Глава XXIV
Пытки начинаются
Продолжение рассказа Перса
"– Что вы делаете с моей сумочкой? – с яростью повторил его голос.
Представляю, что чувствовала в тот момент Кристина Даэ.
– Значит, вы для этого хотели освободиться: чтобы взять мою сумку?
Послышались торопливые шаги, шаги Кристины, которая бежала в нашу сторону, как будто хотела найти защиту возле нашей стены.
– Почему вы убегаете? Отдайте сумку! Разве вы не знаете, что в этой сумке жизнь и смерть?
– Простите меня, Эрик, – жалобно проговорила девушка, – но я подумала, что мы теперь будем жить вместе, и все в этом доме принадлежит и мне тоже.
Это было сказано таким дрожащим голосом, что и у нас дрогнуло сердце. Должно быть, несчастная собрала все свои оставшиеся силы, чтобы превозмочь отвращение и ужас. Однако такие детские уловки, да еще произнесенные с дрожью в голосе, не могли обмануть злодея.
– Вы знаете, что в сумке два ключа. Зачем они вам? – спросил Эрик.
– Я хотела зайти в комнату, в которой еще не была, которую вы от меня прячете… Простое женское любопытство, – оправдывалась она, но ее слова только усилили настороженность Эрика: настолько они звучали неестественно.
– Терпеть не могу любопытных женщин! – отрезал он. – А вам следовало помнить историю Синей Бороды. А теперь отдайте сумку! А, вы хотите оставить себе ключ, любопытная малышка!
Он зловеще засмеялся, когда Кристина закричала от боли. В тот момент, когда Эрик отобрал у нее сумочку, из груди виконта вырвался вопль бессильной ярости, который я успел приглушить, зажав ему рот.
– Ага! – воскликнул тиран. – Это еще что такое? Вы слышали, Кристина?
– Нет, нет! – торопливо ответила несчастная. – Я ничего не слышала.
– Мне показалось, кто-то крикнул.
– Вы с ума сошли, Эрик. Кто здесь может кричать, в этой пещере? Может быть, это вскрикнула я, когда вы сделали мне больно. А больше я ничего не слышала.
– Почему же вы дрожите? Почему так взволнованы? Вы лжете! Здесь кто-то кричал. В "комнате пыток" кто-то есть. Ага, теперь все понятно!
– Никого здесь нет, Эрик…
– Теперь понятно!
– Никого!
– Это, наверное, ваш жених.
– У меня нет жениха, и вы это хорошо знаете.
Снова мы услышали злой смешок.
– Впрочем, это легко проверить. Знаете, Кристина, любовь моя, нет нужды открывать дверь, чтобы увидеть, что происходит в той комнате. Вы хотите туда взглянуть? Хотите? Прямо сейчас? Если там кто-нибудь есть, вы увидите, как наверху, возле потолка загорится свет в невидимом окошке. Достаточно снять с него черную занавеску, потом погасить здесь свет… Вот так! Вы не боитесь темноты в компании со своим муженьком?
– Я боюсь. – Голос Кристины прозвучал совсем тихо. – Я боюсь темноты! И та комната меня больше не интересует. Вы же сами все время пугали меня, как ребенка, "комнатой пыток". Признаться, на минуту мне стало любопытно, но теперь она меня уже не интересует. Нисколечко!
И вот то, чего я опасался больше всего на свете, началось автоматически… Внезапно на нас обрушился поток света. Как будто вверху вспыхнул большой костер. Виконт де Шаньи пошатнулся от неожиданности. И тут же за стеной раздался разгневанный голос:
– Я же говорил, что там кто-то есть! Взгляните на окошко: оно светится! Вон там наверху! Тому, кто находится в той комнате, его не видно. Теперь вы можете подняться по этой лесенке: вы часто спрашивали меня, для чего она служит. Знайте же: она служит для того, чтобы смотреть в "комнату пыток", любознательная моя малышка!
