И Шлоттау и Крингс отправляли домой письма по полевой почте. Тогда еще не было никаких видимых причин для того, чтобы простой пехотинец, в будущем заводской электрик Хайнц Шлоттау в июле 1955 года так уж рвался встретить на главном вокзале в Кобленце полковника, а в будущем генерал-фельдмаршала Фердинанда Крингса.
Зубной врач, видимо, остался доволен нарисованным мною двойным портретом, свою работу он, наоборот, не одобрил.
- На основании отпечатков на фольге совершенно ясно, что при обточке образовалось несколько зазубрин. Придется эти недоделки ликвидировать при шлифовке. А теперь промываем…
"Как вы считаете, доктор, может быть, нам вставить наплывом главный вокзал в Кобленце и несколько массовых сценок в фильм "Пемза", который все еще передают по телевизору. И…"
- Расслабьтесь, будьте добры. А язык, прижав, опустите.
Общий план: фасад главного вокзала в Кобленце. Закопченная кладка из песчаника. Над гранитным цоколем грубая каменная крошка. Скульптурные орнаменты. Все еще заметны следы военных разрушений. (На крытые толем крыши давит чересчур близкий задний план - цейхгауз, часть старой кобленцской крепости.) На привокзальной площади лихорадочное движение, сама кинокамера недвижима, стоит на месте. А на площади в это время стихийно возникают группки, перемещаются, рассыпаются, то тут, то там лозунги; иногда их развертывают, иногда свертывают. (Голуби, видя, что площадь занята, расселись по карнизам домов, склонив головы набок.) Шум: неразборчивое скандирование, выкрики ("А ну, иди сюда, Шорш…"), дружный смех, бульканье пива, бутылки передаются из рук в руки. (Воркованье голубей.) Полицейские стоят наготове около городской сберкассы. Всего две полицейские машины. Домохозяйки возвращаются из магазинов. Подростки ведут велосипеды за руль сбоку. (Продавец лотерейных билетов с засунутой за ленточку шляпы двадцатимарковой бумажкой.) Газетчики. На возвышении из ящиков кинохроника устанавливает свою камеру. Отрывочные возгласы, напоминающие команды. Волнообразное движение толпы; теперь транспаранты развернуты, и на них можно кое-что прочесть: "Арктика нам нипочем!", "Сила через террор", "Курляндия тебя приветствует!", "Крингс-ни-шагу-назад!" Скандирующие люди почувствовали ритм: "Покончим навсегда с болтовней о геройстве! Покончим навсегда с болтовней о геройстве!", "Без нас! Без нас!" (Многие разочарованы, видя, что кинохроника бездействует. Воркотня по адресу киношников: "Начинайте же, вы, подонки…" Голуби улетают и прилетают.)
Средний план - видна кучка людей, которую привел электрик Шлоттау. "Крингса назад в Сибирь! Крингса назад в Сибирь!"
На углу Маркенбильдхенвег в толпе домашних хозяек стоит Зиглинда Крингс. На ней темные очки. Она медленно проталкивается сквозь толпу мужчин, по большей части инвалидов войны. (Кто на костылях, у кого - искусственный глаз, у кого - пустой подколотый рукав, у кого изуродовано лицо.) Толпа встревожена, выкрики у входа в вокзал. Людская масса протискивается в здание вокзала. Водовороты. Ругань. Толкотня. Того и гляди вспыхнет потасовка. Смех у окошка касс; покупаются и раздаются перронные билеты. (Методы ярмарочных зазывал: "Ктоещехочетукогоещенет!")
Полицейские не вмешиваются, они следуют за толпой, движущейся к контролю, где предъявляются перронные билеты, здесь опять же толкотня. Один из полицейских регулирует движение:
"Полегче, господа, полегче, ваш Крингс от вас не уйдет…"
Топот ног и быстрые хромающие шаги в главном тоннеле, из которого ведут лестницы на разные платформы; все устремляются к четвертой платформе.
