17
Через несколько дней я написал письмо своей знакомой в Днепропетровск и рассказал о том, что работаю над новым очерком об Александре Градском и музыкантах 70‑х годов. Пересказал и историю создания альбома Глеба Мая "Исповедь". И вскоре получил такой ответ:
"Это удивительное совпадение! Дело в том, что я уже шестой год слушаю легенды о знаменитом и неуловимом диске Глеба Мая "Исповедь"! Узнала столько, что и самой захотелось послушать. На фирме у нас есть сотрудник, Саша. Он меломан, коллекционирует музыкальные записи. У него архивы, как у Плюшкина! Чего там только нет! Вот только вкусы у нас с ним не всегда совпадают. Ну так вот: Саша много раз рассказывал мне о том, что был у него в юности такой замечательный альбом "Исповедь", единственный и неповторимый. А теперь найти эту пластинку или лазерный диск он никак не может. Почему–то, дескать, ни один человек не догадался оцифровать "Исповедь" и поделиться записью с народом в Интернете. Далее обычно следовали жалобы на то, что это невосполнимая утрата и что диск, вероятно, потерян для истории безвозвратно. Он считает, что если в Интернете нет этого альбома, если за столько лет он там не появился, значит, ни у кого эта пластинка не сохранилась. Я тоже пыталась отыскать "Исповедь" в Интернете (как всегда, увлеклась очередным чужим увлечением). Захотелось удовлетворить своё любопытство и, чем чёрт не шутит, вдруг хорошему человеку сюрприз сделать получится. Но найти эту запись не смогла. И тут как раз приходит Ваше письмо…"
Я немедленно отыскал запись "Исповеди" в своей фонотеке. У меня музыкальные "архивы" тоже не маленькие. Пару лет назад я оцифровал пластинку Глеба Мая (как, впрочем, и многие другие), а полученные МР 3-файлы записал на лазерную "болванку" и отложил до лучших времён. Позже очистил запись от шума и треска, но получилось не слишком удачно: в некоторых фрагментах голос Евтушенко звучал так, словно это говорит робот. Видимо, вместе с шумами я удалил из композиции реверберацию, объём и окраску звука, эхо, тонкие нюансы интонации и всё живое, что там было.
Пришлось снова браться за работу. Восстанавливал запись почти до утра. На сей раз получилось вроде бы лучше, хотя тоже, конечно, не студийная работа.
После этого я написал короткое письмо Наташе Май, рассказал о том, как я попытался восстановить запись "Исповеди" для своих друзей из Днепропетровска. "Передайте отцу, - написал я, - что его диск помнят, ищут и даже оцифровывают по два раза. По–моему, абсолютно ясно, что есть необходимость сделать в Интернете сайт Глеба Мая: биография композитора, встречи, люди, письма, фото, друзья, коллеги. Хорошо бы найти ранние записи: "Вельможи", "Скоморохи", "Лада", "Коробейники", "Весёлые ребята", "Аракс", "Исповедь". Многих заинтересуют и позднее творчество Глеба Мая: симфоническая музыка, камерная, экспериментальная, музыка для кино и т. п.".
"Алексей, - ответила мне Наташа, - лазерный диск "Исповедь" поступил в продажу в 2005 году и продаётся в магазинах студии "Союз". Если бы я вам сказала об этом раньше, вам не пришлось бы возиться с реставрацией записи…"
Через несколько дней я получил в подарок от Глеба Мая компакт–диск рок–поэтории "Исповедь" с автографом композитора. В буклете, который прилагался к альбому, я нашёл короткую информацию о группе "Аракс" и рассказ Евгения Евтушенко о том, как создавался этот диск.
"Однажды мне позвонил неизвестный мне композитор Глеб Май и сказал, что он написал на мои стихи композицию в стиле рок, черновую запись которой он хотел бы мне проиграть, - писал Е. Евтушенко. - Честно говоря, я несколько насторожился, а может быть, даже и поморщился.
