В комнате стало жарко. Он снял пальто и бросил его на стул. Освободил пояс брюк. Становятся тесноваты в шагу. Пиджак тоже никуда не годится: узок в плечах и жмет под мышками. Придется, кажется, что-то предпринимать. А ведь это его лучший костюм!
Он услышал, как отворилась дверь, и обернулся. Лоис Барлоу катила перед собой столик на колесиках. Он заметил, что она хорошо сложена, у нее красивая грудь. Без пальто она выглядела моложе.
- Придет?
- Сегодня вечером он не сможет, - сказала она.
И тотчас заметила, как его глаза потухли, лицо превратилось в темную маску.
- Понятно, - проговорил он и потянулся за пальто.
- Я его застала в последний момент, - поспешно заговорила Лоис, - он уходил на собрание. По его словам - важное. Отменять его было поздно. Он же - главный оратор. - А сама думала: "Ну чего я вру? Почему не сказать прямо, что Том не захотел выходить в такой холод?" - Он просил меня передать вам, что очень хотел бы встретиться с вами завтра у меня, во второй половине дня. Если это вас устроит. Если нет, скажите, когда вам удобно, я ему передам. Он бы сам поговорил с вами, если бы не спешил на собрание.
Майкл немного успокоился.
- Да, я понимаю… Ну, что ж, завтра так завтра… Надеюсь, собрание пройдет хорошо. Жаль, что я не могу присутствовать на нем. А в котором часу завтра?
- Обычно возвращаюсь из школы около четырех. Он приедет в четыре… Садитесь, я подогрела ужин.
Он опустился в кресло. Она села напротив, и они стали есть. Поев, он сказал:
- А я, оказывается, был очень голоден.
- Я догадалась, - сказала она.
Некоторое время они сидели молча, глядя на тянувшиеся кверху языки пламени в камине.
Внезапно Лоис Барлоу почувствовала усталость. Слишком большого напряжения душевных сил потребовал от нее этот Майкл Удомо.
- Простите меня, но я очень устала. А завтра у меня трудный день.
- Да, мне пора. - Он встал и надел пальто. - Завтра в четыре я буду здесь. Спасибо за ужин.
Она проводила его в переднюю и отворила дверь. Затем, словно вспомнив что-то, захлопнула дверь и побежала в спальню. Вернулась с теплым, ворсистым пальто в руках.
- Наденьте. От вашего толку мало.
- А как же вы? - сказал он.
- Это мужское, - резко ответила она.
Она помогла ему надеть пальто. Он натянул его прямо поверх своего.
- Большое вам спасибо, - сказал он.
Она открыла дверь:
- Спокойной ночи!
Он посмотрел ей в глаза и вышел. Теперь ему было не так холодно.
2
Лоис Барлоу заваривала чай, когда пришел Удомо.
- Том скоро будет, - сказала она. - Он звонил и сказал, что вместе с ним придут Дэвид Мхенди и Ричард Эдибхой.
Она провела его в гостиную. Перед камином, подложив под колени подушку, молодая женщина сушила у огня золотистые волосы, падавшие почти до пояса.
- Это Джо Фэрз, - сказала Лоис. - Мы вместе снимаем эту квартиру.
Женщина откинула назад волну густых волос и вскочила. На ней был ярко-голубой свитер и брюки из темно-красного вельвета. Зеленоватые, чуть раскосые глаза уходили к самым вискам. Уголки рта были приподняты.
"Хороша!" - подумал Удомо, пожимая тонкую руку. Масса золотистых волос не оставила его равнодушным.
- Волосы - ее гордость, - улыбнулась Лоис.
Прозвенел звонок.
- Я открою, - сказала Джо Фэрз и, двигаясь с кошачьей грацией, пошла к двери.
- Джо, как я вижу, произвела на вас впечатление, - сказала Лоис.
Удомо не ответил. Он ждал Лэнвуда. От волнения он чувствовал непривычную слабость, какую-то скованность. Он помнил по фотографиям лицо Лэнвуда, красивое, суровое лицо вождя.
