Через час они вышли из метро у библиотеки Ленина. Молча постояли у стайки голубей, которые прямо под окнами приемной Президиума Верховного Совета СССР живой сизой волной затопили площадку перед въездом в правительственный гараж. Дмитрий залюбовался не столько голубями, сколько сварливой старушкой, которую он приметил здесь уже давно. Каждый день она по нескольку раз приходила к гаражу с полной сумкой хлебных крошек и, смело вклиниваясь в голубиную стаю, - птицы ее совсем не боялись, - широкими взмахами рассеивала корм. И всегда что-нибудь приговаривала. С птицами она вела беседу, как с людьми. И, как это казалось Дмитрию, знала их всех наперечет. Слабых защищала от сильных, раненых ловила и делала перевязки. Здесь же, у голубиной стаи, окруженной детьми, которых привели сюда няни или бабушки, на складном матерчатом стульчике сидел молодой художник. Быстрыми штрихами карандаша ловил он то, что, на его взгляд, казалось интересным: девочку, присевшую на корточки и протянувшую руку к голубям и приговаривающую "Гули-гули-гули…", малыша-карапуза, который тщетно пытался поймать голубя; склонившегося над ним простодушного дедушку. Дмитрию показалось, что, прогуливаясь с внуком, дед уже успел "пропустить" стопку спиртного: уж больно разрумянились его щеки.
- Осталось десять минут, мы опоздаем. - Ольга дернула Дмитрия за рукав.
Они покинули голубиную стаю.
Коридор факультета гудел, как Казанский вокзал. Кроме знакомых лиц, были здесь и посторонние. "Болельщики", - подумал Дмитрий и прошел к деканату. Там уже начала заседать Государственная комиссия. Ольга осталась в вестибюле на площадке, где висела огромная стенная газета "Советский юрист". У входа в круглый зал к Дмитрию подошел Белявский. Это был юркий и ловкий молодой человек с густыми вьющимися волосами и черными красивыми глазами, обрамленными длинными пушистыми ресницами, которым могла позавидовать любая модница.
Белявского на курсе любили за остроумие и за то, что тот никогда не унывал. А в прошлом году он долгое время был предметом анекдота. На окучивании картошки Белявский прославился на весь колхоз. Дневную норму бригада его выполнила за два часа. Не разбирающийся в сельском хозяйстве комсорг курса, который распределял наряды и принимал работу, занес бригаду Белявского на Доску почета. А через три дня рекорд "новатора" был разоблачен. Вся хитрость нового метода окучивания и прополки картошки - этот метод назвали "методом Белявского" - состояла в том, что половший садился верхом на тяпку, втыкал ее углом в рыхлую землю и пропахивал борозду между картофельными рядами. Вспаханная сухая земля ровным отвалом засыпала по обе стороны траву и образовывала холмики у корней картофельной ботвы. Пять человек из бригады Белявского пахали участок вдоль, пять человек - поперек. Если посмотреть со стороны, то у них все получалось и скоро и красиво. "Метод Белявского" на второй день переняли в соседней бригаде. И только через три дня, когда приехал на поле агроном, весь участок, обработанный бригадой Белявского, пришлось перепалывать и окучивать заново.
- Ты слышал, Митя, что в этом году Москва улыбнется немногим?
- Не тревожит, - равнодушно ответил Шадрин. Он уже понял, что неспроста Белявский начал с подходцем, что насчет чего-то он хочет закинуть удочку.
- Но тебе нечего волноваться, - Белявский покачал головой, выражая этим: "Тебе все равно: Москва или Владивосток".
- Особенно дрожь не бьет, терплю, - согласился Дмитрий.
- А все-таки, куда бы ты хотел? Поди, в Сибирь тянет? Все-таки как-никак - родина. Да, кстати, ведь ты, кажется, из Новосибирска?
- Ты угадал. - Дмитрий старался понять: что же нужно от него Белявскому?
- Я могу тебя поздравить.
- С чем?
- Есть одно местечко в Новосибирске. Следователем в областную прокуратуру. Только это по строжайшему секрету. Хочешь его получить?