У меня были и прежде случаи, когда некоторые мои стихи перекладывали на нечто рокообразное, но, как правило, произвольно корёжили не только сам текст, но и смысл. […] Хотя у меня нет никакой предвзятости ни к какому стилевому направлению, иногда приходилось видеть, что наши некоторые исполнители рок–музыки обращают внимание гораздо больше на телодвижения или на голосовые модуляции, чем на исполняемые под музыку стихи.
[…] Но когда Глеб Май проиграл мне магнитофонную запись, я был поражён, несмотря на то, что запись была весьма далека от совершенства. Прежде всего меня приятно поразило то, что сама композиция была составлена по всем законам напряжённой психологической драматургии. Были взяты стихи разных лет, посвящённые любви, и хотя у меня самого они не соединялись в одно целое, благодаря тонкому пониманию смысла стихов, все они, часто очень умно и тактично сокращённые именно для этой музыкальной пьесы, сложились воедино.
Получилась исповедальная история любви, которую мы иногда теряем из–за нашей собственной небрежности, невольно превращаясь в предателей собственных целомудренных высоких чувств. Композиция без какой–либо ненужной скучной дидактики подводила к мысли о необходимости такого же бережного отношения к любви, как к ребёнку, которого надо учить ходить.
[…] Возможно, в этой композиции есть свои просчёты, но одно для меня несомненно - своей работой Глеб Май доказывает широкие перспективные возможности соединения поэзии с музыкой в стиле рок".
18
24 мая 2003 года в Москве выступал Пол Маккартни. Недели за две до концерта я понял, что не пойду на Красную площадь. Билеты на "приличные места" стоили очень дорого. Было заранее известно, что сцену для музыканта установят возле собора Василия Блаженного. Значит, "приличные места" - это где–то между Спасской башней и мавзолеем. Но даже за билеты в "стоячем партере" (в районе Исторического музея) нужно было заплатить как минимум долларов шестьдесят. Прямо скажем, не бог весть какие деньги для тех, кто всю жизнь мечтал увидеть Пола Маккартни. Но что можно разглядеть из "стоячего партера"? Оттуда до сцены - метров двести. "Ну к чёрту, - решил я, - не пойду".
За час до концерта что–то заставило меня всё же подняться с дивана и поехать на Красную площадь. Вместе со мной засобиралась и моя тринадцатилетняя дочь.
- Напрасно на что–то надеешься, - сказал я ей. - Мы вряд ли попадём на этот концерт.
- А ты зачем едешь?
- Хочется посмотреть на это столпотворение. Тоже, должно быть, яркое зрелище…
- А что, будет столпотворение?
- Обязательно! Это же… - в первый момент я даже не нашёл точного определения, - это Пол Маккартни! Сорок лет ждали его концерт у нас в стране! Но я уверен, что сегодня нас не пустят дальше памятника маршалу Жукову. Хотя… - тут я задумался, - и оттуда видно собор Василия Блаженного…
Но я ошибся. Нас не пустили дальше Охотного Ряда. Манежная площадь была оцеплена военными и милицией. Я без энтузиазма щёлкнул пару раз затвором фотоаппарата, направив объектив на толпу, жмущуюся к железным барьерам ограждения. Потом мы пошли вдоль Охотного Ряда в сторону "Детского мира". Я уже ни на что не надеялся. Несколько раз поинтересовавшись ценой билета у спекулянтов, я больше не обращал на этих людей внимания. Но где–то возле магазина "Арбат–престиж" моя дочь подошла к неприметной даме, стоявшей у стены дома, о чём–то с ней поговорила несколько секунд и вернулась:
- Папа, она предлагает за пятьсот.
- За пятьсот… чего?
- Рублей.
- Ерунда! Ты не поняла. Наверно, долларов.
- Да нет же, она сказала, что за пятьсот рублей.
- Но ведь это… это дурдом! Билеты стоят в три раза дороже.
- Убедись сам.
Я подошёл к женщине и понял, что моя дочь права: "спекулянтка" предлагала нам билеты в "стоячий партер" за треть цены. Вот такой бизнес по–русски.
