Она отдала ему деньги, похлопала по руке и отстранила от себя. Голос у нее был ласковый, совсем материнский. И ему вспомнилась его старая мать.
- А ну давай налетай, сукины дети! Налетай, заливай глотки пивом! - заорала Опора уже никак не ласковым и не материнским голосом.
Кзума прыснул. Опора плутовато подмигнула ему, шаловливо улыбнулась, и ее дубленое лицо пошло морщинами.
- А ну налетай, сукины дети! - орала она. - Не жмись, вытряхивай денежки!
- Вот он где, гад!
Кзума обернулся. Задев его по лицу, мимо пролетел нож. Он попятился.
- Вот тебе, чтоб не зарился на мою бабу! - ревел Дладла, размахивая ножом. За ним стояли еще двое молодчиков с ножами. Кзума почувствовал, как по его щеке ползет струйка крови.
Дладла, ухмыляясь, рассекал воздух ножом. Молодчики подступали все ближе. Кзума отпрянул, стал шарить за спиной чем бы отбиться.
- Держи, - услышал он женский голос, и в руку ему сунули дубинку. Он узнал голос Лины.
- А ну подходи! - заорал Кзума, занося дубинку над головой.
- Оставь Дладлу, я сама с ним расправлюсь! - крикнула Лия.
Дладла отступил назад. Кзума шагнул к Дладле.
- Нет! Я сама с ним разберусь. Ты займись теми двумя.
Лия неспешно вышла вперед - руки в боки, на губах кривая усмешечка. Народ расступился, отодвигаясь все дальше, пока они не остались в центре кружка. Один из прихвостней Дладлы перевел взгляд на Лию; воспользовавшись этим, Кзума огрел его дубинкой. Молодчик рухнул, даже не пикнув. Второй рванул к калитке, но ему преградил путь высоченный парень, только что вошедший во двор. Ухватил молодчика за горло да как тряханет.
- Меня зовут Й. П. Вильямсон, и я тебя одной левой уложу, сукин ты сын! - ревел верзила.
- Йоханнес! - крикнула Лина. Не ослабляя хватки, верзила обернулся к ней. - Не убивай его, тебя посадят!
- Одной левой уложу сукина сына, - бушевал Йоханнес.
- Не смей! - цыкнула на него Лина, не терпящим возражений тоном.
Ворча себе под нос, Йоханнес отпустил молодчика- тот повалился на землю и затих.
- Ступишь еще шаг - зарежу, - грозился Дладла, пятясь от Лии.
- А сейчас и второго уложу, - ревел Йоханнес, надвигаясь на Дладлу.
- Я сама с ним расправлюсь, - сказала Лия.
Йоханнес отступил.
- Ни шагу дальше, женщина! - надрывался Дладла.
Лия шагнула вперед. Дладла полез на нее с ножом, но Лия успела перехватить, отвести его руку. Дладла все еще порывался полоснуть Лию по плечу, но ее руки сжимали его как тиски.
- Ну что, слабо? - прошипела Лия и - как боднет.
Из носа Дладлы хлынула кровь. На лбу, на шее веревками натянулись жилы - он из последних сил гинул руку с ножом к Лииному плечу.
Намертво сцепившись, Лия и Дладла раскачивались из стороны в сторону. Дладла тужился опрокинуть Лию, она сопела, но мало-помалу отгибала его руку назад. Все дальше, дальше и дальше. Крупные бисерины пота усыпали лоб Дладлы. Лицо его исказилось от боли. Но вот послышался вопль, и Дладла поник. Нож выпал из его пальцев.
Лия разжала руку, и Дладла осел на землю. Окинув его презрительным взглядом, Лия плюнула, задрала ногу и пнула Дладлу в лицо.
- Не надо! - вырвалось у Кзумы.
Криво усмехнувшись, Лия отвернулась.
- Уберите эту погань, - приказала она.
Элиза взяла Кзуму за руку.
- Пошли, я помогу тебе смыть кровь.
Она принесла миску с водой, обмыла ему рану.
- Порез неглубокий, - сказала она, - но надо его зашить, иначе кровь не остановится.
- Не стоит, - отнекивался он.
Но Элиза уже тянула его за собой.
* * *
Через час они вернулись. Им удалось разыскать врача, и он наложил Кзуме швы.