Лэнвуд вошел и заполнил собой всю комнату. Удомо видел только его. Те, кто пришел с ним, казались безликими тенями. Лэнвуд был большой и грузный, хотя высокий рост несколько скрадывал полноту. У него было тонкое, продолговатое, гладкое лицо, почти черное, с едва заметным бронзовым оттенком, резко очерченные благородного рисунка нос и рот. Очки в массивной оправе придавали ему глубокомысленный вид. Одет он был безупречно и очень по-английски: манжеты выглядывали из рукавов отлично сшитого костюма ровно настолько, насколько надо, галстук гармонировал с рубашкой. У него были непринужденные изящные манеры завсегдатая фешенебельных лондонских клубов.
В памяти Удомо запечатлелся образ человека более молодого и стройного, без очков, хуже одетого и менее вылощенного. Но все же это, без сомнения, был Лэнвуд.
Лицо Лэнвуда расплылось в широкой улыбке. Он крепко сжал руку Удомо.
- Очень рад. Прошу прощенья, что не мог встретиться с вами вчера.
- Я сказала ему, что у вас собрание, - поспешно вставила Лоис.
- Да, - пробормотал Лэнвуд. - Да, собрание…
- Я мечтал о встрече с вами с тех самых пор, как получил ваше письмо, - сказал Удомо.
- Письмо?
- Да. Вы писали мне лет десять назад. Помните?
- Да, да, конечно… - Лэнвуд быстро повернулся к своим спутникам. - Я хотел бы познакомить вас с моими товарищами.
Лоис подавила улыбку и направилась к двери. Джо пошла за ней.
- Мы приготовим чай, - сказала Лоис.
- Дэвид Мхенди из Плюралии, - представил Лэнвуд.
- Здравствуй, друг, - сказал Мхенди.
Имя Мхенди показалось Удомо знакомым. Несомненное, он встречал его в газетах или слышал где-то. Они обменялись рукопожатием. Удомо пытался вспомнить, откуда он знает это имя, но Лэнвуд отвлек его:
- А это Эдибхой - наш соотечественник.
Толстенький и очень черный человек схватил Удомо за руку:
- Привет отчизне! - Радостная улыбка, казалось, не покидала его лица. Говорил он короткими, отрывистыми фразами. - Слышал о вас от одного парня. Из тех, что называют себя французами. Рассказывал, как вы подбивали студентов бастовать. - Веселые морщинки у глаз обозначились резче. - Говорил, вы не поняли, что они вовсе не угнетенные африканцы из колоний, а полноправные французы! - Эдибхой расхохотался.
Удомо слабо улыбнулся в ответ.
- Они тогда здорово меня подвели.
- Империализм французского образца куда коварнее английского, - сказал Лэнвуд. - Они подкупают верхушку, предоставляя этим людям места в Ассамблее и выдавая за них своих дочерей… Что это мы стоим - сядем!
Лэнвуд пошел к дивану. Он подтянул складки на брюках, сел, достал трубку и стал набивать ее. Удомо сел по одну сторону от него, Эдибхой - по другую. Мхенди секунду помедлил, затем вышел из комнаты и отправился в кухню к дамам.
Легкая улыбка играла на губах Лэнвуда. Он чувствовал, с каким восхищением смотрит на него этот молодой человек. Ему было приятно. Своего рода награда. Борьбе за свободу он отдал всю свою жизнь и знал, что имя его известно в самых отдаленных уголках Африки. Но все равно знакомство с этим юношей доставило ему большое удовольствие. Так сказать, живое свидетельство! Человек подчас устает, поддается мимолетным сомнениям, теряет в себе уверенность. Да, для поддержания духа такие встречи очень полезны.
- Расскажите мне о себе, - сказал он.
Удомо подвинулся к Лэнвуд у и стал негромко рассказывать. Ничего нового Лэнвуд не услышал. Обычная история африканца студента. В маленькой деревушке миссионеры выбрали самого смышленого мальчишку и стали его учить. Знания пробудили в нем мысль. Мальчик начал задумываться над окружающим миром и скоро понял, что мир этот далеко не совершенен, даже если подходить к нему с меркой, установленной самими миссионерами. Тогда он порвал с ними и пошел своей дорогой. Ему повезло. Он попал в Европу, потом в Канаду, получил высшее образование. Конечно, он много работал, жил впроголодь, ходил бог знает в чем. Но ведь образование легко дается лишь немногим счастливчикам - сынкам богатых отцов, да еще тем, к кому благоволят колониальные власти… Большинство идет той же дорогой, что и Удомо: работают, учатся и голодают. Интересно, что он написал в письме, ставшем для этого юноши путеводной звездой?