Как ни странно, у меня в кармане нашлась именно та сумма, которую просила эта женщина. (Я ведь не надеялся попасть на Красную площадь!). Но до последней минуты, пока мы не прошли все кордоны конной и пешей милиции, я не верил, что билеты настоящие. И только на Красной площади понял, что случилось чудо: кто–то поднял меня с дивана за час до концерта, дал мне в спутницы мою дочь и вывел нас на женщину, которая неизвестно по каким причинам продавала билеты на концерт Маккартни за бесценок. Это похоже на сказку про цветик–семицветик или про волшебную палочку, на холяву доставшуюся Незнайке. Только я ничего доброго для этой загадочной дамы, продавшей нам билеты, не сделал…
Через несколько дней я буквально за одну ночь написал большой рассказ ""Yesterday" над Спасской башней" и вскоре опубликовал его в Интернете. О чём этот рассказ, описывать здесь не буду: его легко отыскать в Сети и прочитать. Важно другое: вскоре я стал находить свой рассказ на неизвестных мне сайтах. В Интернете это случается сплошь и рядом, я уже говорил об этом. Написанную мной пьесу, например, я обнаружил в виртуальной библиотеке провинциального народного театра. О том, что они хотят опубликовать мою пьесу, меня в известность не поставили. Но, думается мне, ничего необычного в этом нет: Интернет - большая свалка текстов и другой информации, свободно доступной любому, "всё вокруг колхозное, всё вокруг моё"… Удивило же меня то, что ссылка "Информация об авторе", которую я обнаружил возле свой пьесы, привела меня к такой таинственной фразе: "Данных об А. Петрове нет". "Ищут пожарные, ищет милиция"… но данных нет. Видимо, мою рукопись этот театр обнаружил во время раскопок Трои или в гробнице Тутанхамона…
Свой рассказ о московском концерте Маккартни я нашёл на сайте "Mike99's Reg" (понятия не имею, что это такое). Материал был озаглавлен так: "Концерт Маккартни в Москве - лучшие моменты жизни… (наши люди пишут)". Фамилия автора (и даже имя с отчеством) были указаны, поэтому я, разумеется, не в обиде. Раз уж текст попал в Интернет, значит принадлежит всем и каждому. "Гуртове - чортове", как говорят у меня на родине. Точный перевод этой фразы дать затрудняюсь. Ну, допустим, "То, что общее, то дурное".
Кажется, на этом сайте (а может быть, на каком–то другом, где тоже обратили внимание на ""Yesterday" над Спасской башней") рассказ был проиллюстрирован снимком: Александр Градский и Андрей Макаревич на фоне кремлёвской стены. Они тоже были там в тот вечер.
"Градский по–прежнему где–то рядом", - подумал я, когда увидел этот снимок.
19
В те дни, когда я искал новую работу, Андрей Горбатов предложил мне билеты на "юбилейный" концерт Александра Градского: по случаю своего 55-летия певец собирался выступить в концертном зале "Россия".
Я отправил Горбатову электронное письмо: "Мне бы хотелось, конечно, побывать не этом концерте, но билеты, небось, будут дорогими, а я сегодня безработный. Куда мне сейчас ходить по концертам?.." "Хорошо, достану недорогие", - ответил Андрей. "У кого достанешь?" "У Саши". "У какого Саши?" "У Градского". "Как? Каким образом?" "Иногда заезжаю к нему по делам".
Есть же такие люди: заезжают к Градскому по делам…
Вскоре я получил новое письмо от Горбатова: "Градский нашёл для тебя недорогие билеты. Заезжай ко мне на проспект Вернадского. Меня, скорей всего, не будет. Возьмёшь у моей жены Ирины".
"Ну, то, что эти билеты именно для меня, это вряд ли, - подумал я. - Что ему, Градскому, за дело до меня? Он наверняка не знает о моём существовании. Но ведь есть же у них, наверно, какие–нибудь билеты по льготным ценам - для своих сотрудников, например".
