Ниже пояса оба тела были нетронутыми - так я их и опознала: по идеальным ногам одной и "тараканьей" татуировке другой.
Они лежали рядом на кафельном полу. От талии и выше из обоих тел были вырваны огромные куски мяса, непристойно белели кости. Шеи и лица кто-то аккуратно освежевал. Осколки костей, глаз, выбитый из глазницы, висящий кусок розовой губы. Вырванный язык одной засунут в рот другой.
Черные тараканы карабкались, исчезали в темном треугольнике, и жирноватые ляжки Лолы выглядели почему-то более грузными, чем при жизни.
Фотографию сделали с близкого расстояния, так что можно было даже разглядеть, что ноги побриты кое-как.
Стефани, ее выпуклый животик с изящной раковинкой пупка, тонкие лодыжки, темные волосы, рассыпавшиеся по полу. Промокшие от крови. И безупречно-белые, чистые, блестящие плитки пола вокруг.
Королева-Мать прервала наконец мой созерцательный процесс:
- Это случилось вчера вечером. Ночью их нашел рассыльный. Парень явился к Лоле с дурью. Дверь была не заперта, он вошел - беспокоился за клиентку. Она вроде не злоупотребляла?
Я ответила небрежно, не раздумывая, мягко и почти весело:
- Учитывая оборот дела, лучше бы она не береглась так!
И улыбнулась - широко и искренне, что со мной случалось крайне редко. Потом спросила:
- И нам только сейчас об этом сообщают? А вдруг это был клиент? Он мог заявиться к любой девушке! Роберта знает? А легавые? А Джино?
Я сыпала вопросами, не дожидаясь ответов, как полная дура, пытаясь привести в порядок чувства и мысли.
Королева-Мать снова налила нам, сказала - голосом женщины, которую не пугает хаос:
- Естественно, полиция предупреждена, мы не могли… Такое дело… Правда, я заявила, что речь наверняка идет о сведении счетов, что я кое-кого подозреваю и скоро сообщу им все сведения, необходимые для… Мы выиграли время… Хочу, чтобы все выяснилось, пока они не влезли, так что нужно торопиться. Я вызову к себе Роберту, не откладывая, но с тобой хотела увидеться прежде, на случай, если ты… что-нибудь знаешь. Как ты, приходишь в себя?
- Все в порядке. Снимали-то, слава богу, не меня…
Я хихикнула, и Королеве-Матери пришлось призвать меня к порядку:
- Мне необходимо, чтобы ты собралась и вспомнила все, что знаешь об этих двух девушках. Расскажи мне о клиентах, которые приходили в последнее время, все, что было подозрительного, мельчайшие детали и самые пустяки.
- Насчет клиентов - я и так помню, все были совершенно нормальные… ну, как обычно.
Я попыталась сосредоточиться. Так, маленький толстячок-еврей, который хотел, чтобы я поиграла с термометром, который он принес с собой; блондинистый юнец, красивенький полудурок, обзывавший меня "свиньей" - именно так, безостановочно: "свинья-свинья-свинья", как будто все другие слова забыл; лысый улыбающийся приторно сладкий господин с крошечным члеником… Я припомнила клиентов, но вопрос "Может, один из них был странным или опасным?" снова вызвал у меня безудержный смех. Как в школе: в самый неподходящий момент ржешь, как идиотка.
Я пояснила:
- О клиентах ничего не скажу - мы видим их в особых обстоятельствах как-никак… многие распоясываются, так что никогда не знаешь…
Королева-Мать не упускала главного:
- А о девушках что ты конкретно знаешь?
- Ну, мы пересекались иногда, они же не из квартала. Стеф занималась спортом, Лола здорово поддавала. Они жили вместе с тех пор, как явились сюда из Парижа.
- Это мне известно.
- Да уж, ты о них наверняка больше меня знаешь.
- Не все… пробелов в их биографиях многовато… Они не говорили, как зарабатывали в Париже?
