Тон был презрительно-высокомерным - так разговаривают женщины, жалуясь, что дорогой мало зарабатывает, хотя сами они вообще ни черта не делают.
Я все глубже погружалась в тишину. Все безысходно. Запутано. Необъяснимо. Я тонула, на меня накатывал смутный страх, я чувствовала что-то, чего не могла видеть, в горле стоял комок томительного ужаса, и, стоило ему шевельнуться, ужас литрами сочился из пор.
Закономерное поражение, начало маленького Армагеддона.
17.00
Пройти надо было всего несколько шагов - далеко мы не ходили. Вскарабкаться по трем лестницам, пересечь две улицы. Жюльен скрутил себе косяк на дорожку, и мы вышли.
Отправились к Матье. Жюльен уже несколько дней жил у него.
Мирей собиралась с нами, мы уже стояли на тротуаре, но тут зазвонил телефон, она задержалась на несколько минут, потом вышла сказать, что остается, потому что "кое-кто должен прийти, так что увидимся потом". Все вокруг напоминало мне декорации брошенного киношниками павильона. Покосившиеся дома пугают, их как будто забыли снести после съемок, в которых я не участвовала. Голос Жюльена доносился откуда-то издалека.
Улица Пьер-Блан в самом ее начале выглядела до безобразия нормальной. Странно, но я вдруг вспомнила, по какой-то дикой ассоциации, как выглядели на фотографиях ноги девушек - ни одной раны. Сотни раз я бегала по этой улице - все на месте, и невозможно поверить, что здесь произошло нечто из ряда вон выходящее.
Мы долго стояли на холоде, засунув руки в карманы, не зная, что сказать друг другу.
Обгоревшая, оторвавшаяся, болтающаяся вывеска, входы с обеих сторон, пол, засыпанный мусором. Столько потрав за такой короткий срок… Стекла полопались и вылетели от жара, банкетки обуглились, бар почернел и осел.
В конце концов я сказала:
- Не слишком красиво…
Жюльен, успевший взять себя в руки, съехидничал:
- А банкет в разгаре…
Пожав плечами, он отвернулся от "родного пепелища" и произнес нечто вроде эпитафии:
- Через несколько месяцев большинство из нас будут работать на них… Все всё забудут. С победителями всегда одна и та же беда - слишком задирают нос, когда начинают…
Из окна напротив раздался свист, и мы одновременно подняли головы. Гийом.
- Купите сигарет!
На развалинах продолжалась нормальная жизнь. Привычная жизнь, мысли ни о чем. Жизнь продолжалась, выделывая странные финты, но оставаясь все той же. И мы вернулись к табачной лавке, чтобы купить Гийому курево.
За спиной притормозила машина. Внутренности мгновенно сжались, к горлу подкатило, страх заполнил каждую клеточку тела.
Много лет я считала эту улицу своей - хватило недели, чтобы она превратилась во враждебную территорию: недоверие, страхи, икота и холодный пот при малейшем шорохе за спиной.
Черт, пронесло! Лора остановилась рядом, у бровки, опустила стекло. Жюльен наклонился к ней, улыбаясь (жизнь продолжается!):
- Что угодно мадемуазель?
- Я ищу Саида, случайно не знаете, где он может быть?
- Не видели, не щупали… Да нет, правда, я не знаю, а ты, Луиза?
Я тоже нагнулась к окну машины, увидела бледную невыразительную улыбку на несчастном лице Лоры (более чем уместное выражение, учитывая обстоятельства) и сказала:
- Посмотри у Матье, у него наверху народ. Поднимешься с нами?
- Нет-нет…
Я предложила:
- Если он там, сказать ему, чтоб позвонил тебе?
- Да, спасибо, передай, это очень важно.
Лора говорила еще тише, чем обычно, избегала моего взгляда, съежившись на сиденье. Я отнесла ее поведение на счет нашей последней встречи, когда она явилась в "Аркаду" в ночной рубашке искать Саида, и пообещала:
- Ты домой? Я сама тебе в любом случае позвоню.