На проспекте Вернадского чёрт ногу сломит. Вроде бы всё просто: есть точный адрес - иди и найдёшь нужный дом. Но оказалось, что "проспект Вернадского" - это гектары территории не только вдоль улицы, но и далеко в глубине дворов. Сложно даже определить, где чётная сторона улицы, а где нечётная, потому что если стоишь у входа в метро, то таблички на доме, который почему–то построен в двухстах метрах от проспекта, не видно совершенно. Чтобы сориентироваться, пришлось сделать несколько марш–бросков сначала в одну сторону, а потом в другую. Долго мне не могли помочь и встреченные прохожие. В подобных случаях мне всегда не везёт: обращаюсь к абсолютно некомпетентным людям. "А что там, в том доме?" - всякий раз спрашивали они. Не объяснять же им, что это всего лишь жилой дом и там живёт администратор Градского. Я искал дом Горбатова около часа. Ирина, жена Андрея, отдала мне конвертик с двумя билетами, а на конверте было написано: "А. Петрову".
Оказалось, что это билеты на откидные сидения. В некоторых театральных и концертных залах есть такие странные выдвигающиеся в проход между рядами полочки для тех зрителей, которые не желают или не могут покупать билеты за 30–40 долларов или дороже. На откидных местах нет спинки, поэтому долго там не усидишь. Но нам с женой повезло: мы вовремя заметили свободные сидения получше и перебрались туда.
Выяснилось, что в этот день Градский давал "пробный" концерт, чтобы, очевидно, обкатать программу и наладить звук. Или это вообще такая традиция: по случаю юбилея выступать по два дня кряду. В зале было много свободных кресел, и никаких звёзд эстрады и кино я среди зрителей не заметил. Основные торжества, очевидно, была намечены на следующий день.
Прежде чем продолжить свой рассказ, хочу сказать, что через два дня на сайте "izvestia.ru" (видимо, и в газете тоже) появилась статья–отчёт о концерте, которую автор озаглавил по сегодняшней моде бойко: "Стадионный смотритель". Она начиналась так: "Певец и композитор Александр Градский вот уже много лет демонстрирует публике, что с гениями общаться - это вам не бланманже кушать. Не пощадил он и собравшихся на концерт, посвященный его 55-летию". Кто же автор этого материала? Перепечатку статьи я обнаружил на сайте, созданном В. Тыминским и его друзьями. Она сопровождалась таким примечанием: "Публикация не подписана, но уж очень напоминает она стиль "деликатного" и "оченьмузыкальногокритика"…… (здесь названа фамилия).
Что ж, коль уж не подписано, то и гадать не будем. Своё повествование о том, как певец "не пощадил" в тот день своего зрителя, продолжу в дуэте с этим "деликатным критиком" (назовём его так).
20
В свое время я давал по 4–5 концертов в день по два с половиной часа в трехоктавном диапазоне. Это очень тяжело физиологически. Ни один певец в мире не делает концертов с такой вокальной нагрузкой. Ни о-дин в ми–ре - беру на себя смелость это сказать.
Из интервью А. Г.
Градский выступал два с половиной часа, но потом выяснилось, что это только первое отделение, во время которого практически одновременно работали на сцене два оркестра, детский хор из Клина и джазовый ансамбль Игоря Бутмана.
Александр вышел в сопровождении композитора Пахмутовой, и их, конечно сразу узнали, встретили аплодисментами. Но Градский, вероятно, усомнился в том, все ли зрители поняли, кто стоит на сцене.
- Если вы не знаете, как выглядит великая Александра Пахмутова - может быть вы приехали из Кинешмы, - то вот она, перед вами, - сказал он.
"Едва выйдя на сцену, Градский немедленно повёл себя как Наум Коржавин в известном довлатовском апокрифе, - прокомментировал это высказывание "деликатный критик". - Сперва он безо всяких предисловий усомнился в способности пришедших зрителей воспринять без подготовки его сложные сочинения. Затем пригрозил, что публике сегодня придётся нелегко. Затем обидел разом целый город, а заодно и всех собравшихся в зале, сообщив: "Вообще–то те, кто находится на этой сцене, в представлении не нуждаются, но откуда я знаю - может, вы из Кинешмы приехали". Даже с учётом приехавших из Кинешмы в зале было совсем немного людей, и г-ну Градскому стоило бы быть с ними полюбезнее, но не для того он выбрался на сцену, чтобы миндальничать с публикой".
