* * *
- Добрый вечер, товарищ!
"Ты тоже меня так называешь", - подумал Жак. Его это обрадовало, и не потому, что это обращение ему льстило, но оно выражало доверие к нему людей, которые, как ему казалось, принадлежали к семье Жаклины. Сперва его назвал товарищем Анатоль, потом Леру, а сейчас Луи Фурнье.
Жак протянул ему руку и спросил, где Ирэн.
- Как все мужья, я ее жду.
- Мы можем выехать сейчас, - сказал Жак, - я кончил все свои дела.
Вскоре в кафе, где они условились встретиться, пришла Ирэн. Она сияла.
- Все идет очень хорошо.
- Вернее, ничего не ходит, - рассмеялся Луи.
В этот час закрывались универсальные магазины и на площади Кенконс толпа служащих пыталась найти хоть какой-нибудь вид транспорта. На военных грузовиках, выстроенных в шеренгу, были прикреплены дощечки с написанными на них мелом названиями пригородов. Люди звали друг друга, что-то кричали, молоденькие солдаты в касках, толкаясь, подсаживали женщин в кузовы машин.
Жак настоял, чтобы Фурнье перед отъездом выпили с ним аперитива, и ему так хотелось поделиться радостью, что он сообщил им о своей помолвке.
- Кстати, вы мою невесту знаете.
Ирэн вспомнила, что она его встретила с какой-то незнакомой девушкой, и, боясь попасть впросак, сделала вид, будто старается вспомнить.
- Помните девушку, которая была со мной на собрании? - подсказал ей Жак. - Она разговаривала с вами, ее зовут Жаклиной. Жаклина Леру.
- А ее отец случайно не докер?
- Докер.
- Высокий и худой? У него нет пальца на руке?
- Он самый.
- Я его знаю. Он сидел в бержеракской тюрьме.
- В тюрьме? Отец Жаклины?
- Да, в сорок четвертом году. Как раз моя группа организовала его побег, его и еще шестидесяти товарищей. Красивая была работа, под самым носом у немцев.
Жак облегченно вздохнул и, раз уж заговорили о тюрьме, спросил, как дело Беро.
Луи и Ирэн не разрешили свидания с ним, но они разговаривали с товарищами, которые за него хлопотали, и им удалось передать Беро продукты и письмо. Его должен вскоре вызвать следователь. По словам Луи, настроение у их друга боевое.
Проехав Либурн, они остановились у ресторанчика и поужинали.
Луи, несмотря на протесты Жака, оплатил две трети счета. Он хотел было также взять на себя две трети стоимости горючего, когда они, немного отъехав, стали заправляться, но тут Жак решительно восстал.
- Ни в коем случае. У меня был бы тот же расход на бензин, если бы я ехал один, да и к тому же я не имел бы удовольствия разговаривать с вами.
Он сказал это не задумываясь и тут же вспомнил, что завтра, когда он выйдет на работу, у него в кармане будет только двадцать франков - все его состояние. Но зато за них он никому не обязан.
Они ехали всю ночь и правили по очереди с Луи. Машина была еще не обкатана, и ехать приходилось медленно. Время от времени они перебрасывались несколькими словами, выкуривали по сигарете. Ирэн на заднем сиденье облокотилась на рюкзак и пыталась заснуть. Жак думал о Жаклине. Скоро она вернется в Париж.
Всю вторую половину дня Жак провел в доме Жаклины. Она не захотела проводить его до кафе, где он условился встретиться с Фурнье. "Мне будет слишком тяжело прощаться", - сказала она. Сидя рядом у окна, они рассказали друг другу всю свою жизнь, ничего не утаивая… Жаку очень хотелось задержаться еще на один день и, воспользовавшись тем, что у него машина, повезти Жаклину за город, но им уже надо было думать о будущем. Жаклина в конце месяца возвращалась в Париж, и еще неизвестно, сохранится ли за ней место. Им нужно будет снять квартиру… Жаклина настояла, чтобы он уехал в тот же вечер: на шоссе большое движение, и спокойнее ехать ночью.
