3
Президент Америки и не знал, что у него появился такой грозный соперник. Джульетта рассказала Кларенсу про слова отца, подслушанные за дверью, и Кларенс, подметая улицу у подъезда отеля "Гамильтон", все чаще воображал себя президентом. Он не въезжал в Белый дом и не принимал парадов на широкой и зеленой авеню Пенсильвании, не выступал в конгрессе.
Но в его уме без конца рождались самые лучшие решения. И у всех появлялась хорошая работа. Строились дома и мосты, и длинные армии счастливых молодых людей шли утром на работу, приветствуя Кларенса.
Иногда он разговаривал с президентом так:
- Разве я только и могу, что держать метлу? Мне двадцать два года, и я весь налит силой, как молодой зверь. Как человек. Я мог бы доказать это вам, и отцу Джульетты, и самой Джульетте. Я мог бы многое сделать для нее. Пусть меня никогда и ничему не учили, все равно! Дайте дело моим необученным рукам. Я сумею заработать много денег!
Он вспомнил, как однажды в медицинском зале большого научного музея зашел в сердце. Сердце было сделано выше человека, с дверью, как в комнату. Задрав голову, он смотрел изнутри на тонкие стенки, на клапаны и сосуды. Он не разглядел уголка, где помещаются страдания.
Притихнув, он слушал сильно увеличенные резонансом стуки своего собственного маленького сердца, которого ему не увидеть никогда. Вот там они теперь и ютились, его боли, и он был не властен над ними.
Но он должен был приходить веселым домой. И он смеялся еще из-за двери, слыша, как Джульетта бежит открывать ему дом, где они вместе жили. Правда, это была квартира его матери. Но мать совсем изменилась. Она перестала причитать. Она стала очень ласковой. И Джульетта почувствовала, что это ее дом.
Вечером они гуляли по Нью-Йорку. Джульетте все было интересно: она не знала ни Бродвея, ни нарядной Седьмой улицы, ни крошечных скверов с крошечными фонтанами, зажатых небоскребами Рокфеллер-центра.
Среди небоскребов зелень казалась хрупкой. Даже немолодые деревья стояли на спичечных ножках. Все выглядело игрушечным, как витрины каких-то больших садов и парков, шумевших где-то на свободе.
Они читали рекламы новых фильмов, каскады огней лились к их ногам, имена артистов взрывались перед глазами разноцветными искрами и гасли. Когда кончались представления в театрах, в яркую и густую толпу въезжали, показываясь из-за углов, калеки на колясках, входили слепые с собаками-поводырями и просили милостыню. Несчастные!
Иногда Кларенс и Джульетта слушали, как где-нибудь у перекрестка духовой оркестр евангелистов играл модную песенку, призывая людей внять проповеди о конце и спасении мира.
От рекламного света ночное небо казалось пыльным. Влажная жара оседала из его бездонных глубин на толпу.
Было душно, и Кларенс угощал Джульетту молочным соком папайи. Ледяной сок пенился на губах Джульетты.
Как-то недалеко от их улицы она спросила:
- Ты не боишься, что возле дома нас поджидает Рич?
- Нет, я сильный, - ответил Кларенс, смеясь. - Хочешь, покажу?
И понес ее на руках в квартиру по темной лестнице, где лампочки были разбиты или вывернуты бродягами, потому что бесплатным квартирантам легче прятаться в темноте.
- Ты устанешь, - сказала Джульетта.
- Значит, ты не веришь, что я сильный?..
- Ты устал, - повторила она выше.
- Мне хорошо нести тебя.
- Отпусти меня.
- Это уже наша дверь. Звони.
Она позвонила с его рук и сказала:
- Теперь я буду бояться за Рича.
И поцеловала его в щеку.
4
Утром, как всегда, мимо отеля со страшным воем прокатилась пожарная машина. Эти шумные парни в касках выезжали на пожар или тренировку. Открылись расписные, как у ларца, створки маленьких дверей церкви святого Франциска через дорогу. Толстый Фрэнк кивнул Кларенсу на бегу и едва протиснулся в щель стеклянной двери-вертушки при входе в "Гамильтон". Фрэнк так опаздывал, просыпая каждый раз, что у него не было времени даже крикнуть: "Как дела?". Ему надо было еще успеть до смены одеться в красный костюм лифтера, чтобы до позднего вечера вносить в лифт чужие чемоданы, подниматься и опускаться по квадратной трубе, пробившей двадцать семь этажей, и на каждом из них, рывком открывая дверь, монотонно повторять: "Вверх", "Вниз". Как он не худел при этом! Его работа требовала терпеливой вежливости. Наверно, это благотворно сказывалось на здоровье.
