Через шестнадцать минут свой первый шаг сделала мисс Фостер… Настоящая мисс Фостер разводила кошек и недавно имела наглость повесить на своем доме на Хай-стрит вывеску "Кошатник мисс Фостер". Вследствие своего долгого общения с этими существами она, похоже, переняла их самые отвратительные качества, и, когда она оказывалась близко от меня в какой-нибудь комнате, я ощущал слабый, но едкий кошачий запах, хотя мисс Фостер и курила папиросы. Она никогда не умела особо контролировать свои низменные инстинкты, и потому я с некоторым удовольствием наблюдал теперь, как глупо покончила с собой в последнем отчаянном рывке к мужскому полу ее тезка.
Следующей была некая мисс Монтгомери-Смит, маленькая решительная женщина, которая как-то попыталась заставить меня поверить, будто она обручена с епископом. Крыса с ее именем умерла, пытаясь проползти на животе под нижней проволокой, и должен сказать, что я счел это справедливым итогом того, как мисс Монтгомери-Смит прожила свою жизнь.
Пятой была мисс Пламли, хитрая особа, которая постоянно опускала адресованные мне записочки в мешок для сбора пожертвований. Буквально в прошлое воскресенье я в ризнице подсчитывал деньги после утренней службы и наткнулся на одну из записочек, спрятанную в сложенной купюре в десять шиллингов. "Ваше бедное горло звучало хрипло во время сегодняшней проповеди, - говорилось в ней. - Дозвольте мне принести вам настоенное на вишне лекарство, благотворно действующее на органы грудной клетки, моего собственного изготовления, чтобы облегчить ваши страдания. Юнис Пламли".
Хвостатая мисс Пламли неторопливо подошла к проволоке, понюхала центральную жилу кончиком своего носа, но приблизилась чересчур близко, в результате по ее телу прошло двести сорок вольт переменного тока.
Пять самцов не трогались с места, глядя, как свершаются убийства.
С женской стороны теперь оставалась только мисс Элфинстоун.
Целых полчаса ни она, ни самцы не двигались. Наконец один из самцов слегка пошевелился, шагнул было вперед, замялся в нерешительности, решил, что лучше не рисковать, и снова принял прежнюю сидячую позу.
Должно быть, это чрезвычайно огорчило мисс Элфинстоун, ибо она с горящими глазами ринулась вперед и в затяжном прыжке перелетела через проволоку. Это был эффектный прыжок, и он ей почти удался, однако одна из задних лап задела верхнюю жилу, и самка погибла, составив компанию остальным представительницам своего пола.
Не могу сказать вам, сколько радости мне доставил этот простой и, пусть я и сам это говорю, довольно остроумный эксперимент. Одним ударом я вскрыл невероятно сладострастный характер женской натуры, которая ни перед чем не остановится. Пол, к которому я принадлежу, был реабилитирован, моя собственная совесть была очищена от подозрений. Вызывающие неловкость вспышки вины, отчего я постоянно страдал, вмиг вылетели в окно. Я почувствовал себя очень сильным и уверенным от сознания, что я невиновен.
В продолжение нескольких минут я забавлялся мыслью о том, что можно бы пустить ток по черной железной изгороди, окружавшей мой сад, а может, и ворот хватило бы. Тогда бы я смог удобно устроиться в кресле в библиотеке и смотреть в окно, как настоящие мисс Элфинстоун, Прэттли и Анвин бросаются одна за другой вперед и сполна расплачиваются за преследование невинного мужчины.
Какие глупые мысли!
Что я теперь действительно должен сделать, решил я, так это возвести вокруг себя нечто вроде невидимой электрической изгороди, сооруженной исключительно из моральных устоев. За ними я буду в полной безопасности, тогда как враги один за другим будут набрасываться на проволоку.
Начну с того, что выработаю в себе грубую манеру общения. Со всеми женщинами я буду разговаривать строго и воздержусь от того, чтобы им улыбаться. Если кто-то из них попытается приблизиться ко мне, не отступлю ни на шаг. Я буду твердо занимать свою позицию, сурово смотреть на женщину, и, если она скажет что-то такое, что покажется мне неприличным, я резко ей отвечу.