– Какие пытки? Зачем пытки? Эрик, скажите, что вы просто хотите попугать меня. Скажите, если любите меня, Эрик! Ведь там нет никаких пыток? И все это детские сказки…
– Идите, дорогая, и посмотрите в окошко.
Я не знаю, слышал ли виконт слабый голос девушки – настолько он был поражен невиданным доселе зрелищем, которое предстало его испуганному взору. Я же повидал достаточно подобных "спектаклей" через потайное окошко во дворце "сладостных ночей Мазендарана", поэтому внимательно прислушивался к тому, что творилось в соседней комнате, и лихорадочно искал выход из нашего отчаянного положения.
– Идите, идите к окошку! И расскажите мне, какой у него нос!
Мы услышали, как к стене приставили лестницу.
– Поднимайтесь же! Не хотите? Тогда поднимусь я, моя дорогая.
– Ну ладно, я посмотрю… Пустите меня.
– Ах, милая моя, как вы прелестны! Очень любезно с вашей стороны, что избавили меня от лазания по лестнице… в моем-то возрасте. Вы мне расскажете, какой у него нос! Если бы люди знали, какое это счастье – иметь свой собственный нос, нормальный нос, они ни за что не пришли бы сюда и не попали бы в "комнату пыток".
В этот момент мы отчетливо услышали над нашими головами:
– Здесь никого нет, друг мой.
– Никого? Вы уверены, что никого?
– Честное слово, никого.
– Ну что ж, тем лучше. Но что это с вами, Кристина? Вам плохо? Плохо оттого, что там никого нет? Ладно, спускайтесь, раз никого нет. А как вы находите пейзаж?
– Очень красиво.
– И это все, что вы можете сказать? Ну хорошо, тогда скажите, разве дом, в котором можно увидеть такие пейзажи, – не замечательный дом?
– Да. Как будто находишься в Музее Гревена. Но скажите, Эрик, что там не бывает никаких пыток. Как вы меня напугали!
– Почему же? Ведь там никого нет.
– Вы сами сделали эту комнату? Это очень красиво. Действительно, вы большой художник.
– Да, художник, в своем роде.
– Но почему вы назвали ее "комнатой пыток"?
– О, это очень просто. Но сначала скажите, что вы там видели.
– Я видела лес.
– А что в лесу?
– Деревья.
– А на деревьях?
– Птицы, наверное…
– Вы видели птиц?
– Нет, птиц я не видела.
– Тогда что вы видели? Вспомните! Вы видели ветку! А что там на ветке? – продолжал допытываться он зловещим голосом. – Виселица! Вот почему я назвал свой лес "комнатой пыток". Понимаете, это просто такое название… Чтобы было смешнее. Я люблю выражаться туманно. Но довольно, я очень устал от всего этого. Мне надоело жить в доме, где есть лес и "комната пыток". Жить, как последнее ничтожество, на дне коробки с двойным дном. Я хочу иметь тихую квартирку, с обычными дверями и окнами, с порядочной женой, как у всех людей! Вы должны понять меня, Кристина, и не стоит постоянно повторять это. Я хочу иметь жену, как и другие! Жену, которую я бы любил, с которой бы гулял по воскресеньям и которую бы смешил всю неделю. Вам не было бы со мной скучно! Я знаю много всяких фокусов, не считая карточных. Хотите, я покажу вам фокус с картами? Во всяком случае, мы приятно проведем хоть несколько минут в ожидании завтрашнего вечера. Кристина, маленькая моя Кристина! Вы меня слушаете? Вы больше не оттолкнете меня? Вы меня любите? Нет, не любите! Но это неважно – вы меня полюбите! Раньше вы не могли даже смотреть на мою маску, потому что знали, что находится под ней. А теперь смотрите на нее и не отталкиваете меня… ко всему можно привыкнуть, если захочешь… если очень захочешь! Сколько на свете людей, которые не любили друг друга до свадьбы, а потом обожали до самой смерти. Ах, я сам уже не знаю, что говорю! Зато вам будет весело со мной: на свете нет никого – клянусь перед господом богом, который соединит нас, если вы будете благоразумны! – нет никого, кто может сравниться со мной в чревовещании. Я – лучший чревовещатель в мире! Вы смеетесь… Может быть, вы мне не верите? Тогда слушайте!
