Жаку только этого и хотелось. Он не мог вернуться в Париж, не повидав Жаклину. Он уехал на день раньше, полный надежд и одновременно опасаясь, что его ждет жестокое разочарование. Отец сунул ему две бумажки по десять тысяч франков.
- На дорогу и на баловство.
- Спасибо, у меня еще остались деньги.
- Бери, бери, они тебе могут понадобиться. В случае нужды без всяких колебаний сообщи мне. Какой ты дорогой поедешь?
Впервые Жак соврал отцу:
- На Либурн, а оттуда в Париж.
- А не лучше ли тебе проехать прямо на Ангулем?
- Нет, там не такая красивая дорога.
Филипп Одебер все понял.
- Ну, развлекайся, только помни, что ты из честной семьи.
Они расстались, не поцеловавшись. Жак выехал из города и почувствовал себя свободнее. Он нажал на акселератор. Вдоль шоссе время от времени попадались люди, которые знаком просили их подвезти. Он проезжал мимо них, не замедляя хода, но внезапно затормозил, увидев двоих людей, сидевших на рюкзаке.
- Вот это неожиданность! Что вы здесь делаете?
Первой к Жаку подошла Ирэн Фурнье.
- Как видите, пытаемся уехать.
- Могу довезти до Парижа, если вас это устраивает. Но только я обязательно должен заехать в Бордо.
- Надолго?
- Не знаю. На один, два дня…
Ирэн вопросительно посмотрела на мужа - в состоянии ли они пойти на дополнительные расходы.
- Хорошо, - сказал Луи.
Он сел рядом с Жаком, а Ирэн устроилась с вещами на заднем сиденье.
- Да, нам повезло, - сказала она. - Как раз вчера мы с Луи говорили о вас.
- Вы знали, что я в Бержераке?
- Нет. Мы вспомнили о вас в связи с комитетом. Вы слышали, Абдераману гораздо лучше.
Речь шла об алжирце, которого Жак видел на собраниях комитета. Во время демонстрации в день 14 июля, когда полиция обстреляла группу арабов, Абдераман был ранен в плечо, и его оперировали. Товарищи по комитету сложились, чтобы помочь ему.
Жак был очень рад этой встрече. Он первый заговорил о забастовках.
- Как вы к этому относитесь? - спросила Ирэн.
- Они правы, о чем говорить!
Жак сам не смог бы объяснить почему, но ответил не раздумывая.
В Бордо Жак спросил Луи, куда их отвезти, тот, к его удивлению, ответил:
- К тюрьме.
- К тюрьме?
- Да, мы хотим повидать одного товарища.
Ирэн, поймав удивленный взгляд Жака, объяснила ему, в чем дело, рассказала, что они с Луи хлопочут о крестьянине Беро. На Жака словно пахнуло свежим воздухом, но тут же он подумал, что таким людям, как Фурнье, должны быть чужды его заботы.
Условившись встретиться с ними вечером, он поехал в портовые улички разыскивать Жаклину.
Ему показалось, что дом, стоящий в глубине одного тупика, если судить по ветхим зданиям, которые его окружали, соответствует описаниям Жаклины. Несколько девочек пускали бумажные кораблики в канаве. Одна из них подтвердила, что Жаклина Леру живет здесь, и он вошел в коридор. Его передернуло от затхлого воздуха, стены и сводчатый потолок были покрыты плесенью. Жак решительным шагом поднялся по деревянной лестнице, освещенной тусклой лампочкой, которая, видимо, горела круглые сутки. Когда ему открыли дверь, он был удивлен, увидев яркий дневной свет, проникавший в кухню через окно, которое выходило прямо на доки. Впустил Жака высокий худощавый мужчина. Он с недоверием оглядел его. Тут же стоял человек в форме почтальона, и Жак решил, что ошибся.
- Простите, скажите, пожалуйста, здесь живет Жаклина Леру?
- Без всякого сомнения, молодой человек. Я ее отец.
Если бы в ту минуту Жак мог придумать какой-нибудь предлог, он тут же сбежал бы, но испытующий взгляд этого могучего человека требовал объяснений.
