Они ворвались в один дом, выскочили в окно, перемахнули через забор. И еще в один дом, и снова перемахнули через забор. Цветные хозяева им не препятствовали. Миновали узкую улочку и юркнули в дом цветного.
Цветной запер дверь, тяжело дыша опустился в кресло. Знаком пригласил Кзуму сесть, но тут же вскочил и выглянул в окно.
В комнату вошла его жена. Кзума не поверил своим глазам: она была совсем черная. Муж рассказал ей, что случилось. В молчании выслушав его рассказ, она вышла из комнаты, а чуть погодя принесла чай.
Кзума поглядел на цветного. Низкорослый, щуплый, и хоть и не старый, а лицо все в морщинах, белки глаз красные, и то и дело кашляет сухим, жестким, надрывающим грудь кашлем.
- Ты почему ударил полицейского? - спросила женщина.
- Полицейский ударил его ни за что ни про что, - сказал цветной.
Женщина вопросительно поглядела на Кзуму.
- Это так, - сказал Кзума.
- Вот дурак, вечно в чужие дела суется. - Она метнула суровый взгляд на мужа. - А у самого в чем только душа держится… - Но тут лицо ее осветила улыбка, и она сразу помолодела: морщинки усталости разгладились, глаза повеселели. - Но он хороший дурак… Ты недавно в городе?
Кзума кивнул.
- Теперь понятно, почему ты полицейского ударил, - сказала женщина.
Цветной взял жену за руку, улыбнулся ей.
- Надо идти, - сказал Кзума.
- Рано идти, - сказал мужчина. - Тебя еще вовсю ищут. Надо переждать.
Глава третья
Улицу Кзума отыскал без труда. Отыскать дом оказалось не так просто. В сгущающихся сумерках все дома походили друг на друга. Одни и те же веранды. Одни и те же калитки. Одни и те же шаткие стены рифленого железа. Одного и того же грязного цвета.
И повсюду снуют люди. Входят в калитки, выходят из калиток. Качаются и падают. Дерутся и переругиваются.
"Едва у здешних заведется монета-другая в кармане, как они спешат их спустить, - сказал Джозеф. - По субботам у нас всегда так".
- Послушай, - окликнул Кзума прохожего.
- Пшел ты, - не останавливаясь отрезал прохожий.
Кзума попытался обратиться к другому, к третьему, но люди проходили мимо. Никто не хотел его слушать.
И тут он увидел ту толстуху, которой утром расшибли голову. Она повисла на шее у подвыпившего здоровяка. Он подошел к ней, тронул за плечо.
- Как пройти к Лииному дому?
Пьянчуга Лиз глянула на него мутными глазами и помотала головой.
- Пшел, пшел. Ты мне не нравишься. Вот мой милок.
- А ну пшел! - сказал здоровяк и замахнулся на К чуму.
Кзума увернулся от удара и пошел прочь. Похоже, что дом за одной из этих калиток, вот только за какой? Толстуха до того пьяна, что ничего не смыслит. Погруженный в свои мысли Кзума налетел на какого-то мужчину и, чтобы удержаться на ногах, вцепился в него.
- Помогите! Помогите! Грабят! - завопил Папаню- это был он - отчаянно вырываясь из рук Кзумы.
- Заткнись ты! - тряханул Папашу Кзума.
- А, это ты, - сказал Папаша, - а я было решил, что тебя засадили. Джозеф сказал: ты отказался убегать. Или ты все-таки убежал?
- Убежал. Где тут Лиин дом?
- Не знаю, - сказал Папаша и пошел прочь.
Кзума ухватил его за рубашку и снова потряс.
- А ну говори!
- Ишь какой! Оглоушил полицейского и уж думаешь всем героям герой? Я тебе сейчас покажу!..
Папаша отскочил, обошел Кзуму, размахивая кулаками. потом пригнулся и - хвать его кулаком в грудь. Кзума засмеялся, кинулся на Папашу. Тот попятился, поскользнулся, растянулся на мостовой. Ударился головой, застонал и затих.
Кзума опустился на колени, поднял Папашину голову.
- Папаша, ты как?
Папаша обхватил Кзуму за голову и попытался повалить его.
