Похищение свободы - Вольфганг Шрайер 33 стр.


Луишу было немного досадно, что Граса с таким волнением ждала встречи с Михаэлем Шубертом, в прошлом приятелем Марью, который, похоже, стал для нее самым дорогим человеком. Изабел противилась их встречам, ссылаясь на возраст Грасы. Но в прошлом году ей было шестнадцать лет, а сейчас уже семнадцать. Луиш знал дочь лучше и давно заметил, как изменился у нее характер. Она стала более самостоятельной и похорошела, но это в какой-то степени было Луишу даже неприятно. Наверное, виной всему отцовская ревность, хотя он пытался быть справедливым по отношению к ее гостю… На взгляд Луиша, в Михаэле не было ничего выдающегося, кроме внешности. Он обожал скоростные мотоциклы, парусный спорт и водные лыжи, а больше о нем сказать было нечего. Разговаривать с ним было трудно: то и дело возникали мучительные паузы. Михаэль никогда не задавал вопросов, ведь то немногое, что его интересовало, он знал досконально. Что же, кроме банальных нежностей, говорил он Грасе? Они не ходили в театр и не читали книг. А жаль! Скучные люди всегда раздражали Луиша. Он мечтал о другой партии для дочери, но ничего не поделаешь…

* * *

Михаэль привез хорошие вести: фирма выстояла, его отец нашел клиента по имени Пату, этакого жирного пашу из Алентежу с большой мошной. Клиент просил начать работы как можно скорее и обещал прибыть лично для выяснения некоторых технических вопросов.

- Еще гость?! - воскликнула Граса. - Так сколько же нас будет - шестеро или семеро?

- Спокойно! - Михаэль прошел к ней на кухню: - Пату кормить не обязательно.

- Значит, шесть. Видишь ли, приехал мой дядя из Анголы, так что у нас званый ужин.

- Бедная Граса! Мы своих гостей водим в индийский ресторан на авениде Мадрид. Кухня там отличная, на стенах фрески, а освещение такое, что счет можно разглядеть с трудом. Просто дух захватывает.

- А у меня дух захватывает еще раньше. И не важно, что подают - рыбу или мясо, все равно ощущаешь лишь вкус приправы.

- На десерт там подают блюдо с орехами и ментолом. Такое впечатление, будто целуешься с красоткой, только что побывавшей у зубного врача…

Вот такие вели они разговоры. Михаэль изображал из себя человека с большим жизненным опытом, словно ему не девятнадцать, а все тридцать. Луиша взяла досада, и как это Граса ничего не замечает? Тем не менее настроение у него заметно улучшилось: наконец-то есть работа!

Да, Шуберт умел выкручиваться. Во всяком случае, каким-то образом это ему удавалось. И сын его, должно быть, не такая уж плохая партия, тем более что Граса влюблена в него до беспамятства.

- О, Михаэль! - услышал Луиш голос дочери. - Я так боялась, что вы уедете!

- Да что ты! Мой старик ценит сладкую жизнь, а в Германии ему пришлось бы начинать с нуля. Лучше уж он здесь пройдется по безводным землям.

Михаэль принялся помогать Грасе, и надо признать, получалось у него довольно неплохо - парень он был приспособленный к жизни. И Грасу он уже научил управлять парусом и лихо ездить на мотоцикле. Луиш услышал, как Михаэль вежливо выговаривал дочери за неисправный тостер и мойку для посуды, за дверцу шкафа, которая открывалась, когда он закрывал холодильник.

- Не давайте хозяйству приходить в упадок, - поучал Михаэль.

- В упадок? Половина вещей нам досталась от неплатежеспособных клиентов. Вот этот рояль, например, на котором никто не играет, лодка, которую ты видел в саду, "фольксваген", у которого нет колес…

Луишу эта песня была знакома - так обычно жаловалась его бывшая жена.

- Граса, я пришел сюда не за тем, чтобы наводить справки о твоем приданом, - прервал девушку Михаэль.

- Опять ты заводишь эти разговоры о женитьбе! - Резким движением дочь отбросила назад длинные волосы.