В то время, когда толпа движется с привокзальной площади к вокзалу, доносятся обрывки фраз: "И почему эти русские отпустили его…", "Палач, загонял в самое пекло…", "Собака, сколько подорвалось на минах…", "В Восточной Германии они его…", "Вместе с Нушке в одном эшелоне…", "Из-за перевооружения…", "Могу побожиться, в международном вагоне…", "Почему бы у них не быть армии, раз они у нас…", "Без меня!..", "Дураки всегда найдутся…", "Эту скотину я знаю по Заполярью, с Северного фронта…", "Арьергардные бои в Никополе…", "Меня эта свинья в Курляндии…", "Когда же он приедет…", "Врежь ему протезом…", "Нас он в Праге…", "Путь свободен…", "Чего уставился, дружище…", "Поезд подходит…"
Толпа молча ждет прибытия поезда. Взгляды устремились назад, опять вперед. С поезда сходят всего несколько пассажиров. Люди, щурясь, высматривают знакомое лицо. Несколько человек ходят по купе, ищут… Старший проводник, стоя на ступеньке последнего вагона отходящего поезда, кричит: "Зря трепыхаетесь, ребята! Ваш Крингс подхватил свой картонный чемодан и сошел еще в Андернахе".
Вокзальный шум покрывают отдельные негодующие возгласы. (А все это заглушает неумолчный треск наконечника для шлифования, работающего на самых высоких оборотах. Дантист шлифует жевательную поверхность моего нижнего зуба мудрости. Самое время пополоскать. Зубной врач тоже против того, чтобы делать поспешные выводы, несмотря на разочарование, нескончаемое, как железнодорожный перрон.)
- Одним словом, люди с митинга протеста разошлись столь же организованно, как они разошлись на прошлой неделе с митинга против Кизингера. Я был там с несколькими учениками и своей коллегой-учительницей. Еще одна бесполезная затея: этот господин возложил свой веночек не перед Памятником жертвам на Штайплаце, как предполагалось, согласно газетным сообщениям, а украдкой отнес его в тюрьму Плётцензее. Ирмгард Зайферт тем не менее осталась довольна: "Наш протест будет услышан". Шербаум отнесся к происшедшему трезво: "Пустой номер". А когда я на следующий день хотел показать значение протеста, пусть даже и безуспешного на первый взгляд, и выступил перед своим 12 "А", Веро Леванд прервала меня, зачитав цитату из Маркса и Энгельса. (Она всегда носит с собой бумажки с цитатами.) Мелкобуржуазные революционеры склонны принимать отдельные этапы революционного процесса за его конечный результат и поэтому участвуют в революции… Мелкий буржуа - это я. И вы тоже, доктор. С этой классификацией нам придется смириться, если вы пожелаете прийти в мой класс, да еще, чего доброго, с Сенекой…
- А вы бы ответили вашей ученице, любительнице цитат, словами Ницше: переоценка ценностей может быть достигнута лишь тогда, когда возникает связь между людьми, нуждающимися в новом, и новыми людьми, которые становятся нуждающимися…
- Неважно, что заставило людей выйти на улицу. Неделю назад это был протест против Кизингера, летом пятьдесят пятого - протест против Крингса, результат один: пустой номер…
- А мы все же сточим ваш нижний зуб мудрости конусом к жевательной поверхности.
- Газеты пестрели заголовками. Один из них был такой: "Генерал-фельдмаршал Крингс ускользнул от солдатского гнева…" Другой ироничный: "Крингс сказал: "Без меня!". Третий обстоятельный: "В Кобленцской трагикомедии отсутствовал главный исполнитель…" "Генераль-анцайгер" деловито констатировала: "Поезд прибыл по расписанию, но без генерал-фельдмаршала. Еще одна демонстрация протеста окончилась ничем…"
- А что было с вашим другом Шлоттау?