Негодяй (который на самом деле был первым чревовещателем в мире) заговаривал девушку – я чувствовал это, – чтобы отвлечь ее внимание от "комнаты пыток". Напрасный расчет! Кристина думала только о нас. Она несколько раз повторила самым нежным, самым умоляющим голосом, на который была в это время способна:
– Погасите окошко! Погасите окошко, Эрик!
Она сообразила, что свет, внезапно вспыхнувший в маленьком окошке, свет, о котором так загадочно и зловеще говорил Эрик, означает что-то страшное; ее успокаивало только то, что она увидела нас обоих посреди удивительного полыхания, целыми и невредимыми. Но если бы свет погас, ей все же стало бы гораздо спокойнее.
Между тем хозяин дома начинал сеанс чревовещания.
– Смотрите, – говорил он. – Я чуть-чуть приподнимаю маску. Только чуть-чуть… Вы видите мои губы? Что с ними? Они не шевелятся: рот плотно закрыт – я хочу сказать, закрыта эта дыра, заменяющая мне рот! – и тем не менее вы слышите мой голос. Я разговариваю своим животом, это совсем просто, и это называется "чревовещание"! Это старый трюк. Послушайте мой голос: куда его направить? В ваше левое ухо? Или в правое? Может быть, в стол… в маленькие шкатулки на камине? Это вас удивляет? Теперь мой голос в шкатулках! Хотите, и он будет удаляться или приближаться… Он может быть раскатистым, звонким или гнусавым… Мой голос повсюду! Слушайте, дорогая, как он спрашивает вас из правой шкатулки: "Повернуть скорпиона?" А теперь – раз! – слушайте, как он спрашивает из левой шкатулки: "Повернуть ящерицу?" А теперь он уже в кожаной сумочке. Что он говорит? "Я – сумка жизни и смерти!" А вот он в горле Карлотты, в самой глубине ее золотого горла, хрустального горлышка Карлотты… и он говорит: "Это я – госпожа жаба! Это я пою: "Ква! Ква!" И вот он уже в кресле, в ложе призрака: "Мадам Карлотта сегодня поет так, что не выдержит и люстра!" Ха! Ха! Ха! А где теперь голос Эрика? Слушайте, милая моя Кристина, слушайте! Он уже за дверью в "комнате пыток"! Это я говорю из "комнаты пыток": "Горе тем, кому повезло с носом, у кого нормальный нос и кто заходит в эту комнату!" Ха! Ха! Ха!
Проклятый голос мерзкого чревовещателя! Он везде и повсюду! Он проходит через невидимое окошко, через стены, он кружится вокруг нас… Эрик был здесь! И разговаривал с нами. Мы невольно сделали движение, будто собираясь броситься на него, невидимого, но он, быстрее и неуловимее, чем эхо, выскочил из комнаты сквозь стену.
Скоро все стихло, только Кристина сказала:
– О Эрик! Как вы меня утомили своим голосом. Замолчите, прошу вас! Вам не кажется, что здесь становится жарко?
– Конечно, – ответил голос Эрика. – Жара становится невыносимой.
И снова хриплый от страха голос Кристины:
– Что это такое? Стена совсем горячая! Она обжигает!
– Это, милая моя Кристина, из-за того леса за стеной.
– Что вы хотите сказать? При чем здесь лес?
– Так вы не поняли, что это "конголезский лес"?
И злодей разразился таким оглушительным хохотом, что мы не слышали умоляющих стенаний Кристины. Виконт де Шаньи, как безумный, кричал и колотил в стены. Я не мог удержать его. Но вокруг нас только грохотал хохот чудовища. Потом послышался шум борьбы, стук упавшего на пол тела, потом это тело потащили по полу, с громким стуком захлопнулась дверь, и наконец вокруг нас осталась только тишина и обжигающий полуденный зной, какой бывает в самом сердце африканского леса…"
Глава XXV
"Бочки! Бочки! Кто продает бочки?"