- Вот поженимся, тогда и не буду заводить… А твоего отца мы как-нибудь уломаем.

- С ним никаких проблем, да? Он ведь глупец, ему можно и рухлядь подсунуть, а самим положить в карман эскудо.

- Это точно, мой старик такая лиса… В деловом отношении равных ему нет…

В кухню вошел Луиш, чтобы забрать закуски, и им пришлось переключиться на другую тему. То, что он услышал, было для него новостью. И хотя он не воспринял все всерьез, что-то его беспокоило. Наверное, уверенный тон Михаэля. Придется позднее с ним поговорить.

Марью снова принялся декламировать свой псалом, глядя, как Луиш ставит на стол фужеры:

- "Господь, когда я беру ручку газа на себя, я чувствую дыхание вечности… - Он намеренно читал так громко, чтобы его услышали в кухне: - И если другим приходится вдыхать выхлопные газы, то я испытываю только радость. Господь всемогущий, благодарю тебя за эту радость…" Для концовки чего-то не хватает. Па, у тебя нет никакой идеи?

Луиш решил, что псалом направлен против Михаэля, и поспешил помочь сыну:

- Может быть, так: и все же, господь, когда я утром выезжаю из дома, то не знаю, вернусь ли вечером.

Марью дописал строфу и зачитал ее вслух:

- "Храни же в пути меня и мою молодость, господь, а я, пока молод, буду возносить тебе молитвы, мчась навстречу свежему ветру. Аминь!"

- А, стенная газета! - догадался Михаэль. - Но ты попадешь впросак, ведь моторизован почти весь класс.

- Вот поэтому-то я и написал свой псалом. У вас в головах лишь секс да лошадиные силы, а до остального вам дела нет.

- А тебе не хватает идейной направленности. Или ты подкапываешься под учителя, или под ребят, но не под всех одновременно. Тот, кто ведет войну на два фронта, всегда плохо кончает.

В дверь постучали, и Луиш пошел открывать. На пороге стоял крепкий невысокий мужчина старше сорока. Его лысый череп, казалось, сидел прямо на мощном туловище.

- Пату. Я от сеньора Шуберта…

Неприятное неулыбчивое лицо, волевой подбородок, немного косящий взгляд, но у "Каптагуа" нет выбора.

* * *

Проходя в кабинет, Пату наступил на таз Жоржи и забрызгался. Луиш попросил его не обращать внимания на беспорядок.

- Ничего страшного, - проворчал Пату. - Это ведь вода, ради которой я, собственно, и пришел к вам. - Он присел на стул, угрожающе под ним затрещавший. - Надеюсь, что воду для меня вам найти удастся.

- Мы всегда ее находим.

- В любом месте?

- Вода есть везде, только вот на какой глубине. Не менее важно получить разрешение на бурение скважины.

Посетитель молча вынул бумагу - лицензия была оформлена в Эворе по всем правилам. Луиш объяснил, что воду обнаруживают в нескольких водоносных слоях, расположенных достаточно глубоко, а стоимость одного метра 1700 эскудо.

Тот, кому в течение долгих лет приходилось объяснять это клиентам, заранее предвидит всевозможные вопросы и возражения, но Пату ни о чем не спросил - следовательно, был в курсе дела. Луиш тем временем успел разглядеть, что гость нисколько не косит, просто одно веко у него было приспущено до уровня зрачка, отчего взгляд казался странным и приводил собеседника в замешательство.

- Верхний водоносный слой лучше не трогать, чтобы в колодцах не понизился уровень воды, если таковые поблизости имеются.

- У меня есть неподалеку один колодец - в нем еще достаточно воды для промывки буров, а на остальное не стоит обращать внимания.

- Никаких соседей? Участок расположен на окраине?

- Как раз наоборот. Тот, что был на окраине, у меня отобрали. До аграрной реформы у меня было четыре тысячи гектаров - рощи пробкового дуба, пастбища… - рассказывал Пату скрипучим голосом. - Но им меня не сломить. Я добуду воду и построю птицеферму… Они еще ахнут.