Дмитрий сверху вниз посмотрел на Белявского.
- Разумеется. Но как?
Белявский за рукав поволок Шадрина в угол.
Оглядевшись, чтоб их никто не подслушал, он таинственно спросил:
- Скажи честно, если предложат Москву, согласишься?
- Думаю, что мне ее не предложат. Ты же знаешь, у меня нет жилплощади.
- Короче: если предложат - согласишься?
- Без жилья нет.
- Что же будешь просить?
- Если возможно, то Новосибирск.
- Ты очень хочешь Новосибирск?
- Ты об этом спрашиваешь уже третий раз! - раздраженно бросил Дмитрий, собираясь покинуть Белявского.
- Стой! Есть деловой разговор. Ты получишь Новосибирск, но при одном условии.
- При каком?
- Если согласишься на Москву.
- Откуда ты взял, что мне предложат Москву?
- Это не твое дело. Допустим, что это уже решено. - Воровато оглянувшись, Белявский продолжал еще более таинственно: - Так вот, слушай меня: Новосибирск тебе не видать, как своих ушей, если ты не пойдешь на одну очень простую комбинацию. - Белявский многозначительно смолк. Наблюдая снизу вверх за лицом Шадрина, он старался прочитать на нем впечатление, которое произвело его предложение.
- Я готов. Но чтобы это было честно. И вообще мне не ясно, как это можно сделать?
- Очень просто: я добиваюсь назначения в Новосибирск. Ты на комиссии ведешь себя благоразумно и даешь согласие на Москву. После государственных экзаменов, когда дипломы и положительные характеристики у нас на руках, когда университету и всем его общественным организациям можно сказать адью - ты добиваешься, и это, между прочим, не трудно, это я беру на себя… Мы добиваемся, чтобы тебя послали на мое место. Я не буду возражать, уступлю его тебе и все дело в шляпе. Кажется, ясно?
Глубоко затянувшись папиросой, Белявский неосторожно пустил дым почти в лицо Дмитрию. Шадрину мучительно захотелось курить. Но он сдержался. Прошло больше месяца, как он выкурил последнюю папиросу.
- Что ж, я, собственно, ничего против не имею.
- Прекрасно! - воскликнул Белявский. - Я всегда считал, что у тебя ясная голова.
- Ну, а ты? Ты-то сам, как будешь потом с работой? Станешь проситься на мое место?
- Даже не пикну. Меня устраивает и свободный диплом.
- Только смотри, Игорь, чтобы потом без работы не остался. Чего доброго еще меня будешь клясть на чем свет стоит.
- Что-о?.. Что ты сказал?! Димочка, неужели ты за пять лет не понял, что я не такой уж беспомощный человек?
На том и договорились. Оставив Белявского, Дмитрий подошел к студентам, которые столпились у дверей деканата.
Первой из кабинета декана выскочила разрумянившаяся Рая Рубцова. Со всех сторон на нее посыпались вопросы.
- Ну, как?
- Куда?
- Москва?
Галдели все сразу.
Некоторое время Рая стояла с опущенными ресницами, зажав ладонями уши. Когда галдеж угомонился, она лихо щелкнула пальцами и по складам произнесла:
- Вла-ди-вос-ток! Красивый портовый город! А один дяденька из комиссии даже решил меня обрадовать, сказал, что там много жирной селедки, а еще больше - холостых моряков, которые на третий же день моего приезда будут разрывать меня на части. Левой рукой предлагать ум и сердце, а правой - тащить в загс.
Под сводами коридора пронесся дружный хохоток.
- Они остряки там, ребятки-то из комиссии, - съязвил Миша Зайцев, который прожужжал всем уши, что на него уже давно есть заявка в речную прокуратуру. Он был заядлым рыболовом, а поэтому страстно мечтал иметь свою моторную лодку и поселиться где-нибудь на берегу Оки или Волги.
