* * *
Как только я увидел этого очкарика лапчатого, меня захлестнула волна сострадания, потому что он, совершенно очевидно, не был в курсе последних событий. Поведение придурка яснее ясного говорило, что Стефи не сочла нужным посвятить его в свои планы. Короче говоря, он был бодр и весел, и мы с Дживзом многозначительно переглянулись. "Ничего-то он не знает", - сказал мой взгляд, и взгляд Дживза сказал то же самое.
- Салют! - радостно воскликнул Гусик. - Салют! Привет, Дживз!
- Добрый вечер, сэр.
- Ну, Берти, что новенького? Видел Стефи?
Волна состр. нахлынула на меня с новой силой. В глубине своей души я тяжело вздохнул. Сами понимаете, мне предстояло отправить старого друга в нокаут, и эта прискорбная обязанность смущала меня, дальше некуда.
Тем не менее, неприятности надо встречать мужественно, лицом к лицу. Я имею в виду, иногда бывает не обойтись без хирургического вмешательства.
- Да, - сказал я. - Да, видел. Дживз, у нас имеется бренди?
- Нет, сэр.
- Ты не смог бы где-нибудь раздобыть рюмку-другую?
- Вне всяких сомнений, сэр.
- Ну, тогда тащи сюда полный бокал.
- Слушаюсь, сэр.
Он растаял в воздухе, а Гусик уставился на меня с неподдельным изумлением.
- С ума сошёл? Неужели ты собираешься пить бренди перед обедом?
- Естественно, нет. Я заказал бренди для тебя, о мой страдающий друг и великомученик перед распятием на кресте.
- Я не пью спиртного.
- Могу поспорить, что выпьешь и попросишь добавки. Присядь, Гусик, и давай поболтаем о том, о сём.
И, поместив его в удобное кресло, я принялся рассуждать о погоде и урожаях. Мне не хотелось его ошарашивать, пока восстанавливающая силы жидкость не окажется у меня под рукой. Я молол всякую чушь, одновременно пытаясь своей болтовнёй подготовить его к самому худшему, и вскоре обратил внимание, что он как-то странно на меня смотрит.
- Берти, по-моему, ты в стельку пьян.
- Ничего подобного.
- Тогда зачем ты несёшь околесицу?
- Просто тяну время и жду Дживза. Ах, вот и он. Спасибо, Дживз.
Я взял из рук Дживза бокал, наполненный до краёв, и нежно вложил его в пальцы Гусика.
- Мне кажется, Дживз, тебе следует сходить к тёте Делии и объяснить ей, что по независящим от меня обстоятельствам я не смогу к ней присоединиться. Некоторое время я буду занят.
- Слушаюсь, сэр.
Я повернулся к Гусику, который стал похож на изумлённого палтуса.
- Гусик, - сказал я, - пей бренди и слушай. Боюсь, у меня для тебя плохие новости. Я имею в виду записную книжку.
- Записную книжку?
- Да.
- Ты имеешь в виду, у Стефи её нет?
- В том-то всё и дело. Твоя книжка у Стефи, но она собирается вручить её папаше Бассету.
Я не сомневался, что от моего сообщения Гусик подпрыгнет до потолка, но не учёл, что в руках у него всё ещё был полный бокал. Когда он взлетел с кресла, бодрящая жидкость брызнула во все стороны, и в комнате запахло как в пивном баре субботним вечером.
- Что?!
- Увы! Ничего не попишешь.
- Но: Боже великий!
- Да.
- Послушай, а ты не шутишь?
- Нет.
- Но почему?
- У неё есть на то свои причины.
- Она просто не понимает, что произойдет.
- Не бойся, она прекрасно всё понимает.
- Мне конец!
- Само собой.
- О, господи!
Недаром говорят, что когда Вустеров припирают к стенке, они действуют решительно и хладнокровно. Я ощутил в себе ледяное спокойствие и потрепал бедолагу по плечу.
- Мужайся, Гусик! Вспомни Архимеда.
- Зачем?
- Он погиб от руки простого солдата.
- Что с того?
- Ну, вряд ли ему это было приятно, и тем не менее он, несомненно, умер с улыбкой на устах.
