Он жестом предложил мне допить, чтобы налить по второй. Жюльен запротестовал:
- Ну извини! Раз я всем наскучил своими историями, могу и заткнуться.
- Меня не истории волнуют, а то, где ты собираешься сегодня ночевать.
Когда Жюльена в очередной раз прикладывали, он всегда обретался у Матье. Парень покачал головой.
- Нет-нет… Не волнуйся, у меня есть планы на сегодняшний вечер.
- Ты поэтому приперся прямо сюда с вещами?
- Угу… Кое-кто зайдет за мной сюда. Думаешь, у меня больше нет знакомых в этом городе?
Оскорбленная гордость человека, у которого рыло в пуху.
Матье молча пошел к стойке.
Вошла Роберта. Ее ярко-синее платье было короче некуда, как будто она не успела переодеться после работы. Она расцеловалась с нами, поздоровалась с остальными и села. Жюльен наклонился к ней, прошептал:
- На твоем месте я бы носил юбку подлиннее.
Она захихикала:
- Думаешь, слишком возбуждает?
- Да нет. Целлюлит уж больно противный, все висит - просто жуть.
Роберта не оценила шутки. Пожав плечами, повернулась ко мне.
- В курсе, почему мы сегодня не ишачим?
- Нет, а ты?
- Тоже. Но, думаю, дело в трубах. Я давно говорю Джино, что там что-то не в порядке, замечала, как они шумят? Может, прохудились или еще что. Надеюсь, страховка хорошая, потому что если "Эндо" затопит, мало никому не покажется, ковер, дорожка и все такое… Нет, дорожка приподнята над полом, так что…
Роберта могла так распинаться часами. Жалко, что мы ходим в один бар после работы…
Я развернула газету, лежавшую на столике, начала листать.
После второй порции виски пришла блаженная расслабленность, стало тепло.
Заскучавшая Роберта пересела за другой столик - поговорить о трубах и сантехниках.
Жюльен спросил:
- У Роберты есть квартира?
- Есть, только очень маленькая.
Он скривился и добавил:
- Да, с такими габаритами нужно много места, иначе рехнешься.
В бар с жутким грохотом влетел Масео, расшвыривая табуреты, расталкивая клиентов у стойки. Пес кинулся в подсобку, прямо к раковине, встал на задние лапы, шумно пыхтя и вывалив толстый язык. Он ждал, чтобы Матье пустил ему воду. Смешно, но они были одного роста.
Вошла Лора. По сравнению со своей огромной собакой она выглядела еще более хрупкой и жалкой. Лора жила на соседней улице, наверху, и каждый день вытаскивала Масео из бара.
Жюльен прокомментировал:
- Пожалуй, зайду в ближайшие дни напечатать фотки, может, у нас сладится…
- Заодно познакомишься с убойным кулаком Саида - он тебя успокоит на пару дней…
Все знали, как легко Саид выходит из себя, а в этом состоянии он мог уложить любого голыми руками.
На стене над стойкой огромными буквами было выведено: "How do you do when you can't take it anymore?" Матье написал это, когда еще работал на Организацию. Кривые яркие буквы можно было разобрать, только сильно постаравшись. На первый взгляд фраза выглядела как взрыв, как внутреннее кровотечение. Потом глаз привыкал к нервному разбросу букв и приходило понимание.
Жюльен встал, положил десять франков на край бильярдного стола, чтобы сыграть с победителем. Он досматривал конец партии стоя - сигарета в углу рта, прищуренные глаза, нервный тик парня-бунтаря.
Я пошла к стойке вызвать такси - Чекинг-Пойнт находился за пределами квартала.
Лора терпеливо ждала - у Матье с Масео был день великого согласия. Она стояла у двери, глядя вниз, на свои ноги, и не выказывала ни малейших признаков нетерпения. Я подошла.
Она подняла на меня огромные голубые глаза навыкате в обрамлении густых неправдоподобно длинных ресниц. Черные зрачки тревожно метались в центре радужки. Лора говорила так тихо, что я не поняла ни одного слова из того, что она пробурчала. Я улыбнулась с понимающим видом, надеясь, что она ни о чем не спросила.