Насвистывая, Кларенс запер метлу и ведро в уличную кладовочку за телефонной будкой. Вот и все его дело. Недолгое. Теперь он пойдет искать другое. Мимо магазинов и баров, мимо складов и гаражей, мимо фабрик, чьи трубы стоят среди небоскребов, как карандаши, мимо разных мастерских, мимо пристаней на Ист-ривер, обшитых гнилыми досками, где так невыносимо воняет тухлой рыбой, и везде он будет слышать: "Нет, нет, нет". И все же он пойдет.
За телефонной будкой на высоком стуле обычно сидел пуэрториканский юноша Бернардо. Он сидел неподвижно, в напряженно-застывшей позе, натянув на глаза кожаную кепочку, покуривая и сплевывал на тротуар, под ноги прохожих. Через их головы он видел со своего стула, как к отелю подкатывала машина, пружинисто спрыгивал на тротуар и, вручив владельцу машины талон, отгонял ее на стоянку, а владелец шагал в отель.
Кларенс посмотрел и удивился: Бернардо еще не было на своем месте. В первый миг он вздрогнул от радости: вот работа! Он искал ее всюду, а она под ногами! Они будут счастливы, Джульетта сказала правду. Они будут счастливы!
Он кинулся к стеклянным дверям гостиницы, чтобы сейчас же поговорить с административным директором о новом месте. Но вдруг остановился и даже прикусил палец, сунув в рот кулак: надо было подумать. Надо подождать. Мэнэджер еще не пришел, конечно, и Бернардо мог появиться до него. Мало ли что задержало парня на минуту-другую?
Опомнись, Кларенс. Не спеши. Это нечестно. Это будет похоже на предательство. На воровство. Кларенс медленной походкой прошел мимо дверей, решив оглянуться на стул Бернардо через двадцать шагов. Он не выдержал и посмотрел через десять. Стул был пуст. Кларенс вернулся и прошел десять шагов в другую сторону. Стул был пуст.
"О проклятье! - подумал Кларенс. - Я уйду! Правда, этот Бернардо такой надменный! Никогда он не здоровался со мной. Впрочем, как и я с ним.
Пуэрториканцы - все ничтожные гордецы. Бедность пригнала их с родного острова в Нью-Йорк, как будто здесь нет своих бедных. Они забили трущобы на западной стороне, их обманывали в магазинах, потому что многие не знали языка, и все же они не уезжали.
Что я говорю, - подумал Кларенс, - можно провалиться сквозь землю от позора. На что им было уехать, нищим пасынкам гигантского города?"
Кларенс видел раз, как вечером они сидели на ступенях домов семьями и пели свои испанские песни горькими голосами.
"О мадонна, - сказал он словами Джульетты, - помоги мне!"
Любопытно: ждал ли бы его Бернардо, поменяйся они местами?
У подъезда отеля, качнувшись, замер длинный "крейслер". Вышедший из него мужчина с черной папкой в руке и в шляпе с витым шнурком кинул взгляд туда, где не было Бернардо. Кларенс секунду медлил, поэтому он так хорошо разглядел мужчину.
И вот он, бывший подметальщик, уже возле "крейслера".
- Разрешите, сэр. Я позже отмечу время вашей стоянки, сэр. Спасибо, сэр.
Кларенс захлопнул за собой дверцу машины, и она легко тронулась с места. Кларенс Сэер, сын шофера Бернарда Сэера, слава богу, умел сидеть за рулем. Он глубоко вздохнул. Как все хорошо!
Со стоянки он ринулся назад. Второй машиной оказался открытый "форд" самого мэнэджера.
- Где Бернардо? - спросил коротышка с толстыми усами, которыми он безуспешно пытался прикрыть заячью губу и выступающие вперед зубы.
- Его еще нет, сэр.
- Он не пришел?
- Да, сэр. Но пока я отгоняю машины, сэр, чтобы люди не жаловались на "Гамильтон".
- Если он придет, - сказал мэнэджер, нервно дернув заячьей губой, - покажи ему, где лежит метла. И получи у Норы талоны.
Кларенс сел за руль директорской машины, чтобы отогнать ее на стоянку. О мадонна!
5
Они пришли на другой день. Их было трое. Они были такие же черноголовые, как Бернардо. Пришли и остановились, окружив стул, на котором сидел Кларенс.
- Тебе придется слезть, - сказал один.
- Да? - спросил Кларенс и захохотал. - И не подумаю.
Еще никто не занимал своего места так прочно, как он. Он словно прирос к пятачку стула.
- Здесь сидел Бернардо, - сказал второй.
- Когда-то это было, - ответил Кларенс. - Теперь я работаю вместо него, я! Понятно?
- Нет, - сказал первый.
- Ты уберешься отсюда, - брезгливо морщась, процедил второй.
Третий молчал.
- Какого черта вы от меня хотите, ребята? - спросил Кларенс. - Убирайтесь сами, или я позову полицию.
