- Он устал, ему не мешало бы отдохнуть.
Не дослушав рассказа Луи об аресте Беро, Роз сняла трубку.
- Алло… Пожалуйста, соедините меня с префектом… Я говорю по поручению Шарля Морена, депутата от Дордони… Алло… Господин префект? С вами говорит Морен. Мой муж только что узнал об аресте бержеракскими жандармами одного крестьянина. Его зовут Рожэ Беро… Правильно, Рожэ Беро, герой Сопротивления… К нам явилась делегация с этим сообщением… Вы сами мне позвоните?.. Благодарю вас, господин префект.
Роз Франс казалась очень взволнованной.
- Он утверждает, будто не в курсе дела. Так мы ему и поверили! Во всяком случае, они предупреждены. Надо выпустить обращение, устроить собрание и немедленно образовать комитет защиты…
VIII
Поезд опаздывал…
Проезжая через Лимож, Шарль Морен находился еще в полусне и не обратил на это внимания. Он проделывал этот путь еженедельно, поэтому засыпал, как только поезд трогался из Парижа, и окончательно просыпался лишь в Перигё. Открыв глаза, он увидел в окно, что начинает светать, и, даже не посмотрев на часы, стал собираться. В это время по расписанию поезд должен был приближаться к Перигё, но он опаздывал на целый час. Морен ехал один в купе первого класса, он решил воспользоваться возможностью еще поспать, снял ботинки и как можно удобнее устроился на подушках. Его разбудил контролер.
- Господин депутат, мы прибываем.
- Послушайте, ваш поезд опаздывает не хуже писем.
- А что, может, и мы еще…
Последние дни почта приходила с перебоями. Это явление становилось закономерным и служило поводом для шуток. Газеты начали поговаривать об осложнениях с почтовыми чиновниками, о том, что некоторые из них бастуют. Накануне вечерние газеты сообщили о новой очередной забастовке в Бордо и уверяли, что она отразится только на обслуживании департамента Жиронды, в других районах страны никаких нарушений графика не произойдет. Когда Морен сошел с поезда, несколько пассажиров почтительно раскланялись с ним, а один из железнодорожников подошел к нему, как к старому знакомому.
- Ты уже слышал?
- Нет, я только что приехал.
- Почтовики бастуют по всей Дордони.
- Когда это началось?
- Сегодня ночью в ноль часов. Они подхватили движение, начатое в Бордо.
Морен не стал задерживаться и поспешил домой.
Он жил в нескольких шагах от вокзала. Роз, его жена, была еще в постели. Это его не удивило. Роз привыкла ложиться поздно и утром с большим трудом заставляла себя встать. Кроме того, в те дни, когда он приезжал, она даже не заводила будильник, зная по опыту, что муж и так ее разбудит рано. Правда, в этот раз он прибыл позже обычного, но все равно ходил на цыпочках. Он подогрел кофе, стоявший на плите, и принес его Роз вместе с двумя горячими рогаликами, которые купил в буфете на вокзале. Но ему не пришлось ее будить, она уже проснулась.
- Дорогой ты мой, как это мило!
Обычно в подобных случаях она пыталась выиграть время и зарывалась в подушку, но на этот раз сразу вскочила и нежно обняла его за шею.
- Присядь на кровать, мне надо с тобой поговорить.
- А ты знаешь, что уже восемь часов?
- Ничего. Я должна тебе сообщить приятную новость.
- Я знаю, почтовики забастовали.
До чего же мужчины глупый народ!
Она улыбнулась ему с таким счастливым видом, что у него мелькнула догадка, но он боялся поверить.
- Шарль, тебе ничего не приходит в голову?
- Ну-ка, скажи…
- Все в порядке. Мне не терпелось с тобой поделиться этой радостью.
- Ты беременна?
- Да.