При сошлифовке жевательной поверхности нижнего шестого я вызвал в памяти наплыв: бывшие солдаты расходятся с четвертой платформы. В толпе, скопившейся у лестницы, ведущей к главному тоннелю, столкнулись Линда и Шлоттау.
Линда. Захватить вас с собой?
Шлоттау. Вот дерьмовое положение, черт возьми!
Линда. Моя машина стоит за гостиницей Хоймана.
Шлоттау. С такими, как вы, куколка, нам не по дороге.
Линда. А я-то думала, что вы приглашаете меня в кино.
Шлоттау. Это в его духе, драпануть вовремя.
Теперь новый наплыв: видно, как Шлоттау и Линда, спускаясь по лестнице, исчезают в тоннеле.
Разумеется, они все же поехали вместе. И между прочим, в "боргварде"; машин этой марки сегодня и не встретишь. Правда, на привокзальной площади он вдруг бросил ее; точнее, ни слова не говоря, круто повернул и пошел в другую сторону (через стайки голубей), она продолжала, уже в одиночестве, следовать прямым ходом вперед. Но это не обязательно показывать в фильме. Лучше вырезать. Так же, как и короткие фразы, которыми перебрасывается со своим однополчанином Шлоттау: "Старик показал нам кукиш…", "Мы с ним еще поговорим…" (Кстати Шлоттау купил на привокзальной площади лотерейный билет - пустой.)
Перед нами андернахское шоссе, машина - "боргвард" - идет по направлению к Майену. Зиглинда Крингс за рулем, рядом с ней на переднем сиденье Хайнц Шлоттау. За их спиной установлена неподвижная кинокамера.
Линда. Навряд ли он станет ждать меня в Андернахе.
Пауза, во время которой можно порассуждать на тему о том, сколько ответвлений у шоссе на Андернах, и о банкротстве автомобильных заводов Боргварда, не помню уж в каком году.
Шлоттау. Допускаю, что он остался в Восточной Германии. Может, они его наняли. Им теперь понадобятся люди с опытом. Паулюс у них.
Пауза, во время которой, подобно надписям на карикатурах, появляются буковки - контрреволюционный тезис Тэн-цзо: "Да здравствуют ученые всех мастей", и как иллюстрация к нему - сценка на Восточном вокзале в Берлине: "Крингса встречают в ГДР".
Линда. Когда же вы наконец пригласите меня в кино?
Шлоттау. Если Крингс согласится создавать новую армию…
Линда. Я хочу знать, когда вы пригласите меня в кино. Кино - моя страсть, и вообще…
Пауза, во время которой читатель пытается вспомнить, какие ленты показывали в середине пятидесятых: "Зисси", "Лесничий в Зильбервальде"…
Шлоттау. Ну, а ваш жених, барышня, я хочу сказать…
Линда. Всякий раз, когда он свободен от меня, он только радуется.
Пауза. Шлоттау предоставляется возможность догадываться об отношениях Линды с женихом.
Я полощу, так как меня просит об этом зубной врач; беловатая пена, крови нет, полосканье прерывает реплика моего ученика Шербаума: "Я все это усек: НСКК, БДМ, РАД, ХКЛ…, но скажите, что творится в дельте Меконга…" - "Конечно, Шербаум, конечно. Это важно… Но только если мы поймем, почему покушение на Гитлера в главной ставке фюрера (аббревиатура ФХКВ)…"
Шлоттау. Между прочим, вы слышали, барышня, анекдот о пруссаке-крестьянине, который повел свою корову на случку. А когда жена спросила его…
Линда. И вообще мой жених интересуется исключительно использованием базальта и туфов в Древнем Риме.
Пауза, во время которой не успеваешь даже задуматься над тем, до какой степени было развито производство жерновов у древних римлян, особенно после неудачного восстания треверов, ибо "боргвард" обгоняет велосипедиста, Шлоттау оглядывается назад. На его лице удивление, беспокойство, ненависть сменяют друг друга.
После долгой паузы, которая может быть использована для размышлений о концовке анекдота с коровой, Шлоттау говорит довольно ровным голосом:
"Это был он… А теперь остановитесь… Я хочу выйти".