Продолжение рассказа Перса
"Я уже сказал, что комната, в которой находились мы с виконтом де Шаньи, имела правильную шестигранную форму, и все стены были покрыты зеркалами. Такие комнаты можно видеть на ярмарках, они называются "комнаты чудес" или "дворцы иллюзий". Мне кажется, что честь их изобретения принадлежит исключительно Эрику, который на моих глазах построил первый зал такого типа во дворце "сладостных ночей Мазендарана". Достаточно установить по углам какой-нибудь декоративный элемент, например зеркальную колонну, чтобы получился огромный зал с тысячью колонн, потому что в силу зеркального эффекта помещение дробится на шесть шестигранных залов, каждый из которых, в свою очередь, множится до бесконечности. Когда-то, чтобы доставить удовольствие маленькой султанше, он придумал эту систему "бесчисленных пространств", но капризной хозяйке скоро надоела такая ребяческая забава, тогда Эрик переделал свое творение в "комнату пыток". Вместо углового декоративного элемента он поставил на переднем плане железное дерево. Почему это дерево с раскрашенными листьями, имитирующими живую природу, было сделано из железа? Да потому что оно должно быть прочным и выдерживать все отчаянные атаки обезумевшего "пациента", которого запирали в эту комнату. Один декоративный пейзаж мгновенно превращался в другой, затем в третий, благодаря автоматически вращающимся барабанам, которые были установлены по углам и делились на три части, обращенные к угловым зеркалам, причем каждая часть создавала свой пейзаж.
Человек, запертый в таком стеклянном зале, не мог даже опереться о стену, так как, кроме выступающих декоративных элементов исключительной прочности, все стены были сплошь покрыты зеркалами, причем зеркалами достаточно толстыми, чтобы им не была страшна никакая ярость обреченного, которого к тому же бросали сюда безо всякого оружия и даже с голыми ногами.
Потолок в зале был светящийся, а хорошо продуманная система электрообогрева, которую с тех пор приняли на вооружение во всем мире, позволяла регулировать температуру стен и создавать в комнате нужную атмосферу.
Я намеренно так подробно описываю это изобретение человеческого гения, создающее потрясающе реальную иллюзию экваториального леса, опаленного полуденным африканским солнцем, чтобы никто не усомнился в правдивости моих слов, чтобы никто не мог сказать: "Этот человек сошел с ума", "Этот человек лжет" или же "Этот человек принимает нас за дураков".
Если бы я начал описывать события, скажем, таким образом: "Спустившись на дно пещеры, мы оказались в экваториальном лесу, опаленном полуденным солнцем", я бы немало озадачил читателя, но подобные эффекты мне не нужны, поскольку цель этих строк – рассказать о том, что с нами – виконтом де Шаньи и со мной – происходило на самом деле во время этих жутких событий, которые когда-то наделали немало шума.
Однако вернемся к тому, на чем я остановился.
Когда потолок вспыхнул ослепительным светом и нашим глазам предстал пышущий жаром лес, изумление виконта превзошло все мои ожидания. Появление этого прозрачно-неощутимого леса с бесчисленными деревьями, окружавшими нас со всех сторон, деревьями, которые множились до бесконечности, погрузило его в опасное оцепенение. Он потер рукой лоб, будто пытаясь прогнать дурной сон, и заморгал глазами, как только что проснувшийся человек, не понимающий, где он находится. В какой-то момент он даже перестал вслушиваться в звуки за стеной.
Я уже отметил, что вспыхнувший ярким светом лес почти не удивил меня, и я продолжал прислушиваться к тому, что творилось в соседней комнате. Кроме того, мое внимание привлек не столько сам пейзаж, сколько зеркала, которые его создавали. Эти зеркала в некоторых местах были разбиты.
Да, на них были трещины, царапины и выбоины, несмотря на высокую прочность стекла, и это, несомненно, говорило о том, что "комната пыток", в которую мы попали, уже не раз исполняла свое предназначение.