Очевидно, не было смысла обходить острые углы, и Луиш решил говорить начистоту:

- В Алентежу нас с августа бойкотируют. Вам это известно? Нам не разрешают там бурить. Крестьяне опасаются, что старые колодцы иссякнут.

Пату махнул рукой. Казалось, это сообщение не явилось для него новостью.

- Везде есть тупицы и неучи… Не следует забывать и о зависти. - На несколько секунд его веко приподнялось. - Я знаю нескольких типов, которые с большим удовольствием проглотили бы то, что у меня еще осталось.

Нелегко вести переговоры с человеком, точку зрения которого не разделяешь. Вопреки общему мнению взаимопонимание определенным образом влияет на деловые отношения.

- Да, хороший колодезный мастер это понимает. Пять лет в Алентежу свирепствует засуха, из-за этого уровень грунтовых вод значительно понизился. Крестьяне боятся за колодцы и потому не разрешают производить бурение на своих землях.

Заявление Пату показалось Луишу столь неожиданным, что ему даже не пришло в голову возразить. Когда двое мужчин ведут деловой разговор, уже в первые минуты выясняется, кто к кому будет подстраиваться. Этот, очевидно, привык командовать. Но только не им, Луишем. И пусть он заинтересован в заключении контракта, послушнее от этого он не станет.

- Крестьяне нам не доверяют, - мягко сказал он, - потому что горожане их слишком часто обманывали. Конечно, многие из них бедны и неграмотны, но это, главным образом, наша вина.

- Я не согласен с вами, господин инженер. Смотрите, я ведь сам от земли и на школьной скамье просидел недолго. Свою трудовую деятельность начал в деревне в качестве торговца маслом: ходил от дома к дому с маленькой тележкой. Это было тридцать лет назад, а теперь… - Пату распрямился, заполнив собой весь стул, который жалобно затрещал. - Только от тебя самого зависит, чего ты достигнешь в жизни. Вот этого-то деревня мне и не хочет простить. Маркеш, наш бургомистр, получил виноградник по наследству. Он всегда был богат, и люди мирятся с этим. Но того, кто разбогател на их глазах, они смертельно ненавидят. - Он передохнул и подался вперед - стул под ним, казалось, вот-вот развалится. - Они не переносят, если кто-то их обошел, добился большего, чем они… И с этим ничего не поделаешь, так уж они устроены…

- Все зависит от обстоятельств.

- Ах, знаю я человеческую натуру… - Пату говорил не торопясь, и его тяжелый подбородок ритмично поднимался и опускался. Он испытующе посмотрел на Луиша и замолчал - по-видимому, хотел дать собеседнику время получше осмыслить его слова.

- Ну, хорошо, - проговорил Луиш, - давайте вернемся к делу.

- Все ясно, господин Бранку. Завтра утром спешите ко мне на всех парах. Таков мой принцип.

В соседней комнате послышались голоса и приветственные возгласы.

- К вам, видимо, гости пришли. - Пату встал: - Итак, договорились: приезжаете с восходом солнца… Да, вы ведь немного сбавите цену? - В первый раз за все время он улыбнулся, но так, как улыбается делец, предвкушающий выгоду. - Вас бойкотируют и вы близки к банкротству, не так ли? Тому, кто поддержал вас в трудную минуту, вы ведь пойдете навстречу? Предлагаю за метр тысячу триста.

- Исключено. При пятом правительстве мы повысили зарплату рабочим, а цены за бурение оставили прежними.

- Да-да, замораживание цен, повышение зарплаты, безработица, тяжелое положение беженцев… Кому вы это рассказываете? - Пату протянул руку, ухмылка исчезла с его лица. - Тысяча четыреста за метр, по рукам?

- Нет. Мне очень жаль, но мы и так работаем в убыток.

- Он будет день ото дня увеличиваться, если вы совсем перестанете работать. - Он взял Луиша за локоть: - Тысяча пятьсот - мое последнее слово. Послушайте, у меня много друзей на Юге, и я мог бы порекомендовать им вас. Если доберетесь до воды, забот у вас больше не будет: работы хватит на целый год, а там, глядишь, вернутся прежние времена… Мы никогда не оставляем друзей в беде.