Моё бесстрашное поведение оказало на него самое благоприятное действие, и он немного успокоился, хотя, не скрою, оба мы в тот момент слегка напоминали двух французских аристократов, ожидающих свидания с гильотиной.
- Когда она тебе об этом сказала?
- Совсем недавно, на аллее.
- И она говорила вполне серьёзно?
- Да.
- Скажи, ты случайно не заметил:
- Озорного огонька в её глазах? Нет. Никаких огоньков.
- Неужели ей никак нельзя помешать?
Я, конечно, предвидел, что рано или поздно он задаст этот вопрос, но всё равно расстроился. По правде говоря, мне вовсе не хотелось тратить время на бессмысленные споры.
- Можно. Она говорит, что откажется от своего ужасного замысла, если я украду у старикашки Бассета серебряный кувшинчик для сливок.
- Ты имеешь в виду серебряную корову, которой он хвастался нам вчера за обедом?
- Её самую.
- Но зачем?
Я объяснил ему положение дел. Он слушал меня внимательно, и с каждой минутой его лицо светлело всё больше.
- Теперь понял. Совсем другое дело! А я-то ломал себе голову, зачем ей это понадобилось. Её поведение казалось мне необъяснимым. Слава богу, всё стало на свои места. Полный порядок.
Мне жутко не хотелось развеивать его мечты, но выхода меня не было.
- Не совсем. Я не собираюсь воровать никаких коров.
- Что?! Это ещё почему?
- Потому что, как сказал Родерик Споуд, если корова исчезнет, он сделает из меня отбивную.
- При чем здесь Родерик Споуд?
- Он рьяно взялся отстаивать интересы этой коровы. Несомненно, из уважения к старикашке Бассету.
- Гм-м-м. Ну, вряд ли ты боишься Родерика Споуда.
- Ещё как боюсь.
- Глупости! Я тебя лучше знаю.
- Нет, не знаешь.
Он зашагал взад и вперёд по комнате.
- Но, Берти, такие, как Споуд, вовсе не страшны. Гора мяса и мускулов. Наверняка он с трудом передвигает ноги. Ему никогда не удастся тебя поймать.
- Я не собираюсь состязаться с ним в спринте.
- К тому же тебе вовсе не обязательно здесь оставаться. Ты можешь уехать сразу, как сделаешь дело. Пошли Стефиному викарию записку, чтобы он ждал тебя, начиная с полуночи, и действуй. Допустим, кража коровы займёт у тебя от пятнадцати минут до получаса, пусть даже сорок минут, учитывая непредвиденные обстоятельства. Смотри, как здорово всё получается. В двенадцать сорок ты отдаёшь корову викарию, в двенадцать сорок пять садишься в машину и в двенадцать пятьдесят мчишь по дороге в Лондон, удовлетворённый прекрасно выполненной работой. Не понимаю, чего ты беспокоишься. Твоя задача до смешного проста.
- Тем не менее:
- Ты отказываешься?
- Да.
Он подошёл к камину, взял с полки фарфоровую статуэтку, отдалённо напоминавшую пастушку, и принялся вертеть её в руках.
- И это говорит Берти Вустер?
- Он самый.
- Берти Вустер, которым я так восхищался в школе, мальчик по прозвищу "Сорвиголова Берти"?
- Ты не ошибся.
- Ну, тогда говорить больше не о чем.
- Вот именно.
- У нас остается один выход: забрать записную книжку у мисс Бинг.
- Каким образом?
Он нахмурился. Затем его маленькие серые клеточки, видимо, пришли в движение.
- Я понял. Слушай меня внимательно. Ведь эта книжка много для неё значит, верно?
- Верно.
- А раз так, Стефи наверняка с ней не расстаётся и носит с собой, как в своё время носил я.
- Должно быть, ты прав.
- Подумай, куда девушка может спрятать маленькую записную книжку? Скорее всего, в резинку чулка. Что ж, дело ясное.
- В каком смысле "дело ясное"?
- Неужели не понимаешь, к чему я клоню?
- Нет.
- Ладно, слушай. Ты запросто сможешь завести с ней разговор о всякой всячине, а затем: ну, сам понимаешь: вроде как шутливо обнять и:
Я резко его прервал. Существуют границы, которые мы, Вустеры, никогда не нарушаем.