Двор уже опустел. Опустел и дом. В доме остались только верзила Йоханнес и Лина. В воздухе стоял тяжелый пивной запах.
- Сильно тебя поранили? - спросила Лия.
Кзума покачал головой.
- Йоханнес работает на рудниках, - сказала Лия. - Он тебе поможет устроиться, верно, Йоханнес?
- Меня зовут Йоханнес П. Вильямсон, и я не я, если не помогу ему, - ответил Йоханнес.
Опора ввела за руку Папашу. Он проспался, хмель явно выветрился из его головы.
Кзума пригляделся к Йоханнесу. С виду Йоханнес бы и цветной как цветной, но и говором, и повадкой больше походил на черного. А ледащая Лина, хоть она и цветная, видно, души в нем не чаяла - это и слепому видно.
Лия поглядела на Кзуму, потом перевела взгляд на Элизу, и лицо ее расцвело улыбкой.
- Он потерял много крови, - сказала Элиза.
- Пусть он идет спать, - сказала Лия, - а ты помоги нам вынести бидоны и прибраться, чтобы поутру, когда заявится полиция, все было шито-крыто.
Элиза кивнула, и они пошли к ней. Лия присела на стул.
- Ты располагайся здесь, а Элиза поспит одну ночь у меня… Ну как, согласен?
- Согласен.
- Есть хочешь?
- Нет.
- А пить?
- Тоже нет.
- А ее не хочешь?
- Не дури, - сказала Элиза.
Кзума молчал. Лия вздохнула и засмеялась. Тут Кзума вспомнил о деньгах, которые ему передала Опора, и вручил их Лии. Она встала, хлопнула его по спине и двинулась к двери, но на пороге остановилась, кивком головы показала на Элизу.
- Ты ей по сердцу пришелся, только она дуреха. А все из-за того, что в школу ходила. Ты ей люб, но ей вынь да по ложь такого, чтоб и книжки читал, и говорил, и одевался, как белый, и нацеплял на шею тряпку, которую белые галстуком зовут. Не будь дурнем, бери ее силком, - фыркнула и вышла из комнаты.
Кзума не спускал глаз с Элизы.
- Верно Лия говорит?
Элиза не подняла на него глаз.
- Постель постелена, - сказала она. - Ложись спать, - и вышла, так и не ответив на его вопрос.
Глава четвертая
Йоханнес пьяный был решительно не похож на Йоханнеса трезвого. Первый - крикун, бахвал, забияка, каждому встречному-поперечному объявлял, что он, Й.-П. Вильямсон, любого сукиного сына уложит одной левой. Обожал драться, кичился своей силой, всех задирал. Второй - смирный, замкнутый, обходительный, кроткий, как агнец. Он, похоже, даже стеснялся своей могутной фигуры и своей силы. Робкий, даже слишком уступчивый и до крайности миролюбивый.
Рассвет этого понедельника Йоханнес встретил трезвым. Выражение лица было у него сосредоточен-нос, брови насуплены - видно, его одолевали серьезные мысли.
Время от времени Кзума поглядывал на Йоханнеса, но тот брел, не поднимая головы. А у Кзумы накопилось столько вопросов к Йоханнесу. Раз-другой Кзума заговаривал с ним. Йоханнес отвечал только да к нет, отвечал мягко, но в голосе его сквозила такая грусть, что язык не поворачивался лезть к нему с расспросами. Кзума пытался представить, какие же они, эти рудники.
- Сегодня на улицах на редкость пусто, - сказал Кзума: ему вспомнилось, сколько народу толпилось здесь в субботу.
- Верно, - ответил Йоханнес.
Когда на улицах пусто, они кажутся чужими, подумал Йоханнес, но вслух ничего не сказал. Длинные, широкие, безлюдные - разве такими должны быть улицы? И так улица за улицей. И лавки тоже сегодня совсем чужие - на витрины никто не глазеет. И над городом висит какой-то наводящий страх тихий гул. И уличные фонари светят тускло. Все здесь совсем-совсем чужое. Чужое как смерть. Йоханнесу это не нравилось. Он не любил думать о смерти.
- Сегодня здесь так тихо, - сказал Кзума. - И до чего же мне это нравится! По субботам здесь многолюдно, а я этого терпеть не могу.