- Ах ты, старый лис, - засмеялся Кзума.
Он встал и поднял Папашу на руки, как ребенка. Папаша барахтался, вырывался - но куда там.
- Где живет Лия?
- Давай так договоримся. Ты мне поставишь пива, если я тебя отведу к Лии, - юлил Папаша. - Она не дает мне больше пить, вот дуреха. Ну как, согласен? А не согласен, так я затею драку, подниму шум, скажу, ты меня хотел ограбить, словом, неприятностей не оберешься…
- Идет, - сказал Кзума.
- Заметано?
- Заметано.
- И пусть тебя муравьи сожрут, если ты обманешь меня?
- Да.
- И пусть тебя неделю белая горячка трясет…
- Пошли. Веди меня.
- Ты мне нравишься, Кзума.
Кзума засмеялся.
- Не бойся, Папаша, свою выпивку ты получишь.
- А ты мне нравишься, - кинул через плечо Папаша, показывая путь.
Вокруг дома толпился народ. Одни рвались пройти в дом выпить, другие рвались из дому. Дом насквозь пропах самодельным пивом.
Опора сидела у огромного чана во дворе, разливала пиво по кружкам и собирала деньги.
В кухне хлопотал Джозеф - он тоже торговал пивом.
- Кзума, Кзума! - не своим голосом завопил Джозеф, бросил торговать, схватил Кзуму за руку и долго тряс ее.
- А я думал, тебя загребли. Оглянулся, увидел, что ты врезал полицейскому, и решил, тебе каюк. Расскажи, что случилось, парень!
Кзума начал было рассказывать, но шум не давал говорить. И он замолчал. Джозеф кивнул, что было мочи хлопнул Кзуму по спине, протянул ему кружку пива. Кзума отвел его руку, но тут же ощутил чувствительный толчок локтем. Папаша! Кзума улыбнулся и потрепал его по руке, приложился к кружке и передал ее Папаше. Папаша утер рот рукой, поднес кружку к губам.
В эту самую минуту в кухню вошла Лия, и с ходу выхватила у Папаши кружку.
Папаша взвыл, обернулся, увидел Лию и пришел в неописуемую ярость: прыгал, бранился, плакал.
Лия обняла Кзуму, сгребла его в охапку. Пьяницы загоготали, подняли Папашу на смех. Кзума отнял у Лии кружку.
- Я обещал поставить Папаше кружку пива: мне ничего другого не оставалось, иначе он не соглашался показать, где твой дом.
Лия криво улыбнулась, вскинула бровь, передала кружку Папаше.
Папаша, цапнув кружку, пулей вылетел из кухни.
Кзума и Лия покатились со смеху.
- Значит, ты убежал, - сказала Лия.
Он кивнул.
- Вот и хорошо. Ты его как следует оглоушил?
Кзума поднял свой огромный кулак.
- Он сразу с катушек долой.
- Молодец, но только в следующий раз, когда Джозеф велит тебе бежать, ты ему не перечь. Он в городе все ходы-выходы знает.
Она погладила Кзуму по руке и улыбнулась:
- Да, ты мужик что надо… Пойдем посмотрим, где тут можно поговорить.
Они переходили из комнаты в комнату, но всюду было битком набито, всюду толпились любители выпить.
- Дело прежде всего, - сказала Лия.
Она тряханула кожаной кисой, привязанной к поясу. Похоже, киса была полнехонька.
- Это и есть власть, - сказала Лия.
Кзума поглядел на нее. Глаза Лии сияли, лицо раскраснелось, улыбка, чуть тронув край губ, погасла. Высокая грудь ровно вздымалась и опускалась. Перехватив его взгляд, Лия захохотала. Вид у нее сегодня был особенно властный.
- Тебя опять заели вопросы? - Глаза ее хитро поблескивали.
Они вышли на веранду, но и тут толпился народ.
- Дело прежде всего, - повторила она и вывела Кзуму на улицу.
Они дошли до угла.
- Ты поел?
- Нет.
- Ладно. Когда переговорим, пойдешь поешь с учительницей, она вернулась. Идет?
- Идет, - сказал он.