- Гусик, ты предлагаешь мне ощупать Стефины ноги?
- Да.
- Ни за что на свете!
- Почему?
- Давай не будем углубляться. Хватит с тебя того, что на меня можешь не рассчитывать.
Он бросил на меня взгляд, полный немого укора, - должно быть, так смотрел на него умирающий тритон, которому он забыл сменить воду в аквариуме.
- Да, ты здорово опустился. Совсем не похож на того мальчика, с которым я учился в школе. Ни пыла. Ни жара. Ни изюминки. Алкоголь тебя доконал.
Он глубоко вздохнул, уронил пастушку, разбившуюся вдребезги, и мы пошли к двери. Когда я её открыл, Гусик бросил на меня ещё один взгляд.
- Надеюсь, ты не собираешься появиться за столом в таком виде? С какой стати ты нацепил белый галстук?
- Дживз порекомендовал его для поднятия духа.
- Ты будешь выглядеть последним идиотом. Папаша Бассет обедает в прокуренном, засаленном бархатном пиджаке с пятнами супа на лацканах. Не валяй дурака.
В чем-то, конечно, Гусик был прав. Никому не хочется быть белой вороной. Я решил рискнуть своим духом, вернулся к туалетному столику, и едва успел перевязать галстук, как снизу из гостиной послышался громкий, радостный девичий голос, певший под аккомпанемент рояля нечто вроде английской народной песни. Ну, сами знаете, "тра-ля-ля, тра-ля-ля", и всё такое.
При первых звуках, нарушивших тишину и покой, стекла очков Гусика засверкали как люстры, словно чаша его терпения переполнилась.
- Стефани Бинг, - с горечью сказал он. - Она ещё смеет петь!
И, громко фыркнув, придурок выскочил из комнаты, а я повернулся к зеркалу, намереваясь поправить чёрный галстук, когда в дверях материализовался Дживз.
- Миссис Траверс, сэр, - доложил он.
* * *
Хотите верьте, хотите нет, я невольно воскликнул: "О, господи!" Я, конечно, понимал, что после слов Дживза появится тётя Делия собственной персоной, но бедолага, который вышел прогуляться и неожиданно увидел, как с аэроплана над его головой падает бомба, тоже понимает, что сейчас она на него свалится, однако ему от этого не легче.
С первого взгляда мне стало ясно, что моя ближайшая и дражайшая не в своей тарелке, точнее, в растрёпанных чувствах, если так можно выразиться, и я поторопился как можно любезнее усадить её в кресло и принести свои извинения.
- Ради бога, прости, дорогой мой предок, - сказал я, - что не смог зайти к тебе по первому зову. Мы с Гусиком Финк-Ноттлем обсуждали проблему чрезвычайной важности, касающуюся нас обоих. С тех пор, как мы в последний раз виделись, мои дела несколько запутались. Вернее, последние события совсем меня доконали. Можно даже сказать, передо мной распахнулись врата ада. Я не преувеличиваю, Дживз?
- Нет, сэр.
- Значит у тебя тоже неприятности? Не знаю, как насчёт твоих последних событий, а от последнего события в моей жизни хочется волком выть. Я всё бросила и примчалась сюда сломя голову, потому что если мы не примем срочных мер, мой дом провалится в тартарары.
По правде говоря, я подумал, что даже Моне Лизе вряд ли приходилось так несладко. Я имею в виду, несчастья навалились на меня одно за другим, если вы меня понимаете.
- В чём дело? - спросил я. - Что стряслось?
Она несколько раз открыла рот, явно задыхаясь, затем выдавила из себя одно слово:
- Анатоль!
- Анатоль? - Я успокаивающе сжал ей руку. - Рассказывайте, больная, шутливо произнёс я. На что вы, собственно, жалуетесь? В каком смысле "Анатоль"?
- Если мы ничего не придумаем, я его потеряю.
Казалось, сердце замерло у меня в груди.
- Потеряешь?
- Как пить дать.
- Даже после того, как ты удвоила ему жалованье?