- Им, начальникам, хорошо шутить… А вот тут стой и жди, как теленок, в какое стойло тебя поставят, - отозвался молчаливый Карпенко, который всем говорил, что ему все равно: Москва или Крыжополь, лишь бы в прокуратуру. Больше всего он боялся нотариальной конторы: у него к тому были основания. С войны он вернулся без ноги, а инвалидов в редких случаях брали на оперативную работу.
- Ничего, Раечка, этот дяденька из комиссии как в воду глядел. Знаю я морячков из Владивостока. К ним попадешься - сразу голову закружат. Дальневосточники!
- Прощай, Раечка!
- Счастливого плавания!
Реплики из толпы, окружавшей Раю Рубцову, оборвались, как только открылась дверь деканата и позвали Белявского.
Подтянув брюки и поправив галстук, Белявский, бледнее обычного, со сжатыми губами, вошел в кабинет. Против длинного стола, покрытого зеленой скатертью, стояло свободное мягкое кресло. Члены комиссии сидели на жестких стульях. Их было семь человек: декан Скорняжников, начальник отдела кадров университета Таратута, секретарь партийного бюро факультета Мезников, представитель из Моссовета, два "покупателя" из Министерства юстиции и представитель из городской прокуратуры.
Белявский подошел к креслу, на которое ему указал декан, осторожно и нерешительно присел. Руки положил на колени. В массивном кресле он выглядел еще мельче.
Судьба его уже наполовину была решена. Это он понял по выражению лица представителя прокуратуры Варламова, который сидел в самом центре и, как видно, был главной и решающей фигурой в комиссии. Плечистый, седеющий мужчина, которому наверняка перевалило за пятьдесят, он напоминал Белявскому какого-то киноактера, играющего главные роли. Он даже силился вспомнить, неотрывно глядя в его спокойное, по-русски открытое лицо с умными серыми глазами: где же он видел этого человека или похожего на него?
Начальник отдела кадров, мужчина с худощавым и нервным лицом, о чем-то пошептался с деканом и повернулся в сторону Белявского.
- Где бы вы хотели работать?
Белявский заерзал в кресле. Сомкнув ладони лодочкой, он ответил:
- Куда пошлет уважаемая комиссия. Все работы у нас почетны.
- Ну, а все-таки?
- Хотел бы попытать силы в прокуратуре.
- Как у него следовательская практика? - спросил у декана представитель из прокуратуры.
- Пятерка! - ответил Белявский, не дождавшись, пока об этом скажет замешкавшийся декан. Его красивые пушистые ресницы, загнутые на кончиках, несколько раз вспорхнули и замерли.
- Отлично! - заключил Варламов и посмотрел в список, лежавший перед ним. - Какой город вас больше всего устраивает?
- Если бы мне предложили выбирать, то, может быть, я и сказал… - Белявский делал дипломатические зигзаги. По выражениям лиц членов комиссии он старался понять, как у него это получалось: хорошо или плохо? Искренне или фальшиво? И, кажется, мог быть доволен собой. Ему казалось, что комиссия относится к нему доброжелательно.
- Хотите в Москве остаться? - делая ударение на слове "Москва", спросил представитель из Моссовета, который в течение всей беседы не спускал глаз с Белявского. Его взгляд Белявский чувствовал на себе постоянно, от него ему становилось неловко. Теперь же, после такого лобового вопроса, он даже растерялся. И снова заерзал в кресле. Никак не ожидал такого предложения. Но тут же сообразил - он знал это по опыту прошлогодних распределений: те, кто изо всех сил цепляются при распределении за Москву, как правило, получают назначение куда-нибудь в самую отдаленную глухомань.
- Как вам сказать?.. Как москвич, я, конечно, не возражал бы против Москвы. Но если есть необходимость выехать из нее, я готов хоть завтра это сделать.
Довольный своим твердым и определенным ответом, Белявский несколько осмелел, выше поднял голову и тонкой белой рукой провел по густой кудрявой шевелюре. Теперь он отлично видел, что производит на комиссию благоприятное впечатление. В каком-то отдаленном центре его мозга блеснул луч маленькой надежды: "А что, если возьмут и оставят в Москве?" Но этот луч тут же погас, как только заговорил Варламов.