- Все они пугают нас полицией, - сказал первый второму.
- Здесь сидел Бернардо, - повторил второй.
А третий молчал.
- Я скорее умру, чем уступлю вам, - признался Кларенс с улыбкой.
- Возможно, ты улетишь на небо. Если хочешь, - согласился первый.
- Как реактивный самолет, - прибавил второй.
- Вслед за Бернардо, - сказал первый и злобно блеснул глазами.
Кларенс хотел крикнуть, что они его не испугают, но вместо этого спросил:
- Что случилось с Бернардо?
- Его убили ножом.
- Как?
- Ножом.
- Кто убил его?
- Американцы, - сказал первый. - Гринго!
- Такие, как ты, - сказал второй и подступил ближе. - Сразу влез на его место, видали! Хорошо, а?
"Зачем вы приехали в Нью-Йорк? - хотел закричать Кларенс. - Уплывайте на свой остров и там хоть с голоду мрите! Там! А мне до вас нет дела!"
- У Бернардо есть мать? - спросил он.
- Как у тебя, наверно, - недобро усмехнулся первый.
- А отец?
- Давно на кладбище.
- Как у меня, - сказал Кларенс.
- Ты американец, - сказал первый, - ты быстрее найдешь работу.
- Это младший брат Бернардо, - показал второй на того, который с начала разговора не проронил еще ни слова. - Он будет здесь сидеть. Он в профсоюзе.
Мэнэджер, нетерпеливо выслушав Кларенса, ограничился одной фразой:
- Твое дело. Ты видел, что улицу сегодня подметал старый Треси? Он больше не может быть официантом. О'кэй!
О'кэй! Все в порядке? Его вычеркнули из жизни за то, что он пожалел мать Бернардо, убитого в драке? Это называется все в порядке? Он еще не успел даже подсчитать за один день, какие чаевые можно собрать, отгоняя чужие машины на стоянку. И уже не подсчитает. Его выбросили. О'кэй! В одном доме на западной стороне сегодня, возможно, блеснет короткая улыбка даже на похоронах Бернардо. Невидимая улыбка надежды и благодарения богу за младшего сына. Богу, не Кларенсу.
А что будет в его доме на восточной стороне? Что скажет Джульетта? Еще вчера она мечтала, как они пойдут к отцу, едва только купят ей новое платье, а ему, Кларенсу, костюм.
И вот он идет по городу. Безработный. В этом городе много людей. В нем очень много людей. Они говорят на разных языках и видят сны о разных странах. Но все они живут под одним небом, и сегодня Кларенс уступил свое счастье младшему брату Бернардо, так и не открывшему рта. Пусть говорят, что в Нью-Йорке все живут врозь, рассыпаясь, как горох, если их вытряхнет беда из кастрюльки.
Кларенс, но что ты скажешь Джульетте?
Он остановился, чтобы собраться с мыслями. В конце концов брошена метла. О ней не стоит жалеть. А больше ничего не случилось. Грохот подземки мешал ему придумать надежные слова, когда он ехал домой. Вагон качало из стороны в сторону. На станции, где Кларенс выходил, вдоль лестниц густо лепились, жались друг к другу разномастные лавки, и в них продавалось все: от парижских духов до восточных сладостей. Жизнь удивительно похожа на сон. Но она хуже сна. Смешно!
Кларенс вышел на воздух, пересек свою улицу и, подняв глаза, в нерешительности замедлил шаг.
Перед ним стоял Рич.
6
Он стоял, заложив руки в карманы. Возможно, сжимал в одной руке нож.
- Ты выбрал слишком светлое время для драки, - сказал Кларенс, - и очень плохой момент. Я зол. Я не пожалею тебя, если ты нападешь.
- Я пришел не драться, а помочь тебе, - ответил Рич.
- Врешь, - почти крикнул от неожиданности Кларенс. - Я не верю!
Рич повел его к реке, к лавчонкам, полным месива из зелено-ржавых крабов, к прилавкам, заваленным огородной зеленью, к барам, на дверях которых болтались таблички "Молодым людям вход воспрещается", потому что там играли в азартные игры. Именно это и привлекало сюда молодых людей. А таблички висели только для полиции. Раз есть табличка, полиция даже не заглядывает. Забота о нравственности налицо. Так объяснил Рич у двери бара.
Ах, ладно, Кларенса это нисколько не волновало. Кто хочет, пусть себе играет хоть до смерти.
Рич толкнул дверь, и они вошли. Кларенс вдруг подумал, что Рич обманул его и решил расправиться здесь, где-то в укромном углу. В таких сумрачных, сыроватых барах возле доков было множество укромных углов.
Но Рич сказал, когда они сели за столик для двоих:
- Можно получить сразу пятьсот долларов.
Кларенс безнадежно усмехнулся.