Я сделала вид, что задумалась, потом отрицательно покачала головой. Не хотела говорить, что видела их раньше, чтобы не нарываться. Королева-Мать продолжила:
- Знай я, где они работали в Париже, выиграла бы много времени - мне есть у кого навести справки. Джино сказал, что они крутые профессионалки, не дешевка. Но пройдут недели, пока мы выйдем на след…
Я-то знала, где именно выступали Стеф и Лола, потому что была там.
Изображая крошку-малышку, внезапно припомнившую для скучных взрослых что-то давно забытое, я сказала:
- Лола говорила мне об одном типе… Кажется, он был хозяином их заведения… из Лиона… потому она мне и сказала… Но я его не знала… Вроде Лола что-то пела о пип-шоу.
Королева-Мать спросила:
- Помнишь, как его звали?
- Виктор… но я не уверена…
Она переспросила, настолько ошеломленная, что даже не пыталась этого скрыть:
- Виктор?
- Ну да, этот тип - родом из Лиона, но переехал в Париж. Неверный лионец…
- Виктор работал в том же заведении?
Почувствовав, что атмосфера накаляется, я пошла на попятный:
- Подожди, я не уверена… Но Лола меня спросила, знаю ли я… Думаю, речь шла именно о Викторе, хотя поклясться не могу, потому что тогда мне было плевать на это… Не поручусь, что речь точно шла о пип-шоу…
Но она уже не слушала меня. Ее глаза расширились, на в миг побледневшем лице застыла маска ужаса. Она спросила:
- Они еще когда-нибудь упоминали о Викторе?
- Никогда! Да кто он вообще такой, этот Виктор? Ты его знаешь?
- Значит, тебе неизвестно, держали они с ним связь или нет?
- Понятия не имею! И сколько бы ты ни спрашивала, ответ будет тот же…
Она опустила голову, помотала ею несколько раз из стороны в сторону, как будто испытывала жуткую физическую боль, вцепилась обеими руками в край стола, резко откинулась назад, потом изо всех сил шваркнулась лбом о столешницу, подняла лицо - из носа на подбородок стекала струйка крови - и повторила все еще раз: рывок назад, звонкий шандарах об стол. Она сидела в своем кресле, прямая, напряженная как стрела, шумно дышащая.
Черт меня дернул проговориться! Я решила не упоминать девицу, которая работала в баре рядом с улицей Сен-Дени и которую я встретила потом в Лионе.
Все лицо Королевы-Матери было в крови - из носа продолжало течь, взгляд оставался пустым. Наконец она встрепенулась, взяла себя в руки, достала из коробки бумажный платок, промокнула ноздри.
Она излучала опасность. Я чувствовала, как растет напряжение в замкнутом пространстве комнаты, и могла бы поклясться, что на нас надвигаются стены. Дыхание Зла, говоря высоким стилем, заморозило внутренности.
Я встала, собираясь уходить, она держалась совсем близко, стараясь вдолбить мне в голову главное:
- Скорее всего, он в городе… Если встретишь его, сразу предупреди меня - и ни в коем случае не вступай с ним в разговор! Поняла, Луиза? Не позволяй ему приближаться к тебе, он опасен, как сам дьявол.
Я сказала себе, что крыша-то у нее едет, и отвалила.
Пятница, 8 декабря
11.00
На следующее утро я проснулась "в кусках".
Услышала, что Гийом на кухне, встала, пошла к нему. Он насыпал кофе в кофеварку с таким видом, как будто ему доверили спасти мир. Гийом вообще все делал очень прилежно… Он спросил:
- Чем занималась вчера?
- Вернулась рано - надо было выспаться.
Я села за стол.
- Ничего не слышал о Стеф и Лоле?
- А кто это?
- Парижанки, работали в "Эндо", неужели не помнишь?
- И правда, странно, что я забыл, - такие бабы! Они больше не танцуют у вас?
- Да нет… Их раскромсали прямо на дому - мне вчера рассказала Королева-Мать. Кстати, слово "раскромсать" я употребляю в прямом смысле! На снимках видно, что от них остались груды мяса. Потому-то я и вернулась вчера так рано - веселиться как-то расхотелось.
Гийом скорчил изумленно-огорченную гримасу.
- Как это случилось?