* * *

Карлуш Пашеку, мужчина лет тридцати пяти, уже сидел за столом на почетном месте, статный, загорелый. В вороте рубашки на волосатой груди виднелся золотой крест, джинсы были высоко подвернуты, открывая нечищенные сапоги. Рядом с ним стояла туго набитая дорожная сумка. От Карлуша, казалось, веяло мужественностью и приключениями, хотя, обнимая его, Луиш уловил запах ароматизированного мыла.

- Рад видеть тебя в нашем доме! У вас там ведь все идет кувырком.

Карлуш энергично кивнул.

- Как ты выбрался оттуда? - спросил Марью.

- Очень просто: за три автомашины нетрудно получить место на корабле.

- У тебя было три автомашины?

- Нет, около шестидесяти, и все такси. Все городское движение Луанды находилось в моих руках.

- Где же они теперь? - спросила Граса.

- Там, где должны быть, - на фронте, - поторопился объяснить Жоржи. - Он подарил их МПЛА. Так ведь?

- Да, там им нашли достойное применение. - Карлуш покопался в дорожной сумке и начал вынимать подарки: Луишу - маску из черного дерева, Грасе - зубы льва на серебряной цепочке, Марью - кинжал с рукояткой из слоновой кости, Жоржи - игрушечный кольт сорок пятого калибра, из которого тот сразу принялся палить. Все были очень тронуты: дядя, бежавший из Анголы, прибыл не с пустыми руками, несмотря на неурядицы, не забыл о них.

Когда все вернулись на свои места, Луиш сказал:

- Странно, я все время думаю об этом Пату. Конечно, он может нас спасти, но уж больно он наглый и прекрасно это понимает… Принципиальный вопрос: стал бы ты бурить скважину для такого человека, Карлуш, если крестьяне настроены против него?

Карлуш подул на суп в тарелке:

- А почему бы и нет, если он хорошо заплатит?

Братья посмотрели на него озадаченно.

- Правильно, - сказала Граса. - Не будь таким чувствительным, па. А давно вы связались с этим типом?

Карлуш повернулся в сторону девушки:

- Какой пикантный вкус! Ты - прекрасная хозяйка. Ты еще свободна? - Он взглянул на Михаэля и улыбнулся: - О, извини, конечно же нет.

Луиш обратил внимание, что разговор, начатый им, отклонился от темы. А Карлуш ничуть не изменился: по-прежнему стремился все брать на себя, за шутовской маской скрыть свое подлинное лицо. Но каково оно - это подлинное лицо? Банковский грабитель или владелец автопарка, человек гордый, легкоранимый или рвущийся любыми способами в лидеры? Анархистом, как полагали многие, он не был, однако отличался агрессивностью, страстью к уничтожению. Это была своеобразная реакция незащищенной молодости, оскорбленного достоинства я интеллигентности, попытка обрести внутренние силы, нисколько не меняясь. Луиш это понимал, Он постучал о свой фужер:

- Это вино старше нас всех, вместе взятых. Выпьем же его за возвращение на родину…

- … блудного сына, - вставил реплику Карлуш.

- Карлуш - необыкновенный человек, настоящий мужчина, человек слова и дела, отдающий предпочтение мужественным видам спорта - скоростному вождению и любви к женщинам. Во всех этих видах он старался стать победителем, и почти всегда ему это удавалось.

- Э… - хмыкнул Карлуш.

На лице Михаэля появилась самодовольная улыбка: естественно, все сказанное он принял на свой счет, и тогда Луиш решил, что должен оказать о Карлуше нечто большее:

- Человек, которого мы сегодня чествуем, не позволял себе расслабляться. Вступив на путь борьбы с ненавистным режимом, он ушел в подполье, освободил дюжину товарищей из тюрьмы, пока его самого не упрятали на несколько лет за решетку. В тюрьме он держался мужественно, отвергая любые компромиссы. После смерти диктатора был освобожден условно…

- По просьбе семьи… - Карлуш потер большим и указательным пальцем, словно пересчитал невидимые деньги.