Именно в таком настроении я и отправился на следующий день к леди Бёрдвелл, которая собрала гостей поиграть в теннис.
Сам я в теннис не играю, однако ее светлость любезно пригласила и меня, чтобы я был среди гостей, если игра затянется за шесть часов. Я полагаю, она считала, что присутствие священника сообщит собранию некий настрой, и, вероятно, надеялась уговорить меня повторить то представление, которое я дал в прошлый раз, когда я час с четвертью сидел за роялем и развлекал гостей подробным рассказом об эволюции мадригала на протяжении веков.
Я подъехал к воротам на велосипеде ровно в шесть часов и покатил по длинной дорожке к дому. Была первая неделя июня, и по обеим сторонам дорожки во множестве расцветали розовые и лиловые рододендроны. Я чувствовал себя необыкновенно беспечно и бесстрашно. Эксперимент с крысами, который я провел накануне, гарантировал, что меня никто не захватит врасплох. Я точно знал, чего мне следует ожидать, и был соответственно вооружен. Вокруг меня была возведена своего рода изгородь.
- А, добрый вечер, святой отец, - воскликнула леди Бёрдвелл, идя мне навстречу с протянутыми руками.
Я стоял и смотрел ей прямо в глаза.
- Как там Бёрдвелл? - фамильярно спросил я. - Так и занят в городе?
Вряд ли, чтобы она когда-либо слышала, чтобы о лорде Бёрдвелле так отзывался тот, кто никогда прежде и не встречался с ним. Она замерла, взглянула на меня подозрительно, но не знала, что и ответить.
- Пойду присяду, если позволите, - сказал я и двинулся мимо нее к террасе, где человек десять гостей, удобно устроившись в плетеных креслах, потягивали напитки.
В основном это были женщины - обычное сборище; на всех белые теннисные костюмы, и, когда я шел среди них, мне показалось, что скромное черное одеяние в данном случае отмежевывает меня от них настолько, насколько необходимо.
Дамы приветствовали меня улыбками. Я кивнул им и опустился в свободное кресло, однако не стал улыбаться в ответ.
- Пожалуй, я закончу свою историю в другой раз, - говорила мисс Элфинстоун. - Не думаю, что священник одобрит ее.
Она захихикала и лукаво на меня посмотрела. Я знал, она ждет, что и я разражусь нервным смешком и произнесу свою обычную фразу насчет того, какие у меня широкие взгляды, - но ничего подобного я себе не позволил. Я лишь приподнял краешек верхней губы настолько, насколько хватило для презрительной усмешки (отрепетированной утром перед зеркалом), и затем громко произнес:
- Mens sana in corpore sano.
- Что это значит? - воскликнула мисс Элфинстоун. - Повторите еще раз, святой отец.
- В здоровом теле здоровый дух, - ответил я. - Это семейный девиз.
После этого наступила довольно продолжительная тишина. Я видел, как женщины переглядываются и, жмурясь, покачивают головами.
- Священник хандрит, - объявила мисс Фостер, та самая, которая разводит кошек. - Думаю, священнику нужно выпить.
- Благодарю вас, - сказал я, - но я не пью. Вы же знаете.
- Тогда позвольте, я принесу вам стаканчик холодного крюшона?
Последняя фраза прозвучала мягко и неожиданно, откуда-то из-за моей спины справа, и в голосе говорившей послышалось такое искреннее участие, что я обернулся.
Я узрел даму необычайной красоты, которую видел прежде только раз, примерно месяц назад. Ее звали мисс Роуч, и я вспомнил, что тогда она поразила меня как человек весьма незаурядный. Особое впечатление на меня произвели ее мягкость и сдержанность, а то обстоятельство, что в ее присутствии я чувствовал себя удобно, без сомнения, доказывало, что это не тот человек, который станет на меня покушаться.
- Вы, должно быть, утомились, проделав на велосипеде такой путь, - говорила мисс Роуч.