Шарль почувствовал, как у него замерло сердце. Это такое счастье! Вот уже девять лет как они мечтают о ребенке. Первое время они часто говорили об этом, потом, когда увидели, что желание их не исполняется, обратились к доктору; тот успокоил их, но с тех пор прошли годы… Ежемесячно, приблизительно в одни и те же числа, Роз в течение двух-трех дней ходила грустная. Шарль знал, чем вызвано ее дурное настроение, и старался ее отвлечь. Но он же сам ей сказал. "Если это случится, ты мне не говори, пока не будешь совершенно уверена, а то разочарование будет слишком жестоким". Они не хотели огорчать друг друга и старались об этом не говорить. Роз теперь было тридцать два года, Шарлю - под сорок. Сейчас опять-таки он попытался оградить ее от возможного разочарования.
- Послушай, может быть, мы слишком рано радуемся?
Но ничто уже не могло поколебать уверенности Роз.
- Знаешь, я решила рожать без боли.
Роз быстро оделась. Они позавтракали на кухне, обсуждая начавшуюся забастовку и арест Беро. Шарль Морен был полон радужных надежд.
- Я не я, если при таких условиях наша кампания против перевооружения Германии не примет большого размаха.
Перед уходом он обнял жену и хотел было поднять ее кверху, как любил это делать, но она остановила его.
- Сумасшедший, меня тошнит.
Морен сбежал по лестнице, перескакивая через ступеньки и напевая песенку, модную в дни его юношества:
Все хорошо, прекрасная маркиза,
все хорошо, и жизнь легка…
- В веселом настроении сегодня, - сказала ему соседка, подметавшая тротуар.
- А как же, радостные события.
Другая, незнакомая женщина остановила его на улице:
- Мсье Морен, как вы относитесь к тому, что происходит?
- Очень хорошо, сударыня.
У входа в помещение федерации его ожидали Луи и Ирэн.
- Плохи дела, - сообщил Луи.
- А что такое?
- Беро вчера вечером перевели в Бордо.
- Сейчас займемся этим делом. Зайдем ко мне в кабинет.
Морен попросил извинения, что придется немного обождать. В это время явилась Симона, машинистка. Он не дал ей даже сесть и сразу же потребовал:
- Немедленно вызови товарища Гонтрана из профсоюзного объединения.
Машинистка покрутила ручку телефона.
- Странно, там никого нет…
- Где именно?
- На станции.
- Черт побери, я же забыл о забастовке. Ну-ка, дай мне трубку.
Морен услышал обычный щелчок, прошло несколько секунд, и далекий женский голос, не дожидаясь, пока назовут номер, объявил:
- Всякие соединения прекращены до особого распоряжения. Вызываем только больницы и врачей.
- В таком случае соедините меня с доктором Сервэ в Палисаке, номер тринадцать.
Морен подождал еще некоторое время и повесил трубку, потирая руки.
- В порядке? - спросил Луи.
- В полном порядке. Палисак не отвечает. Ладно, необходимо разыскать и притащить сюда Гонтрана или еще кого-нибудь. Симона, садись на велосипед и поезжай в объединение. А теперь давайте поговорим.
Луи рассказал все, что знал. Накануне, вернувшись из Перигё, они подъехали к бержеракской тюрьме справиться о Беро. Сперва надзиратель ответил, что под такой фамилией в тюрьме никто не числится, но потом под их напором все же сообщил некоторые подробности. В этой тюрьме Беро находился всего несколько часов, пока выполнялись всякие формальности. Из Бордо прибыли два инспектора, они занялись им и в начале дня увезли с собой. Надзиратель не высказал никаких предположений, но все же дал понять, что Беро, по-видимому, отправлен в форт Ха.
- Как хотите, а это уж слишком! - воскликнул Шарль, ударив кулаком по столу. - Освобождают бывших эсэсовцев и арестовывают партизан. Возможно, Беро сидит в той же камере, в которой несколько недель тому назад находился кто-нибудь из палачей Орадура. Надо драться и отстаивать Беро, чем бы они ни объяснили его арест. Ясно, они его увезли в Бордо, чтобы не судить в департаменте. Здесь это наделало бы слишком много шуму. Вот они и отправляют его подальше. Они попытаются выиграть время, и если мы замешкаемся, могут и засудить. Послушай-ка, кстати, ты ведь входил в его отряд?