Наверное, какой-то несчастный, очевидно, не столь беззащитный, как приговоренные к смерти во дворце "сладостных ночей Мазендарана", побывал в этом зале "смертельных иллюзий" и, сойдя с ума от ужаса и бессильной ярости, бился об эти зеркала, которые, несмотря на трещины и царапины, продолжали хладнокровно отражать его удары и множить его агонию. А ветка железного дерева, на которой приговоренный заканчивал свои мучения, располагалась таким образом, что перед смертью он – в качестве последнего утешения! – мог видеть, как вместе с ним судорожно дергаются тысячи повешенных.
Да, Жозеф Бюкэ прошел через это…
Неужели и мы умрем так же, как он?
Правда, я отгонял от себя эту мысль, помня, что у нас в запасе еще несколько часов, которые я собирался употребить с большей пользой, нежели бедняга Бюкэ.
Разве напрасно я изучил большую часть трюков Эрика? Теперь наступило самое время воспользоваться моими знаниями.
Прежде всего, у меня с самого начала не было и мысли о том, чтобы вернуться тем же путем, который привел нас в эту проклятую комнату, как не помышлял я и о том, чтобы отвернуть камень, закрывающий проход. Впрочем, причина тому была простой: для этого у нас не было никаких средств. Мы прыгнули в "комнату пыток" со слишком большой высоты, и никакая мебель – тем более что ее здесь вообще не было – не дала бы нам возможности дотянуться до этого камня, даже если бы мы использовали в качестве лестницы ветви железного дерева или плечи друг друга.
Нам оставался только один выход: дверь в комнату, обставленную в стиле Луи-Филиппа, где находились Эрик и Кристина Даэ. Но если с той стороны этим выходом была обычная, хотя и запертая дверь, для нас она оставалась абсолютно невидимой. Значит, надо было искать ее.
Когда я окончательно понял, что нечего надеяться на Кристину, когда услышал, что злодей куда-то утащил несчастную девушку, чтобы она не могла помешать ему мучить нас, я решил, не теряя времени, взяться за дело сам.
Но прежде всего надо было успокоить виконта, который, как загипнотизированный, ходил по опушке леса и что-то невнятно бормотал. Обрывки разговора между Кристиной и злодеем, услышанные им, а также неожиданно появившийся волшебный лес с его невыносимой жарой, от которой по лицу струился обильный пот, сделали свое дело, и неудивительно, что господин де Шаньи начал терять рассудок, но хуже всего было то, что, забыв все мои советы, он совершенно потерял осторожность.
Он беспорядочно шагал взад-вперед, устремлялся в несуществующее пространство, собираясь войти в аллею, ведущую к горизонту, и через несколько шагов натыкался на свое отражение в раскаленном стекле.
При этом он то и дело повторял: "Кристина! Кристина!" – и угрожающе размахивал своим пистолетом, отчаянно призывая Эрика, бросая вызов ангелу музыки и проклиная воображаемый лес. Эта пытка была чрезмерна для его неопытного разума. По мере возможности я старался успокоить его безрассудную ярость и самым сдержанным тоном уговаривал бедного Рауля: заставлял его касаться пальцем зеркал и железного дерева и объяснял, что мы столкнулись с обманом зрения, подчиняющимся законам оптики, однако же мы не должны, как последние невежды, сделаться его жертвами.
– Мы находимся в комнате, в маленькой комнате, вы должны как следует вдолбить это себе в голову, и мы выйдем отсюда, как только найдем дверь. Так давайте искать ее!
И я добавил, что, если он перестанет оглушать меня своими криками и отвлекать своим непрестанным хождением из угла в угол, я за какой-нибудь час найду секрет двери.
Тогда он улегся на пол, как это делают путники в лесу под деревьями, и заявил, что во всем полагается на меня, поскольку ему больше ничего не остается. И счел своим долгом добавить, что оттуда, где он лежал, открывается "чудесный вид". (Должен признать, что пытка уже оказывала на него свое пагубное действие.)