- Может быть, даже тысячу? Или две?
- Можно получить пятьсот долларов, - повторил Рич.
Кларенс снова недоверчиво и раздраженно пожал плечами. Глупость Рича бесила его.
- Как?
- Легко, - сказал Рич.
- Кокнуть бармена? - спросил Кларенс и насмешливо показал глазами на стойку.
- Я познакомлю тебя с ребятами, которым нужна твоя помощь.
- Какая?
- Они хотят почистить магазин.
"Ты подлец и дурак", - хотел сказать ему Кларенс. Но это были бы, наверно, бесполезные слова, и он машинально спросил:
- Какой еще там магазин?
- Я не знаю, - ухмыляясь, ответил Рич. - Достаточно тебе того, что я покажу этих ребят. Им нужна машина. Остальное они скажут сами. Пойдем.
У Рича были узкие глаза и узкий лоб. Только брови - толстые, мохнатые. Сросшиеся в одну черную жирную черту. Как может родной брат до того не походить на сестру, быть совсем другим? Лицо другое, и человек другой. И все же это был брат Джульетты.
- Идем, - согласился Кларенс.
Перешли в соседнюю комнату с низким деревянным потолком, выкрашенным мутной синей краской. В узкие окошки пробивалось так мало света, что плохо различались лица. За большим столом сидело четверо, это Кларенс увидел. Потом глаза постепенно стали привыкать.
- Вот он, Ринальдо, - сказал Рич.
Ринальдо, худой, с косиной в глазах, с костистым носом, придавил сигаретку о дно пепельницы и высморкался в бумажную салфетку.
- Проклятая простуда, - сказал он. - Садитесь.
Кларенсу не терпелось опрокинуть стол на этого Ринальдо. Так и чесались руки. Ринальдо еще поковырялся зубочисткой во рту, присматриваясь к Кларенсу, и наконец указал большим пальцем в сторону своему соседу, плечистому парню с раздвоенным подбородком.
Парень вскочил и включил радиолу, кинув в нее монету.
Тогда Ринальдо быстро заговорил:
- Мне нужна машина. Ты отгоняешь машины на стоянку oт своего отеля. Так? Мы садимся, и ты быстро подвозишь нас к магазину. Ясно тебе? А?
Кларенс смотрел на радиолу и слегка притопывал большим ботинком по полу. Он любил музыку. И особенно, когда играл Джерри Муллиган, как сейчас.
- Ты слышишь?
- Я слушаю музыку, - сказал он с улыбкой. - Что это за магазин?
- Не твое дело. Мы выйдем, а ты уедешь. Вот и все.
- Зачем это нужно?
- Не твое дело.
- Я хочу знать.
- Хорошо, - сказал Ринальдо. - Я приезжаю на одной машине, на другой уезжаю. Она будет ждать меня. Никто никогда не узнает, какую хватать. Понял?
- Он запутывает шпиков, - прибавил Рич.
- Видно, это знатный магазин, если его охраняют шпики, - заметил Кларенс.
Ринальдо улыбнулся тонкими губами.
- Можно подъехать на такси, - сказал Кларенс.
- Мне нужна машина без свидетелей, - рассердился Ринальдо. - Хороший "кадиллак", не вызывающий подозрений. Ну?
- Ты хочешь, чтобы я отвлек шпиков и попался вместо тебя?
- А разве я не плачу тебе за риск пятьсот долларов вперед? Может быть, ты хочешь тысячу или не умеешь быстро ездить? И что у тебя найдут, если даже зацапают? Пустую машину? Ха-ха!
- Я не глупее тебя.
- Он трус, - бросил один из друзей Ринальдо. - Пусть даст хоть ключи от машины.
- Ключей тоже не дам.
- Он много разговаривает, - обронил тот, который включал радиолу.
Кларенс улыбнулся:
- У меня есть время. Сегодня меня уволили с работы.
Ринальдо медленно поправил бантик на шее. Рич побледнел.
- Я не знал, - сказал он.
- Зато он теперь знает слишком много. - И Ринальдо кивнул на Кларенса. - Это плохо. Для него.
- Он издевается над нами, - сказал один за столом.
- Чепуха, - успокоил их Кларенс. - Я не знаю магазина. Поэтому я буду молчать, успокойтесь. Кому нужны слова о том, что несколько молодых итальянцев собираются ограбить какой-то магазин. И так известно, что все итальянцы - бандиты.
- Ты не трус, - быстро сказал Ринальдо. - Но мне тебя жалко.
- Все бандиты в Нью-Йорке - итальянцы, - благодушно поправился Кларенс. - Я не виноват.
- Они тоже! - вскрикнул Ринальдо и встал. - Ведь здесь рай. А в раю не работают. Вот они и резвятся от нечего делать. Зачем ты морочил мне голову? Чтобы показать свою храбрость?