- Завтра можешь отдохнуть. А если тебе так уж приспичило, послезавтра отправляйся на рудник… Скажи, у тебя на Севере есть баба?
- Нет.
- Хочешь завести бабу здесь?
- Там посмотрим.
Лия усмехнулась. Они постояли еще немного на углу. Лия все вглядывалась в переулок.
Минут через десять около них притормозил чернокожий полицейский на мотоцикле.
- Привет! - сказала Лия.
- Привет! - ответил полицейский и искоса глянул на Кзуму.
- Это свой, - сказала Лия.
- Сегодня они не придут, - сказал полицейский.
- Вот и хорошо.
- Зато утром они перекопают весь твой двор, да и не только твой.
- Вот оно что… А чей еще?
- Я имею дело только с тобой, - сказал полицейский. Вынув пять бумажек по одному фунту из кожаной кисы, Лия передала их полицейскому.
- Но другим - ни гугу, - сказал он.
- Мне до других дела нет, - ответила Лия и отвернулась.
Полицейский уехал.
- Пошли, - сказала Лия и повернула обратно к дому.
Кзума нагнал ее, взял за руку.
- А ты других предупредишь?
- Тебе-то что? - Она вырвала у него руку.
- Не понимаю я тебя.
- Дурак, потому и не понимаешь… Пошли! У меня дел непочатый край.
Они прошли к двери в дальнем конце двора. Лия постучалась в дверь, вошла, Кзума - следом за ней.
Молодая женщина - они застали ее за едой - подняла на них глаза.
- Это Кзума, - сказала Лия.
Кзума улыбнулся, но ответной улыбки не дождался. Так вот она какая, учительница, подумал он.
- Дай ему поесть, - сказала Лия, - и пусть он останется у тебя. У меня дел по горло. Спозаранку придут рыть.
- А сегодня? - спросила девушка.
- Сегодня не придут. Поэтому нам надо побыстрее расторговаться, а что останется, попозже закопать. Я тебя кликну. Когда поедите, может, вы с Кзумой сходите в кино. Идет?
Лия вышла, захлопнув за собой дверь, но тут же всунула голову обратно.
- Кзума, я на тебя не сержусь! Но тебе пора поумнеть. Если я предупрежу других, полиция мигом смекнет, кто это сделал, и тогда быть беде. А теперь ешь…
И снова захлопнула дверь.
- Бери стул, садись, - сказала девушка.
Кзума повиновался.
Девушка встала, положила ему еду. До чего же она красивая! Как бархатистый коричневый цветок. И какая молодая, сильная, ловкая. Все в ней красиво: и очертания рук и ног, и движения, и посадка головы - глаз не отвести. А голос такой нежный - кажется, век бы его слушал.
Девушка поставила перед Кзумой тарелку.
- Ты сегодня ударил полицейского? - спросила она.
Он кивнул.
- Почему?
- Он меня стукнул ни за что ни про что.
- А почему ты не убежал?
- Зачем бежать человеку, за которым нет никакой вины?
И тут она в первый раз улыбнулась ему. И какая милая у нее улыбка! Зубы белоснежные, на щеках ямочки, по одной на каждой. Глубокие, прехорошенькие- так и хотелось их поцеловать. А когда она улыбнулась, в глубине ее глаз загорелись огоньки. Он рассиялся ей в ответ.
- Ты не боишься? - спросила она.
- Не родился еще тот человек, чтобы меня напугать, - похвастался Кзума.
- Ешь, - сказала она.
Чуть погодя он поднял на нее глаза.
- Как тебя зовут?
- Элиза.
- Хорошее имя.
- Ты откуда родом? - спросила Элиза.
- С Севера.
- А у вас там красивые места?
- Очень красивые.
- Чего ж ты тогда оттуда ушел?
- Работы не было. А тут на рудник можно определиться.
Она замолчала. Ему хотелось поддержать разговор, но ничего не приходило на ум: она была до того красимая, что он онемел. Он поглядел на ее волосы - и руки сами собой потянулись погладить их. Она поймала его взгляд, и он снопа опустил глаза.
- Как тебе еда?
- Очень вкусная. Это ты готовила?
- Да.