- Да ничего я толком не знаю! Поняла по снимкам, что это очень серьезно…
- Королева-Мать знает, кто это сделал?
- Не имеет ни малейшего понятия… Но ей придется вылезти из шкурки в поисках виновного - легавые ждать не станут. Я не призналась, что видела их в Париже, - ты ведь знаешь, не люблю лишних неприятностей… Так что, если что - молчи. Вообще обо всей этой истории молчи!
- Да за кого ты меня принимаешь? Ничего не видел, ничего не слышал… Все и без меня скоро выплывет наружу…
- Вот именно…
- Забавно… Помнишь ту девушку, которую мы встретили, Мирей? Ты еще сказала тогда, что она работала в кафешке рядом с их заведением на улице Сен-Дени?
- Мирей… Не помню фамилию, надо позвонить Королеве-Матери, сказать ей…
Сказала - и осталась сидеть, пообещав себе позвонить после обеда. Делать это мне не хотелось. Безо всякой на то причины. Просто не хотела. Мысленно пнула себя каблуком, гоня прочь дурное предчувствие.
- Знаешь, а я ее потом снова видел - забыл тебе сказать, она работает в баре на площади Белькур. Недели две назад мы ходили туда с Тьерри, и она нас обслуживала. Все время смотрела на меня, как будто хотела познакомиться. У меня времени не было, и потом, я тогда встречался с добрейшей немочкой Петрой и не замечал других баб… Теперь, может, и схожу туда…
- Ты ей не сказал обо мне, о нашем разговоре?
- Да ты что! Я вообще молчал - это ее распирало поговорить! Знаешь ведь - я тоже ненавижу заморочки. Паршиво выглядишь… Что, плохо спала?
- Ни о чем другом не могу думать.
- Ты-то здесь при чем?
- Надеюсь, что ни при чем, сильно надеюсь… Но Стеф и Лола были хорошие девки, странно видеть их в таком… таком состоянии… Видел бы ты!..
- Спасибочки, лучше даже не представлять себе, а то…
- Ладно, смотри: меня это, будем надеяться, и правда не касается, но что, если удар направлен против Организации? Какой-нибудь сбрендивший ублюдок, который ненавидит всех баб, или имеет зуб на Королеву-Мать, или еще что… Да есть чертова прорва причин затаить злобу на девиц из "Mothership". А значит, и на меня…
- Ни о чем не волнуйся, я буду поглядывать, ничего не случится. Давай, кофе готов, выпей, и все забудется.
Гийому всегда удавалось меня рассмешить. Я перестала хмуриться, расслабилась, мне стало хорошо. Что толку грызть себя, мучить вопросами? Гийом защитит меня от худшего.
Держа в обеих руках по полной до краев чашке дымящегося кофе, он шел мелкими шажками, стараясь не расплескать, поставил на низкий столик, сел в гостиной, а я пошла на кухню за сахаром.
Братец оставил дверь в свою комнату распахнутой, я услышала, что соседи снова собачатся, и отправилась послушать. По привычке.
Девушка говорила - нежно, успокаивающе:
- Ну почему ты придумываешь всякие ужасы? С чего бы мне с ним кадриться, думаешь, мне тебя не хватает?
Он отвечал холодным раздраженным тоном:
- Ты ему нравишься, еще как, он даже не считает нужным скрывать это, а ты его поощряешь!
Она тоже начала заводиться, ласковая кошечка исчезла, в голосе появились презрительно-ядовитые нотки.
- Какого хрена ты добиваешься, в конце-то концов? Напридумывал себе черт знает чего, а он ведет себя со мной как с остальными. У тебя просто глюки…
- Это ты не воображай, что будешь с ним трахаться и тебе это так сойдет, сговорчивым рогоносцем я не буду…
Я вернулась в гостиную. Гийом взял свою гитару и наигрывал какую-то раздерганную и ужасно грустную блюзовую тему.
Я села рядом, на диванчик перед окном, через которое ничего не было видно, потому что мы никогда не открывали ставен. Страх, сидевший внутри, потихоньку разжимал свои паучьи объятия, веселость возвращалась - Гийому снова удалось утешить меня. Я угнездилась на диване, забыла про остывающий кофе и позволила времени тихонько утекать сквозь пальцы.
