Скульптор и Скульптура - Сергей Минутин 10 стр.


Выслушивая назидательную мудрость, Сергею не терпелось задать вопрос о райском саде, и он спросил: "Ра, - так звали Ламу, - ты знаешь Библию, ты знаешь все её сюжеты, скажи мне, чтобы вернуться обратно в рай под яблоньку, мы должны их все, эти сюжеты, пережить, что называется "до дыр""?

Ра помолчал, подумал и начал говорить довольно пространно, как казалось Сергею: "Ветхий завет Моисея, где природа показана, как кладовая для человека, Новый завет Иисуса Христа, где природа показана как храм, наш общий дом, и всё это пронизано сценами человеческой жизни, их там 33".

- Это я знаю, - нетерпеливо перебил его Сергей, - Ты мне ответь, "до дыр" или есть шанс вернуться раньше?

Ра словно не заметил нетерпеливости Сергея и продолжал: "Пока ты ощущаешь своё "Я ЕСТЬ", всё возможно. Я существую, Я есть - это знание. Ощущение "Я ЕСТЬ" уже говорит о том, что мы Боги. Бог - это концепция. Библия - это концепция, нужная для избавления от концепции индивидуальности. Моисей писал свой завет, чтобы сохранить свою общину. Завет оказался хорош, община обрела могущество, а Земля реальную угрозу своему существованию. Пришла другая концепция. Не секрет, что накануне все апостолы И. Христа перессорились друг с дружкой и пребывали в неведении о том, что будет с ними после вознесения И. Христа, о котором он им говорил всё чаще и чаще. Их очень мучил вопрос о том, что будет с ними, какова будет плата за их 4-летнее хождение с ним. Их совершенно не интересовали свои новые качества, открытые им Иисусом, такие как возможность лечить, учить, ясновидеть. При первой же мысли о жизни без него их охватывал ужас, и конечно, начинался делёж, ибо трудно было перейти законы Моисеевы, кто ближе, кто дальше, кто больше избран, а кто меньше. А когда блудница Мария разбила сосуд с миро из нарда чистого, драгоценного и, поклонившись Иисусу, возлила миро ему на голову, а потом стала мазать ноги его и отирать своими волосами, то все присутствующие прониклись к ней немалым гневом, ибо в склянке той было миро не меньше чем на триста динариев.

Сергей заслушался. Речь Ра была каким–то странным образом знакома ему, а Ра тем временем продолжал: "Святость апостолов проявилась не до распятия И. Христа, а после, и не в том, что Иисус вознёсся, а на них пала его благодать, как на людей, долгое время соприкасавшихся с ним, а в том, что они написали Библию, где изложили всё то, что должны были изжить в себе. Они вспомнили все сюжеты своей жизни, приведшие И. Христа на голгофу, чем довольно сильно озадачили всех последующих читателей. Они ведь описали в основном свои действия, включая и смертные грехи и заповеди от них. Конечно, все апостолы были перепуганы событиями, предвиденными Иисусом. Но до понимания того, что только Бог действует через все живые существа, ещё предстояло дойти, в том числе и через осмысление Библии. Можно, конечно, думать, что Иисус за годы совместной жизни мог знать пороки и недостатки каждого из своих последователей, и потому мог предвидеть их поступки и даже сказать им об этом, но он точно знал и своё предназначение, а это подвластно только Богу. О рае и яблоках додумывай сам. Скажу лишь, что мы просто играем роли, предписанные Богом".

- Ты меня утешил, - ответил ему Сергей и тихо произнёс, - значит, "до дыр".

Лама улыбнулся.

Сергей, сильно хмельной, брёл по ночному, плохо освещённому посёлку. После посещений буддистского храма, при котором образовался и монастырь, Сергея всегда радовала плохая освещённость посёлка. В темноте ночи были прекрасно видны звёзды и планеты.

Сергей шёл и думал о том, что "до дыр" ещё жить и жить, если дети Адама и Евы каждый живёт по своим сюжетам, более того, сыновья по одним, а дочери по другим. Эти сыновья и дочки даже, друг друга с трудом терпят, а если переходить от межличностного к общечеловеческому, то совсем худо.