Александра Николаевна села за рояль, и Градский исполнил "Как молоды мы были". Эту песню публика, конечно, ждала: хит незабываемый, - но дальше началось нечто неожиданное. Градский запел арии из опер, русские романсы, итальянские народные песни, эстрадную классику вроде "Strangers In The Night" и даже "Шоу должно продолжаться" Ф. Меркьюри. Девчонки из хора во время всего концерта просидели не шелохнувшись, выпрямив спины и сложив ладони на коленях (благородные девицы!), а когда приходил их черёд выступать, поднимались по знаку своего руководителя и пели. Какие песни из репертуара Градского подходят детскому хору? Оказывается, многие. Например, "Синий лес" или та же "Show Must Go On" прекрасно звучат в хоровом исполнении.
"То, что вечер обещает быть непростым, было понятно и без предисловий: на сцене теснились большой симфонический оркестр, оркестр народных инструментов, детский хор и джазовый ансамбль Бутмана, - написал "деликатный критик". - Первым же номером Градский исполнил прославивший его "Первый тайм" и, расплевавшись таким образом со всеми обязательствами перед залом, принялся толкать вперёд неподъёмную многочасовую программу, наполненную его любимыми сочинениями и составленную без малейшей оглядки на слушателей. Тут были оперные арии, песни разных лет, симфонические сочинения, вокальные циклы, хиты из репертуара Queen и Фрэнка Синатры, а также просто любимая музыка певца, которую он с удовольствием послушал вместе с залом. Вообще–то резонно предположить, что, придя на концерт Градского, слушатель хочет услышать именно Градского, а не Бизе и не увертюру Верди к опере "Сила судьбы". А Верди и Бизе он лучше послушает в другом месте и не с таким чудовищным звуком".
Бутман и его коллектив выступили прекрасно. Джаз в живом исполнении звучит совсем иначе, нежели с диска, и в тот вечер нам предоставилась возможность ещё раз убедиться в этом. "А сейчас Игорь покажет вам мою любимую вещь из его репертуара", - объявлял Градский, скромно усаживался на табурет в центре сцены и слушал. Так продолжалось всё первое отделение: споёт три песни и отдыхает, сидит, слушает. А в этом время вокруг него играют оркестры и поёт хор.
Спустя некоторое время зрители стали потихоньку уходить: пришли ведь на Градского, а он предложил им Бизе и Мусоргского. Публике показалось, что это скучно. Тут ведь нужна особая музыкальная подготовка. Да, на сцене работали великолепные музыканты - но это нужно было суметь почувствовать, понять.
"Но мнение публики здесь едва ли кого волновало: в расчёт брался только идеальный слушатель, счастливо и тихо внимающий всему, что происходит на сцене, и досконально знакомый с обширной дискографией композитора, в которой есть и музыка к балетам, и рок–оперы, и вокальные сюиты, и киношлягеры. Именно к нему обращался юбиляр - не трудясь даже объявлять названия композиций и только указывая год создания".
"Идеальный слушатель" - это, очевидно, сказано о таких, как я. То, что происходило на сцене, казалось мне интересным и вполне в духе Градского. Певец всегда был непредсказуем - и десять лет назад, и двадцать, - таким остался и сегодня. Но (надо ли это скрывать?) я всё равно надеялся, что Александр в конце концов исполнит "Жил–был я", "Джоконду", "Романс Неморино" и что–нибудь из "Русских песен". Я смотрел на грузноватого длинноволосого певца, расхаживающего по сцене своей тяжёлой, слегка "подагрической" походкой, и думал: "Ну вот, не прошло и тридцати лет… Я долго шёл к этому. Градский был всегда где–то рядом - и вот он стоит передо мной, и, если призадуматься, этот факт так же значителен для меня и необычен, как и то, что за короткое время, с тех пор, как я переехал в Москву, мне удалось поездить по свету, увидеть египетские пирамиды, французский город–крепость Каркасон, корриду в Барселоне и музей Сальвадора Дали в Фигерасе… Всё тот же голос, упругий и звонкий, и снова мороз по коже, и опять восхищение перед неувядающим талантом этого музыканта…"