- Даже после того, как я удвоила ему жалованье. Послушай, Берти. Перед тем как я уехала из Бринкли, Тому пришло письмо от сэра Уаткина Бассета. Когда я говорю "перед тем, как я уехала", я имею в виду, что уехала я именно из-за этого письма. Знаешь, что в нём было?
- Что?
- Предложение поменять кувшинчик для сливок на Анатоля. Более того, Том обдумывает, как ему поступить!
Глаза у меня полезли на лоб.
- Что? Невыразимо!
- Невообразимо, сэр.
- Спасибо, Дживз. Невообразимо! Никогда такому не поверю. Дядя Том не согласится, хоть режь его на кусочки.
- Да ну? Хорошо же ты его знаешь! Помнишь Поумроя, дворецкого, который служил у нас до Сеппингза?
- Конечно, помню. Разве его можно забыть?
- Сокровище.
- Жемчужина среди дворецких. Я так и не понял, зачем вы допустили, чтобы он от вас ушёл.
- Том обменял его у Бессингтон-Коупса на серебряную овальную чашку для шоколада на трёх изогнутых ножках.
Я попытался побороть охватившее меня отчаяние.
- Но ведь старый дурень: я хочу сказать, дядя Том, не настолько свихнулся, чтобы избавиться от Анатоля, как от ненужного хлама?
- Настолько.
Она заёрзала в кресле, встала и подошла к камину. Я понял, для того, чтобы успокоиться, грубо говоря, дать выход своим чувствам, тёте Делии необходимо было что-нибудь расколошматить, - то, что Дживз назвал бы полумерой, - и любезно указал ей на терракотовую статуэтку коленопреклонённого младенца Самуила. Она коротко кивнула в знак благодарности и с размаху швырнула Самуилом в противоположную стену.
- Говорю тебе, Берти, спятивший собиратель старины родную мать продаст, чтобы пополнить свою коллекцию недостающим предметом. Когда Том дал мне почитать письмо, он сказал, что с удовольствием содрал бы с Бассета кожу и сварил бы в кипящем масле, но, к сожалению, не видит другого выхода, как согласиться на его условия. Я с трудом уговорила его подождать с ответом, объяснив, что ты специально отправился в Тотли-Тауэр, чтобы добыть для него корову и передать её мне не позднее завтрашнего дня. Как твои успехи, Берти? Дела идут? Ты уже составил план действий? Когда ты её свистнешь? Нельзя терять времени. Каждая минута на счету.
Я почувствовал, как кости в моём теле потихонечку начали превращаться в желе. Пришла пора разбить надежды тёти Делии, и мне хотелось надеяться, что битьём надежд дело ограничится. Моя тётушка - мощная старушенция, особенно в гневе, а перед моими глазами лежало то, что совсем недавно было младенцем Самуилом.
- Только что собирался поговорить с тобой на эту тему, - сказал я. Дживз, у тебя сохранился документ, который мы составили?
- Вот он, сэр.
- Спасибо, Дживз. Мне кажется, тебе следует сходить за очередной порцией бренди.
- Слушаюсь, сэр.
Он удалился, а я протянул тёте Делии лист бумаги и попросил прочитать как можно внимательнее. Она скосила глаз на текст.
- Это ещё что?
- Сейчас поймёшь. Обрати внимание на заглавие: "Вустер, Б. - Положение дел". Этими словами всё сказано. Далее говорится, - тут я попятился, приготовившись увернуться от какого-нибудь тяжёлого предмета, - почему я, к глубочайшему моему сожалению, не могу стащить корову у старикашки Бассета.
- Что?!
- Я послал тебе телеграмму сегодня днем, где изложил все факты, но ты, конечно, её не получила.
Она умоляюще на меня посмотрела - так нежная мать смотрит на ребенка-дебила, совершившего нечто выходящее за рамки обычного идиотизма.
- Но, Берти, мой мальчик, разве ты не понял, что мы теряем Анатоля? Может, ты меня не расслышал? Может, я плохо объяснила?
- Нет, нет, что ты.
- Тогда, скажи, ты сошёл с ума? Я понимаю, сходить тебе не с чего, но:
Я поднял руку, не дав своей драж. и ближ. Закончить фразы.