- Угу, буркнул Йоханнес, но про себя подумал: "А мне нравится многолюдье".
- Что ты сказал?
- Ничего.
- А мне показалось, ты что-то сказал.
- Да нет же.
И снова они долго шагали молча. Вверх-вниз по безлюдным улицам, по обеим сторонам которых высились притихшие дома, тянулись набитые одеждой и всевозможными товарами витрины.
Но нигде ни одной машины, ни единой души. Город золота спал, спали все его обитатели, кроме них двоих, никто не бодрствовал, никто не брел по улицам. Кажется, город вымер, думал Йоханнес, и до чего же мне это пе правится.
Как здесь красиво, думал Кзума, красиво и тихо.
Ему нравится безлюдье, думал Йоханнес, а и люблю многолюдье. Безлюдные улицы и вымершие дома мне не по душе. Люди, мне нужны люди вокруг.
Кто его разберет, думал Кзума, вчера он драл глотку, бахвалился, а сегодня такой тихий - голоса его не слыхать. Интересно, что за работа на рудниках?
Спросил у Йоханнеса, но тот не ответил. Кзума снова приступился к нему:
- Что за работа на рудниках?
Йоханнес удивленно уставился на него.
- Я никогда не был на рудниках, - пояснил Кзума.
Йоханнес все так же удивленно смотрел на него.
Интересно, понятно ли Йоханнесу, почему меня это занимает, подумал Кзума и снова спросил:
- Работы я не боюсь. Просто хочу разбираться в том, что мне придется делать.
- Разберешься, невелика премудрость.
Йоханнес отвернулся. До чего же ему ненавистны безлюдные улицы. Ненавистен гулкий звук их шагов. От него улицы кажутся более пустынными. А от звука голосов они и еще того пустыннее.
Кзума хотел было что-то сказать, но, поглядев на Йоханнеса, передумал.
И вот уже Йоханнесбург остался позади - хоть и недалеко позади, - остался за тем приземистым холмом, через который они перевалили: если оглянуться, за ним виднеются дома повыше.
А впереди громоздились отвалы. Кзума окинул их взглядом. Сегодня вид у них был самый что ни на есть обычный, не то что в субботу вечером, когда он смотрел на них с Элизой. Тогда их далекие очертания представлялись ему прекрасными и величавыми. Теперь он видел перед собой ничем не примечательные нагромождения песка и не находил в них ничего привлекательного.
- Смотри, вон рабочие идут на рудники, - показал Йоханнес.
Кзума поглядел вниз. Налево вилась мощенная щебнем ровная дорога. Левую ее излучину огибала колонна людей. Рассвет только брезжил, и взгляд не различал лиц.
- Как их много! - сказал Кзума.
- Немало.
- Откуда они идут?
- Из бараков, - сказал Йоханнес и присел на траву. Кзума пристроился рядом и стал смотреть, как приближается колонна.
- Их бараки в Ланглаагте, - тихо сказал Йоханнес. - Всем горнякам положено жить в бараках.
- А ты почему там не живешь? - спросил Кзума.
Йоханнес промолчал. Длинная колонна приближалась к ним, но до нее оставалось еще порядочное расстояние. Йоханнес показал пальцем на колонну.
- Они все не из города, тут в основном деревенские, а есть которые и из Родезии, и из самой Португалии. Их привезли сюда белые. Тем, кого сюда привезли, положено жить в бараках. Такой порядок. А я приехал в город но своей воле, как и ты, я у белого старшим состою и потому в бараке жить не обязан. Городских на рудниках мало, их нанимать не любят.
- А меня наймут?
Йоханнес кивнул, не переставая жевать травинку.
Колонна почти поравнялась с ними. Йоханнес поднялся, расправил затекшие ноги.
- Вставай, пойдем с ними.
Кзума с Йоханнесом спустились по пологому спуску и встали у обочины.
Впереди длинной колонны шагал индуна - рудничный охранник: он присматривал за рабочими. Остальные охранники шагали по обеим сторонам колонны, на расстоянии десяти метров друг от друга. Все индуны были вооружены тяжелыми дубинками, деревянными копьями с металлическими наконечниками. Люди тихо напевали на ходу.
Кзума с любопытством разглядывал колонну.