- …и сослан в Африку. Но даже там он сумел извлечь пользу.

- В виде чека для Пашеку.

Продолжать было бессмысленно, ибо Карлуш сводил все его усилия на нет. Когда они чокались, Луиш мысленно задал себе вопрос: а не подослала ли его к ним Изабел? Разумеется, он не верил в это всерьез, однако подозревал, что мысль эта пришла ему в голову неспроста. Может, Карлуш уже успел навестить сестру? Хотя вряд ли. Судя по всему, к своим родственникам он относился весьма прохладно. Да и извилистая линия его жизни свидетельствовала скорее о стремлении освободиться от семейной опеки, иначе он сидел бы сейчас не здесь, а у Пашеку.

- У меня и у Марью одни проблемы, - заявил Жоржи с набитым ртом. - Мы являемся в школе своеобразным революционным ядром…

- Он имеет в виду, что наши взгляды мало кто разделяет, - заметил Марью. - У нас в классе есть еще один анархист, а у него - левый социалист.

- Михаэль тоже на их стороне, - заметил Луиш, - но, пожалуй, больше по личным мотивам.

Жоржи наклонился к дяде:

- А как бы ты с твоим опытом стал бороться, окажись на нашем месте?

- Динамитом! - бросила Граса.

- Главное - не торопиться. Так что вы уже успели сделать?

- Наше оружие - это стенная газета, - объяснил Марью. - В классе меня выбрали редактором, и эту возможность мы используем, чтобы…

Жоржи перебил брата:

- Мы помещаем в ней разного рода остроты, например: "Вы говорите по-английски?" - "Да, довольно свободно: тест, шоу, подсказка, пульверизатор, выпивка, компания, стриптиз, ребенок, лифт, лагерь, стресс…" - "Вы говорите по-немецки?" - "Да, довольно хорошо: "мерседес", "Сименс", АЭГ, Телефункен, Крупп, Маннесман, Хехст, "фольксваген", Шауб - Лоренц, Некерман…"

- Ну да, - буркнул Карлуш. - Но вам пора научиться обороняться не только словами. Дзюдо - лучший способ защиты для тех, кто в меньшинстве. Могу научить, если желаете. И каратэ тоже.

- Фантастика! Ты просто чудо.

Луиш вдруг почувствовал, что, хотя никто и словом не обмолвился об Изабел, она незримо присутствует на ужине. Они сидели за ее столом и ели из ее посуды. Сам факт, что пользоваться приходилось ее вещами, действовал на него угнетающе, лишал всякой инициативы. Его мало утешала мысль, что она покинула этот дом из-за пустяка, который скорее всего сыграл роль последней капли, переполнившей чашу.

- Так что же стало с твоими такси? - спросила Граса.

Очевидно, ее смущало соотношение: три такси за билет на корабль. А остальные машины пошли в металлолом?

- Ах, это, знаешь ли, печальная история, - отмахнулся Карлуш. - Как только началась война, все белые водители разбежались и мне пришлось переоборудовать автомашины для чернокожих.

- Почему переоборудовать?

- Все началось со стеклоочистителей. Их пришлось ставить внутрь, поскольку чернокожие, сидя за рулем, постоянно делают вот так: "Бррр… бррр…" - Карлуш, словно ребенок, изображающий автомобиль, пофыркал, а затем вытер рот салфеткой.

Михаэль рассмеялся, а Граса покачала головой: разве можно шутить над потерей таких ценностей? Марью и Жоржи сидели молча. Шутка их покоробила: они считали, что над угнетенными смеяться нельзя, и выпад со стороны Карлуша не одобрили. На счастье, в этот момент раздался стук в дверь. Луиш как будто издалека услышал собственный голос, спрашивающий, кто ремонтировал дверной звонок. Он почувствовал, что у него сохнут губы, - первый признак дурного настроения.

Назад Дальше