Лэнвуд чувствовал, как в нем растет гордость. Приятно все-таки видеть плоды своих трудов. И еще хорошо, что он никогда не выбрасывает копии писем. Десять лет назад! Сегодня же вечером он заглянет в старые папки.
Удомо замолчал.
- И каковы ваши дальнейшие планы? - спросил Лэнвуд.
- Хочу получить докторскую степень и вернуться домой. Знаете, какое почтение питают у нас к званию "доктор".
- Сколько времени это у вас займет?
- Почти все уже сделано. Диссертация готова. Осталось выполнить кое-какие формальности.
- Прекрасно. А пока вы здесь, вступайте в нашу группу. Мы, так сказать, "мозговой трест", вокруг нас группируются различные организации африканцев в Англии.
- Потому-то мне так и хотелось увидеть вас, - сказал Удомо.
- Мы соберемся у меня и все обсудим.
Пока Лоис и Джо мазали хлеб маслом и делали сандвичи, Мхенди беспокойно ходил из угла в угол. Мегер крепчал. Он выл и свистел за окном, сотрясая рамы. Мхенди взял нож, попробовал пальцем его острие, затем швырнул обратно на стол и подошел к окну. Он глубоко засунул руки в карманы и стал смотреть на видневшийся кусочек неба. Небо было темное и низкое, казалось, нависшие тучи изнемогают под тяжестью готового просыпаться снега.
Лоис не сводила с него глаз. Он уже минут двадцать как пришел сюда и до сих пор не произнес ни слова. Джо подняла голову, собираясь что-то сказать, но Лоис отрицательно покачала головой.
- Отнеси это в гостиную, Джо.
Она подождала, пока Джо скроется за дверью, затем встала и подошла к Мхенди.
- Что случилось, Дэвид? - Она хотела коснуться его плеча и уже протянула было руку, но тотчас отдернула ее. - Может, я могу помочь?
- Разве что напоить меня до бесчувствия, - с горечью ответил он.
Лоис ждала, что он повернется к ней, но он не отрываясь смотрел в окно. Она подождала еще немного, потом сказала:
- Чай готов. Пошли в комнату.
Лоис вышла, катя перед собой столик на колесиках. Мхенди остался в кухне один. Он так и не повернулся. Глаза его вдруг наполнились слезами. Плечи поникли. Он зажмурился, но слезы все текли и текли из-под сомкнутых век. Потом рывком - даже с яростью - он выпрямился. Достал из кармана носовой платок, но платок был очень грязный, и Мхенди вытер лицо рукавом.
Он повернулся и торопливо прошел в ванную. Открыл холодный кран и ополоснул лицо ледяной водой. Вытерся, взглянул на себя в зеркало. Не мешало бы постричься. Дотронулся до седых висков. "Через год я окончательно побелею, если, конечно, буду жив", - подумал он. С отвращением посмотрел на грязный, весь в пятнах пиджак. А, сойдет - прорех на рубашке не видно, и то ладно. Потянул сморщенный, перекрученный галстук, попробовал разгладить его, но галстук опять свернулся в трубочку.
Рассматривая себя в зеркало, Мхенди попытался вспомнить, каким он был пять лет назад. Потом быстро закрыл глаза и отвернулся. Расправил плечи и не спеша пошел в гостиную.
- Дэвид, - окликнула его Лоис.
И Удомо сразу вспомнил. Ну конечно же! Дэвид Мхенди! Это он возглавил пять лет назад восстание в Плюралии. Удомо тогда был в Канаде. Он взглянул на Мхенди. Ничего особенного - никогда не скажешь, что это революционный вождь. Внешность самая заурядная. Небольшого роста, одет плохо. "Пожалуй, даже хуже, чем я", - решил Удомо. В общем, печальная фигура.
- Я налила вам, - сказала Лоис.