- Почему у индун копья?
- Такой порядок, - сказал Йоханнес.
Колонна приблизилась к ним.
- Здравствуйте! - приветствовал колонну Йоханнес.
- Здравствуй, Вильямсон! - крикнул направляющий индуна. - Ну как жизнь в городе?
- Как всегда, - ответил Йоханнес.
Они пошли в ногу с колонной, но вливаться в нее не стали.
Кзума приглядывался к шагающим рядом людям, но их лица ничего ему не говорили. Вдруг его взгляд упал на мужчину в летах - тот улыбнулся ему. Кзума улыбнулся в ответ, и старик помахал ему рукой.
- А это кто? - спросил Кзума у Йоханнеса.
Йоханнес, скользнув взглядом по старику, мотнул головой, Кзума снова посмотрел на старика.
- Как зовут твоего приятеля, Вильямсон? - перекрыл топот колонны громовой голос направляющего.
- Кзума, - крикнул Йоханнес.
- Привет, Кзума! - рявкнул индуна.
- Привет! - ответил Кзума и перевел взгляд на старика. Тот явно хотел ему что-то сказать, о чем-то предупредить, но о чем, Кзума не мог понять и поэтому только покачал головой.
- Вильямсон, он что, идет наниматься на рудник? - крикнул индуна.
- Он у Рыжего будет работать, вот у кого.
Здесь дорога сделала поворот, а когда она снова пошла по прямой, невдалеке показались рудничные ворота.
На востоке загорелись первые лучи солнца. Глухо грохотали тяжелые башмаки. За колонной волочился длинный хвост медленно оседавшей пыли. Над колонной неслась песня.
Ворота открылись, пропуская колонну. Из низкого закоптелого домишки вышли несколько белых, они проводили глазами проходящую колонну. Колонна свернула налево, и вскоре высокий отвал и группа зданий скрыли ее из виду. Топот шагов стих.
И тут же вновь загрохотали шаги. Но на этот раз топот послышался справа. Кзума повернул голову- новая колонна! Он вопросительно взглянул на Йоханнеса.
- Это идут с ночной смены, - сказал Йоханнес.
Ночная смена вышла за ворота. Во главе и по бокам колонны тоже шли индуны. Эта колонна точь-в-точь походила на предыдущую, но чем-то она и отличалась от нее. Было в ней что-то такое, чего не было в колонне, которая заступала на смену. Кзума вглядывался в лица проходящих мимо людей, но определить, в чем различие, так и не смог. А вместе с тем оно явно чувствовалось.
Колонна исчезла за поворотом дороги. Топот шагов стал тише, потом и вовсе заглох.
- Подожди здесь, - сказал Йоханнес и подошел к воротам. От ворот отделился индуна. Йоханнес поднял, расставил руки. Индуна ощупал его карманы. И только после этого пропустил Йоханнеса, и тот исчез за приземистым зданием.
Из-за поворота показались двое белых на мотоциклах. Индуна распахнул перед ними ворота. Мотоциклисты проехали на рудничный двор, а вслед за ними одна за другой подкатили три машины и тоже въехали в ворота.
Йоханнес не заставил себя ждать.
- Рыжий еще не приехал, подожди здесь, - сказал он.
За воротами прогрохотал долгий раскатистый взрыв. Кзума аж подскочил.
- До чего же здесь все непривычно, - сказал он.
- Со временем привыкнешь.
Мотоцикл, обогнув поворот, промчался к воротам.
- А вот и мой белый, - сказал Йоханнес.
Белый нажал на тормоз, мотоцикл по инерции пронесся еще метров десять и лишь тогда остановился. Белый, хохоча, спрыгнул с мотоцикла. Такой же высокий и широкоплечий, как Йоханнес, только помоложе и покрепче с виду. Лицо у него морщилось в улыбке, глаза весело поблескивали.
- Привет, Йоханнес! - сказал белый. - Интересно, к го приглядывает за ребятами, пока ты здесь околачиваешься?
- Я уже к ним ходил. Там полный порядок.
- Господи, спаси и помилуй, Йоханнес, да ты никак трезвый! - белый хлопнул Йоханнеса по груди.
- Полиция разнесла пивнуху вдребезги, - сказал Йоханнес ухмыляясь.