- Мне бы хотелось ее повидать.
- Вы знакомы?
- Моя фамилия Одебер, я работал с нею в "Лютеции".
- Надо было сразу сказать.
Он пригласил его войти и познакомил с товарищем.
- Фернан Груссо, почтовик, член профсоюза ФУ. С начала забастовки мы действуем сообща.
- Я тоже член профсоюза.
- ВКТ?
- Да, - ответил Жак, хоть и не твердо разбирался во всех этих названиях.
Леру приоткрыл дверь в комнату и крикнул:
- Жаклина! К тебе пришел товарищ…
- Сейчас, попроси его подождать…
У Жака забилось сердце. Не обращая внимания на его состояние, Леру предложил ему присесть и, как ни в чем не бывало, снова вернулся к разговору о комитете единства, о сборе денег в пользу бастующих и, главное, о необходимости выпустить листовку с требованием прекратить войну во Вьетнаме.
- Ты только подумай, - говорил Леру товарищу, - два миллиарда в день! На них можно было бы удовлетворить все наши требования.
Жаклина догадалась, что к ней приехал Жак, и у нее подкосились ноги. Она не меньше Жака настрадалась за последнее время. Началось с настойчивого желания Жака приехать в Бордо. Хотя ей и хотелось поскорее увидеться с ним, Жаклина боялась, что он будет разочарован. По приезде домой Жаклина сразу же погрузилась в семейные заботы.
На операцию матери и на лечение требовалось много денег, эти непредвиденные расходы лишь частично покрывались страхкассой. Жан, брат Жаклины, работал на заводе, но еще числился учеником. Второй ее брат учился и ничего не зарабатывал. Маленькая Мирей ходила в школу. Это была болезненная девочка, и на лето надо было отправить ее в детскую колонию или найти недорогой пансион где-нибудь за городом. Отец, несмотря на свои сорок пять лет, был вполне трудоспособен, но в порту не всегда бывала работа. Жаклина заменяла мать: она готовила, убирала, стирала и чинила белье, заведовала семейной кассой, в которой каждый франк был на счету, и, ничего не говоря, ежедневно добавляла на домашние расходы по сотне франков из своих сбережений.
Жак не мог, конечно, догадываться о всех ее заботах, о том, с каким трудом она купила себе платье, которое надела, чтобы его встретить: она давно приглядела его в витрине магазина и только через несколько недель смогла его приобрести. Для этого ей пришлось по субботам и по воскресным утрам поработать в булочной, где она раньше служила. Ничего не было удивительного, что при таком положении ей казались несбыточными мечты Жака. Он говорил ей о будущем так, будто все трудности преодолены. Ему незнакома была нужда, а Жаклина прошла суровую школу и боялась, как бы Жак, столкнувшись с действительностью, не был горько разочарован. Их краткое свидание и поездка на мыс Феррэ казались ей сказкой. Но после этого счастливого дня Жак написал не сразу, письмо было короче обычного, и Жаклина, несмотря на свежие воспоминания, почувствовала, что за нежными словами скрывается какая-то недоговоренность. Намерения Жака натолкнулись на сопротивление семьи, об этом она инстинктивно догадалась и была уверена, что не ошибается. Для нее это не было неожиданностью.
В минуту растерянности Жаклина поделилась своими сомнениями с отцом, и тот откровенно сказал ей:
- Если парень тебя в самом деле любит, он приедет повидаться с тобой. Если же он не приедет, значит, это хлюст. В таком случае нечего дожидаться, пока он тебя бросит.
Вот почему Жаклина не ответила на первое письмо Жака. На следующие письма она все откладывала ответ, терзаясь при этом, и наконец, не выдержав, излила ему всю свою душу, но после этого он перестал подавать всякие признаки жизни. Жаклина убеждала себя, что виной этому забастовка. Она ждала его приезда, но тщетно…
Жаклина поспешно сняла фартук, надетый поверх юбки, причесалась, подмазала губы и вышла к Жаку.
Тот встал. От волнения оба не могли ничего сказать и только назвали друг друга по имени.
Леру поднял голову и еле заметно улыбнулся.