Матье отпустил наконец пса, и Лора подозвала его к себе властным строгим голосом - она всегда так разговаривала с гигантом - и вышла, ни с кем не прощаясь. Я проводила ее взглядом через стекло витрины: они медленно удалялись, огромная собака жалась к ногам хозяйки, та что-то говорила, наклоняясь, как будто интересовалась мнением Масео.
Кто-то рявкнул:
- Дверь!
Лора не дала себе труда закрыть ее, и с улицы потянуло холодом.
Снаружи посигналило такси, я махнула рукой, сделав общий привет, и вышла.
Я успела как раз вовремя: машина, остановившаяся за моим такси, бибикнула всего раз.
На другой стороне улицы, на тротуаре, стояла Соня с клиентом, красивым парнем в темных очках. Я извинилась, открывая дверцу:
- Прости, Соня, я тороплюсь, увидимся позже.
Она кинулась к машине, придержала дверь:
- Ты куда?
- В Чек.
Она плюхнулась рядом со мной, бросив мужика на улице.
Такси тронулось с места. Соня шумно выдохнула:
- Мудозвон несчастный, думала, никогда не отвяжется… Так куда едем?
- У меня встреча с Королевой-Матерью.
19.30
Едва захлопнув дверцу такси, Соня наклонилась к шоферу:
- Поезжайте через Пар-Дьё!
- Пар-Дьё? Да-а, милочка, видать, вы любите объездные пути!
Соня сидела на переднем сиденье, задумчиво глядя прямо перед собой. Потом завопила, как с цепи сорвалась:
- "Милочка", как ты сказал, может себе позволить хоть весь город объехать! Кстати, в Пар-Дьё поедете через Перраш. "Милочка" кое-что заберет, и она не нуждается в ваших комментариях! Я тебе не подружка и трепаться не намерена.
Меня понесло, и я сорвалась:
- Иди в задницу, Соня, я еду прямо и не хочу опоздать, потом, если тебе надо, катайся по Лиону хоть до усрачки, дело твое!
Ее это совсем не впечатлило.
- Брось, Луиза, всего две минуты, "милок" постарается побыстрее.
Я совсем завелась и рявкнула шоферу, который уже переехал мост, чтобы развернуться на набережной в обратном направлении:
- Не слушайте ее, мы едем прямо на набережную Пьер-Сиз.
И поставила точку, раздраженно прикрикнув на Соню:
- А ты заткнись!
Я любила встречаться с Соней, но она каждый раз в рекордно короткие сроки выводила меня из себя. Вообще-то мне нравилось с ней собачиться - хорошая разрядка, если приходится всегда быть на стреме, чтобы никого не обидеть.
Она была странная девка - всегда возбужденная, наэлектризованная, с королевскими замашками. Ее во всем было слишком много, она была порочна и энергична - как двигатель, работающий на полных оборотах, но вхолостую, ничего не приводя в действие.
А еще Соня была профессионалкой экстра-класса - Королева-Мать хорошо обучила ее выставлять клиентов на деньги.
Она много зарабатывала и тут же все тратила. Ездила только на такси, жила только в гостинице, являлась в бары, тряся пачкой денег, командовала, раздавала бабки тем, кого считала близкими дружбанами, - в список ее друзей легко попадали и так же легко с треском вылетали из него. Соня обожала собирать вокруг себя всякий сброд и водить это отребье за собой в шикарные места, чтобы устроить скандал на входе, если их не пускали. Она бранилась с официантами в ресторанах, потому что те якобы не тем тоном ответили члену ее свиты, харкала на пол и давала волю рукам. С каким-то больным любопытством она проверяла, как далеко ей позволят зайти с кучей бабок в кармане.
Ее лицо было то багровым от ярости, то пунцовым от смеха, легко переходившего в рыдания и икоту, так что ей приходилось присаживаться, чтобы не сдохнуть в страшных судорогах.