Мхенди подошел к стеклянной двери, Лоис протянула ему стакан, наполовину наполненный виски, Мхенди сделал большой глоток и сел.
- У Мхенди одна беда, - резко сказал Лэнвуд, - слишком много пьет.
- Так это он стоял во главе восстания в Плюралии! Я только сейчас вспомнил. Читал об этом в Канаде. Черт возьми! Еще немного - и удалось бы!
- И удалось бы, если бы меня слушался, - сказал Лэнвуд.
- Кому еще виски? - спросила Лоис.
- Мне, - ответил Эдибхой и подошел к Джо.
- Как же он оказался здесь? - спросил Удомо.
- В ту ночь, когда была разгромлена освободительная армия, он сумел ускользнуть от врагов, и его переправили сюда морем.
Удомо вспомнил сенсационные заголовки, которыми пестрели газеты того времени. Повстанцы держались почти год. Погибло несколько тысяч. Он повернулся к Лэнвуду.
- Почему же его не высылают на родину?
- Чтобы отдать под суд? Это может послужить сигналом к новому восстанию. Кроме того, найдется немало желающих выступить в Совете наций с неуместными вопросами. Нет! Их гораздо больше устраивает, чтобы он сидел здесь, в эмиграции и спивался у них на глазах.
- Мы должны помочь ему! - воскликнул Удомо.
- И поможем! Время работает на нас. Мир меняется. Крепнут силы наших друзей и союзников… А теперь расскажите мне, как вы устроились. Нашли себе квартиру? Есть ли у вас деньги?
Не сводя глаз с Лоис, разговаривавшей с Мхенди, Удомо ответил:
- Комнату я снял, но она мне не по карману.
Лоис сидела на низеньком табурете рядом с Мхенди в противоположном конце комнаты. Они почти касались друг друга. Он видел, как Лоис взяла руку Мхенди.
"Может быть, они любят друг друга", - подумал Удомо.
- Рассказывайте, Дэвид. Вам станет легче, - сказала Лоис.
Джо и Эдибхой, лежа на ковре, слушали приглушенную музыку. Лэнвуд продолжал говорить. Удомо слушал, не переставая наблюдать за Лоис и Мхенди.
Лэнвуд рассуждал о том, как бесчеловечно относятся империалисты к колониальным народам.
Мхенди осушил третий стакан.
- Я только что получил вести с родины, - сказал он. - Мою жену расстреляли.
- Боже мой! - прошептала Лоис.
- Первые жертвы плана "Поселение А". Власти решили переселить мой народ в пустыню с земель, принадлежавших нам c незапамятных времен. Колонизаторам не нравилось, что мы владеем плодородной землей. Мой дом стоял у подножия горы. Земля там хорошая, краснозем. Слишком хорошая для существ низшей расы…
- О, Дэвид!
- Что, Лоис, я, по-вашему, слишком резок? Словом, они объявили, что эти земли принадлежат европейцам, и приказали всем перебираться в "Поселение А". Не сомневаюсь, что со временем они всю пустыню разделят на участки, так что букв в алфавите не хватит. Ну так вот - наши отказались. Женщины не захотели расстаться со своими домами и своей землей. И когда белые пришли проверить, как исполняется приказ, женщины встретили их камнями. Впереди была моя жена. Комиссар-африканец и его помощник были убиты…
- Боже мой! - Лоис дотронулась до руки Мхенди.
- Налейте мне еще, - сказал он.
Она наполнила стакан. Он осушил его залпом. "Мхенди настоящий пьяница, а она помогает ему спиваться", - подумал Удомо. С трудом верилось, что перед ним тот самый Мхенди - вождь восстания в Плюралии.
- Сколько? - прошептала она.
- Сколько было расстреляно?
- Да.
- Одиннадцать.
Лоис налила себе виски и выпила.
"И она туда же", - подумал Удомо.
- Могло быть больше, - сказал Мхенди, - могло быть двадцать, тридцать… даже сто…
Лоис опять налила ему виски. Глаза у него покраснели. Но она чувствовала, что нервное напряжение его начинает спадать.
"Еще немного, и они опьянеют", - решил Удомо и стал с удвоенным вниманием слушать Лэнвуда.