Линда тормозит.
"Вы могли бы представить меня отцу".
Шлоттау. Поджилки затряслись, струсили перед стариком.
Линда. Да… Я боюсь. Точь-в-точь как вы… Ну давайте, сматывайтесь.
Шлоттау не торопясь вылезает из машины.
"Если соберетесь опять на склад пемзы… Словом, около двух я возвращаюсь с контрольного обхода и могу на полчасика…" - Не окончив фразу, он пускается в путь по направлению к Плайдту.
Шлоттау идет, но я отказываюсь следовать за ним, зубной врач отводит от моего зуба шлифовальный наконечник, потому что ему звонит пациентка, а Линда включает "дворники", словно хочет стереть со стекла изображение Шлоттау. При этом она не отрываясь смотрит в зеркало заднего вида, и в этом зеркальце кинокамера запечатлевает входящего в легкий вираж велосипедиста, который энергично нажимает на педали. Он катит против ветра. Три мотива звучат одновременно: шум ветра, дыхание Линды, голос зубного врача, который никак не может договориться о часе приема.
Считая от сегодняшнего дня, примерно двадцать два года назад, а от тогдашнего времени более десяти лет, то есть 8 мая 1945 года, за несколько часов до капитуляции великогерманского вермахта, генерал-фельдмаршал Крингс в сером штатском костюме покинул свои все еще сражавшиеся войска и свою ставку в Рудных горах, покинул на последнем имевшемся в наличии самолетике "физелер-шторхе"; он полетел в Миттензиль в Тироле, чтобы там, согласно приказу фюрера - так он заявил на суде, - взять на себя командование "Альпийской крепостью"; однако не нашел в тех местах ни крепости, ни даже боеспособных дивизий, что подтверждается свидетельскими показаниями; посему Крингс, не потерявшись, сменил свой штатский серый костюм на местную одежду: кожаные шорты и все прочее - и удрал в горы, где засел в альпийской хижине, ожидая там, видимо, чуда или, как он показал на суде, "естественного развития событий - братания американских вооруженных сил с остатками немецких вооруженных сил". Однако 15 мая, поскольку американо-германского альянса не произошло ни естественным путем, ни путем чуда, генерал-фельдмаршал реквизировал у одного местного жителя велосипед, на котором и покатил в одежде простого крестьянина, без армий и орденов в Санкт-Иоганн, чтобы сдаться в плен американцам, точно таким же образом десять лет спустя он покатил к себе домой на велосипеде, который ему не так уж трудно было одолжить в Андернахе; он катил против ветра по направлению к Майену; сейчас мы видим в зеркале заднего вида "боргварда", как сильно и равномерно он нажимает на педали; фигура Крингса с каждой минутой увеличивается…
(Как вы считаете, можно ли, надо ли оставить теперь Линду одну в "боргварде" - она не отрывает взгляда от зеркала заднего вида и лепечет что-то вроде: "Что мне делать, броситься ему на шею? Или просто зареветь…")
Тем временем мой зубной врач утряс наконец по телефону час приема. Телефильм "Пемза" с восторгом живописал пейзажи предгорий Эйфеля; я и генерал-фельдмаршал на велосипеде наслаждались встречей с Корельсбергом. Когда Линда вышла из машины, аппарат зубного врача сточил еще один слой с моего нижнего шестого зуба. Линда открыла багажник. Отодвинула запаску. Повернулась лицом к велосипедисту, фигура которого надвигалась на нас. Час истории пробил. Гегелевский "мировой дух" скакал по полям, под которыми покоились залежи пемзы, ждущие, когда их наконец начнут добывать.
- Хватит, доктор, миленький, хватит!