- Вашу просьбу направить вас в прокуратуру комиссия может удовлетворить. Предлагаем вам следующие города… - Представитель из прокуратуры сделал паузу, глядя в список, лежавший перед ним.
Белявский вытянулся в струнку. У него захватило дух.
- Итак, выбирайте: Иваново, Калинин, Алма-Ата, Красноярск, Омск… Вот, пожалуй, и все, что можем вам предложить.
- Может быть, еще что-нибудь есть? - нерешительно произнес Белявский. Его обескуражило, что в списке не упомянули Новосибирска. А он знал, что там должно быть одно место в областной прокуратуре.
Декан Скорняжников откинулся в кресле.
- Товарищ Белявский, вам предложили пять крупнейших городов, что же вы хотите? Тем более, если вы не настроены уезжать очень далеко от Москвы - можете выбрать Калинин, Иваново… Это же буквально в нескольких часах езды.
- Василий Михайлович, - всем своим тоненьким и гибким корпусом Белявский подался в сторону декана. - Меня не пугает то, что я буду далеко от Москвы. Я могу уехать и во Владивосток. Меня волнует совершенно другое.
- А именно?
- Я хотел бы попасть в город, где есть юридическое учебное заведение. Хочу заочно учиться в аспирантуре. И, кстати, по вашей кафедре.
- Так куда же конкретно вы желаете поехать? - спросил представитель из Моссовета, которому Белявский явно чем-то не нравился.
- Если можно - в Новосибирск. Я был бы очень вам благодарен.
Наступила минута молчания.
- Вы говорите, Новосибирск? - спросил Варламов.
Барабаня пальцами по столу, он принялся скандировать:
- Новосибирск, Новосибирск, Новосибирск… Что ж, молодой человек, можно вас направить и в Новосибирск.
Только заранее предупреждаю: работа ответственная. Следователь областной прокуратуры, с незамедлительным выдвижением на старшего следователя. Не подведете?
Белявский еще выше поднял голову и замер. Многое он готов был обещать в эту минуту. Но ему не дали говорить, а пододвинули на край стола листок с назначением в новосибирскую областную прокуратуру и предложили написать единственное слово: "Согласен" и расписаться.
Дрожащей рукой Белявский вывел это тяжелое, ответственное слово и размашисто расписался. До самых дверей он не переставал благодарить комиссию. То, как ему повезло, он понял только тогда, когда очутился в коридоре, где его встретили томившиеся в ожидании сокурсники.
Дмитрий Шадрин в это время сидел в круглом актовом зале и слушал, как Эра Перегудова играла на пианино. Ольгу он отправил домой и сказал ей, что как только освободится, так сразу же приедет к ней. Причем, тут же наказал, чтобы она приготовила на всякий случай холодную закуску. Все равно, на радостях или с горя, но не выпить по такому случаю грех.
В актовый зал Белявский не вошел, а влетел. Увидев через распахнутые двери Шадрина, которого искал по всем аудиториям, Белявский кинулся к нему чуть ли не с распростертыми объятиями.
- Ну как? - встретил его Дмитрий, когда Белявский уже пожимал ему руку.
- Поздравляю тебя, Димка, черт ты этакий! Честное слово, тебе-таки просто везет! Если бы ты видел, как я из-за тебя рубился! Как зверь! Как гладиатор! Там сидят мальчики еще те, аж в пот ударило. Но я их здорово, вот так! - Указательным пальцем правой руки Белявский нарисовал в воздухе несколько кругов и петель.
Он долго заверял Дмитрия, что его перевод в Новосибирск он полностью берет на себя.
- Только одно условие, - в знак предосторожности Белявский погрозил тонким прозрачным пальцем, - никому ни единого слова! Это раз. Второе: до тех пор, пока не будут в карманах дипломы и характеристики, о Новосибирске не может быть и речи. Договорились?
- Договорились, - пообещал Шадрин, которого Белявский уже начал изрядно утомлять своими предостережениями и советами.