- Правильно, и даже вместе с ним выполнял это задание. Мы расстреляли предателя Дюрока, а нашим начальником был Пораваль.
- Ты повидался с Поравалем?
- Да, он меня хорошо принял.
- Какого он придерживается мнения?
- Трусит.
- Не верю.
- Во всяком случае, было видно, что ему неприятна вся эта история. Прежде всего он хочет посоветоваться с тобой и с Вильнуаром.
- По-моему, они не будут настаивать на деле о Дюроке. Против этого предателя у нас слишком много материала. И им пришлось бы арестовать также Пораваля, а это не так-то просто, тем более что их цель нас разъединить. Думаю, они будут напирать на дело о ферме Борденава. Беро, перед тем как выйти из макИ, взорвал дом Борденавов и, к сожалению, хвастался этим.
- Ты думаешь, они к этому прицепятся? Ведь Борденавы сотрудничали с оккупантами и их все ненавидели.
- В те времена - да, но сейчас многие позабыли обо всем этом. Старик вернулся и разыгрывает из себя жертву, утверждая, что его дом был сперва разграблен и только потом подожжен. Он умалчивает о своем сыне, служившем в милиции, и уверяет, будто упросил немцев не преследовать жителей Палисака. Конечно, те, кто помнят, как все было, отворачиваются от него, но старик действует умело, и некоторые попадаются на его удочку. Кроме того, Борденав - друг Рапиньяка, а владелец замка из тех, благодаря кому в парламент попадают всякие Вильнуары. Как видишь, все связано между собой. С их точки зрения, Беро опасный человек - он бедняк, пользуется влиянием в профсоюзе и слывет ярым коммунистом. Да и вообще они хотят, засудив его, бросить тень на все движение Сопротивления, и это в тот момент, когда делается все для того, чтобы Франция снова капитулировала…
Шарль Морен по своей привычке пошевелил тремя оставшимися пальцами правой руки, и его лицо снова озарила улыбка, которая почти никогда его не покидала.
- Да, друг, борьба, ничего не поделаешь. И все равно мы им доставим неприятностей больше, чем они нам. Кстати, говорят, твоя жена добилась блистательных успехов в своем комитете?
- Откуда ты знаешь?
- Прочел в бюллетене движения. В шестом районе Парижа собрано три тысячи подписей против перевооружения Германии. В том же бюллетене помещена фотография какой-то консьержки, она одна собрала четыреста подписей.
Ирэн, покраснев, взяла статью.
- Да, это Томасен, так я и думала.
- А мы создадим департаментский комитет. Боевая будет организация.
Луи и Шарль виделись довольно часто. Морен снимал комнату, в которой раньше, до своего знакомства с Ирэн, жил Луи. К тому же они были соседями, и Морен иногда заходил к Фурнье поужинать.
Они обсудили еще раз практические меры, которые следовало принять для защиты Беро. Роз уже рассказала о случившемся бержеракским коммунистам. Теперь нужно связаться с соответствующими организациями, поставить в известность федерацию Бордо, договориться об адвокате, написать статью в газету, продолжить переговоры с префектурой, организовать делегации…
- Словом, - сказал Морен, - пустить в ход все имеющиеся у нас средства.
Луи и Ирэн предложили свои услуги. Морен дал им несколько адресов жителей Палисака, с которыми надо было повидаться.
- Как держится Сервэ? - спросил Луи.
- Хорошо, а что?
- Он как-то странно вел себя.
- А у него такой характер. Он кажется легкомысленным, но на самом деле очень предан нам. Мы ему ставим в упрек, что он забросил своих бывших товарищей - социалистов. У них в Палисаке появился новый учитель, социалист, неплохой человек.
Луи и Ирэн не хотели отнимать время у Морена и, увидев, что в кабинет вошли несколько человек, встали.
- У вас есть на чем уехать?
- Да, на грузовике Пораваля, он приехал за каким-то товаром. Эжен, его шофер, должно быть, уже ждет нас…
- Только не уезжайте из Дордони, не побывав у нас.
- Ладно, да мы увидимся до этого…
- Подождите минутку, - нагнал их Морен в коридоре. - Я еще никому не говорил - кажется, наконец-то Роз станет мамой.