Я прижималась к Гийому очень тесно и чувствовала жар его тела - другого мужского тепла я никогда не знала, - как же сильно я его ощущала! Он отбивал ритм ногой, четко, профессионально.
Порядок на борту, экипаж в боевой готовности.
14.30
Это был бар завсегдатаев, куда днем заходили поесть люди, работающие по соседству.
Когда я пришла, занято было всего два стола, другие еще не убрали. Раскрошенный хлеб, грязные тарелки, недопитые стаканы, переполненные вонючие пепельницы, заляпанные жиром скатерти, исписанные всякими глупостями.
У меня оставалось два часа до работы. Я села у окна.
Мирей ходила между столиками, убирая посуду привычными, сотни раз повторенными движениями. Лоб вспотел от усталости, вид напряженный и озабоченный, кожа на руках красная, как у вареного рака, от постоянного контакта с горячей водой. Волосы у нее были сколоты в пучок, несколько прядей на висках выбились и повисли. Ворот черного платья, расстегнутый до самого верха груди, открывал татуировку на ключице - розы, как на этикетке виски. Миленькая колдунья-пролетарка из коммунистической пропаганды: замечательный, надежный товарищ.
Я таки решила сходить к ней перед работой. Крюк был небольшой.
Кофе она мне принесла не сразу - доделывала что-то за стойкой, а подойдя, взглянула исподлобья и спросила, без намека на дружелюбие:
- Я заканчиваю через десять минут, подождешь?
И тут же, не дав мне времени ответить, поинтересовалась:
- К кофе что-нибудь подать?
- Коньяк.
Милая улыбка - зуб она так и не вставила, и это ей шло. Ямочки на щеках, первые морщинки в углах глаз. Не знаю, насколько сильно била ее жизнь, но она справлялась.
Мирей принесла коньяк, и я медленно потягивала его, терпеливо дожидаясь, пока она освободится, и наблюдая за ней. Мы ни разу не встретились взглядами, но она сновала по залу как ни в чем не бывало, как будто ей все по фигу.
Покончив с делами за стойкой, она подошла к хозяину - он в одиночестве читал за столиком газету, - что-то промяукала-проворковала (у нее это здорово выходило), попросила отпустить ее пораньше. Получив вольную, подошла ко мне, подмигнула. Только потом я узнала, что это просто нервный тик.
Мы вышли, и она предложила:
- Там, дальше, есть двор, тихий уголок… Пошли? Поговорим спокойно.
Я молча последовала за ней, поглядывая искоса на огромную сумку на ремне, набитую до отказа. Она пошарила внутри, достала пачку легких "Лаки страйк", предложила мне. Шла очень быстро, не глядя на меня, опустив голову, как будто кто-то где-то нас ждал.
Мы вошли в ворота какой-то клиники. Я подумала: "Холодновато, чтобы сидеть во дворе!" - но промолчала. Тут было полно чахлых деревьев и низких каменных скамеек. Мирей, судя по всему, была здешним завсегдатаем - тащила меня вперед по аллее в самую глубину, объясняя:
- Там никогда никого не бывает.
Мы сели, и я прикинулась, будто задумалась о чем-то жизненно важном и вообще забыла о ее присутствии.
Она взобралась на скамейку, села на спинку, обнажив тощенькие, покрасневшие от холода ляжки. Зимой, без колготок… В ней было что-то очень простецкое, крестьянское, обветренное, воспитанное на сеновале. Она заметила мой взгляд, улыбнулась:
- Повышает тонус, я всю зиму так хожу. А здесь вообще теплее, чем в Париже.
- Так ты приехала из Парижа?
- Издеваешься?
Она вытащила коричневый конверт с травкой, достала щедрую порцию и начала перетирать в горсти.
Мирей ловко и быстро, за минуту, скрутила косячок идеальной формы. Улыбнулась мне, глядя снизу вверх. Что ж, пусть охмуряет - у нее здорово получается, мягко, нежно и одновременно весело.
