?

- Это безумие, - сказала она и потупилась. - Это мое безумие, и когда оно на меня находит, не давай мне тебя обижать, оставляй меня в покое, и когда пройдет, я опять буду хорошей. Когда найдет, ты просто уходи, а когда вернешься, все уже будет как раньше. Я люблю тебя, Кзума, я твоя женщина. Я так хочу. - И в голосе ее были слезы.

Но через минуту глаза ее прояснились, он уже не видел в них ни слез, ни теней, а только любовь. Он обнял ее крепко и прижал к себе.

- Это хорошо, - сказал он с убежденностью победившего мужчины. И, улыбнувшись ей, встретил ответную улыбку.

Прохожие смотрели Искоса, как они там стоят, прижавшись друг к другу, глядя друг на друга, и, кивнув с понимающим видом, шли дальше.

- Жизнь хороша! - сказал он.

Ему хотелось крикнуть это во весь голос. Всем и всюду сказать, что жизнь хороша.

- Да, - сказала Элиза.

- Ты красавица, - сказал он.

- Нет…

- В самом деле. Я, когда в первый раз тебя увидел, сразу подумал: вот красавица. Такой красивой женщины я еще никогда не видел. И это правда.

- Глаза влюбленных лгут, - сказала она.

- Это поговорка лжет, - сказал он.

Оба рассмеялись, и он подумал, что впервые слышит ее смех и что смех у нее хороший. Словно звенят сразу много нежных, мелодичных колокольчиков.

- Пошли в дом, - сказала она, оглянувшись. На улице стояли два мальчугана, злорадно на них уставившись.

На веранду вышла Мейзи и одним зорким взглядом оценила всю картину.

- Еда готова.

Кзума и Элиза следом за нею вошли в дом.

Все уже сидели за столом. Ужинали наспех, потому что уже появились первые гости.

Лия взглянула на Кзуму и Элизу и рассмеялась коротко, громко, хрипло.

- Так! Явились наконец вместе - кобель и сучка. Это хорошо. А то мне уже надоело. Ну, что стали? Ешьте. Оттого что вы влюблены, я свою вечеринку откладывать не намерена.

Элиза усадила Кзуму на скамью.

- Она нам добра желает, - шепнула Элиза. - Ты на ее язык не обижайся.

- Знаю.

Лия встала и посмотрела на Мейзи. Взгляд ее смягчился. Потом она обхватила Мейзи за плечи и ласково ее притиснула.

- Пошли, Мейзи. Нам предстоит много работы и много веселья. Ты будешь хозяйкой на празднике и откроешь праздник, и вообще распоряжайся, ладно?

- Это будет очень хорошо, - сказала Опора.

- Я сама хотела открыть праздник, - сказала Элиза.

- Ты лучше за своим мужчиной присматривай, учительница! - цыкнула на нее Лия и увела Мейзи во двор, где уже собрался народ и музыканты настраивали инструменты.

- Сегодня ты должна быть счастливая, - сказала Лия.

- А я и есть счастливая, - сказала Мейзи и ласково к ней прижалась.

- Так беги, начинай танцы. И смейся, голубка, смех у тебя хороший. От него и другие будут смеяться. Беги.

Мейзи выступила вперед, подняла руки. Разговор замер, музыка притихла. Став под лампой, прикрепленной к веревке для белья, она призвала всех - пусть забудут свои заботы и будут счастливы, ибо счастье- это хорошо. И запела песню о счастье. Музыка была теплая, бодрая. Голос Мейзи - с хрипотцой, теплый. И в глазах опять загорелся смех. В ее голосе. В руках.

В том, как она стояла, и как открывала рот, и как смотрела на всех. Все это ощущали, и это сказывалось в их глазах и улыбках.

- А теперь танцуйте! - крикнула Мейзи и ухватила за рукав какого-то стройного юношу.

Лия улыбнулась уголком рта и поспешила смахнуть слезу.

- Вот кто хорош-то.

- Да, этот Кзума - дурак.

Лия стремительно обернулась. Она и не знала, что Опора рядом.

- Я с тобой не говорила, старуха.

Та улыбнулась:

- Знаю. Ты говорила сама с собой, но я услышала. И это правда. Кзума - дурак.

- Элиза очень хороша.

- Знаю. А он все равно дурак.

- Мужчина не дурак, старуха, если берет женщину себе по вкусу.

- Но все мужчины дураки, когда берут таких женщин.

- Глупая ты, Опора. Разве подойдешь к мужчине, разве скажешь ему: "Вот для тебя женщина. Люби ее". Мужчина сам полюбит, в этом все дело.

- Знаю, милая. Разве не так было с Папашей…

Лия стиснула ее руку.

- Вот и всегда так, - сказала Опора и глубоко вздохнула.

Подошла какая-то старуха и увела Опору. Лия постояла, глядя на праздник. Начался он хорошо. И дальше пойдет хорошо. А потом, через несколько дней, она разберется с Дладлой, ведь праздник-то в его честь. Отмечается день, когда она узнала, кто ее выдает.

Посреди двора горел огромный костер. От него шло тепло, люди снимали пальто и накидки. Лия подозвала каких-то юношей и велела развести костры поменьше в разных концах двора.