Он почему–то вспомнил роман Льва Толстого "Анна Каренина", и чуть не разрыдался от мысли о том, что Аннушка, видимо, испытала те же чувства, которые испытывает он. Хотя, что–то, наверное, изменилось. Она не видела выхода, задохнувшись между двумя тупыми мужиками. Мужем - чиновником и бравым военным с яйцами страуса и такой же головой. Она была бесконечно одинока со своей страстью. Она не смогла победить страсть и обрести любовь. И хоть потом Аннушка отомстила, пролив растительное масло на рельсы (роман Булгакова "Мастер и Маргарита), но это только усложнило проблему.

Сергей смотрел на небо и думал о том, что там, наверное, есть мужские и женские планеты, где раскаявшиеся души изживают свои грехи.

- Наверное, всё так и устроено, - думал он, - а как может быть иначе, если на Земле невозможно вырваться из "цепких лап" сюжетов. А что делать тем, кто их уже исчерпал? И он отвечал сам себе: "Уйти к своим. Видимо, две сущности, мужская и женская, в геометрической прогрессии плодят пороки, видимо, смешанная жизнь разных народов ведёт к затуманиванию мозгов, а не к ясности их". В завершении этой мысли он почему–то вспомнил раввина, замечательного еврея Мишу, не то Глейзера, не то Гитмана, но сына древа Давидова, с которым тоже не раз пил водку, закусывая её килькой.

У Сергея не было чувства завершённого дня, и он отправился к Мише. Миша не был расистом, хоть и не отрицал, что подвижность еврейского ума заносит его народ то в фашизм, и тогда держись весь мир, то в коммунизм, и тогда опять весь мир держись. Но это от подвижности ума, а вовсе не от остальных приписываемых его народу недостатков и пороков.

Миша всю свою жизнь спасался от белых, от красных, он демократов, от консерваторов. Он бы мог примкнуть к своему племени в Израиле, отгородившемуся от остального мира бетонным забором и частоколом денег, тем более, что это племя чтило родственные связи, но Миша, как он сам говорил, имел интерес в России.

Весь его интерес сводился к изучению разный религий на стыках изменения форм общественного сознания. Сергей не хуже самого Миши чувствовал, насколько тому тяжело. Миша, пытаясь крепко держаться за старое, стремился увидеть новое и метаться в поиске: принять, не принять.

Ра говорил Мише, что ищущим является только Бог, и что нет обособленного ищущего. Через одних Бог ищет духовность, через других деньги и власть. То, что ты ищешь, не зависит от тебя. Но это знание Мишу утешало мало. Он и сам знал, что чужое и прямое проявление власти постоянно заставляет его народ искать всё новые и новые пути её косвенного, тайного проявления в деньгах. Но то, что поиск его народа лишь следствие совершенно других причин, он понять не мог.

Миша понимал и то, что проклятием его народа является этот самый поиск власти и могущества. Она причина, но он никак не мог объяснить себе самому. Почему народы, живущие под лозунгом "Бей жидов", так привлекательны для его собственного народа. Немцы, англичане, русские, даже французы и американцы, будучи сильно разбавленные Мишиными соотечественниками, с трудом терпели этот народ.

Сергея как–то озарило понимание того, что видимо, у всех народов плохо с поиском духовности, но хорошо с осуществлением власти, насилия, то есть тех самых библейских сюжетов, которые им предстояло изжить. А раз о духовности никто не думает, а все думают только о власти, то какая разница, как её проявлять. Вот только тайное, становясь явным, может усиливать проявление всех библейских сюжетов сразу и взрывать их, ослепляя народы, уже, ни кем и ни чем не сдерживаемой яростью.

Серёжа, сочувствуя Мишиным метаниям, даже подсказал ему возможный выход. Он предложил его народу из тайного качества перейти в явное и начать легально возглавлять хоть целые государства, хоть отдельные его части. Миша с мыслью согласился, добавив, что она не нова, но есть большие проблемы. И Миша, прямо и без всякой задней мысли, сказал Сергею всё, что думает о стране их совместного проживания.