Белый шлепнул себя по ляжкам, закатился хохотом, но вдруг резко оборвал смех и поглядел на Кзуму.
- Эй, Крис, - позвал один из белых, стоящих в дверях закоптелого домишки.
- Иду! - отозвался Крис, снова повернулся к Кзуме и уставился на него.
- А это еще кто такой?
- Его зовут Кзума, - сказал Йоханнес.
Белый улыбнулся Кзуме в ответ и вдруг ни с того ни с сего как хватит его кулаком по груди. Глаза Кзумы полыхнули, он непроизвольно отпрыгнул назад, сжал кулачищи и встал наизготове.
Белый тоже летал наизготове, глаза у него лукаво поблескивали.
- Прост, Кзума, я хотел убедиться, мужчина ты или не мужчина, вот Йоханнес - он баба бабой, - сказал белый и ласково потрепал Йоханнеса по плечу. Мужчиной он бывает, только когда напьется. Ну как, зла не сердишься?
Крис протянул Кзуме руку. Кзума не сразу решился пожать ее. Крис пошарил в карманах, нашел пачку сигарет, отдал их Йохаинссу.
Поделись с Кзумой, Йоханнес, и веди его во двор, а я переговорю с Рыжим.
- Крис, где ты там? - снова подал голос человек из закоптелой подсобки.
Иду! - крикнул Крис и пошел к воротам.
- Белый! - окликнул его Йоханнес.
Крис обернулся.
- Бели этому, у ворот, пусть пропустит Кзуму.
- Ладно, - согласился Крис.
Он сказал что-то индуне у ворот и отошел к белым, собравшимся у подсобки.
- Пошли, - сказал Йоханнес. - Теперь тебя пропустят.
- А где Рыжий? Ты сказал, я буду работать у него.
- Раз этот белый так сказал, значит, так и будет. Они с Рыжим друзья-приятели.
Они подошли к воротам. Индуна схватил Кзуму за руку. Кзума вывернулся.
- Он должен тебя обыскать, - сказал Йоханнес. - Такой порядок.
Индуна поднял Кзуме руки, Кзума расставил их, вспомнив, как делал Йоханнес. Обшарив его карманы, индуна кивнул. Искал он только для виду, но порядок есть порядок.
- А мне нравится твой белый, - сказал Кзума.
- Он хороший, - согласился Йоханнес.
- Он что, бур? - спросил Кзума.
- Бур. А твой - он из заморских краев. Иди сюда. - Йоханнес подвел Кзуму к стеклянной перегородке с окошечком. Постучал по деревянному прилавку. В окошечко высунулся белый.
- Чего тебе?
- Вот новенького привел.
- Из твоей бригады?
- Нет. Он у Рыжего будет работать. Старшим.
- Рыжий еще не пришел.
- Вот и мой белый так говорит.
- Твой начальник, ты хочешь сказать?
- Мой белый.
Человек в окошечке ожег Йоханнеса взглядом, но Йоханнес не отвел глаз. Белый выругался и перевел взгляд на Кзуму.
- Тебя как зовут?
- Кзума.
- Где твой пропуск?
Кзума передал ему пропуск, и белый ушел. Чуть погодя он вернулся с квадратиком голубого картона и перебросил его Кзуме.
- Смотри не потеряй, - сказал белый.
Кзума взял картонный квадратик и посмотрел на него, читать он не умел и поэтому, что там написано, не понял. А написано было вот что: "ПРОПУСТИТЬ АФРИКАНЦА КЗУМУ, ПОМОЩНИКА МИСТЕРА ПАДДИ О’ШИ".
- А мой пропуск?
- Получишь после смены, - сказал человек в окошечке и отвернулся.
Кзума обогнул здание вслед за Йоханнесом- позади здания группа мужчин, нагрузив песком вагонетки, толкала их вверх. Этой бригадой человек в пятьдесят руководили двое индун и белый.
- Сегодня будем работать здесь, - сказал Йоханнес.
Йоханнес подвел Кзуму к белому и представил как нового старшего мистера О’Ши.
Этот белый Кзуме сразу не понравился. По глазам было видно, что он из тех белых, для которых первое удовольствие дергать, гонять и бранить людей.
Переговорив с белым, Йоханнес отвел Кзуму в сторону.