Уже светало. Проехав какой-то шлагбаум, Луи, сидевший за рулем, неожиданно затормозил. Он вышел размяться и сделал несколько шагов вдоль насыпи.
- Идите сюда, посмотрите! - крикнул он.
Из памяти Ирэн еще не изгладился поход по утренней росе, и она неохотно вышла из машины.
- Что случилось?
- Посмотрите!
- Что?
- Мне об этом говорили, но только теперь я вижу это собственными глазами.
- Что?
Луи величественным жестом показал на убегавший вдаль железнодорожный путь.
- Разве вы не видите - рельсы-то покрыты ржавчиной!
X
Элен Вильнуар забастовка не интересовала, но все ежеминутно напоминало о ней. Во-первых, ее муж отсутствовал дольше обычного. Началось с того, что он не вернулся в конце недели, и это было тем более удивительно, что они собирались вдвоем поехать на машине в Сабль д’Олон навестить детей. Элен газет не читала и почти никогда не выходила из дому. Она сделала несколько попыток дозвониться мужу, но, не добившись соединения, подумала, что повреждена линия, и решила отправить телеграмму. Она поручила это сделать садовнику. Тот, вернувшись, сокрушенно сообщил:
- Почта отказывается принимать телеграммы.
- Почему, собственно говоря?
- Разве мадам не знает? Забастовка. Сколько я ни говорил, что телеграмма адресована депутату, они все равно ее не приняли и сказали, что посылают частные телеграммы только с сообщениями о смерти или о болезни.
Элен узнала, что поезда тоже перестали ходить. Сперва она почувствовала облегчение, так как этим можно было объяснить задержку мужа. Она ждала, что он приедет на следующий день на машине. Но день прошел, а Вильнуар не появился. Он мог отправиться прямо в Сабль д’Олон. Это предположение заставило Элен обратиться к свекру, хотя ей это всегда было крайне неприятно.
- Мсье, Анри почему-то не вернулся, и я очень беспокоюсь… Возможно, он проехал прямо к детям.
- У такого человека, как он, сударыня, полно всяких обязанностей, и нужно уметь ждать.
- Мне было бы спокойнее в Сабль д’Олон.
- Вы хотите туда поехать? Пожалуйста, сударыня. Завтра в восемь утра машина моего сына заедет за вами и за вашими вещами.
Вильнуар-отец редко разговаривал с невесткой и относился к ней подчеркнуто холодно. Элен меньше страдала от насмешек свекрови, чем от аристократически вежливого обращения с нею свекра. Каждое его слово вонзалось в сердце, как кинжал. Так повелось с первого же дня ее замужества.
- Мадам, постарайтесь никогда не забывать, что ваш ребенок будет носить имя Вильнуаров, - заявил он Элен, когда Анри представил ее родителям.
Это было в октябре 1939 года. Анри числился офицером запаса, и в самом начале сентября его призвали. Шла война, у Элен должен был родиться ребенок… Хотя Вильнуары по-прежнему неодобрительно относились к выбору сына, но все же свадьба была отпразднована в замке, в самом узком кругу.
Элен тогда было всего двадцать три года. Ее роман с Анри начался за год до этого. Она жила с родителями, у которых в Перигё был небольшой магазин готового платья, и вела довольно независимый образ жизни. Она вместе со своими школьными подругами проводила время в компании молодых бездельников, которые благодаря свободе, предоставленной им родителями, отцовской машине и костюму, сшитому по парижской модели, считались в провинциальном городке законодателями мод. Элен была очень красива, у нее было много поклонников, но она еще ни на ком не остановила свой выбор.
Элен, обладая пылкой натурой, не так мечтала о блестящем будущем, как о настоящей любви. Анри без труда покорил ее, и она стала его любовницей. Он тоже поддался ее чарам. Пока он был ее возлюбленным, Элен слепо любила его; эта любовь превратилась в обожание, когда он стал ее мужем. Ради него Элен переносила все.