Со слов Миши выходило так, что власть в этой стране абсолютно бездуховная и столь же абсолютна в своей бездуховности. Возглавить её Мишины единоверцы просто не в силах, так как играют они на одном и том же поле бездуховности. Просто Мишины единоверцы свою жизнь подчинили исполнению законов, в том числе и религиозных, общинных, там много порядка, но мало духовного, а Серёжины единоверцы полному игнорированию законов, у них нет ни порядка, ни духовности. Поэтому Серёжина власть, в случае её "возглавления" Мишкиными единоверцами, просто станет ленивой содержанкой. Другое дело слегка её разбавить, тогда она, власть в стране их проживания, начнёт быстрее бегать, но опять под старым лозунгом "Бей жидов, спасай Россию". Но остаётся вопрос о духовности.

Сережа, будучи сильно хмельным, шёл теперь к раввину, выяснять именно этот вопрос.

Миша встретил Сергея в своей обычной манере - печально. Он был высок и худ. Если бы Сергей не знал, что Миша раввин, он бы никогда не заподозрил в этом грустном человеке с иконописным лицом, тонким носом и русой бородкой еврея.

Миша предвидел многие вопросы и многие события. Предвидел он и приход Сергея. Он был неминуем, с тех пор, как Сергей начал задумываться над основами мироздания.

Миша улыбнулся своим мыслям, увидев Сергея на пороге, и спросил: "Пришёл уточнять, что первично, а что вторично и почему с обеих сторон просматриваются евреи"?

- Я ведь не потомок Давида, я даже дедов своих не знаю, - огрызнулся Сергей.

- Это ровным счётом ни о чём не говорит, возможно, в этом твоё счастье, да и вообще счастье всех людей, не помнящих родства. Не знаете своего родства, не знаете и грехов своих и можете сказать:

"Ну а коль я не грешен ничем?

Не понять мне апостольской схимы?

Всё равно, я заблудший совсем…

И к чему мне тропа пилигрима? - произнёс Миша.

/Юрий Герцман "Юмор, Размышления",

ГП "Принт", 1998 год, тираж 100 экз./

- А ты о себе так сказать не можешь? - сыронизировал Сергей.

- Если бы только я, - продолжал мысль Миша, - целый народ не может так сказать о себе. Нет ни одного земного сюжета, действующими лицами которого не выступали бы мои братья и сёстры, евреи. Иисус вряд ли был евреем, но Библию писали евреи. Они задали путь и ритм человечеству на многие века. Причём они ничего не придумывали сами, они просто описали пороки, с которыми постоянно сталкивались, и дали заповеди Иисуса, как эти пороки можно исправить.

- Сами же при этом остались безучастны, предались порокам, которые сами же и открыли, и быстро забыли о заповедях Иисуса, заменив их другим словом - "Советы", в которых весь мир окончательно запутался, - бурно прореагировал на речь Миши Сергей.

- Серёжа, не читай и не слушай посредников, читай и слушай первоисточники. Прочитай хотя бы одну книжку, написанную евреем, и тебе русская тоска покажется необузданным весельем, а пресловутый пессимизм радостным оптимизмом. Ты когда–нибудь слышал, чтобы евреи себя хвалили? - Миша выдержал паузу и продолжил, - Нет, только анекдоты о себе, перемешанные с грустной иронией. Евреи такие же, как все, часть одного большого земного народа со своей ролью.

- Какой? - не скрывая любопытство, - спросил Сергей.

- Прозаической, - ответил Миша, - евреи хроникёры этого мира, мы пишем нестареющий отчёт о событиях, происходящих в мире для будущих поколений. Ветхий завет - отчёт, Новый завет - отчёт. Мы постоянно перебираем историю, но не в целях изменения и порядка её частей и событий в угоду быстро изменяющемуся времени, а в целях поиска истины и строительства своего собственного здания истории. Мы удерживаем в своей памяти тысячи лет истории. От нашей памяти и наши беды. Как поётся в песне об острове невезения: "Им бы понедельники взять и отменить…". Увы, мы помним наш величайший взлёт и вершину процветания, а затем падение до самых глубин ничтожества, виной которого явились мы сами.