Она очень быстро успокоилась и пробурчала:
- Ладно, раз у тебя и пяти минут нет, чтобы я купила газету и забрала кое-что в гостинице, так и скажи… Нечего так заводиться из-за ерунды…
Достав сигарету, Соня закурила, не спрашивая разрешения. Шофер сказал, что у него в машине не курят - вполне мирным тоном, - потому что она была классная ведьма и все в конце концов попадались к ней на удочку. Она не упустила возможности побазлать:
- Это что еще за фигня? Кто может запретить мне пару затяжек?
Шофера не испугал ее грозный тон.
- В моем такси никто не курит.
- Я открою окно, это-то хоть разрешается? Я плачу - так что уж позволь мне нарушить правила.
Парень не хотел ввязываться в спор, понимая всю его бесполезность. Он просто остановился на первом же светофоре, выключил счетчик и потребовал плату. Соня обрушила на него град оскорблений, но он стоически сохранял вежливость. Соня, царственная, презрительно улыбающаяся, кинула ему двадцать франков и прошипела:
- Запомни, дружок, завтра, если я захочу, ты выкрасишь свое такси под леопарда, а сам напялишь беретку с помпоном. Так что не выступай, а то пожалеешь.
И мы отправились на своих двоих к мосту Терро - надо было пройти несколько сот метров, чтобы попасть в штаб-квартиру Королевы-Матери.
Мне нравилось смотреть на Соню, когда она злилась, но ходить пешком я не любила и лезть на рожон тоже, так что я дулась. Но ей было плевать - она произносила очередной монолог в режиме "нон-стоп". В ее репертуаре оказалось штук пятнадцать историй о схватках с таксистами.
- Мерзкие твари, с ними надо построже, правда…
Я слушала и не слышала, глядя на реку. Черная вода, маслянистый блеск, мягкие объятия сумерек… Ледяной воздух прочищал бронхи, пешая прогулка выветрила дозу алкоголя, принятую на грудь в баре. Мне хотелось побыстрее добраться до моста, а Соня никак не могла заткнуться.
19.55
Ледяной ветер мгновенно забрался под куртку. Я шла сгорбившись, прижав локти к телу, лицо морщилось от холода.
Генеральный штаб Королевы-Матери светился голубыми огнями в конце улицы. Квадратное бетонное здание было снаружи таким обычным, что больше всего напоминало заброшенную ткацкую фабрику.
Мы позвонили в высоченную черную бронированную дверь, подняли головы: охрана проверяла всех входящих. Услышав щелчок замка, нужно было немедленно отступить на шаг назад: дверь открывалась наружу и могла запросто пришибить, что и случалось с завидной регулярностью с непосвященными. Остальные очень веселились…
Девушки на входе посторонились, пропуская нас, поклонились сухо и сдержанно, почти по-военному: торс чуть вперед в точно отмеренном элегантном движении. Обе были одеты в темно-синие костюмы, на ногах - туфли на шпильках, прическа - безупречный, волосок к волоску, пучок. Я всегда с трудом различала девиц Королевы-Матери, заведение кишело ими, и все они были похожи, как близнецы: брюнетки с телосложением пловчих из команды ГДР, ноги от подмышек, квадратные подбородки, смуглая кожа. Они следили за порядком, практически не разговаривая между собой, очень вежливые, но почти никогда не улыбающиеся. В Чекинг-Пойнте о них ходили легенды.
У Королевы-Матери было звериное чутье и безошибочный вкус по части "произвести впечатление".
Вестибюль заведения напоминал холл нью-йоркской гостиницы - в версии "голливудский блокбастер". Море белого мрамора и начищенной до блеска позолоты. Пушистые ковры, огромные затейливо струящиеся люстры. Избыток роскоши и великолепия. Полная звукоизоляция. Вывод прост, как апельсин: это была вотчина Королевы-Матери, а она умела устраиваться с размахом.
Длинный коридор был обит пурпурным бархатом, на который отдельные клиенты любили поссать… Впрочем, я не замечала окружающей обстановки - привыкла: это был штаб Организации, и мы ошивались здесь каждый вечер.