Я повернулся в кресле и внимательно посмотрел на нее. Она и вправду производила сильное впечатление - необычайно мускулиста для женщины, с широкими плечами, крепкими руками и икрами. После предпринятой днем физической работы ее лицо сияло здоровым красным блеском.
- Большое вам спасибо, мисс Роуч, - сказал я, - но я никогда не употребляю алкоголь ни в каком виде. Разве что стаканчик лимонаду…
- Крюшон готовится только из фруктов, падре.
Как я люблю тех, кто называет меня "падре"! В этом слове слышится какой-то военный отзвук, вызывающий в воображении представление о строгой дисциплине и офицерском достоинстве.
- Крюшон? - произнесла мисс Элфинстоун. - Да он безвреден.
- Мой дорогой, да это чистый витамин С, - сказала мисс Фостер.
- Гораздо лучше, чем шипучий лимонад, - сказала леди Бёрдвелл. - Углекислый газ отрицательно действует на желудочную оболочку.
- Сейчас я принесу вам крюшон, - сказала мисс Роуч, любезно мне улыбаясь. Это была добрая, открытая улыбка, и в уголках рта не видно было и намека на коварство или озорство.
Мисс Роуч поднялась и направилась к столу с напитками. Я видел, как она чистит апельсин, потом яблоко, потом огурец, потом виноград и все это складывает в стакан. Потом она налила туда изрядное количество жидкости из бутылки, этикетку на которой я не сумел разглядеть без очков, однако мне подумалось, что я увидел на ней имя Джим, или Тим, или Пим, или что-то похожее.
- Надеюсь, там еще осталось, - крикнула леди Бёрдвелл. - Мои ненасытные дети так это любят.
- Тут еще много, - ответила мисс Роуч и, принеся напиток, поставила стакан передо мной на столик.
Еще не пробуя, я легко догадался, почему дети так его любят. Напиток был янтарно-красного цвета, в нем плавали куски фруктов вместе с кубиками льда, а сверху мисс Роуч положила веточку мяты. Я догадался, что мята положена специально для меня, чтобы устранить приторность месива, которое в противном случае предназначалось бы явно для молодежи.
- Слишком сладко для вас, падре!
- Восхитительно, - сказал я, потягивая напиток. - Просто замечательно.
Было жаль после всех хлопот мисс Роуч проглотить крюшон мигом, но он действовал так освежающе, что удержаться я не мог.
- Позвольте приготовить вам еще один крюшон!
Мне понравилось, что она подождала, пока я поставлю стакан на стол, вместо того чтобы пытаться вырвать его у меня из рук.
- Мяту я на вашем месте не стала бы есть, - сказала мисс Элфинстоун.
- Пожалуй, принесу еще бутылку, - громко сказала леди Бёрдвелл. - Вам она наверняка понадобится, Милдред.
- Принесите, пожалуйста, - ответила мисс Роуч. - Сама я могу пить крюшон галлонами, - она обращалась ко мне. - И едва ли вы скажете про меня, будто я, что называется, изнурена.
- Ну что вы, - с жаром ответил я.
Я принялся снова наблюдать, как она готовит для меня напиток. Мышцы руки, которой она взяла бутылку, перекатывались под кожей. Шея, если смотреть сзади, была необычайно красива, не тонкая и жилистая, как у так называемых современных красавиц, а толстая и сильная, и там, где выступали жилы, тянулась едва заметная выпуклость. Непросто было определить возраст такого человека, но я не думаю, чтобы ей было больше сорока восьми - сорока девяти лет.
Едва я допил второй стакан крюшона, как меня охватило поистине необыкновенное чувство. Мне показалось, будто я выплываю из кресла, а подо мной катятся теплые волны и поднимают меня все выше и выше. Я чувствовал себя бодрым, как пузырек воздуха, и мне казалось, что все вокруг меня скачет вверх-вниз и тихо кружится туда-сюда. Все это было очень приятно, и меня захватило почти неодолимое желание спеть песню.