Пришла очередь Сергея задуматься над услышанным. Он действительно никогда не встречал радостного еврея. Думая так, он машинально произнёс слово "хроникёры".

Миша решил, что Сергей не очень понял то, о чём он ему говорил, и продолжил развивать свою мысль: "Если бы люди читали наши хроники, они давно бы поняли, что все беды происходят из смуты, из розни и из вражды. Но, увы, не читают, а если читают, то не понимают, а если понимают, то надеются на то, что именно их пронесёт. Не пронесёт, чтобы в этом убедиться, достаточно прочитать единственную книгу Флавия, сына Матиттьяха "Иудейская война". К сожалению, люди отстаивают своё право "быть" исключительно в ссорах, войнах, раздорах, забывая о том, что кроме мирского, есть ещё и вечное, а кроме быта, есть ещё и бытие. Евреи, к сожалению, в этом идут рука об руку со всеми другими народами. Среди нас нет единства до сих пор. Русская часть единого российского народа в этом плане более образована. При очевидной видимости полного отсутствия цели русские не единожды объединялись для решения, именно вопросов бытия и вечности".

Сергей зевнул, из него начинал выходить хмель. Он попросил у Миши какую–нибудь книгу еврейского автора. Миша дал ему несколько древних книг, среди которых была и переведённая с греческого книга Иосифа Флавия "Иудейская война".

Сергей брёл домой спать, и шагая под покровом ночи, думал: "В чём–то Миша прав. Каждый народ сам себе и режиссёр, и сценарист, и зритель. Каждый народ и причина, и следствие своих побед и своих несчастий. Евреи сами придумали себе оковы исторических хроник и вяжут себя ими по рукам и ногам. Видимо прохождение этого опыта ими хочет Бог. Но Господь не против принятия мира здесь и сейчас, без оглядки на будущее, просто к этому народы ещё не готовы. Народы не готовы к признанию своего единства".

Он посмотрел на небо, там отчётливо просматривалась свастика, в контурах звёздной изгороди, растущих деревьев и мерцающих звёзд.

- Вон он, райский сад, - тихо произнёс Сергей и улыбнулся.

Глава двадцать седьмая
Власть и Любовь

Раздоры и повторы

Сергей лежал с открытыми глазами, и мысли, сменяя друг друга, накатывали на него. Он прожил ещё один необычный для его профессии день. Он не хотел отключаться и отдыхать. Он хотел думать, искать ответы. Он хотел знать.

Бог. Змей - искуситель. Райский сад. Яблоко. Адам и Ева. Ад. Условие этой задачи совсем короткое. Бог испытывал. Змей искушал. Эту часть задачи люди поняли давно, спрятав все свои беды и пороки за словами: "Кого Бог любит, того и испытывает". А испытывает он искушая. Казалось бы, чтобы из испытуемых и искушаемых, живущих в аду, вернуться опять в рай, людям надо просто вернуться к яблоку, вновь съесть его, а кочерыжку, именуемую раздором, выбросить далеко - далеко, и их пустят обратно.

Бог - это знание. Змей - это путь к знанию. Наверное, было бы несправедливо обрести абсолютное знание без усилий. Бог вывел своих детей на перекрёсток, Змей расставил указатели, дети столпились на перекрёстке и стали галдеть, каким путём идти. Путём свободы, или путём запретов. Так зародился раздор, а следом за ним стороны света, системы координат, антонимы. Но не это стало главным в жизни людей. На перекрёстке зародились оттенки альтернативы. От простых понятий, есть или не есть яблоко, с Богом жить или со Змеем, люди перешли к сложным, к налаживанию отношений друг с другом. Решение этой задачи стало для них всем последующим смыслом их обитания в аду.

- Кто ты такой, - пыталась спрашивать Ева Адама. Адаму это быстро надоело, он нагнал на Еву, по праву сильного, страху, облачил её в паранджу и поместил в гарем.

- Кто ты такая, - спрашивал подвыпивший Адам Еву, выслушивая её постоянные упрёки.