- Не стесняйтесь, можете поцеловаться.
Жаклина провела гостя в соседнюю комнату, гостиную, по определению докера, в которой, по его же словам, не хватало только кресел, люстры и ковров. Здесь стояли две большие тахты, а посредине круглый стол, за которым сидел молодой человек, обложенный открытыми книгами, и что-то писал.
- Мой брат Поль, он готовится к экзаменам, - сказала Жаклина.
Высокий юноша, поразительно похожий на отца, встал, чтобы поздороваться, и, сославшись на какие-то дела, тактично вышел. Жаклина усадила Жака на тахту и села рядом с ним.
- Это моя постель, - сказала она. - Я сплю здесь с сестренкой.
Металлическая штанга, тянувшаяся под потолком, разделяла комнату пополам: на ней висела старенькая портьера, отодвинутая сейчас к стене. Жак догадался, что на второй тахте спят братья.
- Я решил, что ты не хочешь мне писать, - сказал он.
- А я - что ты не хочешь меня видеть.
Они поняли друг друга без лишних слов… Присутствие Жаклины красило все вокруг, и Жак неожиданно для себя сказал:
- Здесь очень мило.
- Бывшим жильцам эта комната служила столовой. У нас есть еще одна, где спят родители, и большая кухня, которую ты видел. Раньше, когда я была маленькая, мы жили в квартирке, где была только одна комната с кухней, они были меньше, чем эта спальня. Освещение было газовое, а за водой мы спускались этажом ниже.
На этажерке из простого некрашеного дерева аккуратно стояли книги. Здесь были произведения Ромен Роллана, Барбюса, Арагона, Островского, Эренбурга и многих других. Жак старался припомнить названия книг русских писателей. Он читал только "Анну Каренину" Толстого, остальные писатели ему были незнакомы.
- Ты рассматриваешь мою библиотечку? Она маленькая, правда? У братьев побольше, а у папы целая коллекция брошюр и теоретических книг.
Жак залюбовался акварельным пейзажем: крыши домов, а за ними пароходные трубы на фоне невероятно синего неба.
- Не смотри, это ужасно.
- А по-моему, очень красивая картинка.
- В свободное время я люблю рисовать. У меня есть получше, чем эта, я тебе покажу.
Жаклина сияла от вновь обретенного счастья. Жак, сам того не замечая, открывал новый мир.
Вошел Леру и прервал их беседу.
- Доченька, мы с Фернаном уходим в стачечный комитет. Вернусь к двенадцати. Товарищ пообедает с нами?
- Ну что вы… - пробормотал Жак.
- Обязательно, - ответила Жаклина. - Он пойдет со мной за покупками.
Они вышли почти вслед за Леру.
На лестнице они встретили нескольких соседей. Жаклина поздоровалась с ними, радуясь, что ее видят с Жаком. Во дворе девочка, у которой Жак спрашивал дорогу, бросилась Жаклине на шею.
- Так это тот господин, о котором ты нам говорила?
- Да, да. Иди играй…
- Мне он очень нравится, - сказала девочка, не двигаясь с места.
Жак погладил ее по голове.
- Ты и есть Мирей?
- Да, - ответила за нее старшая сестра. - Мы хотели ее отвезти в деревню, но теперь придется отложить, пока начнут ходить поезда. Мирей, ты нас подожди во дворе, мы скоро вернемся.
Жак с Жаклиной отправились по лавкам. Жаклина вынула из маленького кошелька тысячу франков и не разрешала Жаку платить за нее. То ли она заранее рассчитала, сколько ей придется истратить, то ли у нее была только одна эта бумажка в тысячу франков, но, во всяком случае, она точно уложилась в эту сумму. Они купили хлеба, бутылку вина, котлет и овощей.
По дороге Жак поглядывал на витрины, словно что-то высматривая. Он купил пакетик конфет для Мирей и букет цветов Жаклине. Это его не удовлетворило. Ему хотелось сделать хороший подарок, но такой, чтобы она не приняла его за подачку и не могла бы от него отказаться. Наконец он остановился у ювелирного магазина, взял Жаклину за руку и предложил:
- Зайдем сюда.