- Вам хорошо? - прозвучал голос мисс Роуч откуда-то издалека, и когда я повернулся в ее сторону, то с удивлением увидел, как близко от меня она находится. Она тоже словно прыгала вверх-вниз.
- Чудесно, - ответил я. - Я чувствую себя чудесно.
У нее было розовое лицо, и находилось оно так близко от моего, что я мог разглядеть даже бледный пушок на щеках и то, как солнечные лучи выхватывали каждую волосинку и заставляли сверкать золотом. Я поймал себя на том, что мне хочется протянуть руку и провести пальцами по ее щекам. Сказать по правде, я бы не стал возражать, если бы и она проделала то же самое со мной.
- Послушайте, - мягко произнесла мисс Роуч. - Как насчет того, чтобы мы вдвоем прогулялись по саду и полюбовались люпинами?
- Замечательно, - ответил я. - Прекрасно. Все, что хотите.
В саду леди Бёрдвелл, возле площадки для игры в крокет стоит маленький летний домик в стиле королей Георгов, и следующее, что я помню, это то, что я сижу в нем на чем-то вроде шезлонга, а мисс Роуч - рядом со мной. Я по-прежнему прыгал вверх-вниз, да и она тоже, да, пожалуй, и летний домик, но чувствовал я себя превосходно. Я спросил мисс Роуч, не хочет ли она, чтобы я спел ей песню.
- Не сейчас, - сказала мисс Роуч, обхватывая меня руками и прижимая к своей груди так крепко, что мне стало больно.
- Не надо, - растаяв, произнес я.
- Так лучше, - проговорила она. - Так ведь лучше, правда?
Попытайся мисс Роуч или кто-либо из женщин проделать со мной такое час назад, я даже не знаю, что бы произошло. Думаю, скорее всего, я бы лишился чувств. Может быть, и умер бы. Но теперь я получал удовольствие оттого, что эти огромные голые руки касаются моего тела! К тому же - и это самое удивительное - я испытывал желание ответить взаимностью.
Большим и указательным пальцами взяв мочку ее левого уха, я игриво потянул его вниз.
- Скверный мальчишка, - сказала мисс Роуч.
Я потянул за ухо сильнее и слегка стиснул мочку. Это вызвало у нее такой прилив страсти, что она принялась хрюкать и храпеть, как свинья. Дыхание ее становилось громким и затрудненным.
- Поцелуй меня, - приказала она.
- Что? - спросил я.
- Ну же, целуй меня.
В этот момент я увидел ее рот. Я увидел ее хищный рот, медленно надвигающийся на меня, начинающий раскрываться, приближающийся все ближе и ближе и открывающийся все шире и шире, и - оцепенел от ужаса.
- Нет! - закричал я. - Не надо! Не надо, мамочка, не надо!
Только одно могу вам сказать: никогда в жизни не видел я ничего страшнее этого рта. Я попросту не мог вынести, чтобы он на меня вот так надвигался. Будь это раскаленный утюг, который кто-то подносил к моему лицу, я не был бы так ошеломлен, клянусь, не был бы. Сильные руки обхватили меня и прижали книзу, так что я не мог двигаться, а рот открывался все шире и шире, и потом он как-то навис надо мной - огромный, мокрый, похожий на пещеру, - и в следующую секунду я оказался в нем.
Я очутился внутри этого огромного рта, распластавшись на животе вдоль языка, притом ноги мои оказались где-то в районе горла. Инстинктивно я понимал, что если немедленно не вырвусь на свободу, то буду проглочен живьем - как тот маленький кролик. Я чувствовал, как мои ноги затягивает в горло, и тогда я выбросил руки и схватился за нижние передние зубы, цепляясь таким образом за жизнь. Моя голова покоилась у входа в рот, между губами. Я даже мог разглядеть кусочек внешнего мира - солнечные лучи, падающие на полированный деревянный пол летнего домика, и гигантскую ногу на полу в белой кроссовке.