Видимо, люди знают не всех участников игры, в которую их вовлекли. Но ни Бог, ни Змей эти вопросы не придумывал, а задумано было основательно, и главное, механизм до сих пор работает, как часы. Внесение в отношения мужчины и женщины раздоров - есть по факту осуществление могущества и власти над целым народом. Вопрос: "Чьего?", но оно есть, и это несомненно.

Что дал Бог мужчине и женщине? Радость, красоту и любовь, совместный ночлег, общий кров, общий очаг, возможность соития и зачатия для лучшего понимания друг друга, своей духовной близости и единства.

Откуда взялись запреты? Бог их не вводил, Змей тоже. Он просто усилил и расписал в цветах и красках то, что дал Бог. Радость расписал, как веселье, красоту, как роскошь, любовь, как разврат. Вроде похоже на пик чувств, данных Богом, но уже не то.

Подниматься трудно, опускаться легко, Змей просто передёрнул карты, сделав низ верхом, а верх низом. Но какая разница при вечности пути. Если есть силы, люби хоть всех подряд мужчин и женщин, скатишься к разврату, но устанешь и вернёшься обратно, к тихой и безгрешной любви, раскаявшимся и возродившимся.

Если утонул в роскоши, то всё равно задумаешься над простотой красоты и вернёшься к ней.

Если стал неуёмно суетлив и весел, всё равно успокоишься и вновь обретёшь радость покоя.

Господь едва ли даже расстроился по поводу открытых Адаму и Еве знаний Змеем–искусителем. Он просто был недоволен лёгкостью, с которой Змей отдал знания людям, к которым сам так долго полз.

Поэтому Адам с Евой и были отправлены в школу жизни, но уже не как пользователи и потребители райского сада, а как ищущие его вновь. Поиск для них труден. Ближайшим аналогом для них было поведение мудрого Змея. Даже до его знаний самостоятельно дойти трудно, а уж до понимания Бога и того трудней. Так и пошло, Адам в лике Прометея, найдя огонь, решил по аналогии со Змеем всех оповестить о своём открытии, и был прикован к скале, ибо люди его об этом знании не просили. Не просят, не делай, раз сделал - неси тяжкую ношу "греха" за использование людьми взятого у Бога знания. Огонь ведь может быть не только созидающим, но и разрушающим. Прометей над этим не думал. В итоге, хоть и жив и бессмертен, но прикован к скале и орёл печень клюёт. Тоже ад. Здесь уже не Бог наблюдает за своими детьми, и не Змей удивляется смышлёности своих учеников и, играя с ними, постоянно запускает Адама и Еву по сизифову кругу. Они сами делают свой выбор.

Но откуда следом за запретами пришли ещё и заповеди?

Сергей уснул.

Ему снилась дорога, по которой, к белеющему вдали городу, шли люди в белых балахонах. Они переговаривались между собой.

- Ты думаешь, они примут нашу мудрость?

- Это совершенно не важно, что–то они запомнят.

- Но ведь мы им откроем всё из того, что знаем сами?

- Да, мы им откроем всё. К сожалению, всего они не поймут, не поняв, не примут, но какая–то часть знания будет ими принята, и они продолжат её развитие.

А остальное знание?

- Нам придётся обойти ещё многие народы, чтобы наше знание не угасло совсем. Ты же знаешь, мы где–то допустили ошибку и зашли в тупик. Необходимо, чтобы части нашего знания начали развивать другие, затем из множества частей мы соберём его вновь и найдём ошибку. Мы вновь соберём всё наше знание и объединим все народы.

- Но мы же выяснили, что наша ошибка заключалась в противоречии целей, которые вели к противоречивым отношениям. Одни хотели реализовать свою мудрость, другие силу, третьи усиливать пороки, четвёртые отрешиться от всего.

- Это только часть ошибки, сегодня мы идём все вместе к другим народам с тем, чтобы открыть им наш опыт, наше знание и пронаблюдать за тем, куда он приведёт их, может быть, тогда мы сами выйдем из тупика.

Потом он увидел крепкую деревянную избу. Он вошёл в неё вместе с людьми в белых балахонах и сел вместе с ними за круглый стол, за которым уже сидели другие люди, но в балахонах чёрных.

Назад Дальше