- Сударыня, - сказал ей свекор в первый же день, когда она вошла в столовую несколько позже остальных, - мы едим ровно в двенадцать, и будьте любезны не забывать об этом.
Элен попыталась извиниться.
- Не будем больше об этом говорить, сударыня. Не примите это за упрек.
- Это лишь небольшой урок, - добавила свекровь.
Элен было не по себе в этой чопорной обстановке. Ей все время приходилось обдумывать свои движения и слова. Очень скоро ее обязанности по отношению к семье мужа, в которой она оставалась чужой, стали для нее пыткой, и она мечтала избавиться от общения со свекром и свекровью. Элен не задавала вопросов, боясь резких ответов, от которых она совершенно терялась. Как только она открывала рот, свекровь неодобрительно смотрела на нее, заранее осуждая каждое слово невестки, и Элен старалась как можно меньше разговаривать… Еще и месяца не прожила она в семье Вильнуаров, как однажды, доведенная до слез, выбежала из гостиной, сославшись на недомогание… Но зато у нее был Анри, который по-прежнему любит ее и пишет ей об этом в своих письмах. Приезжая домой в отпуск, он ничего не замечал, а она, не желая его огорчать, молчала о своих страданиях. Он заранее радовался ребенку, осыпал молодую жену подарками и был с нею очень нежен.
Ги появился на свет в начале 1940 года. Элен была счастлива, родив Вильнуарам мальчика. Ей даже показалось, что она покорила родных мужа.
- Вылитый отец, - сказала свекровь, взяв на руки внука, но тут же добавила: - Ничего вашего.
Не был похож на нее и Серж, родившийся через год, в то время, когда его отец находился в плену в одном из немецких лагерей.
Элен, лишившись всякой поддержки, сдалась и полностью покорилась своей участи. После замужества она перестала встречаться с подругами, никого не приглашала к себе и уходила из замка только по понедельникам, чтобы навестить своих старых родителей. Она ни за что на свете не согласилась бы поделиться с ними своими разочарованиями, от которых мать когда-то предостерегала ее. Все дни Элен проводила в замке, целиком посвятив себя детям. Когда вернулся Анри, она расцвела от счастья.
Но он стал с нею менее нежен. Она объясняла это теми заботами, которые приносила его деятельность в Сопротивлении, и в те минуты, когда он был с нею, старалась как можно меньше говорить о том, что, по ее убеждению, мешало их любви. Но ее ласки и непрестанные заботы не привлекали, а скорее отталкивали его.
После Освобождения положение еще ухудшилось. Анри стал депутатом от своего департамента, и перед ним открылась политическая карьера, которая обещала быть блестящей. Но Элен это не радовало, и она старалась отвлечь его от политики. Она долго ждала мужа и теперь боялась его потерять. Она была его женой, матерью его детей, но ей хотелось быть также его любовницей и безраздельно владеть им. Отсюда начались их первые размолвки.
Как-то раз, когда она своим кокетством и игривым поведением напомнила ему прежнюю Элен, он предложил ей:
- Почему бы тебе не перебраться в Париж? Разрешились бы все вопросы.
- А как же с детьми?
- У них есть бонна. Ты еще молода, а совершенно погрязла в обыденной жизни, это вовсе не красит тебя.
- Милый, ты меня разлюбил.
- Да нет, откуда ты взяла? Но мне бы хотелось, чтобы ты стала другой.
- Другой?
- Тебе этого не понять.
Элен было страшно попасть в тот мир, в котором вращался муж. Ее свекр и свекровь столько оскорбляли и принижали ее, что она не представляла себе, как пойдет с мужем на какой-нибудь прием. А вдруг и он начнет ее стыдиться? И вместо того, чтобы разделять его честолюбивые стремления, она ревновала его ко всему, что отдаляло его от нее, упорно не хотела ни с кем общаться, и ее жизнь превратилась в мученичество. Анри старался как можно реже бывать с нею. Она с давних пор жила одна в комнатах, отведенных ей в крыле замка, там же ела вместе с няней и детьми и больше никого не видела. Анри проводил все время в Париже, поглощенный политикой, и приезжал на очень короткий срок. А когда она роптала, что он слишком долго отсутствовал, он грубил ей.