Я хорошенько ухватился за кончики зубов и, несмотря на то что меня продолжало засасывать, медленно подтягивался к дневному свету, пока вдруг верхние зубы не опустились на мои костяшки, застучали, и я вынужден был отнять руки. Я заскользил вниз по горлу ногами вперед, пытаясь ухватиться по пути за что-нибудь, но все было такое гладкое и скользкое, что я так и не смог это сделать. Проскальзывая мимо коренных зубов, я мельком увидел, как слева сверкнуло золото, а тремя дюймами дальше я увидел над собой, должно быть, язычок, свешивающийся подобно толстому красному сталактиту с верхней поверхности горла. Я схватился за язычок обеими руками, однако он выскользнул у меня из пальцев, и я продолжил скатываться вниз.
Помню, что я кричал о помощи, но едва ли мог слышать звук собственного голоса, заглушаемый шумом ветра, вызванного дыханием обладательницы горла. Ветер, похоже, все время был штормовой, притом до странности неустойчивый и попеременно то очень холодный (при вдохе), то очень горячий (при выдохе).
Мне удалось зацепиться локтями за острый мясистый бугорок - полагаю, то был надгортанник, - и какое-то мгновение я висел на нем, противясь затягиванию и нащупывая ногами какую-нибудь опору на стенке гортани, однако горло сделало сильное глотательное движение, меня отшвырнуло, и я снова полетел вниз.
Дальше мне было не за что уцепиться, я направлялся все ниже и ниже, пока мои ноги не повисли подо мной на передних подступах к желудку, и я почувствовал мощную перистальтику, захватывающую мои ноги в области лодыжек и затягивающую меня все ниже и ниже…
Высоко наверху, на открытом воздухе, слышалось далекое бормотание женских голосов:
- Этого не может быть…
- Но, моя дорогая Милдред, как это ужасно…
- Он, должно быть, с ума сошел…
- Ваш бедный рот, только взгляните на себя…
- Сексуальный маньяк…
- Садист…
- Надо написать епископу…
А потом все голоса заглушил голос мисс Роуч, она, точно попугай, принялась хрипло выкрикивать ругательства:
- Ему еще, черт побери, повезло, что я не убила его, этого мерзавца!.. Я ему говорю, слушай, говорю я, если мне когда-нибудь понадобится тащить зубы, я пойду к дантисту, а не к чертову священнику… Да и повода я ему не давала!..
- А где он сейчас, Милдред?
- Кто его знает? Наверное, в этом чертовом летнем домике.
- Девочки, пошли выкорчуем его оттуда!
О-ля-ля! Оглядываясь сейчас, три недели спустя, на случившееся, я не знаю, как пережил кошмар того ужасного дня и не сошел с ума.
Весьма опасно иметь дело с такой шайкой ведьм, и, если бы им удалось схватить меня в летнем домике, пока у них кипела кровь, они бы, скорее всего, разорвали меня на части. Либо потащили за руки и за ноги лицом вниз в полицейский участок, а леди Бёрдвелл и мисс Роуч возглавили бы процессию по главной улице деревни.
Но разумеется, они не поймали меня.
Они не поймали меня тогда и не поймали до сих пор, и если удача и дальше будет сопутствовать мне, то, думаю, у меня есть неплохой шанс вообще ускользнуть от них или хотя бы не встречаться с ними несколько месяцев, пока они не забудут эту историю.
Как вы можете догадаться, я вынужден пребывать в полном одиночестве и не принимаю участия в публичных делах и общественной жизни. Литературное творчество - самое спасительное занятие в такое время, так что я каждодневно по многу часов играю с предложениями. Каждое предложение я рассматриваю как колесико, и в последнее время у меня появилось желание выстроить несколько сот их в ряд, чтобы зубцы их сцепились, как шестерни, но чтобы колеса были разных размеров и вращались с разной скоростью. Я пытаюсь приставить самое большое непосредственно к самому маленькому так, чтобы большое, медленно вращаясь, заставляло маленькое крутиться так быстро, чтобы оно гудело.
По вечерам я по-прежнему пою мадригалы, но мне ужасно не хватает моего клавесина.