Произнося эти слова, я точно знала, что забуду выполнить обещание. Но Лора-то об этом не догадывалась и принялась объяснять:
- Я сразу домой, и спасибо тебе большое. Я только что проезжала мимо бара - что там стряслось?
Объяснение выдал Жюльен:
- Конец эпохи, брось, не драматизируй!
Прозвучало не слишком убедительно, хотя он изо всех сил старался продемонстрировать беспечную небрежность.
Собака заворочалась на заднем сиденье, постанывая и кряхтя так, что затряслась вся машина, и Лора тронулась с места. Ее было едва видно из-за руля.
С того дня очертания улиц изменились, квартал словно пометили сгустками тьмы. Открытая крышка люка, противоестественно высокие дома, недостаток воздуха, слишком сильные, несмотря на зиму, запахи, тошнотворные, едкие. Все стало угрожающим, грязным, влажным, аллеи в парках потемнели. Вокруг - тишина, жуткое противоестественное спокойствие, которое долго не продлится…
22.00
Весь вечер мы протусовались у Матье, в его квартире "мальчика - умелые руки" - повсюду этажерки и другая мебелюшка, придуманная и собранная воскресными вечерами. Много выпивки, рваный разговор, каждый тянет одеяло на себя…
Мужская часть общества возбужденно обсуждала ответный удар и меры защиты. В их разговоре участвовала Соня. Я чувствовала себя неприкаянной.
Села рядом с Гийомом, прижалась плечом к его плечу. В руке он держал кружку пива, но ни разу даже не отхлебнул из нее.
Потом он сказал:
- Слишком шумно, не могу больше…
Я кивнула, соглашаясь.
- Черт бы побрал эту жизнь! Как же все быстро происходит… Всего-то ничего, три песчинки - и готово дело, сейчас все взлетит на воздух.
Мы помолчали, отхлебывая из своих стаканов, глядя, как беснуются остальные.
- Будущие солдаты гражданской войнушки… Ты, надеюсь, не ввяжешься в драчку?
Гийом покачал головой, мрачно усмехнувшись:
- Ни за что. Я уеду с Матье. В Новую Зеландию. Он твердо решился и позвал меня. Двинем, как только документы будут готовы. Мне позарез необходимо оторваться, я и месяца не выдержу в этом проклятом квартале!
Я решила, что обязана поддержать его.
- Увидишь чертову прорву матчей по регби, потом расскажешь…
Пауза. Антракт. Внезапно опустившийся занавес тяжелой тоски. Я никогда не думала, что мы расстанемся. И промолчала об этом, потому что сказать было нечего.
Чувствовала, как соприкасаются наши плечи, и молчала.
Из всех событий, случившихся в эту зиму, - а я наверняка еще не огребла по полной программе! - этот удар оказался самым жестоким. Неосязаемая расцепка, неожиданный выход из боя.
Я встала, чтобы взять еще виски, и услышала, как Соня забивает гвозди:
- Не говори так о Королеве-Матери, подонок, она слишком долго тебя кормила… Не нужно ее ждать - необходимо дать отпор, зачем облегчать им жизнь? Сожжем все, что принадлежит этим гадам! Хватит трех бидонов горючки, чтобы уничтожить все их поганые заведения вместе с девками!
Я вдруг вспомнила, как Соня готовилась" сменить веру" несколько дней назад… Пустой треп, самозащита, но такая фанатичная! Она меньше нас всех готова была принять происходящее, смириться с тем, что предпринимать ответные шаги поздно.
Соне возразил Жюльен:
- Мы всегда делали, что прикажут сверху. Ну, грохнем мы сейчас пару-тройку их людей, отпора-то все равно не получится!..
Соня ударила кулаком по столу, надвинулась на него, пылая ненавистью и решимостью:
- Оставайся подстилкой для педработников, дурак, это твое дело! Но я им не спущу…
И она щелкнула ногтем большого пальца по верхним зубам.
За ее спиной толпились разгоряченные будущие снайперы.
Я налила себе виски до краев, чтобы не вскакивать с места каждые пять минут. Я слушала все, что говорилось вокруг, но это больше не казалось мне таким уж важным. Вернулась к Гийому, снова села рядом, чтобы чувствовать тепло его тела. Он тоже молчал, склонившись над нетронутым пивом.