- Боже, ну чего ты ко мне привязалась?
Однажды у него вырвалась страшная фраза.
- Я тебя ненавижу.
Молодая женщина в полном отчаянии попыталась пустить в ход единственный оставшийся у нее козырь - свою красоту. Стараясь нравиться ему, она только ускорила развязку. Как-то вечером Анри заперся на ключ и не пустил ее к себе в спальню. Готовая на все, даже на побои, Элен униженно умоляла его:
- Скажи хоть, в чем ты меня упрекаешь.
Анри сжалился и сказал, что ошибся в ней, она может помешать его карьере… Жена политического деятеля должна уметь поддерживать разговор, принимать, бывать на людях - словом, помогать ему…
- Да, я виновата, - каялась она. - Я жила только для тебя, но не думала о твоем счастье и утомила тебя. Теперь я твердо решила сделать все, чтобы ты был счастлив. Я займусь собой, своим образованием… научусь принимать… Тебе не придется краснеть за свою жену… Поверь мне… - Он тихонько отстранил ее от себя, но был растроган ее покорностью, а она приняла это за поощрение и начала упорную борьбу за то, чтобы вернуть его любовь. Элен подписалась на литературные журналы, накупила руководств по правилам поведения и снова начала заниматься иностранными языками, которые изучала еще в школе. В этих занятиях она нашла некоторое успокоение, но вскоре выболтала свою тайну Анри:
- Знаешь, я учусь английскому.
- Лучше бы ты обратила внимание на Ги, он лентяйничает в лицее.
Все же Элен удалось вырвать у Анри обещание провести несколько дней вместе с нею и детьми в Сабль д’Олон. Этому обещанию она все еще верила…
На следующий день машина остановилась у виллы в Сабль д’Олон. По аллее, усыпанной гравием, уже бежал сторож.
- Мадам одна? - спросил он, открывая ворота.
- А разве муж не приехал?
- Нет, мадам.
Шофер снял фуражку и открыл Элен дверку машины.
- Я больше не нужен?
- Когда вам сказано вернуться?
- Мсье Вильнуар приказал мне сегодня же приехать в замок.
- В таком случае вы свободны.
Элен дала шоферу на чай и пошла за сторожем, который понес чемодан.
- А где дети?
- На пляже с бонной. Может быть, мадам позавтракает?
- Нет, я хочу отдохнуть. Пусть меня не беспокоят.
В окно, выходившее на пляж, Элен увидела Сержа, который барахтался в воде. Она хотела было его окликнуть, но бросилась на кровать и зарыдала.
Он не приехал. И, по-видимому, не приедет. Дела, политика… Жена теперь для него пустое место. "Но что же я ему сделала? Боже мой, что я ему сделала плохого?" Она посмотрела на себя в зеркало и испугалась своего вида. Слезы смыли краску со щек, и она выглядела старухой. Она уже и раньше замечала, что стареет: еще одна крошечная морщинка, первый седой волос… Но ведь и Анри с возрастом изменился. Он начал полнеть, седеть… У нее было время следить за собой, она всегда выглядела намного моложе мужа. А вот сейчас ей показалось, что она на десять лет старше Анри. Вдруг он любит другую? - закралось в ее душу подозрение. До сих пор это ей не приходило в голову. Он занят, у него неприятности, он устал, и этим она объясняла его дурное настроение. Элен почти никуда с ним не ходила и поэтому никогда не видела его в обществе чужих женщин. Зная, что он целиком поглощен работой и стал безразличен к чувственным удовольствиям, она и не предполагала о существовании соперницы более опасной, чем политика. Но эта мысль, только зародившись, начала ее жечь. Если это так, то все можно объяснить: его отъезды, упреки, презрение… В таком случае она будет защищать свое счастье, она будет драться и вернет Анри, даже если для этого потребуется отправиться на край света… Но сначала она должна все узнать. И на следующий день она узнала.