Лия просунула голову в дверь.
- А она красивая, верно, Кзума?
- Очень красивая.
Лия прыснула, и грохнула дверью.
- Выпить хочешь? - спросила Элиза.
- Нет.
Элиза встала, убрала со стола. Кзума следил за ней - в комнате воцарилось молчание.
До них доносились едва слышные звуки пьяного веселья. Время от времени, когда пьяные уж слишком расходились, Лия наводила порядок.
- Помоги мне поставить машинку, мне надо кое-что построчить, - сказала Элиза.
Кзума вскочил, поднял машинку, и острая боль стрельнула в левое плечо.
- Тебе больно? - сказала Элиза.
- Ерунда, - сказал он.
- Дай посмотреть.
- Ничего серьезного.
- Раз так, дай посмотрю.
- Это меня полицейский огрел дубинкой.
- Садись сюда.
Она расстегнула ему рубашку. На левом плече лиловел огромный синяк.
- Надо растереть, - сказала Элиза.
Вынула баночку с мазью, растерла ему плечо. Какие у нее мягкие, нежные пальцы! Кзуме захотелось, чтобы она как можно дольше не отрывала их.
- Ты добрая, - сказал Кзума. - Добрая и красивая.
- А тебе тут одиноко, - усмехнулась она.
Оба снова замолчали, но молчание больше не тяготило их. Как не тяготил и шум, доносившийся со двора. Она протянула ему сигарету, закурила сама, поглядела ему в лицо и фыркнула.
- Ты что, никогда не видел, как женщины курят?
- Видел, только они были белые.
Она вдела нитку, и машинка застрекотала. Ее негромкое жужжание действовало успокаивающе.
- Расскажи мне, откуда ты родом, из какой семьи, - попросила Элиза.
- Мои родные места далеко-далеко, - сказал он. - Там между двумя горами течет река, а уж какая тишина, какой покой. Не то, что здесь. Когда я вспоминаю родные места, меня тянет вернуться туда. Раньше у нас было много скота, а теперь чуть не весь скот пал, и земля стала плохо родить. У меня там отец, а еще брат и сестра. Они моложе меня.
- А мать?
- Она умерла.
- Ты вернешься туда?
- Вернусь.
- А город тебе нравится?
- Пока не разобрался.
- Лии ты пришелся по вкусу. Она только о тебе и говорит.
- Она добрая, но ее не поймешь.
- Она не только добрая, она еще и хорошая.
- А тебе, видно, она тоже нравится. Кем она тебе приходится?
- Она мне тетка, сестра моей матери. После смерти матери она взяла меня к себе, определила в школу, и я выучилась на учительницу. А ты ходил в школу?
- Нет, в наших местах школы не было.
Элиза кончила шить, закрыла машинку футляром.
- Пошли погуляем. Я тебя в такое место отведу, где ты почувствуешь себя совсем как на родине.
И вот позади осталась Малайская слобода, остались толпа, брань, драки, мало-помалу уличный шум стал слабеть, и вскоре они различали лишь смутный гул.
А еще чуть погодя они уже ступали по траве.
- Как здесь тихо! - сказала Элиза.
- Почти как в деревне, - сказал Кзума.
- Когда мне надоедает городская суета, я иногда прихожу сюда, - сказала Элиза.
- До чего легко здесь дышится.
Они сели на траву.
- Вон там город, - показала Элиза.
На востоке высились сумрачные махины домов, мерцали огоньки.
- Когда глядишь на город, чувствуешь себя особенно одиноким, - сказал он.
Элиза растянулась на траве, подложила руки под голову.
- Люблю смотреть на звезды, - сказала она.
Он повернулся к ней.
- Ты красивая.
- Просто тебе одиноко, - усмехнулась она.
- Зачем ты так говоришь?
- Потому что это правда.
Он чувствовал, что их разделяет какая-то преграда, Которую ему не попить и не преодолеть, и отвернулся от пес. Па западе возносили к небу свои темные вершины горы. Округлые громады сужались кверху, завершаясь игольно-острыми пиками.
- А это что такое?
Элиза приподнялась и тоже посмотрела на запад.