Мхенди провел рукой по щеке.
- Надо бы побриться, - рассеянно обронил он.
- Расскажите мне о ней, - попросила Лоис.
Мхенди вздохнул:
- Она была неграмотна. Не садилась со мной за стол. Никогда не садилась. Место женщины на кухне или в поле - она должна служить своему господину. Здесь считают, что это мы, мужчины, завели такой порядок. Не знаю. Я, во всяком случае, не заводил. Мне ведь бывало там очень тоскливо и часто хотелось поговорить с ней. Я пытался учить ее… Верно, плохо пытался…
- А какая она была, Дэвид? У вас есть ее фотография?
- Нет. Часто рядом с ней я чувствовал себя стариком, будто она доводилась мне дочкой. У нее было круглое личико и большие глаза. Вечерами, уложив детей, она иногда приходила ко мне в комнату, если я был один. Садилась на пол возле меня и сидела тихо-тихо. От нее веяло таким покоем. Сначала, когда она приходила, я пробовал читать ей. Но она начинала беспокойно поглядывать на меня, вставала и уходила. Я пробовал ставить пластинки. Однако и музыка гнала ее прочь. В конце концов я понял, что в ее присутствии надо просто сидеть спокойно. И это, по-видимому, доставляло ей радость. Как странно, она была моей женой, а я так и не понял ее, не узнал, о чем она думала…
- Но вы любили ее?
- До сегодняшнего дня я даже в этом не был уверен. Видите ли, ее выбрали для меня родные. Когда я вернулся из Европы, оказалось, что отец обо всем уже договорился. Не забывайте, что существуют две Плюралии - Плюралия городов и белых людей и сельская Плюралия, где все еще сохраняется племенной уклад. И хотя я учился в городе и даже побывал в Европе, я оставался сыном своего племени. В глазах родных я прежде всего был сыном племени. Как же я мог не исполнить желание отца?
- А теперь?..
- Теперь я понял, что любил ее. Но понял слишком поздно.
- И вы собираетесь продолжать начатое дело?
- Да. На мне лежит ответственность за погибших. Их было много. Они вверили мне свои жизни. Значит, я должен продолжать борьбу.
- А вы хотите продолжать?
Мхенди улыбнулся:
- Налейте мне еще, Лоис… Если вы хотите сказать, что у меня для этого не подходящее настроение, я с вами спорить не стану. Когда-то и я был настроен не менее воинственно, чем наш новый знакомый. В его глазах прямо-таки реют знамена. Вот Том из нас самый счастливый. Для него все это не более чем партия в шахматы. О людях он в общем-то думает мало. Ненавидит империализм отвлеченно и отвлеченно мечтает о сильной, независимой Африке. Когда я вернулся на родину, я тоже размахивал флагом. Кровь должна пролиться, думал я тогда… И она пролилась…
Лоис вздрогнула, затем вдруг сказала:
- Давайте веселиться сегодня… Я позову гостей.
- Чтобы утешить меня? - В глазах его мелькнула усмешка.
- Потому что я так хочу, черт бы вас побрал!
На другом конце комнаты Эдибхой сказал:
- Значит, решено. Ты будешь жить со мной. Переселяйся в любое время.
Удомо стал благодарить, но Эдибхой остановил его.
- Этот вопрос решен, - сказал Лэнвуд и встал.
- Том, - окликнула его Лоис. - Сегодня я собираю гостей, будем пить и веселиться. Останетесь?
- Не могу. Дела.
- Дэвид останется. А как остальные?
- Мне еще нужно заглянуть в больницу, - сказал Эдибхой. - Но я вернусь. В котором часу?
- В семь. Привезите вина. А вы, Майкл Удомо?
Удомо бросил быстрый взгляд на Лэнвуда.
- Немного встряхнуться вам не мешает, - сказал Лэнвуд.
У дверей Лэнвуд повернулся к Лоис:
- Вы позволяете Дэвиду слишком много пить.
- Не разыгрывайте передо мной вершителя судеб, Том. Мы для этого слишком давно знакомы.
- Вы становитесь сентиментальной, Лоис, - сказал Лэнвуд и вышел.