Элен обшарила и перерыла все вещи, которые Анри обычно оставлял в вилле, и у нее чуть не вырвался радостный крик, когда наконец она напала на разоблачающую его измятую и засунутую в карман пляжных трусов телеграмму, в которой было всего семь слов и подпись: "Жду тебя как всегда понедельник Париже Маринетта". Телеграмма была отправлена шестого августа 1952 года. В прошлом году в это же время Элен была здесь с Анри. Теперь она припомнила - да разве она могла забыть? Они только переехали, как Анри, сославшись на срочный вызов, сел в поезд и уехал в Париж. Вернулся он через несколько дней… Кто же подписал телеграмму?.. Имя знакомое. Маринеттой звали девочку, которая в начале войны приходила играть в парк замка. Но это невероятно… Хотя - сколько ей сейчас? Лет двадцать семь, двадцать восемь. Она вышла замуж за фабриканта, тот намного старше ее и живет под Вандомом. Правильно, и телеграмма из Вандома. Однажды Анри даже упомянул при ней о Маринетте и сказал, что она приходила к нему в Национальное собрание. Когда же это было? Сержу тогда было лет семь или восемь… Сейчас ему тринадцать…
Элен не плакала. Она долго просидела в раздумье. Ее размышления были прерваны Скарлетт, молоденькой бонной.
- Вы пойдете с детьми завтра утром?
- Нет, Скарлетт, мне придется отлучиться на два-три дня.
Вечером она послала за газетами.
На следующее утро, очень рано, она надела серый костюм, взяла дорожную сумку и отправилась на вокзал. Там почти никого не было. Стоявший на часах охранник сообщил:
- Поезда ходят только из Рош-на-Ионне.
Элен села в автобус и приехала туда часов в девять. Отдыхающие осаждали справочное бюро, билеты продавались только в одном окошечке, и очередь двигалась очень медленно. Элен попросила билет до Блуа. В окошечке вместо железнодорожного служащего сидел человек в штатском. Он заглянул в какой-то листок, порылся в ящичках, что-то записал в тетрадь и протянул ей билет.
- Могу вам выдать только до Нанта.
- Но газеты пишут, что дальние поезда снова ходят.
- Правильно, мы ждем поезд из Бордо.
Поезд, о часе прибытия которого никто не мог сообщить, прибыл часов в двенадцать. В составе было три полупустых вагона и несколько товарных платформ.
В Нанте было то же самое, но Элен узнала, что вечером отправляется скорый на Париж. Вокзал был занят охранниками, буфет не работал, и Элен пошла в город перекусить. Железнодорожники в форменных фуражках раздавали отпечатанные на папирографе листки: "Предупреждаем пассажиров, что ехать поездом опасно… сигнализация на путях не обеспечена… составы отправляются без осмотра… обслуживающий персонал сокращен, состоит не из железнодорожников, а набран среди охранников и штрейкбрехеров…" Но Элен не отступила бы и перед смертью. Поезд ночью остановился в Туре и дальше не пошел. Элен переночевала в гостинице и на следующий день поехала на такси в Вандом.
Заводы Рауля Делорма находились в пригороде. Он был у себя в кабинете и принял Элен немедленно.
- Чему я обязан вашим посещением?
- Ваша супруга дома?
- Нет, она уже десять дней в Довиле со своей теткой.
Не пускаясь в разъяснения, Элен протянула Раулю Делорму телеграмму. Тот, не торопясь, надел очки, прочел и скорчил гримасу. У него был двойной подбородок и мешки под глазами.
- Телеграмма мне ничего не говорит.
- Но она же подписана именем вашей жены.
- Маринетт много.
- В Вандоме?
- Ну а если даже это и она?
Делорм сел рядом с Элен, взял ее за руку. Она была так поражена, что даже не отняла ее.
- Вы все знали?
Он сокрушенно вздохнул.
- В таких вещах никогда нет полной уверенности… Но кое о чем я подозревал.
- И давно?
- Задолго до этой телеграммы. Я вижу, она от прошлого года.
- И вы ничего не предприняли?