Я медленно цедила виски.
Гийом встал.
- Я ухожу. Ты со мной?
Я кивнула.
Теперь, зная, что все кончено, я еще острее чувствовала нашу близость, неразрывную связь, единение. Я пожала всем руки, каждый что-то говорил мне, но я была слишком пьяна и оглоушена, почти ничего не слышала, не понимала, бормотала в ответ всякие глупости.
Жюльен сказал что-то забавное. Гийом рассмеялся. Я ждала, стоя у двери, и смотрела, как он хохочет, закидывая голову. Лицо его сияло.
На улице Гийом спросил:
- Ты не хочешь, чтобы я ехал?
И я ответила - "забудь" - как ни в чем не бывало.
- С чего ты взял?
Среда, 13 декабря
9.00
Я проснулась рано после ночи без снов. Провела языком по щелям в кариесных зубах. И стала ждать, когда встанет Гийом.
Его разбудили соседи, я слышала их из гостиной.
Девушка рыдала, срываясь на крик, а в перерывах между воплями причитала:
- Умоляю, не уходи, умоляю тебя…
Он не отвечал, ходил по квартире, хлопал дверцами шкафов. Она заводилась все сильнее, интонации менялись, но голос оставался таким же громким:
- Ну что мне сказать, чтобы ты понял?
- Ничего.
- Не хочу, чтобы ты уходил.
Ее эмоции просачивались сквозь стены.
Дверь комнаты Гийома открылась. Вот он входит в гостиную, улыбаясь до ушей, садится на пуфик.
- Думаешь, она сглупила и сама ему сказала или он их застукал?
- Вот уж не знаю…
- Он не в духе… Ладно, пойду сварю кофе…
Вставая, он вдруг добавил:
- Черт, как здорово, что я - не они!
Постучал по животу ребром ладони, покачал головой и поставил точку, стоя на пороге кухни:
- Когда просыпаешься вот так, понимаешь, какое счастье быть холостяком!
Девушка снова завопила:
- Ты не можешь меня оставить, не можешь уйти!
И следом - стон из горла:
- Умоляю тебя-а-а!
Последний звук она почти пропела, изнемогая от боли и горя, как заключительную ноту классической коды.
Я слушала эту сцену, застыв на стуле, горло перехватил спазм, я чувствовала себя окукленной, уничтоженной.
Гийом крикнул с кухни через стену:
- Да сунь ты ее головой под холодную воду, и делу конец.
В соседней квартире минуту стояла гробовая тишина.
Вернулся развеселившийся Гийом с двумя чашками кофе.
- Я на его стороне, мужская солидарность, так сказать… Ты, конечно, в ее лагере?
Я почесала щеку, не зная, что сказать, Гийом увеличил громкость.
- Послушаем Боба, а то эти двое скоро нас утомят.
Он сел рядом, я наклонилась, чтобы взять свою чашку.
Ты не можешь меня оставить.
Кофе был слишком горячим, и Гийом схватил гитару, взял несколько басовых аккордов, глядя в стенку.
Умоляю тебя.
Каждое его движение я знала наизусть.
Скоро будешь просыпаться одна, останешься одна в этом месте, он заберет вещи, тебе будет не хватать мелочей.
Умоляю.
Музыка звучала очень громко, но мы все-таки услышали, как хлопнула дверь, и тут же пронзительно закричала соседка.
Гийом повесил гитару на место, вздохнул.
- Да уж, жизнь - не сахар…
И принялся перечислять, что нужно сделать, чтобы они с Матье могли как можно скорее смыться. Потом он начал рассказывать, что они будут там делать. Я слушала, разглядывая узоры на шторах, время от времени задавала вопросы. В конце концов Гийом снова спросил:
- Уверена, что не дрейфишь оставаться одна?
- Я не маленькая, все как-нибудь устроится.
13.00
Я позвонила Мирей в бар - узнать, когда она заканчивает, и предупредить, что зайду за ней.
Хозяин ответил, что она больна и не работает сегодня.