Велосипедист затормозил. Линда застыла на месте. Ее отец грузно слез с велосипеда, сохранив два шага дистанции между собой и ею. (Ветер, мелькание кадров на телеэкране, пауза и перескок назад, в зубоврачебный кабинет, а оттуда к моему 12 "А", ибо еще совсем недавно мы беседовали о прототипе бывшего солдата: "Неизгладимый отпечаток на мое поколение наложил борхертовский Бекман". "Каково ваше отношение к Бекману, Шербаум? Говорит ли вам что-то этот образ сегодня?..")
И этот бывший солдат носит очки. Вот он стоит в сером костюме, который ему тесен, без шляпы, в грубых башмаках со шнурками. Велосипедные зажимы для брюк он, наверно, одолжил в Андернахе. Бросается в глаза новый, чересчур элегантный галстук. К багажнику велосипеда размочаленной веревкой привязан картонный чемодан. Твердое лицо Крингса ровным счетом ничего не выражает.
Линда. Мы можем уложить велосипед в багажник машины. Я - ваша дочь Зиглинда.
Крингс. Как мило, что меня встречают.
Линда. Мы, очевидно, разминулись в Андернахе. Сначала я поехала в…
Крингс. Я не хотел явиться без галстука, я был…
Подбородком указывает на свой галстук.
Линда. Красивый.
Она не улыбается.
Крингс. Сестра писала мне, что у тебя длинные волосы и что ты заплетаешь их в косу.
Линда. Я постриглась перед помолвкой. Давайте я вам…
Крингс. Пожалуйста.
Без суеты, деловито Линда пытается уместить велосипед и чемодан в багажник. Крышка багажника не закрывается. Крингс смотрит на Корельсберг. Что-то его забавляет; видимо, тот факт, что гора стоит на том же месте. В это время зритель может поразмыслить о содержимом чемодана: не возбраняется также подумать о зияющем багажнике, об его откинутой крышке, которую Линда пытается с помощью размочаленной веревки прикрепить к заднему бамперу. (Между прочим, когда я познакомился с Линдой, у нее была прическа a la Моцарт. По моей просьбе она остригла косу.)
Линда. Несколько километров проехать можно, он не вывалится… Многое за это время изменилось, вы увидите…
Крингс. Картофельная ботва по-прежнему покрыта цементной пылью.
Линда. И это скоро, наверно, изменится.
Крингс. Твой жених… Он, кажется, служил у "Диккерхоффа"?.. Хочет, чтобы завод работал без пыли.
Линда. Сначала его надо перестроить, цемент будет производиться сухим способом, а потом…
Крингс. Сначала нам надо доехать. Посмотрим все на месте. Не так ли?.. Моей дочери положено говорить со мной на "ты". Разве это трудно?
Линда. Я сама хотела попробовать.
Крингс. Так давай.
Линда. Хорошо, отец.
Они садятся в машину.
Нельзя ли переместить всю эту сцену в "Серый парк", но уже без велосипеда, пейзажа и машины?
- Как вы считаете, доктор? Крингс появляется с чемоданом… Может быть, он ведет велосипед… Натыкается на Линду под ветвями буков, поникших от тяжести цементной пыли. Без запинки он выпаливает: "Как мило, что меня никто не встретил". На это Линда отвечает: "Я была в Кобленце. Там собралась толпа. Могли возникнуть беспорядки".
Крингс. Полиция этого странного государства попросила меня сойти с поезда в Андернахе.
Линда. Я была рада, что поезд пришел без вас, кое-кто…
Крингс. Сестра писала мне, что у тебя длинные волосы и что ты заплетаешь их в косу…
Зубной врач был против "Серого парка", ведь на самом деле Линда подхватила его по дороге.
Итак, они едут по направлению к Плайдту. Камера следует за ними только до тех пор, пока они не исчезают, и на экране крупным планом видны лишь Корельсберг и заводы Крингса с обеими трубами, из которых валит дым, на фоне предгорий Эйфеля.
- Дело сделано, мой дорогой. Теперь нам нужны лишь формы из фольги для проверки. Потом мы наполним их "руварексом" и таким образом получим точные копии ваших зубов.