Земля во дворе была жесткая, к ней был подмешан цемент и конский навоз, потом ее утоптали, потом прошлись по ней плоским камнем. Теперь здесь был паркет не хуже, чем в шикарном ресторане. От костров скоро станет тепло в любом конце двора, и тогда все будет ладно.

В дальнем уголке двора несколько старух готовили еду. Все шло как надо.

Лия вернулась в дом. Кзума и Элиза были там - засиделись за столом.

- Так, - сказала Лия и улыбнулась им.

Кзума подвинулся, давая ей место на скамье, но она села на другую, напротив. Она видела, что Кзума счастлив. И Элиза счастлива. Элиза изменилась. Глаза ее глядели мягче, от этого она стала еще краше. И рот не жесткий. И более хрупкая. Не такая прямая и несгибаемая. А рука то и дело тянется потрогать Кзуму.

Мысленно Лия кивнула. С влюбленными всегда так. Женщина находит мужчину, и весь мир преображается. Тело становится мягче и податливее, и характер мягче, ведь она уже не думает головой, а чувствует сердцем. Да, так всегда. И мужчина тоже. Плечи расправляются, улыбка уже почти коснулась губ, в нем появилась уверенность. Да. Так всегда было и всегда будет, когда мужчина и женщина полюбят друг друга.

- Ну, теперь тебе хорошо? - спросила Лия, и Элиза ответила:

- Да, Лия!

- Это хорошо. Тогда поговорим. Разговор будет у нас с тобой, Кзума.

- Это хорошо, - сказал Кзума.

- А ты слушай, Элиза, но помни: ты в нем не участвуешь.

Элиза, кивнув, прислонилась к Кзуме, и он обнял ее.

Во дворе веселье разгоралось. Музыка звучала громко, смех и крики доносились в комнату. И выше других взлетал время от времени голосок Мейзи.

- Эта Элиза иногда ведет себя как дура, Кзума. Я знаю. Я всю жизнь смотрю на нее, наблюдаю и вижу, что она проделывает. Так вот, я тебе и говорю: иногда она ведет себя как дура.

- Да.

- Иногда на нее находит безумие. Ну и пусть. Это безумие города. Будь ты другим человеком, я бы сказала: оттузи ее, и все пройдет. Но ты тоже дурак, так что пусть ее. Хорошо я говорю?

- Хорошо.

- Ну вот и ладно. Ты хороший человек, Кзума! Теперь ты сам будешь за ней приглядывать, а с меня хватит. Она теперь твоя. А если будет трудно, приходи ко мне, потому что я тебя люблю, и ее люблю, и я помогу вам… Уф, все. Моя беседа с тобой кончена, Кзума.

И перевела взгляд на Элизу.

- Теперь ты. С тобой разговор короче. Скажи мне одно, ты правда любишь Кзуму или это то безумие, что иногда на тебя находит?

Со двора раздался взрыв оглушительного хохота. Похоже, это опять Папаша куролесит.

Элиза взглянула на Лию, и в глазах ее прочла такое, что едва сумела отвести взгляд.

- Я его люблю.

- Это хорошо, - сказала Лия. - Если женщина любит мужчину, она делает все, что для него хорошо. И у меня есть для тебя подарок. Все, что находится в маленькой комнате, это для вас двоих, когда захотите жить своим домом… А теперь, Кзума, иди туда, найди Мейзи и потанцуй с ней. Это было бы хорошо. Ну же!

Кзума поколебался, но вышел.

- Хороший он человек, - сказала Лия Элизе.

Элиза, кивнув, стала убирать со стола. И вдруг все бросила, опустилась перед Лией на пол и зарылась головой в ее колени.

Кзума нашел Мейзи в кольце юных франтов и протолкался к ней. Мейзи смеялась, ее прекрасные белые зубы так и сверкали. Молодые франты просили ее выбрать одного из них в кавалеры на весь вечер.

- Я хочу танцевать только с тобой, - твердил один.

- Я хорошо танцую, - хвалился другой.

- Я никогда не устаю, - уверял третий.

- Я тебя не подведу, - разорялся еще один.

- Я провожу тебя домой, - предлагал еще кто-то.

Один из них взял ее руку и уверял, что она красавица. А Мейзи всем отказывала с веселым смехом.

- Пойдешь со мной танцевать? - спросил Кзума.

Мейзи перестала смеяться. Юные франты уставились на Кзуму.

- Да, - сказала Мейзи и шагнула к нему.

Юные франты попеняли на свою неудачу и стали спрашивать друг у друга, кто этот счастливчик.

Кзума и Мейзи танцевали молча. Вокруг них другие пары кружились, толкались, переговаривались.

Кзума думал об Элизе и улыбался. Она его любит! Любит! И любовь у нее такая же сильная и радостная, как у него.

- Она меня любит, - сообщил он Мейзи.

- Я рада за тебя.

- Ты хороший друг.

- Не забудь пойти на работу, - сказала Мейзи.

- Не забуду.

Музыка смолкла. Молодежь потянулась в тот угол, где готовили еду старухи, - получить ломоть хлеба и кусок мяса. Кзума и Мейзи стояли рядом, не зная, что сказать друг другу. Элиза вышла из дому с Лией и взяла Кзуму под руку.

Назад Дальше