- Позволь мне изложить суть дела. Если помнишь, я говорил, что последние события совсем меня доконали. Знай же, сэру Уаткину Бассету прекрасно известно, что я приехал сюда специально, чтобы умыкнуть у него корову, и он зорко следит за каждым моим шагом. Более того, он рассказал обо мне и моих планах своему дружку, Споуду. Возможно, ты видела Споуда, когда приехала в Тотли?
- Ты имеешь в виду верзилу, похожего на шкаф?
- Лично я назвал бы его великаном, похожим на колокольню, но не стану спорить. Итак, как я упомянул, сэр Уаткин рассказал Споуду о моих планах, и я слышал из собственных уст последнего, что если серебряная корова неожиданно исчезнет, он сделает из меня отбивную. Вот почему я бессилен.
После моих слов наступило довольно продолжительное молчание. Я видел, что тётя Делия переваривает полученную от меня информацию и с большой неохотой приходит к выводу, что Бертрам не из простого каприза бросил её на произвол судьбы. Она явно поняла, что он стоит на краю пропасти и, если не ошибаюсь, содрогнулась при мысли о грозящей ему опасности.
Вообще-то у моей тётушки, когда я был мальчиком, и даже юношей, вошло в привычку отвешивать мне подзатыльники всякий раз, когда она считала, что я того заслуживаю, - а считала она так довольно часто, - и хотя сейчас я стал взрослым, мне никак было не избавиться от ощущения, что у неё руки чесались вспомнить молодость (мою, разумеется). Впрочем, под подзатыльниковой оболочкой тёти Делии билось нежное сердце, и любовь к Бертраму, я точно знаю, пустила глубокие корни в её душе. Тётя Делия никогда не пожелала бы, чтобы её племяннику выбили глаз или свернули шею на сторону.
- Понятно, - сказал она после долгого раздумья. - Да, тяжёлый случай.
- Тяжелее не придумаешь. Если ты назовешь данную ситуацию impasse, я не стану возражать.
- Так и сказал, что сделает из тебя отбивную?
- Слово в слово. И на всякий случай повторил ещё раз.
- Ну, мне вовсе не хочется, чтобы тебя разделали под орех. Ты не в силах тягаться с этой гориллой. Пикнуть не успеешь, как от тебя мокрого места не останется. Оторвет тебе руки-ноги, а кусочки разбросает по ветру.
Я поморщился.
- Не рано ли ты меня хоронишь, о моя плоть и кровь?
- Ты уверен, что он говорил серьёзно?
- Вполне.
- Тебе не показалось, он просто тебя запугивает?
Я печально улыбнулся.
- Понимаю, к чему ты клонишь, тётя Делия, - сказал я. - Через минуту ты спросишь, не было ли озорного огонька в его глазах. Уверяю тебя, когда в нашей с ним беседе Споуд заявил, что сделает из меня отбивную, он имел в виду, что сделает из меня именно отбивную, а не что-нибудь другое.
- Ну, тогда дела наши плохи. Если, конечно, Дживз не сможет нам помочь, сказал она, с надеждой глядя на услужливого малого, который вплыл в комнату с бокалом бренди на подносе. Должен признаться, появился Дживз вовремя. Я даже не понял, почему он так задержался. - Мы беседуем о мистере Споуде, Дживз.
- Да, мадам?
- Мы с Дживзом уже обсуждали, как избавиться от Споуда, - мрачно сказал я, - и Дживз признался, что сбит с толку. Впервые его могучий ум оказался в затруднении и не смог найти ответа на поставленный вопрос.
На лице тёти Делии, которая с наслаждением пила бренди и слушала меня вполуха, появилось задумчивое выражение.
- Знаешь, что мне пришло в голову? - спросила она.
- Выкладывай, единокровная, - всё ещё мрачно произнёс я. - Могу поспорить, ничего путного тебе в голову прийти не могло.
- Как всегда ошибаешься. Если я права, мы снова возьмем бразды правления в свои руки. Я подумала, у вашего Споуда может быть какая-нибудь страшная тайна. Ты ничего не знаешь о Споуде, Дживз?
- Нет, мадам.
- В каком смысле "страшная тайна"?