Зато всякий раз испытывала легкое потрясение, переходя из залитой белым светом тишины церковного храма в кружащийся хаос зала. Килотонны звука били по ушам - если басы не обжигают кожу, вызывая мурашки, какой в них прок?! Посетители ощущали себя в зале Ионами в чреве кита.
And you're as funny as a bank.
Стойкий запах пота, резкий хищный свет, толпа - не протолкнешься… Несмотря на раннее время, заведение кишело народом. На дальней стене серебряными, в красных огоньках, буквами выделялась надпись: "Suck ту Kiss". Вокруг, вдоль стен, смешение цветовых пятен.
Я села у двери, в углу бара. Здесь я всегда выпивала первую порцию - надо было привыкнуть к ощущению, что попала внутрь громкоговорителя, чтобы глаза приспособились к мерцающему свету, а мозг навскидку оценил ситуацию. Так, народ вокруг… Кто в кабине диджея? Кто за стойкой? Потом можно было плыть в полумраке "на автопилоте".
Табуреты в баре были высокими. Практично - девицы могут "разговаривать" ногами, мужики - изображать ковбоев эпохи пост-Апокалипсиса (в чем они себе и не отказывали!).
Соня рванула прямиком на дорожку, затряслась, тут же вошла в транс: бедра вращаются, голова закинута назад - этакое томное изгнание дьявола. Резкий рывок, плавный выход, весь низ ходит ходуном.
Я пила мелкими глотками, держа стакан в ладонях, прислонившись спиной к стойке и поглядывая по сторонам.
Появилась Королева-Мать. Светло-серый костюм безупречного покроя. Туфли на высоченных каблуках - она ухитрялась носить их как техасские рейнджеры свои сапоги. В помещении ковры приглушали стук ее шагов, зато уж на улице она грохотала, как истинная повелительница. Узел галстука ослаблен, верхние пуговицы белой рубашки расстегнуты - так, чтобы виднелись бретелька черного лифчика и крупная ключица.
Ее с двух сторон окружали две невозмутимые девицы - доверенная охрана. Те, кто служил лично Королеве-Матери, проходили ту еще дрессуру! Потом им давали особо ответственные посты, а на их место приходили следующие "подопечные". Королева-Мать умела внушить даже самой юной и закомплексованной девице, что та обладает невероятной силой, она раскрепощала мозги, творила свое маленькое чудо и - вперед, в дело! Каждую из них эта женщина модернизировала, создавая улучшенную версию.
Она поздоровалась со всеми. На своей территории. Наклонилась к каждому, улыбнулась, сказала что-нибудь приятное, пошутила. Ей необходимо было купаться в обожании своей свиты, своих верноподданных, инспектировать войско, "мерить температуру". Придавала большое значение физическому контакту - обнимала за плечи, похлопывала ладонью по руке. Королева-Мать "сделала" себя на итальянских и американских фильмах о мафии и теперь с блеском воссоздавала вокруг атмосферу жизни мафиози.
Подойдя к нам, протянула руку, здороваясь. Мы всегда приветствовали друг друга на манер индейцев. Я не раз замечала за собой, что в ее присутствии держусь очень прямо, стою как на часах, грудь вперед.
Соня присоединилась к нам, села - на удивление спокойная. Королева-Мать действовала на нее как транквилизатор. Соня любила рассказывать, что до знакомства с ней была безбашенной засранкой и что ей ничего не светило в этой жизни. Свою благодарность она всегда выражала до ужаса бурно, назидательно замечая, что профессионалки, поработавшие на Организацию, это вам не какие-нибудь дешевые шлюхи, а "звезды" профессии!
Соня наклонилась к уху Королевы-Матери - у нас была в ходу именно такая манера разговора: шепот, быстрый кивок в ответ, чтобы не перекрикивать шум. Она заговорила о клиенте, с которым у нее был конфликт:
- По мне - так пусть хоть каждый день притаскивается, плевать… Раз он платит - ладно, поиграем в "раба" и "хозяйку". Но срать на него - это нет! Перекинь его кому-нибудь еще.