- Зачем?
- Я хочу купить тебе кольцо.
- Ты сошел с ума.
- В память о мысе Феррэ. Мне очень хочется это сделать. - Навстречу им услужливо выбежал старичок с маленькой бородкой и в очках.
- Мне нужно кольцо, - сказал Жак.
- Обручальное?
- Вот именно, обручальное.
- По-видимому, для мадемуазель? Поздравляю вас, мсье. Конечно, вы хотите хорошее кольцо?
Убежав за прилавок, он открыл несколько ящиков и раскрыл перед покупателями затянутый черным бархатом большой плоский футляр с четырьмя рядами колец. Потом он зажег специальную лампочку, и драгоценности засверкали.
- Вы только посмотрите, до чего хороши! Такие сейчас в моде. Нигде, даже в Париже, вы не найдете лучших колец, поверьте мне, мсье… Мадемуазель, возьмите в руки… Я могу вам предложить подешевле, тоже очень красивые. Естественно, они худшего качества…
- Не надо, - ответил Жак.
- Сразу видно, что у вас хороший вкус. Подделка остается подделкой. А в этих кольцах все настоящее: оправа из серебра, инкрустации из золота, камни настоящие, а не какой-нибудь сплав… Могу вам предложить кольца получше, но они, конечно, будут дороже…
- Нет, не стоит, - вмешалась Жаклина.
Она никак не могла выбрать, и ювелир перешел в наступление:
- Мадемуазель, примерьте вот это колечко… Чудесно, как будто сделано на заказ, оно очень идет к вашей руке и, если мсье разрешит, осмелюсь добавить, к вашим глазам… Конечно, вы можете выбрать другое… Вот это вам нравится больше? Или вот это, оно скромнее, но до чего же изящно! Я с вами согласен, трудно на чем-нибудь остановиться… Только не обращайте внимания на размер. Если оно вам тесновато или велико, ничего, у нас есть нескольких размеров. Кроме того, мы можем подогнать любое кольцо.
Жаклина перемерила несколько колец, внимательно разглядела их и в конце концов снова надела первое.
- Нравится? - спросил Жак.
- А тебе?
С улыбкой, словно она разглядывала себя в зеркало, Жаклина вертела руку, любуясь кольцом.
- Это самое лучшее, - сказал Жак. - Сколько? - спросил он продавца.
- Девять тысяч девятьсот восемьдесят франков.
Жаклина поспешно сняла кольцо.
- Прошу вас, - сказал Жак, кладя на прилавок одну десятитысячную бумажку из тех двух, которые дал отец.
- Это безумие, - проговорила Жаклина, когда они вышли, - настоящее безумие.
- Почему?
- Ты только подумай… Этого хватило бы на месяц жизни целой семье бастующего рабочего.
- Ты не рада?
- Ну что ты, очень рада, конечно. Я тебя даже не поблагодарила, мой милый.
И забыв, что они не в Париже, Жаклина остановилась и на улице поцеловала Жака.
Леру опоздал к обеду.
- Фернан - странный человек, - сказал он, усаживаясь за стол. - До сих пор был настоящей размазней, а сейчас держится молодцом. Он и предложил вручать каждому стачечному комитету все приказы о принуждении к выполнению служебных обязанностей. Мы только что составили в связи с этим воззвание объединенного комитета. Вот почему я опоздал. Да, такого я не ожидал от Фернана…
- Ты о каком Фернане? - вмешалась Мирей.
- О почтальоне. Об этом парне из ФУ, который сегодня утром приходил сюда. Мы знакомы уже двадцать лет, но после раскола не разговаривали друг с другом. В тридцать четвертом… ты, наверное, помнишь, Жаклина?
- Мне же было четыре года.
- Ты права. Время летит. Так вот, в 1934 году он был с нами. Мы тогда образовали единый фронт против фашизма. Фернан-то, конечно, был социалистом, как и сейчас, кстати… Во время борьбы против фашизма и потом, когда произошло слияние, мы с ним были заодно.
- Какое слияние, папа? - спросила Мирей.