- Поздравляю, старина. Ты счастлив?
- Еще бы!
Ирэн украдкой вытерла слезы.
- Видишь, не надо терять надежду, - сказал Луи. - Роз на четыре года старше тебя, да и я моложе Шарля.
* * *
- Вы говорите - не отчаиваться. Легко сказать! А кто будет работать? Они забрали мужа, и скоро уйдет сын.
Сидони была растеряна. Ирэн пыталась ее утешить, объяснила ей, что в Палисаке уже качали собирать подписи под петицией за освобождение ее мужа… Организуются другие комитеты защиты… Товарищи из Бордо поддерживают с ним связь… Каждый день его будет навещать адвокат, которого Луи знает…
- Ладно, а как же с виноградом? Кто его будет собирать? И чего ради Рожэ так старался? В сорок четвертом году он всех нас бросил и ушел в макИ, подумать только! И вот награда. За дом еще не все выплачено… Хорошо, хоть вы оба со мной.
И все же Сидони нелегко было сломить. Она поражала и восхищала Ирэн своим трудолюбием и всегда бодрым настроением. Вставала Сидони первой, еще до рассвета, отпирала дверь, отправлялась в сарай за охапкой сухих веток и растапливала большую плиту. Часто в горячей золе еще сохранялись тлеющие угольки, и достаточно было хорошенько подуть, чтобы вспыхнул огонь. Но бывало, что дрова сырели, западный ветер загонял дым обратно, сбивая хлопья сажи, и разжечь огонь было очень трудно. Сидони выгоняла кошек, спавших в плите, выгребала в корзину золу, высыпала ее в уголок за сараем и снова принималась раздувать огонь. Как только дрова разгорались, она бежала к колодцу, приносила ведро воды, наполняла большой котел и, подняв его обеими руками, вешала на крюк над огнем. К этому времени поднимались мужчины, и пока они возились в хлеве, Сидони подметала кухню и одновременно готовила им кофе. После этого она выгоняла скотину, насыпала зерно курам, ставила корм уткам, давала траву кроликам и возвращалась на кухню, чтобы заварить похлебку для собак (у них были две охотничьи собаки и одна овчарка, втроем они съедали в день несколько фунтов хлеба). Ей не всегда удавалось помыться до утреннего завтрака, так как надо было перемыть посуду, оставшуюся с вечера, проветрить комнаты, застелить постели… Мужчины усаживались за большой кухонный стол и ограничивались тем, что ставили на клеенку кувшин с вином и клали каравай хлеба.
"Ну, чем ты сегодня нас угощаешь?" Сидони проверяла содержимое буфета и всегда находила, чем их покормить. Рожэ бывало съедал остатки ужина. Милу - кусок вареной ветчины (сырую он не ел).
Мужчины уходили в поле, а Сидони либо принималась за стирку, либо ухаживала за только что вылупившимися цыплятами… Словом, дел у нее всегда хватало… Освободившись, она отправлялась помогать мужу и сыну. Работу на винограднике она знала не хуже, чем мужчины, и разве что не ходила за плугом, а косой, граблями, лопатой и тяпкой она орудовала с большой ловкостью, но предпочитала все делать руками, и они у нее были покрыты ссадинами от полки, от подвязывания лоз и собирания хвороста. Около полудня она уходила домой, чтобы успеть приготовить обед. Она накрывала на стол, после еды убирала посуду, мыла ее, а во время послеобеденного отдыха развешивала белье, варила в котле картофель и свеклу для свиней. Так она работала до самого вечера и ложилась последней. Круглый год она трудилась, не зная устали, даже в дождливые дни и зимой у нее всегда была работа: вычистить хлев или залатать мужу брюки. По субботам она отправлялась на рынок, чтобы продать несколько дюжин яиц или корзину фруктов, и это был ее отдых. Летом она любила ходить в лес за белыми грибами; обычно она их мариновала или продавала в городе. Иногда, по воскресеньям, когда мужчины после вкусного обеда уходили на охоту, Сидони разрешала себе наконец посидеть перед домом. Она беседовала с соседкой или же вязала толстый шерстяной пуловер своему Милу, который должен был скоро уйти в армию.