Она протянула мне косяк, щелкнула зажигалкой, давая прикурить, и наши пальцы на мгновение встретились. Мирей уселась поудобнее, поставила локти на колени, подперла кулачками подбородок и напомнила:
- Мы не в Лионе познакомились, а в Париже, ты приезжала за травкой. Хотела увидеться с Виктором в пип-шоу, но он в тот день не работал.
Меня восхитила стройность изложения, но я тут же вспомнила об ужасе, испытанном накануне, и уточнила:
- Мы с ним не друзья, я его вообще не знаю!
Она не стала спорить, только бросила на меня долгий взгляд из-под густых ресниц. Потом продолжила в том же темпе:
- Я видела тебя в баре на улице Сен-Дени, запомнила, потому что взгляд у тебя был как у продажного легавого.
Пауза, всплеск ресниц, опустила глаза, подняла, посмотрела прямо на меня с улыбкой сообщницы:
- Ты возбуждаешь баб, как хорошая дурь…
Не каждый день со мной говорят вот так, в лоб, так что я не нашлась, что ответить. В этой девке было что-то такое… Наверное, высокомерие, вызывающее оторопь, и мое естество тут же отреагировало.
Я передала Мирей косячок, пребывая в некотором замешательстве, а она настаивала:
- Значит, ты не знаешь Виктора?
И я снова пустилась в объяснения:
- Я не знаю этого типа. Я тогда приезжала к нему по делу, но его не оказалось, и я зашла в твой бар. Так что никакой связи.
- Он часто присылает к тебе людей?
- Да нет же!
Только тут я сообразила, что к ней-то этот самый Виктор как раз присылал клиентов за наркотой, - не знаю уж, чем там она торговала.
Мирей подтянула колени под подбородок, лицо совершенно переменилось - исчезла похотливо-чувственная женственность, тон стал жестким, почти раздраженным, в голосе звучали ледяные нотки:
- Так какого же хрена тебе от меня надо?
- Я работала с двумя девицами, в "Эндо", а раньше они выступали в заведении, где тусовался Виктор. Стеф и Лола. Вы все дружно приплыли в Лион из Парижа, ну, вот я и подумала… Ты их знаешь?
Она кивнула, подтверждая, но безо всякого интереса. По внезапному наитию я объявила:
- Обеих убили два дня назад, да еще как жестоко… Меня это не касается - я вообще не вмешиваюсь в чужие дела… Но никто не знает, что и как произошло, а вы появились одновременно…
Пудря ей мозги, я думала о Королеве-Матери и о том, что бы она сделала, увидев меня откровенничающей с девицей, чье существование я от нее скрывала… У меня бывали свои заскоки, иногда заносило на поворотах. Я продолжила:
- Подумала: вдруг тебе важно это знать? Газеты будут молчать, во всяком случае пока, - в квартале не очень любят откровенничать…
Наверно, я здорово изобразила растерянную озабоченность, потому что она вдруг как будто прониклась сочувствием, обняла меня, утешая:
- Прости, может, я была резковата, не знала… Они погибли, говоришь?
И разрыдалась.
Она плакала и обнимала меня. Я никогда не любила телесный контакт с другими людьми. Ну да, я сама искала Мирей, но сейчас мне хотелось одного - чтобы она успокоилась, пришла в себя.
Я спросила:
- Вы приехали вместе?
Она покачала головой: нет. Выпрямилась, встряхнулась, судорожно вцепилась в покрасневшие от холода колени. Пальцы у нее были длинные и тонкие, в кольцах с камнями, в основном синими.
Зелье, которым меня угостила Мирей, оказалось супер-дрюпер, меня повело и завело, я улетала и рассыпалась в куски.
Она тоже затянулась, окончательно взбодрилась и начала задавать вопросы:
- Ты стриптизерка?
Она так внимательно меня разглядывала, как будто воображала танцующей с пером в заднице и широкой улыбкой на губах. Я кивнула.
- Недалеко отсюда… Кстати, пора двигать, я сегодня работаю.
- А живешь в квартале?
- Да, и мне там нравится…
- Стеф и Лола работали на местных?
- Пип-шоу принадлежит Организации.