Дмитрий ждал вызова долго, около двух часов, а поэтому здорово перенервничал. Из всех, кто прошел комиссию до него - а таких было человек сорок, - в Москве оставили только четверых. Остальные были распределены в самые различные города страны. Кое-кто получил назначение в Магадан, на Сахалин, в Мурманск… Были здесь пролиты и слезы, особенно, когда распределяли незамужних москвичек.
Глубокое кожаное кресло, в которое сел Шадрин, было креслом декана. Обычно оно стояло за его письменным столом. Теперь же, ради такого торжественного случая, его поставили для того, кто входил в кабинет, чтобы узнать решение своей судьбы.
- Ваше желание? - спросил у Шадрина усталый начальник отдела кадров, очевидно, задававший этот вопрос сотни раз за время своих заседаний в государственных комиссиях.
- Работать там, где предоставят жилплощадь.
Декан посмотрел список, лежавший перед ним, и галочкой отметил фамилию Шадрина, стоявшую в числе других фамилий.
- А если мы предложим вам аспирантуру? - Этот вопрос декан задал кокетливо, пристально вглядываясь в лицо Шадрина. Он ожидал, что оно озарится счастливым сиянием. Из-за аспирантуры всегда был бой между самыми одаренными студентами.
- Аспирантуру? - Левая бровь Дмитрия поднялась выше правой. - В аспирантуру пока не собирался.
- Как же так, товарищ Шадрин? Ваши доклады в научном студенческом обществе отмечались как одни из лучших. В аспирантуру вас рекомендуют ученый совет факультета и кафедра теории государства и права!
Шадрин молчал, глядя на золотое пенсне декана.
- Подумайте над этим серьезно. Сейчас вы решаете всю свою дальнейшую судьбу. Или вам быть ученым или практическим работником. Тем более, что у вас есть задатки исследователя. Разумеется, общежитием вы будете обеспечены.
- Спасибо вам, Василий Михайлович, но я уже решил твердо: в аспирантуру не пойду.
- Вольному воля… - полуудивленно-полунасмешливо пожал плечами декан, а взгляд его выражал: "Первый раз вижу такого чудака!"
- Что ж, подход деловой, - вмешался представитель из городской прокуратуры. - Вы, товарищ Шадрин, смотрите в корень. Только заранее должен огорчить вас, что сразу, в день приезда, вас нигде не будет ждать комфортабельная квартира с удобствами. Везде придется первые полгодика, а то и годик, пожить в общежитии. А там, постепенно, будет и собственная площадь. Да, кстати, вы женаты?
Дмитрий помешкал с ответом.
- Пока еще нет, но… скоро, очевидно, это случится.
Анкета с биографическими данными Шадрина перешла из рук представителя прокуратуры в руки работника Моссовета, который принялся внимательно читать ее.
- Что бы вас устраивало территориально? - спросил Варламов.
- Новосибирск, - не задумываясь, ответил Шадрин.
- Почему?
- У меня под Новосибирском живут мать, братья, сестра. В Новосибирске есть родственники, там я заканчивал среднюю школу, оттуда был призван в армию.
- К сожалению, в Новосибирск вас направить не можем. Было одно место, но оно уже занято. Придется подыскать что-то другое.
Отложив в сторону анкету, в разговор вмешался работник Моссовета.
- А вы могли бы, товарищ Шадрин, с полгодика подождать квартиру?
- Если это вызвано необходимостью, то можно ждать и год.
- Я предлагаю вам пойти работать в Моссовет.
- Но я же юрист?
- Нам нужны и юристы.
- Для меня это неожиданность. С работой в местных Советах я плохо знаком, а поэтому мне трудно ответить вам что-нибудь определенно.
Представитель прокуратуры с прищуром посмотрел на работника Моссовета и, дождавшись, пока тот сделает паузу, предложил Шадрину:
- Я вполне согласен с вами, товарищ Шадрин. Как юристу, вам было бы гораздо целесообразнее работать по специальности. Мы можем предложить вам должность следователя.
- Где?
- В Москве.
- Точнее?
- Прокуратура района.
- А как с жилплощадью?