Сидони обрадовалась приезду Луи и Ирэн, они внесли разнообразие в ее монотонную жизнь. Луи таскал ей воду, приносил дрова и смешил ее до слез, подражая местному говору. Ирэн мыла посуду, накрывала на стол и так старательно убирала свою комнату, что она стала неузнаваемой.
- Мы в ней не будем теперь ночевать, - говорила Сидони. Они с Рожэ предоставили гостям единственную приличную комнату в доме, а сами спали в каморке, служившей одновременно чуланом.
Сидони расспрашивала Ирэн, как та живет в Париже. Ей казалось очень трудным высидеть целый день в конторе, и она не понимала, как можно готовить в кухне размером в два квадратных метра. Но самое большое впечатление на нее произвел рассказ Луи о прессовщицах его завода. Руки девушек в кожаных браслетах прикреплены к станку. Штамп станка то поднимается, то опускается, вырезая детали, работницы все чаще и чаще нажимают на педаль, и количество ударов пресса доходит до двух тысяч в час.
- Мы по крайней мере хоть не привязаны, - сказала Сидони.
Она находила Ирэн хилой, считала, что та зачахла, когда работала на заводе, и не позволяла гостье утомляться.
- Бросьте, - говорила Сидони, - вы же приехали отдыхать, - и вырывала у Ирэн веник, забывая, что у нее самой расширение вен и кровь приливает к голове, когда она слишком долго стоит у плиты.
Сидони вскочила с места, воодушевленная внезапным решением:
- Я поеду туда!
- Куда?
- Ясно куда - повидаться с Рожэ. Не может быть, чтобы меня к нему не пропустили.
Луи пытался ее убедить подождать еще немного, но она настаивала на своем:
- Я не успокоюсь, пока его не увижу. Отвезу ему чистое белье и жареную курочку.
Впервые в жизни она пускалась в такое далекое путешествие, и на сборы у нее ушло полночи. Утром она уехала в Бордо.
Луи с Ирэн одни остались сторожить дом, Милу на соседней ферме помогал молотить хлеб. Сидони сварила гостям полную кастрюлю супу, достала гуся, законсервированного в собственном сале, и оставила все необходимое для ухода за скотом.
Они чудесно провели время, весь день не видели ни души, даже почтальон не заходил на ферму. Они так рьяно работали, что в увлечении даже забыли включить радио в час последних известий. Когда Милу к вечеру зашел, чтобы покормить скот на ферме, работа кипела. Ирэн мыла пол в кухне, Луи выпалывал траву вокруг дома.
- Мать еще не вернулась?
- Нет.
- Она должна была приехать с шестичасовым поездом. Боюсь, что ей трудно будет оттуда выбраться. Говорят, в Бордо забастовка расширилась.
Луи успокоил Милу - ничего серьезного там не происходит, и она, по-видимому, сядет в следующий поезд. А ее задержка, возможно, хороший признак…
Сидони вернулась, когда уже стемнело. Милу первый услышал шум велосипедного моторчика. Сидони была вся в поту и в очень взбудораженном состоянии.
- Ну, друзья, какие у меня были происшествия - думала, никогда не доберусь!
- А Рожэ вы видели?
- Да. Вообще много всего повидала.
Едва отдышавшись, она принялась рассказывать о своей поездке.
- С утра все и началось. Хорошо, я приехала на вокзал заранее, а то и места не достала бы. Пассажиры так скандалили, что заставили прицепить еще один вагон. Приехали в Либурн, стоим и чего-то ждем. Вдруг появляется железнодорожник и объявляет: поезд дальше не пойдет. Вы бы видели, какой поднялся шум! Пассажиры пошли к начальнику поезда. Я стояла среди толпы. Наконец один вокзальный служащий, очень славный, сказал мне, что, если меня устраивает, я могу поехать товарным поездом. В вагоне нас было человек двадцать, и мы в конце концов добрались до Бордо.
- Долго ехали?