- Слияние профсоюзов, неужели ты забыла, я же тебе объяснял. В то время было два профсоюза: УВКТ и ВКТ, в общем вроде как сейчас. Так вот, мы образовали единую конфедерацию.
- А вторую уничтожили?
- Да нет, просто слили вместе. Трудно было. Но все-таки добились… На чем я остановился? Ах да, так вот, мы были с ним вместе, сперва в одном и том же антифашистском комитете, а потом в объединении профсоюзов. Вот после этого и состоялось наступление тридцать шестого года.
Теперь Жаку хотелось спросить, что это было за наступление, но он решил не перебивать.
- О тогдашних забастовках мне не к чему рассказывать, о них вы слышали, - продолжал Леру. - Как известно, далеко не все чиновники приняли участие в стачечном движении. В основном оно велось заводскими рабочими. Фернан и его почтовики палец о палец не ударили. Он-то не был против стачки, даже помогал, но с прохладцей. А вот тридцатого ноября он сдрейфил, да еще как!
- Тридцатого ноября? - спросил Жак.
- Да, тридцатого ноября тридцать восьмого года. Правительство - в него входили Даладье и Поль Рейно - вынесло постановление о принуждении к выполнению служебных обязанностей. Фернан струсил и отошел от нас. Долгое время мы с ним не встречались, и я даже не стал с ним спорить. Разразилась война, потом организовалось Сопротивление… Вначале он не проявил особого героизма, но вел себя неплохо. А когда меня арестовали и товарищи собирали деньги, чтобы помочь моей семье, он тоже внес какую-то сумму. После Освобождения мы с ним оказались в одном профсоюзе, все шло хорошо, но раз мы с ним жарко поспорили и он перешел в банду ФУ. Ну, после этого он и не пытался встречаться со мной. А неделю назад он оказался среди первых почтовиков, объявивших забастовку в Бордо. Железнодорожники последовали их примеру. Теперь к движению примыкают повсюду. Крестьяне тоже полезли драться. Так вот, товарищи Фернана уже четыре раза отказываются подчиняться приказу о выходе на работу. Нам-то, докерам, хорошо известно, как тяжело остаться без куска хлеба, когда у тебя ребята. Ну а они не сдаются. И не только не сдаются, а действуют единым фронтом с нами…
- Кстати, о забастовках, - сказал Жак, - я слышал, что вы сегодня говорили о сборе средств в пользу стачечников. Мне бы хотелось принять участие…
- Легче легкого. У меня как раз есть подписной лист.
- Вы об этом поговорите попозже, - вмешалась Жаклина, - котлеты остынут.
- Нет, доченька, такие вещи нельзя откладывать.
Жак взял подписной лист, который был разделен на несколько колонок. Три четверти из них были заполнены цифрами и подписями. Самый крупный взнос был в триста франков. Жак четко вывел свою фамилию и в колонке "профессия" вписал: "рабочий кондитерского цеха". Он дал свой парижский адрес и после секундного колебания поставил в колонке "взносы": "десять тысяч франков".
- Вот, мсье Леру, сегодня я еще способен внести такую сумму, а завтра, возможно, мне самому придется бастовать.
Жак отдал вторую бумажку отца. Докер был поражен и, аккуратно сложив деньги, спрятал их в конверт.
- Спасибо за наших ребят. Сделай одолжение, не называй меня "мсье Леру". Говори мне "товарищ". - Это было сказано от всей души.
- Мсье… простите, товарищ, - поправился Жак, - мне надо поговорить с вами наедине и немедленно.
Леру провел Жака в соседнюю комнату. Жаклина побледнела, но не остановила их… Они вернулись через несколько минут.
- Ага, теперь понимаю, почему ты накрыла скатерть и поставила цветы. А ты, Поль, не разыгрывай дурачка, беги в погреб и тащи сюда бутылку, которую я припрятал за мешком с углем. Там одна, не ошибешься. Я ее берег, чтобы распить после конца забастовки, но помолвку тоже необходимо спрыснуть.
- Какое у тебя красивое кольцо! - воскликнула Мирей. - Она схватила руку сестры и принялась восторженно разглядывать колечко, на которое Жаклина от избытка чувств уронила слезинку.