Королева-Мать кивнула, соглашаясь.
- Он постоянный клиент, знает девочек, знает правила и не должен настаивать. Все устроим, не волнуйся.
Она допила, девицы-охранницы тоже, сделала мне знак следовать за ней в кабинет.
Мы прошли через заведение к узкой двери в дальней стене, ведущей на лестницу.
20.15
Ее кабинет: бутылочно-зеленые и цвета бордо драпировки - гротескное подражание роскоши XIX века (как ее себе представляет хозяйка!), больше всего напоминающее дешевый бордель на Диком Западе. Мильон дорогих навороченных технических приспособлений и драгоценных безделушек. Звуковой фон - шуршание факсов. Огромные мониторы на стенах, чтобы все заведение было перед глазами. Даже сортиры, тем более что там можно подсмотреть немало полезных секретов. Эта инквизиторская хрень не только напоминала всем и каждому, насколько вездесуща Королева-Мать, - она действительно часами вглядывалась в своих подданных, наблюдала, разгадывала поведение всех до одного, разбирая сама с собой шарады, невидимые для большинства смертных, копаясь в незначительных на первый взгляд деталях, которые она умело толковала. Столь жгуче-страстное любопытство к жизни других людей позволяло ей знать всех нас как облупленных и мгновенно замечать перемены в поведении. Такой вот таракан в голове…
Рядом с мониторами висело огромное полотно Саида - оранжево-черная абстракция.
Я угнездилась на стуле в ожидании объяснений.
Кресло Королевы-Матери больше всего напоминало трон - любой другой человек, усевшись в него, просто исчез бы.
Она попросила в двух словах рассказать, как идут дела у Стеф и Лолы. Я сказала: ну-у, вроде все гладко, но я с ними не работаю, так что лучше поинтересоваться у Джино. Вопрос меня не удивил - девки были на испытательном сроке, но что-то заставляло мою внутреннюю "охранную систему" вопить все громче. Королева-Мать покачала головой, задумчиво глядя на свой стакан.
- А как у тебя с ними? На уровне личных отношений?
Я вдруг почувствовала, как важен наш разговор для Королевы-Матери. Она продолжала расспрашивать:
- Они рассказывали, как жили в Париже?
Я ушла в глухую оборону, почуяв неясную опасность, выпрямилась и прервала ее, не дав задать следующий вопрос:
- А нельзя мне сначала узнать, в чем дело? Пойми, я ничего не скрываю, но так мне будет проще…
- У меня огромная проблема с этими девушками.
Сложившаяся традиция требовала, чтобы ответы Королевы-Матери были мгновенными и хлесткими. Что-то не так! Подыскивать слова, чтобы продолжить? Ладно, бывало. Но вот так открыто признавать, что у нее трудности? Да никогда! А уж чтобы она заговорила от первого лица, обсуждая дела Организации, - немыслимо, невероятно. С самого первого дня Королева-Мать говорила только от лица группы, ее словом было "мы". Не императрица, но рупор, выразительница идей (конечно, если кто видит разницу между двумя понятиями!). Королева-Мать даже думала во множественном числе, так она, в частности, давала понять людям, что они тоже кое за что отвечают в жизни. И за оглушительные провалы, и за громкие победы.
Она вытащила из ящика конверт, вынула оттуда несколько снимков, протянула мне. Чтобы я посмотрела, о чем идет речь, прежде чем переходить к обсуждению.
В тот момент я не отреагировала. Кстати, о глубине потрясения правильнее судить по отголоскам, а не по первому вырвавшемуся из глотки воплю. Я ляпнула:
- Да-а, не сказать, чтобы кто-то решил пошутить…
Механически перебирая снимки, я ждала, что Королева-Мать продолжит.
Мозг отключился. Я вообще не думала, только смотрела, запоминала. Позже мне представился случай убедиться: как бы там ни работал мой мозг, я сразу запомнила мельчайшие детали.