Я позвонила домой, номер был занят, и я отправилась к ней пешком.
Ставни были закрыты, я постучала, и в этот момент почему-то подумала: "Чем это она вчера была занята, кого ждала?"
Жалюзи медленно поползли вверх, на полпути я нагнулась, чтобы проскользнуть внутрь, иначе никакого терпения не хватило бы.
Выпрямилась по ту сторону, уже в комнате. Это не Мирей. Я отшатнулась - смутный страх дал команду прежде, чем мозг переварил информацию.
Мой ужас заставил незнакомца улыбнуться.
- Бояться нечего - мы пока недостаточно хорошо знакомы, чтобы я на вас покусился.
Жалюзи опускались, а он насмешливо скалил зубы.
- Полагаю, ты - Луиза?
- Я пришла к Мирей, но могу…
- … можешь подождать ее, она сейчас вернется - вышла за покупками, очень рад, я - Виктор…
Тихий щелчок - жалюзи встали на место. Первая мысль при взгляде на него - "неплох", потом, как только он назвал имя, - "ага, все ясно…". Пожала ему руку (какая теплая ладонь!), произнесла:
- Мне много о вас рассказывали…
В ответ - гримаса радостного удовлетворения.
- Не слишком хорошее, надеюсь…
- Все намного сложнее. Мирей скоро вернется?
- Уже идет, садись, она будет рада тебя видеть. Вчера она говорила о тебе, пела дифирамбы. Я как раз варил кофе, хочешь чашку?
- Куда она пошла?
Я неуютно чувствовала себя в этом замкнутом пространстве с незнакомым парнем. К тому же здесь мало света. Меня поймали и принуждают, воздуха не хватает. Что за черт - никто никогда не бросался на меня с наскока, а я чего-то опасаюсь, сижу на самом краешке стула, вцепившись в сиденье руками, готовая в любой момент сорваться с места?! Умом понимаю, что ничего не случится, но успокоиться не могу, со мной всегда так. Я ждала Мирей с лихорадочным нетерпением.
Я была благодарна Виктору за то, что он не приближается, даже чашку протянул издалека, потом сел в кресло и, не глядя на меня, болтал только о Мирей:
- Она сказала, что много чего тебе наговорила, надеюсь, ты позволишь мне изложить собственную версию…
- Мне и дела нет…
Мирей вернулась. Особой радости на ее лице я не заметила, но удивлена она была очень, это точно.
Виктор не отходил от нее: так себя ведут те, кто только что сошелся или, наоборот, расходится. Его пылкость была не слишком убедительной. Он взял газеты, которые купила для него Мирей, и оставил нас одних, объявив:
- Пойду приму ванну. Луиза, ты останешься обедать?
Я согласилась, потому что идти мне было некуда, а домой я возвращаться не хотела. Когда я уходила, соседка хныкала в одиночестве, ломала вещи, рыдала, стонала.
Мирей принесла шикарной жратвы и бутылку настоящего виски. Не разбирая пакетов, свернула себе сигарету.
Десять минут на косячок, мы снова вместе, и мне хорошо.
Виктор провел в ванной больше часа - видно, прочел все газеты от корки до корки. Мирей сияла. Да-а, что бы я там себе ни думала, бабы расцветают, когда мужики ими занимаются.
Мирей предупредила - очень тихо и очень серьезно:
- Никому не говори.
Она заставила меня несколько раз поклясться, что я буду держать язык за зубами.
- Ладно, я тебе доверяю. Описала тебя Виктору и велела открыть дверь, если меня не будет. Знаю, что могу на тебя положиться.
Четверг, 14 декабря
11.45
В то утро была отличная погода.
Накануне я не вылезала от Мирей. День полной расслабухи, как во время отпуска. Виктор оказался мастером разговорного жанра, он мог часами разливаться соловьем. Этот парень выглядел мягким и очень забавным, трудно было поверить в пересуды молвы касательно его репутации.
Он ходил кругами вокруг Мирей, хоть и не прикасался, был до ужаса внимателен. Часы пролетели, как минуты, и я вернулась к себе совсем поздно и пьяная, как сволочь.