- Это отвалы. Сюда сваливают песок, который выкапывают, когда добывают золото. Ты тоже будешь этим заниматься.
- Самый обыкновенный песок?
- Да, самый обыкновенный песок, - устало повторила Элиза.
- Его, должно быть, давно сюда ссыпают?
- Конечно, давно. Много лет подряд. И что ни день, этих отвалов становится все больше.
- Ты к ним подходила близко?
- Конечно.
- И какие они?
- Песок, он песок и есть.
- А какого он цвета?
- Белого.
- А черных отвалов не бывает?
- Мне не случалось видеть.
- Вот чудно.
- Что - чудно?
- Что такие высоченные горы белого песка насыпали черные.
- Без белых тут тоже не обошлось… Пошли, нам пора.
Она встала, потянулась, но Кзума никак не мог оторвать глаз от отвалов. Из-за тучи выглянула луна. Большая, желтая, добродушная. Весело замигали звезды. Кзума перевел глаза с отвалов на Элизу, его неодолимо тянуло к ней.
- Красивая ты, - угрюмо сказал он.
- Пошли, - сказала она.
- Я тебе не нравлюсь?
Она как-то странно поглядела на него и вновь оставила его вопрос без ответа.
Он прижал ее к себе, обнял и почувствовал, как тело ее стало мягким, податливым. Губы ее раздвинула улыбка.
По одну сторону от них тянулся город с Малайской слободой, по другую высились отвалы белого песка, а здесь был островок тишины, покоя, и она - такая нежная - в его объятиях. Он взял ее за подбородок своей огромной ручищей, приподнял ее голову. Улыбнулся, глядя прямо в глаза, но ответной улыбки не дождался. Ее не понять. Все равно как Лию. Он нагнулся поцеловать ее, но почувствовал, как она снова напряглась.
- Не надо, - совсем по-детски выкрикнула Элиза и оттолкнула его.
Отвернулась, отошла на несколько шагов. Кзума стоял как вкопанный и смотрел ей вслед.
- Прости, - сказала она, не оборачиваясь.
- Да ладно, - сказал он и повернул в другую сторону.
Он возвратился в город той же дорогой, которой они шли. Только раз обернулся поглядеть на далекие отвалы, а дальше шел, не останавливаясь. Элиза догнала его уже на подходе к Малайской слободе и пошла рядом, стараясь приладиться к его шагу. Какое-то время они шли молча.
Потом она вскинула на него глаза.
- Ты сердишься? - спросила она.
- Тебе-то что?
- Прости, - сказала она, - но тебе меня не понять.
Он поглядел на нее. Лицо ее было печальным. Вся ее злость куда-то испарилась, сменилась неизъяснимой тоской.
- Я не сержусь, - сказал он.
Они молча дошли до самого Лииного дома.
Всю ночь в Лиином доме пили и гуляли. Когда Кзума и Элиза вернулись, народу там еще прибавилось. Опора по-прежнему сидела все на том же месте во дворе. За ее спиной стояли два пустых чана, перед ней - один опорожненный до половины. На дворе народу тоже было видимо-невидимо.
В другом конце двора стоял еще один чан - там торговала пивом ледащая Лина, та самая, у которой был припадок белой горячки. К удивлению Кзумы, она совсем протрезвела.
Во всех комнатах толклись пьяные мужчины и женщины. Среди них попадалось много цветных женщин, они обнимались с черными мужчинами. А вот цветных мужчин встречалось мало - раз-два и обчелся.
Тощая цветная женщина с недобрым лицом подкатилась к Кзуме, повисла у него на шее.
- Поставь мне пива, милок, я тебя приголублю. Дешевле дешевого - всего полкроны.
Элиза удалилась в свою комнату, а Кзума вышел во двор. Там, прислонившись к стене, звонко хохоча, болтала с мужчинами Лия. Лицо ее раскраснелось, глаза задорно блестели.
- Кзума! - окликнула его Опора. - Садись-ка сюда, сынок, - сказала она и передвинулась, освободив ему место на скамье.
- У меня много денег набралось, вот я и хочу, чтобы ты взял их на хранение, а потом передал Лии: тут такая пьянь собралась - еще передерутся, а годы мои уже не те.