Всю дорогу до дома я думала о предупреждении Королевы-Матери: она не хотела, чтобы я разговаривала с Виктором, настаивала, чтобы я сразу же донесла, если столкнусь с ним. Смешно, обычный парень, нечего его демонизировать.
Соседка дала знать, что проснулась. Воплем… Она явно была одна. Кидалась на стены, как будто пыталась проломить. Стонала и хрипела, словно ей по одному выдирали ногти, и все повторяла и повторяла: "Не хочу, не хочу, не хочу…" Как заунывная молитва, прерываемая стуком и грохотом, - она бросала вещи на пол.
Зазвонил телефон. Виктор.
- Не хочу выходить средь бела дня… Наверно, Мирей тебе объяснила… Ну, говорила обо мне… Не хотел тебя грузить, но она не оставила мне сигарет, когда уходила утром… Я с ума схожу, не сделал еще ни одной затяжки. Может, забросишь мне пачку?
Его голос был хорош по телефону, он "включил" обертона.
- Что, до табачной лавки дойти не можешь?
- Я живу как крыса, вообще не выхожу. Это ненадолго, все уляжется, нужно просто подождать… Но тут еще одно… В этом квартале мне лучше не показываться на улице… А у тебя что, дела?
- Вообще-то да…
- Да ладно, просто подсунь пачку под дверь, а то я рехнусь без курева… Мирей раньше трех не вернется. Черт, чувствую себя гребаным калекой… Ужасно, что приходится тебя напрягать… Но мне больше некого попросить.
Вчера он мне вполне понравился - в том числе и потому, что не подходил ближе, чем на метр. И глаз не сводил с Мирей. Со мной был по-дружески сердечным, и никакого двойного дна.
Кроме того, что такое сидеть без сигарет, это я понимала, еще как!
Итак, я решила сделать исключение и отступить от главной заповеди своей жизни: "Никогда не оставайся наедине с мужиком в закрытой комнате!"
И я сказала:
- Ладно, так и быть, приду через пятнадцать минут. Заходить не буду, суну сигареты под дверь и отвалю, дел много.
12.30
Я постучала, и жалюзи мгновенно скользнули вверх. Я присела на корточки, подтолкнула к нему пачку:
- Заходить не буду, и так совсем выбилась из графика…
- Ты и вчера торопилась, входи, дай мне выразить тебе благодарность.
Виктор сидел на корточках по другую сторону порога, говорил вкрадчиво, был так убедителен…
- Давай, мне остохренело сидеть тут одному, в этой пещере!
Мы поднялись одновременно.
- Что, я такой страшный?
- Вовсе нет, но я думала, ты не хочешь светиться в окрестностях средь бела ДНЯ?
- Вот именно! Так что я рискую своей шкурой… Ну что, всего на пять минут…
Он был очень убедителен, и я вошла, потому что не знала, как отказаться.
Страх вернулся на одно маленькое мгновение, когда за моей спиной щелкнула задвижка.
Никто никогда на тебя не нападал, ему просто надоело сидеть одному взаперти, и вчерашний день так здорово прошел, он не понимает, почему вы не можете просто спокойно поговорить и выкурить по косячку, ну-ка, глотни воздуху, расслабься, доверься, все будет путем… Люди не думают об ЭТОМ без продыху, ты - да…
Я без устали промывала себе мозги, чтобы ослабить удавку страха.
Прошла за Виктором в глубь квартиры, к кухне, не очень-то и слушая, что он говорит, потому что все было плохо - слишком далеко до двери, да и жалюзи опущены. Мне приходилось делать над собой чудовищное усилие, потому что я чувствовала благодарность к этому человеку - за то, что помог развеяться, за то, что говорил не о гребаных дерьмовых проблемах этой гребаной жизни в эту гребаную зиму, когда мне так не хватало легкости и веселья.
Я подошла слишком близко всего раз.
Он стоял у шкафа, спиной ко мне, и я обошла его сзади, чтобы сесть за кухонный стол, он обернулся, шагнул ко мне, я инстинктивно отпрянула.